***
Когда Чжао вышел, глаза множества служащих были направлены на него. Он почти мог прочесть в них охватывавшее людей отчаяние. Чжао прокашлялся. — Правительство даëт нам полную свободу действий. Мы больше не отчитываемся ни перед кем и сделаем всë, что в наших силах, чтобы остановить эту тварь. Я вижу на ваших лицах смятение. Вы сомневаетесь в возможностях «Ловчих»? Мы почти шестьдесят лет готовились к этому моменту. Может быть, думаете, что, раз не справился «Монарх», то и нам будет не по зубам эта зверюга? Если бы Годзилла тринадцать лет назад всплыл в Гонконге, мы бы там его и похоронили! Соберитесь, бой не окончен. И, кто-нибудь, доложите мне уже о ситуации. Ситуация усугубилась. Белый Яогуай, конечно, давно улетел, оставив после себя сгущающиеся тучи белого вещества неизвестного уровня токсичности, создающего при этом радиопомехи. Но это были ещё цветочки. Как уродливые цикады, из почвы начали появляться твари, такие же, как на Шри-Ланке. Сначала они были небольшими, но их всë прибывало, некоторые из них слеплялись в комки, которые затем становились новыми, более крупными и крепкими чудовищами. Они были организованными и окружали горный массив, где находилась база. Твари стали биться головами о защитный барьер, царапать его клешнями, бомбардировать пучками света. Стена, созданная, чтобы сдерживать Яогуая уровня Мотры, постепенно прогибалась. Местами обожжëнные конечности прорывались сквозь неë. Чжао не думал, что когда-нибудь такое увидит. Но он не потерял самообладания. — Отключайте поле. Перевести питание на системы агрессивной обороны! Один из операторов повернул голову и воскликнул: — Но ведь за время активации они прорвутся! Генерал взглянул на него и с ледяным спокойствием произнëс: — Они уже прорвались. Выполняйте. Побледневший оператор повернулся к пульту управления. — Есть, — и, когда ставшие полностью видимыми неоновые барьеры вспыхнули и погасли, добавил, — первая линия обороны прорвана. Всë так же спокойно Чжао отдал приказ: — Открыть огонь. Чудищ встретил стальной дождь. Появившиеся из скрытых бойниц установки изрыгали пули, разрывающие панцири. Первая волна легла, вторая замедлила ход. Кан Широнг приблизился к Чжао. Доктор негромко произнëс: — Если я вас правильно понял, генерал Чжао, мы можем использовать любые средства? Наблюдая за тем, как всë меньше Яогуев падает под обстрелом, Чжао ответил: — Да, любые. К нам уже летят боевые беспилотники и несколько вертолëтов. — Вы не планируете удержать гору? — Нет, доктор. Эти гады не так просты, чтобы мы смогли от них отбиться. Взгляните на поле боя. — Но я и так на него смотрю. — А вы внимательнее смотрите, доктор, — Широнгу ничего не оставалось, кроме как взглянуть. Третья волна перебиралась через останки второй, за ней следовала четвëртая. К ружьям присоединилась лучевая пушка, медленно, но эффективно разрезающая цели на части. Чжао задал вопрос: — Чем, по вашему, мотивировано подобное поведение животных? Они несколько минут долбились головами в пустоту, затем пробили еë и теперь убивают себя об наши пули. — Они не волнуются о полученном уроне, потому что, как и их Мовань, могут регенерировать. — Но как же боль, усталость? Я бы понял, если бы они рвались к пище. Источники энергии находятся в трëхстах метрах под землëй, а они не зарываются вглубь. Наоборот, прут прямо из неë. Ваши мысли, доктор? Кан Широнг задумался. — Генерал, неужели вы думаете, что они бросаются через наши меры обороны, чтобы добраться до нас? — Не знаю, доктор, ничего нельзя утверждать наверняка, но одно объяснение мне кажется... странно логичным. — Они не отступают, хотя наши смерти не принесут им ничего. Они даже не наедятся. Зачем всë это, по-вашему? Их взглядам предстала пятая волна, которой уже был не страшен урон. — Это прозвучит нелепо, доктор, но я считаю, что, оказав сопротивление, мы задели самолюбие Белого Яогуая. И теперь он вымещает на