«Сентябрь 2017 года»
Как это попало сюда? Кто-то принес по ошибке или просто случайность? Чонин отмахивается от мыслей, сгребает оставшиеся фотографии в кучу, продолжая рассматривать. Небольшие поля, где несколько парней наверняка играют в догонялки, одевшись в простые футболки посреди осени. Чонин знает это, потому что октябрь всегда холодный и безжизненный, дарит только сухую траву и редкие дожди. Возле их городка всегда так. Он узнает несколько следующих мест по фотографиям, трет переносицу, перебирая их. Один и тот же человек изображен почти везде, словно он единственный, кто обязательно должен быть в кадре, и Чонин немного завидует, переходя к новой фотографии. Она перевернута к нему изнанкой, он не видит лиц, лишь надпись, почти полностью стертую.«Я всегда буду любить тебя, Джинни.» — Чонин улыбается такой мелочи. — «Люби меня тоже, пожалуйста». «Минхо».
Но цветная сторона приводит его в ужас. Чонин хочет вскрикнуть, но вовремя закрывает рот ладонями, боясь привлечь старого охранника, и шумно вздыхает. Это же шутка? Простая, глупая шутка, которую его друзья подготовили специально, чтобы подразнить? Они ведь знают, где Чонин проводит все свое время. Хёнджин смотрит на него с фотографии, точно с такой же улыбкой, как у того парня, еще с первой. Они держатся за руки, лежат друг на друге и улыбаются. Но Чонин никогда не слышал о нем, не видел рядом с другом, и Хёнджин никогда не упоминал о нем в разговорах. Как и все остальные. Юноша сглатывает, машет головой, отгоняя все мысли, потому что просто не может думать об этом сейчас. Чонин больше не рассматривает их, возвращает на место, открывая тяжелую записную книжку с крафт-бумагой. Внутри целая куча таких же фотографий, несколько вырезанных квадратов в страницах, куда вложена черная пленка. Текст хорошо виден, написан точно таким же почерком, как на обратной стороне нескольких фото, и сильно продавлен. Чонин мысленно просит прощения у Чана, задерживаясь еще на несколько минут. «Слишком неловко делать нечто подобное,» — Чонин понимает: начинать всегда тяжело. — «но я хочу оставить маленький след в нашей истории. Может быть когда-то ты вспомнишь обо мне, о наших веселых днях в большой компании, куда ты затащил меня, не особо спрашивая. Но я правда рад, что так получилось, потому что вы все — моя семья. А ты знаешь, что ее у меня никогда не было. Хотя нет, не знаешь. Ты ведь ничего не помнишь, как и все остальные. Прости, мне не стоит писать это так, словно ты в чем-то виноват, точнее вы все. Нет, причина только во мне, но ты никогда не узнаешь об этом, Джинни. Я надеюсь, что не узнаешь, потому что это причинит тебе боль, а я все равно не смогу молчать, желая выплеснуть эмоции хоть куда-то. И вот, пишу эти идиотские письма, в надежде, что кто-нибудь найдет их, покажет тебе и ты снова вспомнишь. Найдешь меня, если захочешь. Но все это скорее будет выглядеть как глупая история, которую можно будет опубликовать как незамысловатую книгу с трагичным концом, где мы никогда больше не встретимся и причина этому — я». Чонин хмурится, перелистывает страницу, случайно задевая небольшой высушенный цветок, который хорошо сохранился. Чонин знает его название. «Васильки. Ты ведь любишь их, правда? Я знаю, что любишь, потому что ты всегда светился от счастья, когда я приносил их тебе, сорванные прямо с полей. Или может быть, ты был счастлив, потому что это был я? Кто знает, сейчас это не так важно.» — Хёнджин любит васильки. Они всегда дарят ему их в праздники, а после видят множество картин с синими цветами в мастерской. Хёнджин практически дышит ими. — «Я снова отвлекся, прости. Не могу не вспоминать такие мелочи, когда думаю о тебе, Джинни. Ты всегда был таким прекрасным, что я иногда терялся между реальностью и сном. Это правда прекрасно — знать, что с тобой все хорошо. Что ты вернулся к спокойной жизни без меня и наслаждаешься этим, хотя я знаю, что смог заставить тебя и всех остальных забыть не все. Что-то останется с вами навсегда, но обещаю, это не навредит вам. Я люблю вас, парни, за то, что подарили мне дом. Тебя, Хёнджин, за то, что влюбил в себя и любил в ответ. Это правда сложно: писать вот так и словно отпускать это в пустоту. Сколько я занимаюсь этим? Может быть год, а может быть с того момента, как понял, что растворяюсь в тебе. Ох, я снова поддаюсь эмоциям. Думаю, мне стоит начать рассказ нашей небольшой истории, и я очень надеюсь, что вы все никогда не вспомните об этом, каким бы эгоистом я сейчас не был. Кто бы не открыл эти письма, прошу: не идите сразу в конец. Очень важно знать всю историю». Душно. Чонин оттягивает воротник толстовки, пытаясь избавиться от нарастающего ощущения нехватки воздуха. Пальцы сжимают веки, давят на глаза, смахивают влагу. Он чувствует боль, почему-то разделяет ее с автором писем, проникаясь глубже, чем хотел. Он не знает, что все это значит, но хочет разобраться, изучить и открыть рамки, разглядеть все детали и дойти до последнего листа. Новое сообщение отрезвляет его. Чонин смотрит на экран, видит три пропущенных и шесть сообщений, быстро вскакивает на ноги, запихивает все в рюкзак максимально небрежно и выбегает на улицу, кидая прощание в сторону спящего охранника. Чан встревожен, но ничего не спрашивает, ловит губами быстрый поцелуй, помогает Чонину аккуратно сесть в машину и обходит ее спереди, оказывается за рулем, включая зажигание. — Хочешь мороженое? Это слишком мило для него. Чан всегда милый, каким бы ни был. Чонин слишком сильно любит его, чтобы хоть когда-нибудь сказать «нет». — Все что захочешь, Чани. Если хочет Чан, тогда хочет и Чонин.***
«Я никогда не мог сказать тебе «нет». Твоя улыбка всегда так сильно сияла, и я каждый раз сдавался, был слишком слаб перед тобой, но знал — ты не будешь пользоваться этим. Твое сердце также невинно, как и маленький котенок, что прибился к нам во время прогулки, и мы решили взять его домой, подарить любовь, которую всегда с излишком тратили друг на друга. Мне выпала удача раскрыть твою душу, увидеть все уголки и полюбить еще сильнее. Я никогда не встречал кого-то насколько отзывчивого, а ведь провел немало лет среди людей. И жизней тоже. Позже ты поймешь, о чем я говорю, только подожди. Давай немного расскажу о том, как все началось...»***
— Минхо, прости, но ты обязан там быть. — Джисон почему-то становится на колени, хватает его за брюки, начиная трясти так, словно хочет вызвать цунами. Минхо никогда не поймет, почему люди бывают такими странными. Но Джисон — его любимый друг, и он из тех, кто всегда знает немного больше всех остальных. — Друг, пожалуйста. Выручи меня, я ведь обещал. — Он надувает щеки, знает, что это запрещенный прием, но в этот раз ничего не работает, Минхо специально отвернул голову. — Хани, я не могу. — Минхо отходит немного назад, убирая от себя руки Джисона, и совсем отворачивается. Знает ведь, что согласится, если посмотрит на него. Он хочет пойти, Джисон часто говорил о своих друзьях, рассказывал глупости, но убедил его в том, каждый из них — хороший человек. Его сердце трепетало каждый раз от проскальзывающей мысли о том, что они могут найти общий язык друг с другом. — Ну пожалуйста, — Джисон переходит в новую стадию уговоров, жалостливо хнычет, но тоже проваливается. Минхо закрывает уши, пряча их ладонями. — Хани, не получится. — Его голос трепещущий, полон извинений, но непоколебим. Джисон переходит к последнему пункту, обхватывает друга поперек живота, утыкаясь подбородком в плечо. Минхо почти что пугается, но это же Хани, он никогда не навредит ему. — Я умоляю тебя. Минхо почти сдается, почти... — У меня много работы сегодня, я не успею. — Он плавно поворачивается в руках Джисона, совершает ошибку, потому что глаза друга горят печалью. Минхо жалеет, что не может провести с ним время, познакомиться со всеми остальными. Он просто дает маленькое обещание, обнимая Джисона в ответ. — Я постараюсь, но точно не приду к началу. — Даже если ты появишься в самом конце, мы начнем вечеринку заново. Джисон всегда слишком хорош для него, у Минхо щемит сердце. Они отодвигаются друг от друга, смотрят в глаза несколько секунд, и Минхо кивает в