Однажды в киберпанке

      Итэр всё же узнал, что у Аякса недавно был день рождения. То есть... за день до дня рождения Итэра. Он не выказал этой радости, но Итэр был очень удивлён такому стечению обстоятельств: это всё точно не просто так и нечто свыше свело их, ведь они даже родились с разницей всего в один день. Итэр особенно в это поверил и на радостях выдал Аяксу, на что тот... ну... посмотрел немного с презрением. Подумаешь! Для него это совсем ничего не значило, хотя и было приятно.       Итто решил, что займётся оформлением праздника. Это было довольно волнительно, и Итто радовался как ребёнок грядущему дню. Они выбрали двадцать пятое июля, чтобы отпраздновать. А ещё Итто изначально думал над тем, чтобы устроить два праздника в два разных дня, однако Итэр был не против, если их с Аяксом поздравят в один день. Аяксу было всё равно, хоть он и не мог отрицать, что такое внимание к себе — приятно.       Аякс был конечно благодарен, но гораздо чаще он вспоминал про дом. Он хотел быть сейчас с мамой и папой. И отмечать день рождения. Так хотел! И Аякс так ждал, когда вернётся и они сразу же отметят его день рождения! Но и тут было неплохо.       Нет. Нельзя думать о доме. Нужно насладиться этим местом. Домой он в любом случае попадёт. Попадёт?..       Нужно думать об Итэре и жить моментом, чтобы потом не жалеть. Так что Аякс отвлекался на него. Он постоянно лез к Итэру, а тот, кажется, был и не против. И сегодня — в их общий день рождения — Аякс тоже планировал прилипнуть к нему и не отходить. Особенно ночью, когда всё закончится и когда все пойдут отдыхать.       Но а пока 12:15       Итто боялся выходить на улицу, а это автоматически значило, что место проведения праздника... закрытое помещение, где толком ничего не поделаешь, да ещё и нежелательные соседи, словно в коммуналке, от которых не избавишься и которых не выкинешь никуда.       Поэтому Итэр рискнул выйти из дома. Потому что тут отмечать день рождения не хотелось. И вышел с Аяксом. Для Итто и остальных они сказали, что будут искать место, но на деле просто хотелось побыть вдвоём, хоть они и жили в одной комнате на протяжении нескольких дней, совсем без друзей вокруг, но словно они порой мешали. Кажется, они насытились их компанией за эти дни, насытились такими непривычно активными и громкими людьми. И хотелось погулять, не думая о том, в каком мире они живут, не обращать ни на что внимание.       И они решили поехать на велосипедах за город. Итэр сказал, что знает милое место, так что Аякс доверился ему — больше ничего не оставалось.       Просто оставалось десять дней. Думать об этом не хотелось. Казалось бы, десять дней — довольно большой срок, ведь если так подумать, это целых двести сорок часов вместе, но с другой стороны, десять дней — это ничтожно мало. Тем более когда эти десять дней — последние десять дней рядом.       На удивление Аякс не сильно горевал по этому поводу. То есть да, были моменты, когда ему становилось плохо от осознания этого, но очень быстро он вспоминал, что вот-вот, уже скоро, он окажется (о, если только дойдёт) на пороге дома, постучит в дверь и мама с папой, все в слезах, кинутся его обнимать! И тогда Аякс будет самый счастливый! Но он ещё не придумал отмазку, почему его так долго не было. Да и наверняка родители заметят, как сильно Аякс изменился, хоть для него самого эти изменения были мало заметны, но когда ты теряешь незрелого подростка, который только пакостить и может, а получаешь назад повидавшего многое в короткие сроки парня (мужчиной всё же назвать его пока не поворачивается язык, даже после всего случившегося), сильные изменения нельзя не заметить и нельзя не испугаться им.       