нас злобу. — Простите за проявление инсубординации, но вынужден согласиться. Это и правда нелепо. Яогуаи сильные, они нарушают наше представление о законах природы своим существованием, но всë же они просто животные, а вы говорите так, будто мы имеем дело с чем-то разумным. Чжао оглянулся на доктора и спросил: — А вы знаете, что это не так? Или вам бы хотелось в это верить? Не дав учëному договорить, он продолжил: — Ладно, сейчас не до того. Вы хотели поинтересоваться, бросаем ли мы в бой все силы? У вас есть какие-то мысли по поводу ситуации? Первый раз за всë время Чжао прочитал проблеск радости на непроницаемом лице Широнга и внутренне содрогнулся. — Я бы хотел увидеть их дебют при других обстоятельствах, но что насчёт спецотряда 8? Причины беспокойства Чжао были оправданны. Спецотряд 8. О его существовании даже в рядах «Ловчих» знали немногие. Но их история была тесно связана с историей основания организации. В шестидесятых развитие ядерной программы КНДР привлекло внимание гигантского организма. Существо было по природе малоактивным и неагрессивным. Его смогли одолеть, используя ядерное оружие. Это был первый монстр, с которым столкнулись в Китае, и с него началась история «Ловчих Юя», тогда ещё известных под куда менее цветастым названием. Но когда учëные стали исследовать труп гиганта, которому за сходство с мифологическим монстром дали имя Хуньдунь, то обнаружили нечто пугающее. Хотя мозг монстра был мëртв, его тело продолжало жить. Даже отделëнные части пытались регенерировать, имея доступ к минимуму питательных веществ. Когда пища превосходила размерами питающийся ею кусок Хуньдуня, плоть Яогуая прорастала внутрь пожираемого тела, постепенно замещая поглощённое собственной тканью. Это свойство заметили, и было решено изучить его влияние на живые организмы. Сначала на животных. Потом на людях. Кан Широнг был там, ещë молодым, когда они начали эти эксперименты. Некоторые испытуемые были добровольцами, некоторые нет. Процесс был одинаково непереносимым для всех. Крики людей, отданных в объятия нестерпимой боли, распространявшейся по всему телу, когда в нëм проделывали путь проростки Хуньдуня. Может, из-за них лицо Кана Широнга скрылось под маской безразличия? Или они лишь завершили начатое самой природой, когда этот человек родился на свет? Быть может, наоборот, — они являлись тем немногим, что способно пробудить в нëм эмоции, но не сострадание, а... Впрочем, в катакомбах «Ловчих Юя» бесследно исчезали и другие, не менее тëмные тайны. Плодами кропотливой работы стали два грандиозных проекта. Первым был их собственный Яогуай. Точнее, он должен был им стать, но история Прототипа закончилась плачевно. Вторым стал спецотряд 8, получивший неофициальное название «Дети Хуньдуня». Чжао проговорил: — Хотите вывести «детей» на прогулку, доктор? Лопата бы отреагировала более эмоционально, чем Кан Широнг. — Ваше чувство юмора вам не изменяет, генерал. На сбор отряда уйдëт около получаса, и хотел бы сообщить, что с ними не отрабатывали десант в активную зону боевых действий. — Теперь это уже не имеет значения. Бесы отстреливались, энергетическими залпами приводя орудия в негодность. — Активировать третью линию обороны! Загудели аккумуляторы более страшных машин. В горе открылись свинцовые створки, обнажив некое подобие зеркал, направленных на приближающуюся армию. Двадцать секунд — и демоны замедлили ход. Сорок — и они остановились. Минуту спустя многие бесы повалились на землю, исторгая из глазниц и ртов дымящуюся массу кипящих зелëных внутренностей. Их тела продолжили распад, выпуская клубы густого белого дыма, постепенно скрывающего картину побоища. Излучатели продолжили работу, перегревая уже не цели, а дымовую завесу, которую они подняли. Горячий воздух поднимался вверх, унося с собой туман. Чжао понял, что происходит: — Отключить микроволновые генераторы. Ублюдки пытаются нас ослепить. Кто-то