подтверждение. Да, он придет. Джисон благодарит его, счастливо улыбается и провожает до двери, отдавая сумку. Минхо немного счастлив, поправляет маленький кулон на шее, слабо теребя его от предвкушения, и садится в машину. Дороги как обычно переполнены, ему снова сигналят каждый раз, когда Минхо останавливается у перехода, чтобы пропустить школьников. Это почти как традиция, которую он выполняет каждое утро, ведя дорогу к работе. Движения плавные, спокойные, ему ничего не стоит вести машину так, словно он родился за рулем, хотя прошедшие годы прекрасно сказываются на его навыках. Парковка как всегда забита, Минхо объезжает ее несколько раз, вздыхает, не замечая свободного места, и проезжает в самый конец, чтобы спуститься на нижний ярус и оставить свою машину там. Ему никогда не нравилось так делать, нечто подобное забирает больше времени, потому что он теряется между колонн, всегда забывая, в какой стороне выход. Мужчина проверяет документы, берет сумку с собой и выходит из машины, направляясь прямо к лифту. Он любит использовать лестницы, но он и так сильно опаздывает, чтобы позволить себе небольшую прогулку. В офисе его всегда встречают с улыбкой, Минхо любит этих людей, закрывая глаза на глупые сплетни о нем. Они не могут сказать ничего нового, только обсудить новый статус и сказать несколько насмешливых фраз, которые мужчина всегда принимает за комплименты. В его голове никогда не было мыслей, что люди хотят сделать плохо и больно, засунуть отравленное лезвие поглубже в спину и прокрутить. Минхо слишком любит людей, но также много обжигался о них, что начал терять крылья. Они сильно обветрились, облупились местами, и блестящая пленка облазит, принося много боли ночами, из-за чего он не может спать. Крылья больше не двигаются, не трепещут как раньше, лишь изредка реагируют на Джисона, также сильно верят ему, как верит Минхо. Он знает, его не примут настоящего, такого странного и непонятного, поэтому и притворяется человеком, все больше влюбляется в такой странный людской мир и страдает, теряя свою былую яркость в облике. Минхо так много тратит времени на работу, создает новые проекты и хочет увидеть благодарность в чужих глазах, но всегда натыкается на фразу «ты должен», и старается еще сильнее. Сам не знает почему, просто так хочется, просто так требует его сердце, что покрывается небольшой черной пленкой, заражаясь от высокомерия и жадности, сталкиваясь с этим каждый день. Но сегодня Минхо пришел не за этим. Он бы отдал всего себя, погряз в боли и печали, но какая-то маленькая часть души говорит ему уйти, выбрать новое место и любить себя. Минхо прислушивается, снова занимает свое рабочее место, заканчивая последние проекты за эти месяцы, прощается с несколькими людьми, одаривая их улыбкой, и оставляет бейджик на столе директора. Мужчина перед ним сильно краснеет, не ожидавший его ухода и посчитав ранее, что Минхо просто играется. Но Минхо не знает, что это такое, и просто прощается с ним, делает глубокий поклон, ведь каким бы человек не был, он уважает его. Часы уходят за восемь вечера, Минхо спешит спуститься вниз, к своей машине. Лифт набит людьми, все расходятся по домам, и мужчина не находит себе места внутри. Он бросается вниз по лестнице, почти падает несколько раз, но бежит изо всех сил. Правда хочет хоть немного успеть. Минхо добегает быстрее, чем лифт оказывается внизу и вздыхает, оттягивая ворот белой рубашки, что немного душит его. Машина отказывается заводиться, глохнет несколько раз, и Минхо дергает носом, пытаясь избавиться от отчаянного желания пустить слезу. Он не должен плакать сегодня, ведь какой праздник может быть при слезах? Минхо осматривается вокруг, использует совсем немного магии, заставляя машину работать, и улыбается, чувствуя небольшую боль в ребрах. Он становится третьим в очередь на выезд, дает проверить свою карточку и наконец выезжает. Джисон утром прислал ему адрес с тысячью пожеланиями и Минхо снова счастлив от этого, шлет сообщение в ответ, что скоро будет, и поворачивает на светофоре, плавно обгоняя машины. Хан звонит ему по пути несколько раз, но мужчина отвечает только на последний звонок, когда паркуется у магазинчика с выпечкой. — Что такое, Хани? Голос на той стороне выглядит слишком удивленно, человек явно не ожидал, что Минхо будет говорить так нежно. —Ох, эм, — неизвестный заикается, — это не Джисон, это Сынмин. — Сынмин хороший. Минхо понял это по рассказам друга. — Джисон немного пьян, поэтому я говорю вместо него. — Все хорошо? Нужна помощь? — Минхо звучит озабоченно, прикладывает карту для оплаты и забирает пакет, прощаясь с работником. — Кто-то пострадал? — Нет-нет, все хорошо. — Минхо чувствует, как Сынмин улыбается. — Мы просто немного сменили локацию. Можешь сказать, где ты? — Ой, — Минхо осматривается, он явно незнаком с этими улицами, — здесь напротив есть клуб с вывеской: «Для натуралов». Ты знаешь, где это? Сынмин почему-то смеется, так искренне, что Минхо улыбается сам. — Да, мы совсем недалеко. Я живу через три дома, мы все здесь. — Сынмин добрый, Минхо понимает это самостоятельно, не пронося в мыслях слова Джисона о нем. Он чувствует, как чужие эмоции проникают в него через пластик. — Я сейчас пришлю тебе новый адрес, ладно? Минхо мычит в согласии, благодарит его и отключает звонок. Сообщение приходит с неизвестного номера со смешным смайликом, Минхо улыбается, чувствуя прилив теплоты в груди. Он сможет прийти немного раньше, чем рассчитывал. Пакеты аккуратно складываются на переднем сидении, Минхо плавно садится за руль, проезжая между жилых комплексов, чтобы найти себе парковочное место, и в этот раз ему сильно везет. Мужчина не тратит время на лестницу, вызывает лифт, потому что уверен — он доставит его на последний этаж быстрее, чем ноги. И правда, лифт не останавливается по пути ни на одном этаже, быстро доставляя его к нужной квартире. Внутри все трепещет от нетерпения, Минхо поправляет складки на одежде, выходит в небольшой коридор и оказывается прямо напротив нужной двери. Он аккуратно касается пальцем звонка, и дверь открывается прямо перед носом. Двое парней улыбаются ему. — Приветик, — юноша, немного похожий на фею, протягивает к нему свои руки, забирает пакеты и жмет руку, — я — Феликс. — Минхо уверен, что он мог бы стать замечательной фейри, если бы родился ею. — А это Сынмини. Минхо кланяется, улыбается широко и позволяет помочь снять с себя верхнюю одежду. Он все еще волнуется, оглядывается по сторонам, словно потерялся в лабиринте. Сынмин ведет его в общую комнату, где слишком темно и тихо, Минхо начинает бояться. Не слишком поспешный вывод о нем был? Нет, не был. Свет зажигается резко, немного слепит его, но Минхо разбирает несколько голосов и громкие крики. Джисон налетает на него с объятиями, поздравляет с завершением этой идиотской работы и дарит букет бело-голубых ирисов. Минхо смущается, краснеет кончиками ушей и тихо благодарит. Он знакомится со всеми, эмоции берут верх, и Минхо роняет небольшую слезу от счастья, пока никто не видит, буквально светясь. — Мы рады видеть тебя, — Чан, такой же интересный и красивый, каким Джисон описывал его: он показывал его фотографии и давал слушать музыку, которую тот пишет. Минхо уверен, что они подружатся. Ему нравятся люди, которые умеют так тонко чувствовать жизнь. — Да, Джисон так много говорил о тебе, — Чонин еще школьник, выпускной класс, но уже уверенный в себе и строящий планы на будущее. — Да, Джисон много говорил, а потом все стали о тебе говорить. — Чанбин показался ему дико прямолинейным. Минхо слегка краснеет щеками, теребя воротник. — Ох, прости, мне стоило подумать. — Все хорошо, правда! — Минхо спешит убедить его. Минхо очень хочет познакомиться с ними ближе. — Я просто сильно взволнован, Хани тоже так много мне рассказывал. Джисон гордо выпячивает грудь вперед, словно просит похвалы, но все игнорируют его. — Ты выглядишь очень мило на самом деле, — Хёнджин мягко касается его плеча, одаривая поддержкой. — Я буду рад провести с тобой время.***