Вот только было ещё кое-что, что тревожило Аякса. Он хоть и очень, очень! хотел вернуться домой, но был страх, который щекотал внутренности — страх того, что он вернётся, а мамы нет. Аякс как мог каждый день думал, думал так активно — так активно, чтобы эти мысли дошли до мамы, — думал, как бы она его дождалась, ведь был такой, такой! дикий страх, что она убьёт себя, что папа её не успеет спасти... Аякс хоть и не показывал этого, но всегда знал, замечал, что с каждым годом маме становится всё хуже. Он не знал, что это, какая это болезнь, но к психологу она идти не хотела. И эти попытки суицида Аякс старался игнорировать, старался забыть, благо, что он ни разу не заставал родную и самую любимую женщину за этим. Но был страх. Что там происходило все эти месяцы? Как мама с папой страдали? Очень сильно — Аякс мог себе представить. Сильнее, чем после потери Гектора. Однако... проскакивали и мысли... о том, что на Аякса всем плевать и что все даже рады его пропаже. Наконец-то этот балбес не будет мешать нам жить! Все точно, точно так думали. Поэтому... может, родители и не так сильно волнуются? Кому этот Аякс там вообще был нужен? Но может, вернувшись другим человеком, он станет ценен и любим?..       И Итэр, кажется, не замечал этих мыслей, по крайней мере он не реагировал на них никак. Но Аяксу казалось, что они такие важные, так он переживает, что спросить всё же стоило бы. И Аякс боялся, что не всё скажет ему, что он что-то забудет, а, вернувшись, будет корить себя за то, что забыл, не успел сказать... Однако как это всё удержать в голове? Как это всё удержать в голове, когда помимо этого ещё куча мыслей...       Они ехали минут тридцать, и Аякс часто останавливался, потому что это было тяжело, когда ты всю жизнь не занимался никаким спортом. Но надо было казаться крутым перед Итэром! Так что Аякс делал вид, что что-то с шиной, что развязался кроссовок и что хочется полюбоваться красивым пейзажем. Конечно же ему никто не поверил.       И когда они приехали на место, Итэр как назло спросил у Аякса, не устал ли он. Что за ерунда, конечно же нет! Итэр посмеялся незаметно для Аякса. Неужели он всё ещё боится быть собой перед ним? Боится быть слабым — и физически, и морально, — перед Итэром, который был последним человеком на свете, что посмеялся бы над таким поведением?       А ещё Итэр взял с собой немного еды, и Аякс, кажется, был заинтересован в ней больше, чем в самом Итэре!       Место было и правда милым и безлюдным. Но было немного тревожно оттого, что когда-то здесь было так свежо и красиво, а сейчас всё настолько заполонили люди, что даже подобные места пострадали. Зелёные листочки покрылись серой пылью, а по краям пожелтели и высохли. Итэр хотел бы быть в месте, где торжествует не жестокий человек, а природа, но увы, на целой планете такого не сыщешь. Может, в мире Аякса есть подобное место?! Но Итэр никогда его не увидит, даже если оно и есть.       Он хотел насладиться хотя бы этим: этим серым небом, но не потому что на нём висят тучи, а потому что смог заполнил его, скрыл свет, которому никак не прорваться сквозь эту пелену жестокости; этими серыми листочками и засохшими деревьями, которые когда-то были такими ароматными и зелёными; этим мигом без чувства страха. По-настоящему мигом, ведь страх присутствует всегда. Страх, что они все в один момент умрут. А всё потому, что кто-то решил, что он может управлять чужими жизнями. Рушить чью-то судьбу. По-настоящему уродливо.       И несмотря на всё произошедшее, Итэр улыбался, по крайней мере старался сохранять на своём лице улыбку, потому что даже в таком мире всё ещё есть смысл улыбаться и радоваться. А когда уйдёт Аякс, Итэр будет радоваться тому, что у него есть Итто, а когда уйдёт Итто и не останется никого, Итэр будет радоваться тому, что живёт.       Аяксу, однако, было тоскливо находиться в этом моменте. Он бы хотел лежать в высокой траве вместе с Итэром и говорить обо всякой ерунде. А может, и не ерунде? Но здесь они могли только присесть на большой камешек или на старую скамеечку. Главное, что больше никого рядом не было.       Но конечно же, поговорить об этой ерунде, только после того как наполнят желудки! Аякс очень хотел есть после такой прогулки!       — Что ты будешь делать, когда вернёшься? — после нескольких минут, проведённых в молчании (но без капли неловкости) произнёс Итэр. И было немного грусти в его голосе, но он очень старался её убрать.       — Ну... я не слишком заглядывал в будущее. Но наверное, когда вернусь, прежде всего доберусь до дома, в чём я совсем не уверен, — (потому что едва помню путь,) — а потом буду с родителями долго-долго, и мы отметим мой день рождения, и потом я приберусь у себя в комнате. Если только мама там не убралась раньше меня! И потом, думаю, пойду в колледж, попробую... знакомиться с людьми, потому что я таким вообще никогда не занимался... — Аякс немного увлёкся и даже не посмотрел на Итэра, который всё же не мог сдерживать грусть внутри, и она проявилась на его лице, благо не вылилась в истерику.       — Я очень мечтаю, чтобы ты сделал всё, что в твоих силах, ради своего же счастья. И чтобы ты не думал обо мне, потому что это может тянуть назад.       — Может, я вовсе всё забуду, когда вернусь, — внезапно сказал Аякс, потому что часто задумывался об этом. Раз в этом мире он забывает то, что было в его, то может, в своём мире он в итоге забудет то, что было в этом?       Итэр не ответил, а только проглотил горький комок, с тоской наблюдая, как Аякс даже в таком разговоре умудряется наслаждаться едой.       — Я так горжусь тобой, потому что ты сделал и правда многое... ты сильно изменился, и это... словно благодаря этому у тебя в жизни всё будет хорошо, — сказал Итэр, и Аякс засмущался, но сделать это красиво не получилось, потому что рот был набит. И чтобы ответить хоть что-то, пришлось в молчании ждать, пока Аякс всё дожуёт и проглотит.       — Меня волнует только то, что ты ничего не ешь, — он, кажется, забыл про слова Итэра, пока жевал, потому что резко перевёл тему. Может, ему просто было слишком неловко слышать подобное в свою сторону... — Тут же такое... — воодушевлённо стал рассказывать Аякс, перебирая завёрнутые в фольгу маленькие шашлычки, жареную картошку и баоцзы. На самом деле, ещё три месяца назад Аякс к подобному и не притронулся бы. Хоть вкус и был довольно привычным, но выглядят даже обычные, казалось бы, блюда, слишком диковинно. Немного страшно такое пробовать, но сейчас Аякс уже привык и даже не мог представить, что попадёт обратно в мир, где не кормят каждый день подобной вкуснятиной! Ни мама не умеет готовить такое, ни даже ресторанчиков с китайской кухней в Джонстоне нет! Так что надо было насладиться этим сейчас.       — Ну я вообще-то думал, что у нас будет романтичная прогулка... — начал Итэр, однако без капли недовольства, а наоборот, с улыбкой на лице. — Я думал, будем обниматься и целоваться, но у тебя, я так понимаю, свидание с едой... жаль, что я вам мешаю, — он отвернулся, делая вид, что обижен, но на деле Итэр просто хотел посмеяться над Аяксом, который совсем не умеет быть романтичным. Это, однако, ни капли не раздражало, наоборот, такое его поведение было очаровательным.       — Н-нет! Конечно же у меня... с тобой... — Аякс не мог произнести слово «свидание», потому что они просто гуляют! Никакого свидания! Да и что это за такое свидание, когда полчаса несёшься на велосипеде и в итоге устаёшь, а потом тебя ещё и высмеивают за то, что ты проголодался!? — Я ведь не ел ничего с утра, вот и... — он глянул на Итэра, который, между прочим, тоже ничего не ел. Оттого, что он так мало ест, Аяксу было тревожно и хотелось насильно кормить его, потому что Аякса это вообще не устраивало. — Ты вообще не ешь! Вот я уйду и ты умрёшь от голода, потому что никто не будет за тобой следить! — Аякс без предупреждения сел прямо к Итэру и положил ему на колени шашлычок, который стал избавлять от фольги.       — Разве Итто мне просто так нужен? Конечно же он будет следить за тем, как я ем...       — Плохо он следит, раз ты уже целый день ничего не ел, меня это вообще не устраивает, — Аякс чмокнул растерянного Итэра в щёку и стал ждать, пока он возьмёт этот несчастный и такой маленький шашлычок в руки.       Итэр обычно не ходил с распущенными волосами, ведь они сильно мешали, но сегодня он — словно идёт первый раз на свидание с тем, кому только-только признался! — пожертвовал оставшимися нервными клетками и оставил волосы распущенными, чтобы, может, выглядеть немного по-другому, чем обычно, ведь у них вроде праздник?.. Но какой может быть праздник, когда эти дурацкие волосы лезут в лицо и мешают есть, смотреть на Аякса и вперёд себя в конце концов?!       Так что Итэр застыл, смотря на мясо, нанизанное на палку и думая, как бы убрать пряди, которые повисли и теперь мешали существовать.       — Убери, — Итэр сказал, повернувшись немного к Аяксу и замотав головой, чтобы тот понял, что он имеет в виду волосы.       Аякс сразу же принялся быстро зачёсывать пряди Итэру за ухо, чтобы тому было удобно. Конечно же он не мог себя сдержать и поцеловал Итэра в висок. А когда отдалился, то стал смотреть на его профиль, и сердце сжималось. Потому что он был правда очень худой — настолько, что скулы, казалось, вот-вот порвут тонкую кожу. Множество синих венок некрасиво просвечивали сквозь кожу, и казалось, что Итэр и правда в любой момент умрёт. Аякс уже не мог жить с постоянной мыслью об этом. И так не хотелось уходить. Такие приступы «я не хочу уходить» случались у Аякса в последнее время часто, ведь наблюдать за этим беспомощным и хрупким существом с осознанием, что ты не сможешь быть с ним рядом всегда, приносило такую боль. И не хотелось никогда отходить от него и всегда-всегда обнимать и целовать, трогать волосы и отдавать всё своё тепло.       Словно если Аякс уйдёт, Итэр перестанет дышать в тот же момент.       И они замолчали, потому что Итэр ел. Вызывала счастье одна эта картина, и Аякс ощутил облегчение, терпеливо положив руку на его бедро и ожидая, пока Итэр что-то скажет, потому что казалось, что если что-то скажет первым Аякс, Итэр тут же закончит есть.       Всё же Аякс не мог не думать о том, что будет жить дальше без Итэра. Ну так не думай — и всё! Но он не мог! потому что эти мысли сами лезли в голову и избавиться от них Аякс не мог. Он держал в себе слёзы до момента, пока Итэр не закончил (после шашлыка он даже съел картошку, но на баоцзы места явно больше не хватит), но когда он сказал, что наелся, Аякс крепко обнял его, и слёзы тут же хлынули из глаз. Итэр не хотел плакать с ним. Потому что сделает только хуже, да и словно к нему ещё не пришло осознание, что Аякса совсем скоро не будет рядом. Может, он просто это принял и стал относиться со спокойствием.       Так что он просто молча обнимал Аякса в ответ, порой целуя его в шею и тем самым надеясь успокоить. Он ведь совсем не приспособлен к такому количеству эмоций и событий за такое короткое время. Было его жалко.       Аякс всё же задумался над тем, о чём они говорили после двадцати четырёх часового сна Итэра. То есть о слове «люблю». Почему-то оно так и рвалось наружу. И пускай это на эмоциях, пускай на деле Аякс его и не любит (потому что не смог для себя решить)...       — Я правда... я люблю тебя, правда... — захлёбываясь в слезах сказал он глухо, но Итэр всё хорошо расслышал. И замер, потому что было слишком неожиданно.       И после этого момента Аякс потеряет всякий страх перед этим словом и будет говорить его Итэру каждые полчаса.       Итэр, конечно, пытался его успокоить, но получалось плохо, и Аякс успокоился, только когда выплакал все слёзы. Итэру на удивление не было тоскливо в этот момент. В его голове было только то, как они вернутся и посидят со всеми, может, Итто придумал что-то интересное? А потом... ну, потом что будет и так ясно, кому неясно — читайте дальше и узнаете. А завтра будет ещё день, и послезавтра... казалось, впереди ещё целая вечность, а не десять дней. Аяксу же казалось, что впереди сущие секунды — такие жалкие — эти десять дней. 16:36       Их не было довольно долго — пару часов, — в которые Итто в ужасе сидел и придумывал самые страшные варианты развития событий.       Но вот они вернулись, и Итто первым делом ринулся к Итэру, обнимая его и, кажется, ломая все кости. Ну, так показалось Аяксу. Так что он в панике уставился на то, как Итто своей хваткой ломает Итэру рёбра, а потом он падает и умирает. Пожалуй, надо уже заканчивать с тем, что Итэр каждый раз умирает.       В общем-то время до вечера было проведено сумбурно: просто Аято нашёл в сумке розовый альбом, который Аякс подарил Итто на день рождения, и Итто не вставал со своего места, пока не пролистал его весь и не поплакал вдоволь над каждой страницей. Кэ Цин это и правда взбесило. То есть да, было мило и приятно посмотреть фотографии и повспоминать, но не так же долго и не так эмоционально! Так что к концу с Итто остались только Сяо (потому что ему было словно всё равно и он с безразличием сидел рядом, уткнувшись лицом в альбом) и Аякс, который просто хотел поддержать Итто и побыть с ним лишние пару часов.       