воскликнул: — Но ведь они прорвутся! Чжао моментально осадил критика: — Не прорвутся. Они тянут время, чтобы перегруппироваться и ударить снова. Уровень работоспособности огнестрельных орудий? — Сорок процентов! Чжао мысленно выругался. — Уровень работоспособности энергетических орудий? — Семьдесят пять процентов! Генерал ухмыльнулся. Ещë поборемся. — Активировать вторую линию обороны, снова. Этажам с седьмого по минус первый приготовиться к эвакуации по сценарию 10А. Затем он обратился к Широнгу: — Будем надеяться, доктор, что спецотряду удастся создать наземный коридор. Широнг чуть нахмурился: — Простите, но я думал, что вы покинете это место по воздуху. — Вы ошиблись. Спецотряда не хватит, чтобы остановить этих тварей. А наш враг скорее обратит внимание на нас, чем на «детей». Я видел видеоотчëт. Они знают, что такое вертолëт. Знают, как его сбить. Понадобится отвлекающий манёвр, чтобы эвакуирующихся не перестреляли, как уток, тут-то и выступим мы. Кан Широнг понял. — Что ж. Тогда, наверное, стоит сказать, что последние годы нашего сотрудничества были весьма плодотворными. Чжао попытался не выказать своего отвращения и потерпел крах. — Иначе и не скажешь. Но знаете, доктор, откровенно говоря, вы мне никогда не нравились. — Откровенно говоря, генерал, это взаимно. Пока все, не имевшие никакой ценности в качестве бойцов, но стоившие слишком дорого, чтобы погибнуть в когтях монстров, спешно готовились к эвакуации, Чжао отдавал команды и указания. Время шло. Оружие подводило. Бесы начали вгрызаться в гору. Время шло. Чжао в сопровождении множества людей, готовых вступить в последний бой, спустился на нижние этажи. Там была боевая техника. Ничего сверхъестественного, просто бронированные машины и пара танков с экспериментальным оружием. Возможно, стоило вкладывать усилия в Мехов, а не в искусственных Яогуаев. Но это уже неважно. Время шло. Чжао посмотрел на наручные часы. Скоро прилетит десант. Должен прилететь. «Ловчие» находились перед выходом из горы. Выступать против Яогуаев пешком было бы равносильно самоубийству. Но судя по тому, что Чжао видел, вскрыть БТР и даже танк для них будет простой задачей. Всем, что отделяло их от преисподней, были огромные двери, способные выдержать ударную волну ядерного взрыва. И они открылись. Звук разъезжающихся металлических створок привлёк внимание тварей. Резкими движениями несколько из них продвинулось ближе к возникшей пещере. Они дëргались, как марионетки, вглядываясь во тьму бездонной пасти горы. И за своё любопытство демоны оказались наказаны. Яркий свет ударил в глаза, лишëнные зрачков, лишь ненадолго дезориентировав исчадия ада, но за светом последовали пули, снаряды и залпы лучевых пушек. «Ловчие Юя» вступили в прямое столкновение. Им удалось отъехать метров на сто, прежде чем количество врагов удвоилось. Чжао не понял, как именно это случилось, но подозревал, что у врага была система связи, которой не мешала завеса тумана. Он ожидал атаки от летающих разновидностей — если они спикируют, то разорвут танки, как коршун цыплят. В центре боевой группы несколько орудий были нацелены вверх. Не самая надëжная, но хоть какая-то контрмера. Яогуай, которого они смогли опрокинуть, был ростом с трëхэтажный дом. Но его шкура лопнула, из неë посыпались Яогуаи меньшего размера, которых было нелегко взять на мушку, а на замену павшему шëл другой, ростом в пять этажей. Пару машин «Ловчие» потеряли. Лучевое оружие заставило металл распушиться, выбросив в воздух тучу металлической стружки. У Цзюня не было времени, чтобы раздумывать над тем, какое влияние луч оказывает на живого человека. Он просто надеялся, что это происходит быстро. И тогда упала первая десантная капсула. Все Яогуаи как по команде повернули морды к новому объекту. Это позволило армии свалить ещë одного, пробив ему череп. Ко всеобщему разочарованию, нервный ганглий, заменявший твари