«Это было немного глупо и безрассудно с моей стороны: так просто доверяться вам, ребята. Я столько всего пережил, когда находился рядом с людьми, что мои крылья стали отмирать, а моя душа — чернеть. Но вы, парни, те, кто снова дал мне надежду на лучшее. Я мог бы снова начать использовать всякие штучки, (как это называл Хани), чтобы почувствовать себя магическим существом, как было в прошлом. Там мне было интереснее всего, пока не появились вы. Это было странным, но приятным ощущением, хоть в тот вечер мне было сильно плохо от переизбытка эмоций, каждый из вас хотел помочь мне и носился как с ребенком, хотя я им не был. Но моя история не займет много времени. Пора посмотреть самую первую из них». Чонин откладывает очки в сторону, разминая мышцы. Он снова в этом проклятом месте, сидит и разбирает старые записи, пытается нарыть что-то новое о неизвестном ему человеке, потому что это начинает пугать его. Чонин тоже знал его, Чан знал и все остальные тоже. Так почему забыли и не заметили, как такую дыру в своей груди? Чонин начинает замечать все эти мелочи, оставленные вокруг них. Джисон вечно покупает ирисы, ставит в воду, дожидаясь момента их смерти, и всегда после этого шутит о том, что бесконечности нет. А если бы он вспомнил о существовании Минхо, смог бы заплакать? Прочувствовать что-то родное и близкое к нему? Джисон смог бы, потому что Чонин тоже может, хотя ничего не знает. Он помнит, как нашел в их коробках белую рубашку, испачканную красным вином, но она не принадлежит никому из его друзей. Только благодаря письму он знает о том, что Феликс случайно обронил стакан на Минхо, когда смеялся над глупой шуткой Чанбина. Почему Минхо всегда так добр к ним? — Чани? — Чонин принимает вызов, продолжая копаться в старых записях, слишком много пыли скопилось в его глазах и носу. — Что-то случилось? Чан копошится, прежде чем ответить: — Нет, все хорошо. Мне заехать за тобой? Чонин знает, что он приедет, даже если тот получит отрицательный ответ. Чан всегда приезжает к нему. Минхо ведь упоминал об этом. — Чан, стой, — он спешит снова заговорить, прежде чем звонок оборвется, — помнишь у тебя был старый проигрыватель для пленок? — Да, конечно. Он нужен тебе? Чонин мычит согласно, прикусывая губу. Ему страшно. — Чани, ты помнишь, откуда он у тебя? — Не помнит. Нет, потому что это подарок Минхо. — Ах, нет, прости. Кажется кто-то дарил, — сердце уходит в пятки. Может быть...? — но я не помню. Это было так давно. Чан всегда помнит обо всех подарках и людях. Чан тоже так легко все забыл, словно в их жизни никогда не было этого человека. А человека ли? — Так зачем он тебе? Чонин немного теряется, медлит с ответом, но это же его парень. Почему бы ему не узнать правду? — Я нашел кое-что, хочу посмотреть сегодня, — или полуправду. — Что-то интересное? Я могу посмотреть это с тобой? Чан всегда так сильно интересовался вещами, которые нравились Чонину. — Конечно. Я освобожусь через сорок минут.***
«Мне не нравится эта идея, но я обещал Хани, что выполню ее. Даже если это не дойдет до него — не страшно. Но если вы знаете Хана Джисона, то передайте ему все, что здесь есть». Чонин фыркает: Джисон явно будет озадачен, когда это попадет к нему в руки, но Чонин должен рассказать ему. Наверняка Хан должен был быть первым, кто откроет это и увидит, но Чонин оказался немного быстрее. Или может время еще не пришло для этого, а он так резко вторгся в чужую историю, хотя он сам — такая же ее часть, как и другие. «Это такая мелочь для меня, потому что я снова вернусь к обычной жизни, как только наберусь сил, а вы все продолжите меняться, и когда-нибудь я совсем не смогу узнать ваши лица из-за старости. Вы бы выглядели как сморщенная фасоль? Хани часто говорил, что я буду таким, хотя знал, что не умру». «Это странно», — Чонин хмурится, снова перечитывая абзац, чтобы лучше понять его. — «Все люди умирают. Как ты можешь жить вечно?» — Чонин? Ты идешь? — Чан выглядывает из-за угла спальни, дожидаясь его. — Иду! Сейчас! «Так странно быть вечно живым и видеть, как твои любимые так быстро меняются со временем, когда для меня это небольшое мгновение. Но это мгновенье превратилось в счастливый год, когда мы встретились».***
Минхо болтает ногами, вглядываясь в картину напротив, и дует губы. Он не понимает, почему все еще сидит здесь и смотрит на масляные краски синего цвета. Зевает, прикрывая рот рукой, и слабо бьется головой о шкафчик позади себя. Кажется, Хёнджин нарисовал это? Что ж, Минхо готов признать, что парень имеет хороший талант и стиль. Его шорты немного задираются, открывают вид на светлые бедра, где расположились небольшие полоски солнечных лучей. Он смотрел на эту картину всю ночь, изредка заливая в себя кофе, чтобы разбавить это время хоть чем-то. Хочется знать, что творилось внутри нового друга, который потратил на это всю свою отпускную неделю лишь для того, чтобы сделать Минхо подарок на день рождения. Он никогда их не отмечал, это излишне, абсолютно ничего не значит. Его года давно перевалились за три сотни лет. Этот очередной день не более, чем маленькое мгновение. Минхо трет глаза, спрыгивает со столешницы и пересаживается на стул, поближе к неровным мазкам, что так красиво выглядят. Мужчина обводит глазами небольшие белые корабли, красно-желтое солнце с оранжевыми бликами и улыбается. Хёнджин знает толк в том, чтобы сделать хороший подарок. — Минхо? — Джисон сонный, с глупой камерой в руках, что записывает друга с самого пробуждения. Идея снять блог в день, когда они снова соберутся все вместе, была полностью идея Джисона, которую поддержали еще несколько ребят. Минхо не был против, ведь он знает, как важно людям иметь памятные моменты. — Давно встал? Да, давно. Три ночи назад если быть точнее. — Уже как пару часов, Хани. — Минхо ненавидит себя за эту ложь, но Джисон ведь будет переживать, совсем забывая, что ему не нужен такой же частый сон, как другу. — Приготовить тебе завтрак? — А ты не будешь? — Джисон оживляется, но подозрительно смотрит на друга, впитывает его улыбку и дарит ее в ответ. — Я не голоден. Он умирает от голода. Но обычная пища не то, что заставит почувствовать себя лучше. Джисон заставляет сделать это, когда трепещет внутри от благодарности. Минхо никогда не вспомнит дня, когда друг ощущал к нему что-то плохое. Мужчина отправляет Хана в ванную комнату, достает небольшую сковородку и мясо, чтобы обжарить. Не лучший завтрак, но подходящий для этого дня. Минхо поет себе под нос, плавно передвигаясь по кухне, не замечает течение времени и вскрикивает, когда Джисон неожиданно оказывается у него за спиной, смотрит на него, сидя на том же стуле, который недавно занимал Минхо, и снимает его. — Очень мило, знаешь. — Джисон улыбается, благодарит за еду и совсем не замечает, как уши Минхо краснеют. Хан снова снимает на видео себя, изредка переводит камеру на друга и шутит. Они быстро собираются, складывают вещи в сумки, но Минхо совсем не уверен, что нужно для кемпинга. Ему взять с собой ножи для мяса? Щипцы или, может быть, несколько бутылок воды? Что из этого? Джисон говорил ему, что это отличается от пикника, а использовать интернет у него не было времени — Минхо залипал на картину. Но друг успокаивает, говорит ему, что лучше стоит взять, и напоминает, что парни обо всем позаботились. Минхо старается не думать об этом, бегает глазами по вещам и аккуратно складывает небольшой стопкой прямо в сумку. Джисон забирает ее, когда мужчина застегивает молнию и они вместе спускаются вниз. Минхо открывает багажник, садится за руль и ждет Джисона. Дорога не занимает много времени, всего сорок минут и они уже за городом, избегают пробок и подпевают песням из дешевого радио. Джисон указывает на дорогу, затем они теряются несколько раз по пути, потому что друг не может понять, пропустили они нужный поворот или нет. Минхо забирает чужой телефон, смотрит на карту и смеется. — Мы на месте, Хани. Просто с другой стороны. Джисон что-то фырчит ему, пытается отстоять честь и хватает Минхо за плечи, когда тот паркуется. — Ну что, готов к приключениям? — Камера снова оказывается перед его лицом, упирается почти впритык, и мужчине приходится отодвинуть от себя руку Хана. Голова друга пытается уместить в кадре, но выходит плохо. — Разве это