Аякс услышал все истории, что случились за последние пять лет, по второму кругу, и хоть и было немного скучно... но он не мог оставить Итто, который так растрогался, да его ещё и кинули все. Но в их оправдание скажу, что все (Аято, Кэ Цин и Итэр) пошли готовить.       Итто, сразу после двух часов, наполненных грустью, заставил Аякса рассказывать, что там у них с Итэром, потому что Итто как брат «должен был знать всё про босса». Итэр ведь сам ему ничего никогда не расскажет!       И было так интересно и волнительно, было так радостно за Итэра, ведь он наконец-то кого-то нашёл, и кого-то, с кем ему и правда хорошо, а не того, с кем он только ссорится. Итто доверял Аяксу, и если бы он остался тут навсегда, без проблем отдал бы ему Итэра и не переживал, что с ним что-то случится. Потому что Аякс хоть и был всё ещё незрелым, но он точно никогда не обидит Итэра, точно всегда будет предан только ему. Ведь после того, как узнал о том, что они были в таких отношениях уже довольно долго (относительно всех трёх месяцев, что Аякс должен был пребывать тут), Итто понял, что Аякс был с Итэром и поддерживал его именно в тот промежуток времени, когда ему было хуже всего, когда он был совсем не красивым и не ухоженным и когда он был таким капризным. Итто это поразило. Ведь до того, как Итэра изнасиловали и забрали крестик, он был активным, энергичным и гораздо красивее, чем есть сейчас. Но Аякс полюбил его и таким — слабым и совсем не привлекательным, поэтому Итто ему верил. Аякс был таким искренним, и Итэру нужен был кто-то, кто поможет ему опомниться и показать мир с другой стороны — не только как вечно страдающее место, где помощь нужна всем, кроме самого Итэра. 19:12       Не было ничего особенного в этом празднике — он был таким обычным, но от этого не менее тёплым и приятным. А ещё Хэйдзо присоединился, а потом рассказал, что скоро уедет. Совсем скоро — в течение пары-тройки дней. Он выглядел счастливым. Возможно, смерть Чжун Ли открыла ему путь в новую жизнь, о которой Хэйдзо мечтал, и смотреть на него было приятно.       И Итэр был счастлив, и он выпил вместе с Итто и поговорил обо всём на свете, потому что очень скучал по тем временам, когда они были немного ближе. И всё так сильно изменилось. И момент был таким радостным и милым, и не хотелось, чтобы он кончался. И хотелось насладиться, и чтобы ничто его не испортило.       И я его не стану портить, может, впервые за столько страниц. 21:47       Их наконец-то отпустили! На самом деле, такая большая компания к настоящему времени надоела. И Итэр... боже, да даже Аякс не напился, а этот — да! Итэр, кажется, так напивался единожды в жизни, по крайней мере Итто помнил только один раз — когда он, Итэр и Аято переехали жить в свой первый дом, ну тот, помните? из самого начала.       Итэр вообще нечасто пил, только по праздникам, и то не всегда, и то самую каплю. Но сейчас он выпил две капли, и алкоголь подействовал сильнее. То есть конечно он не напился до беспамятства, но поведение всё же изменилось, и Аяксу было немного неловко рядом с ним, потому что Итэр стал совсем бесстыдным! Лез к нему при всех, лапал, и Аякс увёл его довольно быстро, иначе это был бы позор. Ведь нравилось! Аяксу ведь нравилось, а кому бы не нравилось?       И поэтому... пока ещё шумно и пока все внизу, надо было воспользоваться!       Так что Аякс потащил Итэра в комнату, ведь уходить ему, кажется, не хотелось, а приставать к Аяксу — да! Зайдя в спальню, уже Аякс начал приставать и целовать Итэра, потому что сдерживал себя больше часа, терпя все эти ласки и приятные слова, а ещё его очаровательное поведение. Итэр был не настолько пьяным, чтобы не отвечать ему или не залезать под одежду и особенно в трусы. Так что это Аяксу надо было поспевать за ним.       И дойти до кровати было трудно, однако Аякс воспользовался немного слабым после выпитого алкоголя телом и несильно толкнул Итэра на постель, что оказалось очень легко сделать.       