мозг, просто вполз обратно в черепную коробку. Сначала капсула не выдавала своего обитателя. Затем в нескольких местах стали появляться вздутия, будто что-то изо всех сил пыталось вырваться наружу, прежде чем наконец выбить заклинившую дверь. Из тьмы саркофага явилось нечто. Склизкое, будто его всë ещë покрывали амниотические жидкости, покрытое бугристой твëрдой кожей, оно стояло на двух мускулистых ногах. Существо превосходило ростом людей, но в сравнении с более крупными бесами оставалось пигмеем. Его морда напоминала рыбью, и, когда большие глаза моргали, они будто проваливались внутрь черепа, как у лягушки. Но длинные пятипалые руки с отставленным большим пальцем, положение тела, почти перпендикулярное земле, и странно осмысленный взгляд этих странных глаз придавали твари особенно зловещий вид. Взмахом руки оно сорвало морду с приблизившегося для атаки беса. Едва другие начали обстреливать новую угрозу, как мутант одним прыжком переместился на многие метры. С неба упала ещë одна капсула. Выбравшееся из неë существо отличалось от предыдущего. Его голая кожа была чëрной, а морда выглядела круглой, как блин, место челюстей занимала усыпанная зубами воронка. Гигантский по сравнению с ней бес приблизился к напоминающей миногу твари. Она бросила что-то, способное сойти за оценочный взгляд, прежде чем молниеносно оторваться от земли и стрелой вонзиться в тело монстра. За три секунды ужасный паразит просверлил дыру в броне, которую брал не каждый снаряд, и продолжил прокладывать путь внутрь. С неба продолжали сыпаться капсулы, выпуская в мир новые ужасы. Дети Хуньдуня получили в распоряжение новые игрушки. Битва шла не между Титанами, а между двумя сгустками биомассы, пожирающими друг друга, использующими поглощëнную материю, чтобы тут же улучшить себя. Тут и там случались странные гибридизации: на красном панцире бесов зелëными пятнами плесени прорастала кожа Хуньдуня, из зелёных тел гуманоидов вырывались лапы раков. При виде поражения множества вражеских Яогуаев Цзюнь Чжао не мог сдержать злорадной усмешки. «Жрите дерьмо, подонки, такое же древнее, как и вы сами!» На запросы напуганных внезапным появлением новой стаи чудовищ солдат Чжао ответил: — Спокойно, это наши. Продолжаем обстрел предыдущих целей, прикрываем восьмой спецотряд. Подле них сражались не монстры, а люди, которые отдали всë на благо Китая и вышли в последний бой. Плечом к плечу с ними сражались герои. Казалось, битва длилась целую вечность. Но в какой-то момент Чжао понял, что вокруг больше нет чудовищ, посланных Белым Яогуаем. Дети Хуньдуня тоже скрылись в сгустившемся тумане. Гора должна была находиться в сотне метров от них, но «Ловчие» не могли найти еë. Неожиданно нечто вырвалось из мглы и похитило бронетранспортёр. Оно было слишком быстрым, чтобы его можно было разглядеть в деталях, но Чжао был готов поклясться, что разглядел огромную пятипалую руку, которая просто не могла принадлежать демону. Полученный приказ был чëтким. «Ловчим» выделили двенадцать часов, чтобы уничтожить Разрушителя любыми доступными способами, прежде чем командование пойдёт на последний, отчаянный шаг и использует ядерный арсенал. Этого тоже окажется недостаточно, но данная мера и не была оправдана ничем, кроме безысходности ситуации. И, возможно, гордыни. Старейшая, сильнейшая держава мира не уйдëт, скуля от боли под мясницким ножом чудовища, что поставило еë на колени. Она погибнет, сражаясь. Это звучало так красиво, так трагично, что кто-то мог бы и слезу пустить, но если бы Чжао встретил автора идеи, то для начала сломал бы ему челюсть. Потому что вовсе не автору идеи придётся стать еë исполнителем, вариться в костюме химзащиты посреди густейшего из туманов, пока на него охотятся его же солдаты. Или, точнее, безумные мутанты, которых классифицируют как солдат. По крайней мере, схожие приказы получили и другие отделения «Ловчих» по всей стране. Может быть, что-то получится у них. Потому что, и это было ясно даже дураку, у остатков немногочисленной армии Чжао возможности завершить эту миссию не было. Они проиграли. И туман поглотил их.***