можно назвать приключением? Джисон возмущается, но Минхо уже вышел из машины. Чан машет им рукой, кричит что-то неразборчивое и получает тычок в бок от Хёнджина, который почему-то избегает смотреть на них. Хан как всегда молниеносный, сбивает с ног Феликса, стискивает всех в объятьях и шумит, издавая странно-привычные звуки. Минхо до безумия любит это. Но все равно что-то не так. Он смотрит на друзей, они улыбаются и счастливы, Минхо подкармливается этим, но червячок, сгноившийся где-то глубоко в груди, терзает его, снова оживает и грызет легкие, заставляя хозяина задыхаться. Минхо корчит улыбку, пытается казаться непринужденным и отходит за вещами, просит Чанбина о помощи, потому что Хан надолго застрял с Чонином, который пытается убежать от него и столкнуть Сынмину. Хочется по глупому засмеяться, но силы внезапно уходят от него. Чанбин до жути внимательный, спрашивает о состоянии и ни капли не верит, когда Минхо говорит об отличном самочувствии. Но ему правда лучше, когда компания осталась позади, дышать стало легче. Джисон выбирает себе палатку с Чаном и Сынмином, остальные разбиваются на пары, просто пытаясь закинуть вещи в понравившееся место, и Минхо садится на свою кровать прямо напротив Хенджина. Его легкие скручиваются, дыхание сбивается на несколько секунд и Минхо чувствует боль друга так, словно она всю жизнь была внутри него. Но это ведь так и есть, Минхо всегда чувствует других людей, копит эмоции внутри и не может выплеснуть, отдавая каждой черной песчинке немного места в своей душе. От этого каждый раз что-либо чувствовать становится больнее. Хёнджин игнорирует его, совсем не смотрит и не поднимает головы, избегает встречи глазами и медленно раскладывает нужные вещи на небольшие полочки. Всего-то сменная одежда, но выглядит так, словно Хван в одиночку тащил их на своей спине и неимоверно устал. Минхо оставляет его, цепляется за Чана, предлагая помочь в готовке и мягко улыбается, снова заполняется положительными чувствами, забывая о недавнем страхе. Но он следит за Хёнджином, подмечает попытки казаться лучше, чем есть, и его отрешенный вид. Минхо чувствует себя хуже, когда смотрит на это. — Эй, Чани, — Минхо любит так называть его, друг всегда мило краснеет. Он просто делает небольшое одолжение Чонину таким образом и подмигивает младшему, пока никто не видит. — С Хёнджином все хорошо? Они не то, чтобы не ладят с ним. Просто Хван обходит Минхо стороной, иногда одаривая знаками внимания вроде тех, что теперь висит у него на кухонной стене. Чан ничего не знает. — Может поговорите? — Кристофер выглядит немного изнуренно и вымученно, Минхо чувствует немного боли. — Это неплохо. Неплохо. Значит, недостаточно? Хёнджин ведь всегда требует к себе внимания, может ли оно быть недостаточным? Или ему мало этого только от Минхо? Друзья же всегда рядом, но Хёнджин не может доверить им свою душевную натуру, и вряд ли доверит ее кому-то вроде Минхо. Их отношения скатились на второй день знакомства, но причина никому непонятна. А потом он чувствует в груди чужую ревность, не может понять, кто из друзей сейчас злится и буквально дышит, когда Феликс вмешивается. Он всегда так сильно светится, что Минхо по-доброму завидует ему. Немного силы бы не помешало. — Чанбин и Сынмин уже приготовили закуски. — Феликс лезет носом поближе к грилю, облизывается от запаха и Чан прилагает много сил, чтобы выгнать друга. Минхо дожаривает мясо за него, просит Чонина помочь перенести еду и занимает место рядом с Ханом. Они отложили камеры на край стола, только Сынмин прикрепил ее к своей кепке, чтобы заснять все, что будет происходить за столом. Они пытаются накормить друг друга, громко смеются и толкаются. Чанбин кричит в шутку, все остальные повторяют за ним и снова прикрывают рты, чтобы не мешать людям недалеко от них. Хан говорит глупый тост, и все поддерживают его, чокаются бутылками от кока-колы и делают вид, что пьяны, распевая девчачьи песни, прямо как в караоке. Хёнджин тоже веселится, роняет пару раз мясо в тарелку, не в силах отрезать нормально кусок и просит Чана помочь ему. Минхо берет эту миссию на себя, чувствует чужое смущение и смущается сам, стараясь не подавать виду. Чан занят Чонином, впитывает все, словно губка, и Минхо пользуется моментом, наученный людьми вовремя влезать в ситуацию. Они все замерзшие и веселые общаются до середины ночи, пока Сынмин не пытается заставить их всех пойти спать, чтобы они не мешали ему криками и дали немного отдохнуть на природе, прежде чем все вернутся в свои дома. Хёнджин сталкивается коленями с Минхо, слабо улыбается и предлагает дойти до палатки вместе, им все равно в одну. И это тот шанс, которым хочет воспользоваться Минхо. Он пропускает его в палатку первым, закрывает вход на кнопки и немного приглушает свет. Минхо сбрасывает с плеч теплую накидку и стягивает футболку через голову, алея участками кожи на шее, ведь Хёнджин смотрит на него, сглатывает. Он быстро натягивает водолазку, немного путаясь в рукавах, но все же справляется с этим, поворачиваясь другом к лицу, который сразу же прячет взгляд. — Джинни, — Минхо поворачивает голову набок, свергая глазами, — я знаю, что сегодня ты немного не в норме. — Хёнджин дергается от такой ласки в голосе и садится на край своей кровати, наконец-то встречаясь взглядом со старшим. — Я так очевиден? — Нет, на самом деле, я долго не мог понять, что случилось. — Ему не обязательно знать, что Минхо чувствует все. Хван слабо улыбается, сжимая пальцы на коленях, чтобы не выдать свою нервозность. — Прости, я видимо испортил тебе настроение. Минхо чувствует, как у Хёнджина все сжимается. — Расскажи мне, Джинни. Разве может быть что-то хуже, чем это? Хёнджин заперт с Минхо в одном помещении, хотя может сбежать и позорно провести ночь на улице, однако зачем, если он возможность выдать все как на духу и больше никогда не поднимать эту тему до конца жизни, избегая мужчину? — Прости, просто я так долго думал о том, что бесполезен в своем творчестве, а потом ты появился в нашем кругу, и я ощутил такой прилив, что захотел нарисовать для тебя картину, но теперь мне стыдно за это и я даже не знаю, нравится ли она тебе, вот. Дыхание спирает, Минхо смотрит на него с любовью и пониманием, подходит ближе и опускается на колени, чтобы взять Хёнджина за руку. Юноша дергается от неожиданности, смотрит на старшего с изумлением и пытается проглотить ком. — Я вторую ночь провожу перед твоей картиной и не могу понять, что больше мне в ней нравится, и я правда рад, что получил ее от тебя, она замечательна. Хёнджин слабо улыбается, решив немного рискнуть. — Можно ты станешь моей моделью? Минхо смеется, касаясь пальцами челки друга. — Можно, Джинни, — он не сможет сказать нет, — тебе всегда можно.***
Чонин не знает, как реагировать, прижимая Чана к груди. Он слушает тихие всхлипы и гладит его по спине, оставляя поцелуи на макушке, чтобы немного успокоить. — Это так глупо, — Чан хнычет, сжимая футболку парня в руках, — мы были все рядом, а никто не помнит его. Чонин разделяет это, тоже не может понять, каким образом они забыли человека, с которым проводили свое время почти каждый день, переписывались и созванивались. Это нормально для них, всегда таким было, однако нечто настолько исключительное выбивает из колеи, заставляя впитывать отчаяние. — Это не глупо, — Чонин сам не верит своим словам, — разве нет ничего странного в том, что все так быстро лишились воспоминаний? — Он тоже всхлипывает, вытирает мокрые дорожки с щек длинным рукавом и жмется к парню ближе. Чан обнимает его крепко, утыкается лицом в живот и мелко трясется. Выпускать эмоции всегда тяжело, особенно когда боишься показывать состояние другим. Чан всегда старался выглядеть хорошо, даже если валился без сил. — Но я помню моменты. — Чан отрицательно машет головой, размазывая слезы по толстовке Чонина. — Я не помню только его. — Да черт возьми, это такой идиотизм. Они не отрывались друг от друга столько времени и все разом словили амнезию. Это просто невозможно, но Чонин не может найти причину. — Мы должны рассказать остальным. Чан поднимает голову, смотрит на парня красными глазами и