И они даже не разделись до конца, и Аякс ощущал усталость и не был уверен в себе совсем, и было темно, но не слишком, потому что тусклое солнце только недавно зашло за горизонт, и вроде хотелось чего-то, но в то же время на это «что-то» не было сил.       Итэр, однако, знал, что ему особо можно ничего не делать, так что был немного недоволен тем, что Аякс медлит и даже не раздевается. Он ведь сам его повалил и сам начал целовать!       Но Аякс и дальше продолжил разочаровывать Итэра, ведь он думал, что сейчас Аякс снимет штаны и начнёт готовиться входить, но он только немного стянул низ, беря в руку одновременно свой член и член Итэра и массируя их, на что, конечно, Итэр застонал, но всё же... не был доволен!       Словно Аяксу не хотелось нескольких минут любви, а просто хотелось разрядки — и только, тогда зачем вообще нужно делать так?! В таком случае лучше бы просто лёг спать и не трогал ни себя, ни Итэра.       Аякс мгновенно отпрянул, когда кончил, потому что Итэр сделал это почти сразу, и это ему пришлось ждать, пока Аякс справится. Он, обессилев, упал рядом и снова прижался к Итэру, обнимая его и целуя в щёку, в шею и в плечо. Итэр был вообще недоволен.       Но он до последнего не сказал Аяксу, а молча дулся, лёжа на спине, и смотрел в потолок, нахмурив брови. Когда Аякс отдохнул, Итэр вырвался из его объятий и стал снимать штаны. Аякс находился уже в полусне, так что не противился, когда Итэр его перевернул и уселся сверху. И даже когда принялся целовать, не сильно отталкивал, потому что энергии и правда уже не было.       Кажется, алкоголь подействовал как обезболивающее, или же просто после последнего раза прошло не так много времени (ну я же не буду вам каждый раз расписывать, что-то остаётся за кадром, и это «что-то» было вчера!), но Итэр снова, снова поленившись встать и взять смазку, снова, снова использовал сперму вместо неё! Он без единого болезненного стона стал садиться и сделал это довольно быстро. Аякс уже понял, что сопротивляться бесполезно, к тому же... ну вчера... он всё делал... так что пускай сегодня будет Итэр!       И стал двигаться он тоже быстро, и попал по нужному месту — тоже. Ну потому что уже оба выучили, куда надо целиться.       Аякс, однако, в этот раз кончил быстрее, и даже когда прошло пять минут и когда, казалось бы, уже должно было всё закончиться... для Итэра вообще ничего не изменилось, и он продолжил двигаться, кажется, автоматически, потому что сил уже не было, а тело — ватное.       Единственное, в процессе Итэр начал снимать с себя верх, потому что, видимо, стало жарко... Аякс так и оставался лежать одетым, потому что двигаться уже было просто невозможно.       Итэр слез только тогда, когда совсем выбился из сил. Он сел на кровати и с небольшим раздражением откинул одежду, которая улеглась на его место. После этого Итэр стал раздевать Аякса, но руки его плохо слушались. Аякс мог только подчиниться и приподняться, потому что его тихие причитания совсем не действовали на Итэра и Аякс сдался; лучше уж тогда вообще ничего не говорить и сохранить оставшуюся энергию.       Когда они оба оказались полностью голыми, а одежда — выкинутой Итэром на пол (потому что она и правда раздражала!), он улёгся лицом к Аяксу и стал жаться. Аякс уже решил, что Итэр успокоился, но он изменился за секунду и, отпустив Аякса, снова перевернул его на спину и стал целовать, навалившись сверху. Аякс уже даже не отвечал. Он только приоткрыл рот, чтобы Итэр делал, что хочет, а сам закрыл глаза, порой засыпая, но просыпаясь, когда Итэр начинал делать что-то новое.       Когда у Итэра кончился воздух (наконец-то!), он принялся упрашивать Аякса, чтобы он сам стал приставать к нему. Но Аякс только отвернул голову в сторону, погружаясь в сон. Итэр, к удивлению, отстал довольно быстро. И когда отстал, то заботливо накрыл себя и Аякса одеялом, используя его руку как подушку и крепко-крепко обнимая.       Конечно же звуки стояли в комнате громкие. И конечно же их нельзя было не услышать, и зря Аякс надеялся, что на первом этаже, в этом шуме, никто их не услышит. Однако как-то негативно реагировать на них имела право лишь Кэ Цин. Она единственная из всех шести, кто никогда не мешал другим отдыхать своими стонами.