Малмесс ехал по улицам города, который ещë не успел проснуться. Место назначения изменилось, босс дал новое. По прибытии он увидел, как Ганнибал погружается на заднее сиденье своей любимой машины. Охраны вокруг было немало, что немного смутило киллера. Когда он подъехал ближе и остановился, группа охранников обратила в его сторону оружие. Малмесс медленно и осторожно достал телефон, вспомнил про невесть откуда взявшиеся проблемы со связью, выругался, нажал на кнопку и активировал экран. Индикатор связи оправдал его надежды. Малмесс выдохнул. Должно же ему хоть когда-то начать везти. Отправил сообщение боссу. Оно было прочитано, и охранники опустили оружие. Славно. Но не убрали. Не так уж славно. Малмесс подошëл к двери машины, по бокам от которой стояли два высоких молодчика. Их лица были ему незнакомы. Внутри сидел босс. Ганнибал спросил: — Груз привëз? — С грузом накладка. Не было его. Брови Ганнибала взметнулись. Он снял очки, протëр их, снова водрузил на нос и бросил на Малмесса взгляд единственного видящего глаза. — Малмесс, скажи. Мы, по-твоему, в цирке сейчас? — В цирке? — В цирке. Ну, ты же знаешь, что такое цирк? Львы, тигры, жонглëры и, мать их, слоны. Ну так? — Нет, мы не в цирке. — Тогда за каким дьяволом ты пытаешься сделать из меня клоуна? А?! Сначала ты видишь ручную гориллу Джоны, этого грëбаного террориста, и что ты делаешь вместо того, чтобы пришить на месте свою цель? Начинаешь плясать с ней танго, и тебя размазывают по асфальту, как соплю по стенке. Теперь я посылаю тебя за грузом, а ты возвращаешься с пустыми руками и сообщаешь, что обделался. Как это понимать? Малмесс молча выслушивал гневную тираду. У Чау было много преимуществ перед Джоной. Прежде всего, он не принимал в свои ряды религиозных фанатиков, а это был большой плюс для Малмесса, который с подросткового возраста не терпел любой религии. С другой стороны, за Джоной не водилось привычки ныть, не затыкаясь. Ганнибал, видимо, закончил речь. Малмесс хотел спросить, зачем ему было приказано приезжать сюда, как ответ озвучил сам Чау. — Хрен с ним, сейчас не до груза. Мне птичка напела, что в Китай движется Титан. Махина, каких свет не видывал. Раскидал Годзиллу и его братию, как алкашей, сквозь Индию прошëл, как нож, и даже, говорят, ядерки его не взяли. Чëрт знает, куда его понесëт, но даже если он не заденет Гонконг, я на такие представления больше люблю в записи смотреть. — Вот оно как. Я видел военных по пути сюда, и связь сбоила. Никак не мог понять, отчего. — Дороги перекрывают, сукины дети. — Тогда, босс, мне следовать за вами в своей машине? Ганнибал ничего не ответил. Малмессу показалось, что он услышал слабый смешок. — А кто тебе сказал, что ты куда-то поедешь? В этот момент на плечи киллера опустились руки охранников. На миг его спокойное лицо исказилось, и он посмотрел на двух мужиков, которые теперь придерживали его с обеих сторон. — Убрали бы вы руки, ребята. Из плечей повыдëргиваю, болеть будет. Ганнибал рявкнул: — Молчать! Там, куда я отправляюсь, мне будут нужны люди, которым можно доверять. Малмесс почувствовал внутри холодок. Ганнибал знает?.. — Я прослушал твои разговоры с этим мексом, которого подослал Джона. Не хотел ты его убивать. А потом ты, видимо, понял, что дал маху, и поэтому встреча с ним не записана. Не знаю, что уж там было, но твоë прошлое всегда было для меня занозой в заднице. А теперь ты решил и настоящее изгадить. Ты слишком много о себе думаешь, Малмесс, думаешь, что я спущу тебе с рук косяки из-за твоих неоценимых талантов, из-за того, какой ты замечательный мясник. И в твою голову никогда не приходило, что я поставил тебя тренировать своих ребят не от балды, а чтобы получить десятки