шмыгает, корча губы в слабой усмешке. Ситуация противоестественная, слишком странная. — Сколько там еще записей? Давай прочитаем их и отдадим другим? Они должны знать о том, кто был частью нас. — Чан приподнимается на локтях, оставляет решение за Чонином, ведь именно он тот, кто нашел эти записки и кассеты, именуемые Минхо для всех них. Чонин теряется ненадолго, пытается собрать мысли воедино, сопоставить картину, но она теряется в многочисленных красках. Он может, он должен, но разве всем вместе проходить через это не тяжелее, чем в одиночку, закрывшись ото всех, чтобы поддаться внутреннему паразиту и позволить ему сожрать себя. — Хорошо, — Чонин сдается под натиском глаз Чана, — но сначала я хочу дойти до конца, прежде чем передать все записи остальным. Кристофер не может противоречить. Его парню все еще сложно показывать эмоции на людях, в этом они сильно похожи, но и затягивать с этим он не хочет. Может быть, Минхо где-то рядом, и они смогут найти его, узнать лицо и спросить о причине, почему он ушел. — Позволь мне увидеть остальное то.. Знакомый голос прерывает его. «Что ж, я рад, что вы дошли до этого момента», — Минхо выглядит очень изнуренно, наверняка снимал эту часть самостоятельно намного позже. Он очень отличается от себя на пленке. — «Хотелось бы, чтобы это не случилось, но если так, то... спасибо. Спасибо, что небезразличны ко мне и к этой истории. Думаю мне стоит сказать сразу, что это единственная запись с таким концом». — Чонин хмурится, сильнее обнимает Чана и готовится захлебнуться слезами снова. «Мне все еще странно делать это и оставлять после себя след, тем более след в вашей истории, который останется отпечатком на всю жизнь, я просто надеюсь, что это поможет мне смягчить боль. Я как-то писал ранее, что вы должны узнать обо всем этом, но в первую очередь я должен посвятить этот рассказ тем, кто в итоге сможет меня вспомнить. Для всех остальных это будет не более, чем придуманная история, которая внезапно появилась у вас в руках. Последняя кассета это то, о чем я попрошу. Там вы узнаете, где можно меня найти, если вам захочется.» — Минхо кашляет, сгибается пополам и ненадолго исчезает из кадра, появляясь в через мгновение со стаканом воды. «У меня нет четкой цели собрать всех друзей вместе и заставить вас скучать по мне, нет. Я хочу отдать эту историю в ваши руки и довериться тому, как вы с ней поступите. Проблема в том, что я больше никогда вас не увижу и стереть вам память было самым необходимым решением. Я говорю так, а потом думаю: "зачем"? Сам же сделал эти записи, которые вас обязывают и говорю о беспричастности. Думаю за это я должен извиниться, парни. Я уверен, что у вас в головах крутится один вопрос: как можно заставить человека забыть? Но для меня это легко, вы даже не представляете, насколько», — Минхо щелкает пальцами, и на пленке появляется небольшие искорки, которые окутывают его. Позади появляются крылья, и мужчина тихо смеется, закрывая себе рот, чтобы не закричать от боли. Его крылья, некогда отличавшиеся своей красотой и прозрачностью, полностью смоляные. «Я — фейри. Не человек. Существо, которое живет рядом с вами и питается эмоциями. Мне пришлось долго жить среди людей, так что я достаточно отравился тем, что мы предпочитаем не впитывать. И, как вы видите, это ужасно». Минхо поднимает голову, улыбается на камеру, словно это последний раз, и маленькие белые слезинки катятся хрусталиками по его щекам. Это единственное, что пока что осталось с ним абсолютно нетронутым. «Пришло время перейти к другим записям. Я немного побуду вашим гидом. Итак, письмо номер три.»***
Чонин знал, на что идет, когда набирал номер Джисона и надеялся на то, что друг никогда в жизни не примет его звонок. Мечты еще никогда так сильно не рушились, но, тем не менее, они встречаются в кафе напротив здания, где Чонин проходит практику. Тишина противно давит на него, но юноша помнит наставления Криса и медленно решается осуществить сегодняшнюю цель. — Ты знаешь Минхо? — Джисон, кажется, удивляется. Ян не может сказать об этом точно. Глаза друга комично расширяются, немного блестят на свету. — Конечно знаю! — Джисон так возмущен, словно это самый абсурдный вопрос в его жизни. И как он только не может знать Минхо? — Это старик в книжной лавке недалеко от моего дома, он еще вечно сватает меня со своей дочкой! Чонин в который раз ощущает, как что-то тяжелое проваливается в его желудок и придавливает к месту еще сильнее. Он молча протягивает Хану конверт, смотрит на него почти умоляюще, и друг с заинтересованностью осматривает потемневшую бумагу. — Возьми это, — Ян почти плачет, — ты должен был быть первым, кто увидит это. Джисон недоуменно кивает ему в ответ, открывает конверт и раскладывает на стол бумагу, полностью исписанную черной ручкой. Он сразу понимает, что это ксерокопия, и смотрит на Чонина, который следит за каждым его действием и судорожно вздыхает. Он хочет сохранить оригинал в том виде, в каком нашел его. Сделать копии было оптимальным вариантом. — Это чей-то дневник? Хан, как кажется, совсем не заинтересован в этом. Перебирает в руках бумагу, скользит глазами по словам и вздыхает, вылавливая из общих предложений смутно знакомые имена и моменты. — Дневник Минхо? — Джисон как никогда прав. — Кто это? Внутренний червячок хочет рассказать ему все, но Чонин сдерживается. — Все ответы есть внутри. И пожалуйста, передай остальные копии парням как можно быстрее. Это правда важно. Чонин просит у него прощение за свою просьбу, потому что сам не смог бы сделать этого, посмотреть им в глаза. Встреча с Ханом была необходимостью, но при этом большим стрессом, который юноша испытывает в последние дни слишком часто. Он ссылается на время, прощается с другом, забирая стаканчик с тройной дозой кофе, и возвращается в архив. Джисон провожает его взглядом до тех пор, пока силуэт не скрывается между стеклянных дверей. Ему неуютно, хочется сбежать и закрыть глаза руками. Обстановка почему-то знакомая, словно он был здесь раньше и помнит запах, который постоянно находился рядом. Хан не может избавиться от вкуса ванили на своем языке и проверяет стаканчик. Он не просил добавить сироп. Джисон осматривается, думает несколько секунд, прежде чем встать и подойти к кассе, чтобы спросить, в чем причина. Девушка протирает стойку, изредка кидает взгляды на Джисона, и ему становится еще более некомфортно. — Простите? — Хан нервно улыбается, постукивая пальцами по стаканчику.— Вы наверное перепутали мой заказ. Девушка хлопает ресницами, рассматривая его с ног до головы. — Но вы всегда брали кофе с ванилью. Джисон хочет провалиться под землю, потому что не помнит об этом. — Но я здесь впервые. Голос пропитан небольшой злостью. — Вы часто приходили сюда со своим другом. Правда в этот раз вы не с ним. Итак, письмо номер три.***
— Тебе стоило быть намного внимательнее, — Хёнджин фырчит, обводит мокрым платком колено Минхо, чтобы смыть кровь, и лепит пластырь с Hello Kitty на рану. У него нет под рукой ничего, чем можно было бы обработать царапины. — Прости, кто знал, что за этой кочкой был корень? — Минхо улыбается, дергает ногой, когда Хёнджин задевает небольшой синяк, но ни капли не жалеет о произошедшем. Это было также неожиданно, как и смешно. Минхо ехал прямо за Хёнджином, засмотрелся на пейзаж и съехал с небольшой тропинки, зацепившись за корень дерева. Он даже попросил прощения за это, но в ответ получил слабый щелбан и много упреков, но Минхо знает, что Хван выражает так свою обеспокоенность. — Просто не отъезжай далеко, Минхо. — Хёнджин мягко целует его в щеку, следом вытирая небольшой блеклый след от помады. — Не хотелось бы видеть тебя на больничной кровати в наши выходные. — Обещаю, что буду следовать только за тобой. Минхо кладет одну руку на сердце, вторую поднимает перед собой в клятве, но не может сдержать смех, когда видит серьезное лицо парня, который принял его слова всерьез. Они на отдыхе и собираются провести в этом небольшом лесу как минимум сутки, насладиться природой, потому что Минхо не хватает уединения с ней. Он собирался поехать один, но Хёнджин попросил взять его с собой, чтобы сделать