людей с умениями, хоть вполовину близкими к твоим. Потому что незаменимых быть не должно. А тебя пришла пора заменить. Кончайте его! Уже на слове «заменить» Малмесс заметил, что рука левого верзилы потянулась к оружию, и отреагировал. Его враг врезался лицом в кузов машины. Второй оказался ловчее, и, когда киллер повернулся к нему, то нарвался на выстрелы. Малмесс упал. Из автомобиля раздался приказ: — Садитесь. Поехали. Быстро! Зарычал мотор, скрипнули шины, и автомобиль Ганнибала Чау устремился вдаль. Охранники, не успевшие принять участие в драке, сели в другое авто и поехали следом, оставляя Малмесса наедине с самим собой. Жизнь — это коробка шоколадных конфет. Так, кажется, сказал кто-то?.. Жизнь — это когда тебе, будучи отравленным ядом, необходимо найти противоядие среди бесчисленных прозрачных капсул, полных Эболы, сифилиса и сибирской язвы. Противоядие, которого может там и не быть. И сейчас, лëжа на асфальте с продырявленным животом, Малмесс понимал, что сделал не тот выбор и хапнул порядочную порцию гепатита. Но что ему оставалось делать? Искать противоядие всё-таки надо. Когда же его отравили? Сегодня, когда он выдвинулся на встречу с Чау? Или раньше, когда решил спутаться с этим проклятым синдикатом? Может, когда он оставил «Судей»? Или когда снова встретил отца? Когда поджëг родную деревню, убив десятки и ранив сотни? Когда удар за ударом вгонял нож в тело матери? Когда в полутëмном здании его уничтожили те, кому были не писаны людские законы, потому что они проповедовали закон небесный? Нет, по мнению Малмесса, отравлен он был уже в тот самый момент, когда сделал первый вдох и издал первый крик. Как и все остальные, кто когда-либо первый раз делал вдох и кричал. Так он думал раньше, глубоко в душе, а сейчас она выходила из его тела вместе с кровью, обагрявшей мокрый асфальт. И все его мысли были посвящены одному — как бы выиграть у этой костлявой змеищи по имени Смерть ещё минуту, не околеть, как шелудивый пëс. Мысли путались. Ответа не было. Он полз куда-то, пока перед ним не возникли два серых столба. С трудом поднял голову — не столбы это, а ноги человека. Лицо уже не разобрать. Поглядел по сторонам, увидел ещë людей. Окружили, гады. Когда-то такое уже было. Хотелось огрызнуться, крикнуть: «Живым не возьмёте, сволочи!», но из стиснутых жёлтых зубов вырвались только хрипы и кровь. Потом был свет. Туннеля не было. Малмесс лежал в операционной, и ему в глаза бил свет лампы. В него было воткнуто немало трубок, и где-то раздавался писк, свидетельствовавший, что, вопреки всему, его сердце ещё билось. Победа, мать еë. Унылая вещь. Его проинформировали, что выжил он лишь чудом. Это показалось Малмессу весьма забавным. В ближайшем будущем проблем не предвидится. Все в Гонконге слишком заняты куда более серьëзными проблемами, чтобы обратить внимание на человека, чья биография на бумаге не соответствует действительности. Немного денег поспособствует решению ситуации. А дальше? Думать об этом сложно. Слишком много неизвестных факторов. Титан ушёл на север, как говорят. Это хорошо, но Титан — не тайфун. Кто знает, что взбредëт ему в голову, что повлияет на его следующий шаг. И когда он решит остановиться. В любом случае из Китая (если от него к тому времени что-то останется) надо валить. А дальше уже видно будет. В конце концов, пока есть люди, которым другие люди желают смерти, у Малмесса будет работа. Засыпая, он видел перед собой ряды прозрачных капсул и протянул руку, чтобы снова сделать выбор.***