немного новых фотографий и отдохнуть от города. Минхо ни капли не против, так намного веселее, однако он хотел выпрямить свои крылья. Хёнджин отворачивается от Минхо, шипит колкости себе под нос и возвращается к велосипеду, что валяется в кустах. Он отбросил его в панике, и теперь руль немного погнуло, но он может ехать. Ли чувствует легкое смущение Хёнджина, улыбается этому и поднимается с камня, немного прихрамывая в первые секунды. Хван помогает мужчине поднять велосипед и следит за тем, чтобы Минхо сел на него без проблем. Совсем не видно, чтобы колено хоть как-то беспокоило его. Минхо дает Хёнджину почувствовать себя главным в этой ситуации, не пытается обогнать его и подыгрывает, следуя его указаниям. Ли был здесь множество раз, знает каждую тропинку и каждый выход, куда бы он не вел. Но раз Хёнджин хочет обезопасить его от травм и других вещей, то пусть постарается, побудет ответственным за него. Мужчины останавливаются на небольшом холме. Хёнджин громко сглатывает, пытается нащупать камеру в небольшой сумочке на бедре и боится отвести взгляд от красного солнца. Минхо понимает его: тоже каждый раз наслаждается этим видом, чувствует, как воссоединяется с природой и восхищается ей. Камера щелкает, парень делает несколько снимков подряд, поворачивается к другу и снова щелкает, запоминает момент и чувствует, как громко стучит его сердце. Минхо выглядит просто потрясающе на фоне солнца. Ветер треплет его волосы так, словно пытается уложить красивую прическу. Хёнджину кажется, что даже природа любит Минхо, хотя и не подозревает, кто он такой на самом деле. — Давай продолжим, — Минхо отвлекает его, вытаскивает из мыслей, но выражение лица до боли странное, пустое. Хёнджин еще ни разу не видел его таким. — Будет сложно ехать в полной темноте. Хёнджину сложно, не ему. Минхо не ждет, спускается с горки первым, чтобы немного ощутить одиночество и спустить тормоза. Ему не нравится то, что Хёнджин пробуждает в нем своим видом, эмоциями и взглядом. Это несущественно и должно быть запрещено, выкинуто в навозную яму, чтобы все эти чувства и эмоции сгнили с остальными отходами. Минхо не в первый раз приходится находиться рядом с человеком, который влюблен в него, он давно научился видеть разницу между этим и простой привязанностью. Но Минхо впервые чувствует что-то странное внутри себя, из-за чего рвется к этому человеку и к этим ощущениям, вечно пытаясь одернуть себя. Он смотрит через свое плечо назад, держит дистанцию между ними, но не дает Хёнджину потеряться, все время сигнализируя ему небольшим звонком. Сидушка больно впивается в кожу из-за множества кочек на тропике, но они совсем рядом, и Минхо уже видит небольшую полянку. Солнце быстро исчезает за горизонтом, и мужчина замедляется, позволяет Хвану наконец-то догнать его и уже спокойно выезжает на просторную местность. Они останавливаются прямо у кромки, чтобы не испортить колеса велосипедов колючками еще больше, и стягивают на землю палатку с сумками. Они закидывают это на плечи, легкой трусцой пробегают до противоположного конца, поближе к озеру. Хёнджин расставляет палатку, изредка косится на Минхо, который вытаскивает сменные вещи из сумки и спускается к озеру, чтобы смыть весь пот и грязь. — Тебя подождать? — Ли не смотрит на него, стоит спиной к нему и роется в вещах, чтобы выбрать что-нибудь удобное. — Да, да! — Он очень обеспокоен. — Подожди секунду! Минхо не показывает свою заинтересованность, но смеется глубоко в душе с такой милой картины. Хёнджин пытается сделать все быстро, обкладывает ножки камнями и спешит к Минхо, умоляя, чтобы эта палатка не свалилась на них ночью. Ли протягивает ему небольшую стопку одежды и пропускает вперед, с интересом рассматривая силуэт парня, что с каждым шагом становится еще более нервным. Минхо лишь кривит губы в легкой усмешке и снимает футболку, кладет на небольшой камень и стягивает всю остальную одежду, оказываясь полностью нагим. Хёнджин смотрит на воду, касается пальцами прохладной воды и отпрыгивает. — Ты правда пой... — слова забываются. Он скользит взглядом по Минхо, от груди опускается все ниже и сглатывает, ведет себя так, словно восхищается фарфоровой статуей в музее. Минхо хочет вызвать немного больше эмоций. — О, ты передумал? — Мужчина подходит ближе, почти в плотную и тянет уголки губ кверху, совсем незаметно, но так, что это вызывает дрожь. — Тогда можешь вернуться к палатке. Минхо дразнится, легко касается обнаженным бедром пальцев рук Хёнджина и медленно заходит в озеро, с каждым шагом погружаясь все глубже, но снова оборачивается на друга, когда вода оказывается у ягодиц. — Давай быстрее. Хёнджин хочет заплакать. «Твой вид был таким смешным и безупречным одновременно, что я еле сдерживался от того, чтобы не засмеяться. Знаешь, мне нельзя заводить отношения с человеком, но я редко придерживался этого. С тобой захотелось снова попробовать. И да, признаюсь, я специально провоцировал тебя, было весело наблюдать за тем, как ты краснеешь и пытаешься выглядеть естественно. Но я также знал, как сильно тебе хочется оказаться рядом со мной». Хёнджин топчется на месте, путается в ногах и кое-как раздевается, умудряясь не упасть на прохладный песок. В голове не осталось мыслей, горло неприятно сушит, но это настолько незначительно, ведь он находится рядом с Минхо. Легкая улыбка трогает губы и он стягивает с себя последнюю вещь, медленно входя в воду. Минхо ныряет под воду, решая не смущать Хёнджина, и просто ждет. Вода приятно холодит кожу, дарит ощущение спокойствия и он пропускает момент, когда Хван оказывается рядом с ним под водой, обхватывая руками обнаженные плечи. Минхо приходится вынырнуть. — Что.. — тратит несколько секунд на отдышку, потому что задержался под водой немного дольше, чем рассчитывал — Что такое? Хёнджин дышит ему куда-то в шею, цепляется крепко и боится отпустить, словно утонет через секунду. Минхо чувствует чужой страх и аккуратно касается пальцами его спины, слабо проходясь пальцами. Вряд ли Хёнджин поймет, что это он, а не вода. — Прости, — так жалостливо, что закладывает уши, — я не умею плавать, но хотел быть ближе к тебе. Минхо не злится. Мог бы, но для чего? Слабость Хёнджина не расстраивает, наоборот, дарит ощущение спокойствия, потому что сейчас он прижимается к Минхо изо всех сил, найдя в нем опору и спасение. Мужчина слегка брызгает в Хвана водой, чтобы привести в чувство. — Давай подплывем ближе к берегу. Минхо улыбается, смотрит в бесконечно яркие глаза Хёнджина и улыбается. Ловит взглядом смущение и покрасневшие щеки, когда бедро Хвана случайно касается чужого паха. Минхо упивается его эмоциями, смотрит с легким восхищением и хочет оказаться еще ближе к нему, сам не понимая — зачем. Хёнджин оказывается смелее, внезапно дергается и касается одной рукой затылка Минхо, прижимаясь своими губами к его. С неким страхом и осторожностью прикрывает глаза, мнет губы, нагло пользуясь чужим смятением и ликует, когда Минхо обхватывает его за талию, плотно прижимаясь. Хёнджин чувствует как плавится, ощущает жар и мелко улыбается, ведя рукой по груди Минхо. Но приходится прекратить. Они отодвигаются, смотрят друг на друга с жадностью, но понимают, что пора выходить из воды, иначе замерзнут. Сумерки плавно превращаются в ночь, и озеро остывает также быстро, как они начали гореть. Минхо помогает Хёнджину выплыть, придерживает за руку, чтобы он не упал и мягко целует в плечо, уходя к своим вещам. Хван медленно тянется за ним, немного трясется и кое-как обтирается полотенцем. Звенящая тишина давит на уши, только сверчки разбавляют неловкость, но Хёнджин не думает, что Минхо относится к этому также, как и он. Старший выглядит беззаботно, так, словно пятью минутами ранее не происходило ничего, что могло бы загнать их в краску. Он не верит, что все действительно закончится так, но первых шагов не делает, вникая во все, что делает Минхо. Вот он нарезает тонкие полоски сыра, чтобы сделать несколько бутербродов на двоих, вот наливает кипяток из термоса в небольшие кружки и тихо зовет Хёнджина к себе. Так повседневно обычно, что кажется странным. Он сглатывает, присаживаясь рядом с Минхо. — Замерз? — Ли внимателен до одури. Смотрит на парня, что так сильно трясется, но сам знает, что не от холода, а из-за эмоций, но все равно окутывает его в плед, чтобы немного успокоить. Минхо пропадает, потому что не может насытиться ни губами Хёнджина, ни его прикосновениями. Еще никогда ему не было так сладко и приятно от того, что касался человека так интимно и открыто. Он засматривается на Хёнджина, ловит каждый его неловкий взгляд и умиляется еще сильнее, ласково касаясь пальцами чужого открытого колена. Хван давится, смотрит на улыбку старшего и сглатывает слюну, облизывая губы. Смотрели ли на него так когда-нибудь? Хёнджин не припомнит ни одного случая, утопая в глазах, наполненных теплом и любовью. — Можно ли мне...? — Минхо мягко кивает, намекая на губы Хёнджина и не скрывая довольной улыбки. Несколько секунд метаний в голове кажутся вечностью, но Хван кивает и тут пищит от резкости, с которой Минхо целует его. «Признаюсь, я тоже не ожидал от себя такого, но решил поддаться эмоциям. Мне казалось, что это будет правильным для нас обоих».***
Чонин боится проверять телефон, когда видит сообщение от Джисона. Он долго уговаривал себя посвятить друга о находке, поделиться с ним историей о Минхо, которого они так глупо забыли. Чанбин написал ему первый несколько часов назад, спросил, розыгрыш это или нет, но Чонин так и не смог ответить. Он знает, хен волнуется также как и он, не может найти себе место. Минхо не призрак, который преследует их, но тот, кто вырывает сердца. Чан касается его макушки мягко, практически невесомо. «Прекрасное далеко». Чонин дергается, смахивая слезы с глаз. «Как думаешь, каково там?». Минхо, разве тебе не лучше знать об этом больше всех остальных? Можно ли до тебя добраться? Нет. Это все такая банальная чушь. Чонин вздыхает, вставляет пленку в проигрыватель и нажимает «play», заранее готовясь к внутреннему хаосу. Он никогда не думал, что человек может вызвать в нем что-то настолько больное и при этом существенное. «Минхо, ты полюбил себя?». Перед ним черный экран, совсем темная комната и зашторенные окна, которые пропускают небольшую полоску света, показывая, что Чонин все еще находится в своей реальности, а не в закрытом карцере, откуда постепенно выкачивают воздух. На экране всего три буквы и юноша сжимает свою футболку на груди, сдерживая всхлип. «Мир». Это то, что всегда убивало его. Люди. Они. Мы. Чонин отвлекается, когда телефон противно пищит и имя Джисона появляется на разбитом дисплее. Нет, нет, нет. Он не готов. Ни сейчас, ни завтра, ни когда-либо еще. Просто не спрашивай, нет. Чан помогает. Телефон Чонина выключается, плавно перемещаясь в другую комнату, подальше. Но звуки не прекращаются. На пленке горит костер, мелькает маленькими искорками в полной темноте. Это всего лишь заставка, но знакомый силуэт сбоку говорит о том, что Минхо все равно рядом. «— Я слишком плохо себя чувствую, чтобы показываться вам. — голос Минхо тихий, приходится выкрутить громкость на всю, чтобы не пропустить ни слова. — Я буду краток.» Чонин понимает. Минхо и так не в лучшем состоянии, так что он будет рад, если друг займется собой, а не посвятит все свое время для них. «— Итак, — небольшая пауза и кашель, — мне становится хуже с каждым днем, даже не помню, когда в последний раз питался хорошими эмоциями, но мой друг говорит, что это норма. Мы все проходим через эту стадию, когда отравляемся. Дальше меня ждет перерождение, когда сердце больше не сможет выдержать нагрузки. Тело уже давно сломалось, не слушается меня, а память угасает». Чан сжимает руку Чонина, когда слышит тихий всхлип. Разве они могут смириться со смертью человека, которого только что снова приобрели назад? Почему Минхо не мог позволить себе жить за счет них? «— Мне пришлось просить друга о небольшой услуге, чтобы записать это видео, иначе бы даже не смог подняться на ноги. — Слышится тихий хмык, фигура едва заметно движется. — Раз вы дошли до этого этапа, то поздравляю, совсем скоро будет конец истории. Прошу, не ищите меня. Я больше не смогу вас вспомнить, а вам будет больно от этого. Джинни... он сойдет с ума. Я знаю его, вы тоже знаете, поэтому не давайте ему делать глупости, не поддавайтесь. Как бы неприятно и эгоистично не было, сохраните себя цельными». О чем ты говоришь? Разве можно быть целыми без тебя? Без того, кто сплотил нас еще сильнее. «— Следующие два письма подводят к концу. Они разрушили меня сильнее всего, но очень важны для меня». Чонин впивается ногтями в свою ладонь, прикусывая губы. «— Простите, — Минхо хрипит так, словно сейчас задохнется, — я больше не могу говорить». Картинка исчезает. Все те же три буквы в самом конце, которые навечно будут выжжены в голове Чонина как знак того, как именно они все влияют на подобных Минхо. Чан убирает все тихо, откладывает пленку в небольшую коробочку, куда Чонин сложил все, что нашел в архиве в тот день. Звонок в дверь прерывает поток его мыслей, сердце на секунду останавливается. Чонин хотел бы бежать от этого как можно дальше. Чан уверен, что его мальчик сильный. Они должны это сделать и поговорить с другими. Никто не знает, как сильно друзья продвинулись, но что-то настораживает. Он не уверен, есть ли смысл идти и открывать дверь, впуская в свой дом сплошную стихию, которая состоит из его друзей. Чан аккуратно касается его плеча, своеобразно подталкивает к действию. Чонин слышит стук собственного сердца и вздыхает, поднимаясь с дивана. Кристофер идет следом за ним, немного приобнимая. Никто из них не ожила увидеть Хёнджина первым. Тем более с красными от слез глазами, изрезанными запястьями и в грязной одежде. Он весь трясется, обнимает себя руками за плечи и всхлипывает. Хёнджину больно. Хочется вырезать сердце, всучить первому прохожему и уйти, упав где-то в подворотне от потери крови. Просто исчезнуть. Уйти в другой мир, потеряться в наркотиках и алкоголе, потому что он виноват. — Почему не я? Почему Минхо, а не я. Сзади появляется удивленный Чанбин. Он ловит Хёнджина, когда тот теряет сознание.***
Минхо немного теряется, когда Хёнджин пропадает из виду в толпе людей на танцполе. Только Сынмин из всей компании не уходит, просто наблюдая за людьми. Минхо чувствует все, что люди испытывают здесь. Похоть, злость, раздражение, веселье и даже чертову кровь. Он ощущает, как наркотики дают людям радость и эйфорию, как его разум туманится, пока тело впитывает это. Он пьянеет, не прикоснувшись к алкоголю. Сынмин дергает его за руку, добивается слабой реакции и немного бьет друга по щекам. Ему душно, хочется выпить прохладной воды и уйти отсюда, избавиться от мерзкого ощущения. Но Хёнджину нравится здесь, а Минхо будет рядом, потому что Хвану нравится быть только с ним. Но его сердце чернеет. Когда Хёнджин выныривает из толпы и хватает парня за руку, Минхо кажется, что нет ничего лучше его прикосновений. Мягких и любящих, немного взволнованных. Он почти не соображает, смеется со всеми, когда приходит в другую компанию, принимая все, чем только его угощают. Кислый привкус остается на языке, приносит дискомфорт и чувство отвращения, которое он пытается подавить изо всех сил. Наркотик идет дальше, проникает под вены, и Минхо даже не понимает, как оказался в туалете с незнакомцем. Шприц пуст, он один во всем помещении, а через секунду Хёнджин трясет его за плечи, засовывая два пальца в его рот. Минхо рвет черной кровью, он надеется, что это не заметно в таком плохом освещении, и хватается на края унитаза, выворачивая свой желудок. Кровь смешивается с желчью, в нос ударяет вонь, и он отшатывается, вытирая рот тыльной стороной ладони. Он все чувствует, видит, понимает, но теряет контроль над телом, отравляясь людским ядом, словно раньше никогда не подвергался такому же чувству по совсем иной причине. Джисон на кого-то кричит, расталкивает всех и забирает Минхо домой. Никто не идет следом. Хёнджин опускает голову и поджимает губы, позволяя Феликсу обнимать себя за плечи. Может быть, так ему будет не настолько дерьмово. Но Минхо не злится, нет. Хёнджин любит его, это знают все, и юноша не сомневается в том, что они помирятся. Нужно лишь немного времени. Немного больше времени, чем казалось, потому что Минхо рвет двое суток черной вязкой жижей. Джисон не может вызвать скорую, потому что у них нет ничего для спасения фейри, а сам он не имеет каких-либо навыков или знаний по сверхъестественным существам. Он может лишь смотреть на друга с жалостью и обнимать его, делиться любовью. — Когда я пройду через перерождение, то не вспомню тебя. — Минхо почти плачет, когда говорит это. Его Хани, его больше не будет, как и всех остальных. — Я смогу запомнить тебя. — Джисон улыбается. — Я буду рядом, даже если ты никогда не назовешь моего имени. Минхо плачет почти всю ночь, пытаясь не разбудить друга. Джисон не вспомнит, он не даст этому случиться. Разве можно так? Просто взять и пообещать быть рядом, когда юноша не может пообещать этого в ответ? Минхо вспомнит их со временем, но тогда друзья уже будут мертвы. Фейри никогда не вспоминают свою старую жизнь, пока их близкие живы. Очередной всхлип оказывается громче всех остальных. Минхо ошибался, Джисон не спит. Он просто не может, когда близкому человеку настолько плохо. — Запиши все, Минхо. Все, что угодно, главное оставь память для себя и всех нас. Джисон знает, что друг исчезнет. Знает, что они все потеряют свою часть вместе с ним.***
Чанбин всегда делает правильные вещи, но иногда они становятся слишком. Чонин не был готов к тому, что все соберутся в их с Чаном квартире. Хёнджин все еще трясется, не может связать двух слов, утопая в теплых объятиях Феликса, который тоже проплакал не одну ночь. Чонин все еще не закончил с записями, хоть и потратил на это неделю. Друзья опередили его. Джисон хмурится весь вечер, не произносит ни слова и пялится на стенку, словно пытаясь вырезать на ней глазами знакомый образ. Сынмин самый спокойный из них. Лицо безразлично, поза расслаблена, но Чонин достаточно давно знает его, чтобы понимать, насколько друг переживает. Сынмин был близок с Минхо так же сильно, как и Джисон. Удивительно, что они смогли сойтись. Чан аккуратно расставляет чашки с ромашковым чаем, тем, что бесконечно сильно любил Минхо. Все думаю об этом, но не произносят вслух. Теперь ощущать его даже в мелочах кажется чем-то необходимым и важным. Чем-то до одури любимым. — Разве это возможно? — Чанбин верит тому, что увидел, но не может до конца осознать. — Минхо всегда был немного странным. — Джисон вяло улыбается, не поднимая глаз. — Даже будь он драконом, я бы поверил. — Нам стоит найти его? Хотя бы попытаться? — Феликс, маленький лучик надежды, боится угаснуть. — Есть же место, куда он хотел отправиться? «Прекрасное далеко». — Мы не знаем. — Он хотел когда-нибудь посетить Италию. — Хёнджин говорит тихо, заикается из-за недавней истерики и трет перебинтованные запястья. — Я помню, как он восхищался Римом. Восхищался. Когда-то Минхо видел своим миром только Хёнджина. — В любом случае, давайте найдем его где бы Минхо не был. — Чан подбадривающе улыбается. Выходит натянуто, но лучше, чем у остальных. Они не могут отказаться от этого. Никогда. Сынмин озвучивает то, чего все боялись. — Что если мы найдем его мертвым? Разве Минхо не умер давным давно? С момента, как родился и был отравлен несколько сотен раз людскими пороками, которые пробирались в душу, превращаясь в огромные язвы на легких? — Фейри делают кокон, когда умирают. — Джисон на секунду теряет равновесие, когда поднимается с кресла. — Их тело восстанавливается, но душа стирается и возрождается заново пустой. — Минхо часто говорил ему об этом, хотел сказать, что это безопасно, что он не исчезнет. — Он нас не вспомнит, но мы можем узнать друг друга заново.***
«— Никаких воспоминаний. Только я, мое умирающее тело и сгнившая душа, ребята. — Минхо слабо улыбается, словно все это лишь огромная и жуткая шутка. — Все, что происходило после того, как я пришел в себя от наркотиков, поставило точку во многом. Иногда жалко осознавать, как сильно я ошибался, когда поддавался чувствам. Но я всегда так отчаянно обещаю себе не влюбляться, не быть зависимым от человека, что в итоге забываю об этом и снова падаю в пропасть. — Он тысячу раз делает одно и тоже — немного врет. Минхо не забывает, он боится потерять то, что является его сущностью — чувства. — Хёнджин правда потрясающий, но я был ослеплен этим, не замечал многое, что мне вредило. Такое бывает часто, на самом деле, я просто не могу не отдавать всего себя. — Минхо задыхается, но продолжает. — Это не из-за клуба, нет. Мне пришлось поработать над всем, прокрутить встречи в голове. Последние дни лишь открыли мне глаза». Ребра хрустят внутри, осыпаются мелкими осколками и впиваются в легкие. «— Я не хочу говорить о том, что заставило меня так подумать, он ни в чем не виноват, правда. Думаю, это единственное, о чем я не вру. Просто мои потребности были больше, чем то, что я мог получить. Проживая так много лет я становлюсь более голодным, теряю контроль и страдаю от этого. — Он кричит, когда крыло отслаивается с такой болью, словно их вырывают с особой жестокостью .— Прямо как сейчас, — нотки истеричного смеха срываются с губ, — это перерождение вернет меня в самое начало, когда я питался лишь крохами. Иногда мы делает так, чтобы не сойти с ума. Иногда, потому что многие решают умереть навсегда». Минхо хмыкает, сдирает ногтями кожу с шеи, покрывшуюся красными пятнами вперемешку с черными линиями. Он не выходит из дома, потому что даже сородичи бы испугались его. Кокон почти готов. «— Я тоже думал об этом, но потом решил, что должен снова вас встретить, посмотреть на то, кем вы станете. Я правда хочу знать, что вы справляетесь. — Ему больно, но осталось совсем немного. Минхо продолжает писать, пачкая бумагу кровью. — Помните, что всегда с вами». «сентябрь 2019 года». На последней плёнке лишь одно предложение. «2023 год. Италия. Рим.»***
Джисон всегда был уверен в своем самообладании. Сынмин тоже всегда подчеркивал это. Но сейчас. Минхо стоит рядом с ним, улыбается, поправляя мягкую панамку и разглядывая Хёнджина. Юноша мнется на месте, пытается сказать что-то на итальянском, но все выученные за последний год слова вылетают, он не может связать ни слова. Никто не вмешивается. Это выглядело бы комично. Хёнджин как трусливая девчонка и серая мышка пытается признаться парню в любви. Но им по двадцать пять и они не дети. Минхо терпелив, пытается сделать проще, мягко касаясь плеча Хёнджина, но выходит наоборот, и фейри одергивает руку, словно обжигаясь. — Прости! — На своем родном, но старый друг понимает. — Все хорошо, — это не так, но Минхо не считает, что стоит переживать из-за этого, — мы знакомы? Хочется подойти и сказать обо всем, что они знают. Минхо всматривается, но не видит ничего, кроме незнакомых лиц. Джисон сглатывает громко, закашливается и отходит в сторону. Ему дурно. Сердце Хёнджина разбивается на осколки, но он справляется. — Нет, просто... — Минхо чувствует ложь, но молчит. Он знает правило, понимает, что это человек из прошлой жизни, но не вспомнит его. Всех их. — Просто мы хотели познакомиться. — Чан улыбается, трясется внутри, но держится так, словно защищает других от пули в виске. Минхо уже уважает его. Это выглядит странно, потому что их семеро. Минхо почти полностью окружен парнями, словно они собираются растерзать его. Мужчина чувствует их напряжение и нервозность, небольшую надежду, которой они не позволяют охватить сердца полностью. — Прости, если мы напираем, — Чанбин уверен, что они выдержат это. Чонин поддерживает, кивает головой в согласии, все еще боясь хоть что-либо сказать. Но не уступает другу в твердости намерений. Феликс светится изнутри, и Минхо поражается тому, что человек может быть таким удивительно чистым. «Он был бы прекрасным фейри». Сынмин делает шаг вперед и протягивает раскрытую ладонь. Минхо заглядывается, улыбается так широко, как только может, и касается пальцами маленького украшения с зелеными цветами. Он чувствует чужое внимание и удовлетворенность, немного смущается, не контролируя мягкий румянец на скулах, и берет браслет в руки, запросто надевая на запястье. Минхо смотрит на Хёнджина, ощущая гнилой червячок в груди. «Если бы твоя любовь не была моей иллюзией».