Алан Джона мельком осмотрел информационные табло, по которым струился поток данных. — Так сколько, по вашим подсчëтам, нам ещё ждать? Получив ответ, он коротко кивнул. — Ясно. Тогда, джентльмены, я бы хотел ненадолго оставить наблюдательную позицию. Необходимо решить некоторые управленческие вопросы. До этого словно погрузившийся в наблюдение за экранами, показывавшими разрушения, уже причинëнные Китаю, Альфонсо Хуарес пришёл в движение. Высокий старик и его монументальный телохранитель скрылись в глубинах Нагльфара. Когда они добрались до комнаты Алана, Хуарес открыл дверь и, не входя внутрь, внимательно осмотрел помещение. Не обнаружив признаков угрозы, он вступил внутрь и провëл осмотр ещё раз. Удостоверившись в безопасности, обернулся. — Чисто, босс. Алан вошëл следом и закрыл за собой дверь. Осторожно ступая, он дошëл до письменного стола, окинул его взглядом человека, ожидавшего обнаружить сидящего под ним лазутчика или по крайней мере прикрученную к стулу противопехотную мину. Ритуал был бы до комичного серьёзен, если бы не обстоятельства жизни Джоны. В конце концов, столкнуться с чем-то из вышеперечисленного он действительно мог. Алан достал из ящика тетрадь, сел и начал что-то писать. Про стоящего перед ним Альфонсо он словно забыл. Обычно молчаливый, Ал выждал некоторое время, заполненное тихим поскрипыванием бродящей по бумаге шариковой ручки, прежде чем подать голос. — Босс? Я могу быть свободен? Джона поднял на него взгляд. — А кто из нас может? Хуареса такой ответ застал врасплох. На этот раз неловкое молчание прервал Алан: — Шутка. Он вернулся к тетради, но не написал ничего нового, а просто рассматривал еë. — Ты становишься похожим на Малмесса. Нетерпелив и потерял чувство юмора. — Я бы не хотел становиться как Малмесс, босс. — Не думаю, что Малмесс сам этого хотел. Просто есть ситуации, на ход которых мы не можем повлиять. Впрочем, я считаю, что пока не попробуешь — не узнаешь. Согласен? Алан повернул тетрадку так, чтобы Хуарес мог видеть, что в ней написано. В окружении ничего не значащих символов и перечëркнутых букв была крупная надпись. «НАС МОГУТ ПРОСЛУШИВАТЬ» Затем Алан снова повернул тетрадь к себе. Необычное поведение начальника перестало удивлять Хуареса. Он ответил кивком, и Джона продолжил: — Так вот, что касается влияния. Как там наши ребята? Ты слушал их переговоры, так ведь? — Si, senor coronel. Ничего, что нарушало бы порядок вещей. Некоторые немного разочарованы тем, что тот монстр проиграл. — Ну, это тоже ситуация, на которую мы стараемся повлиять. Сам слышал доктора Франкенштейна, оно всë ещё живое. — Si, senor coronel. — Что ж, отлично. Не хотел бы узнать о чëм-то внештатном. Я, конечно, не стал бы звать тех, кому не могу в полной степени доверять. Но мы ещë никогда не летали на самолëте размером с отель. И наша прошлая коллаборация кончилась не сказать чтобы гладко. Ал хмыкнул. Про ту операцию можно написать целую книгу, ни разу не использовав слово «гладко». Джона снова начал что-то писать, в то же время продолжая разговор. — Возвращаясь к ситуациям, на которые можно повлиять. Ты, кажется, немного растерян. Что-то из увиденного на экранах тебя смутило? — Никак нет. Просто первый раз вижу так много городов, разрушенных одним Титаном. Уголки рта Джоны приподнялись, создав кривую ухмылку. — Кажется, в этом он профи. Но, возвращаясь к предыдущей теме, я бы хотел напомнить. Сохраняй бдительность. Алан снова поднял тетрадь, где уже на новой странице красовалась надпись. «НА ЭТОТ КОРАБЛЬ У МЕНЯ БОЛЬШИЕ ПЛАНЫ» — Ну, похоже, пока что всë. Продолжай наблюдение. — Слушаюсь, — Хуарес покинул комнату. Алан откинулся на спинку стула и задумался. Столь многое было сделано. Столь многое предстояло сделать. Когда его люди скрывались в трущобах бывшей Югославии, думал ли он, что достигнет чего-то подобного? Когда они работали на тех, кто больше заплатит, были пиратами и наëмниками, было ли в его голове чëткое представление о сегодняшнем дне? Нет. Представления и быть не могло. Старый мир был не лишëн безумия, но казался более приземлëнным. Много взрывчатки, зарин, VX, может быть, биооружие — достать такие вещи было пределом их возможностей. Про ядерное оружие шутили, но всерьёз не пытались заполучить материалы. Биооружие. Тогда это слово не ассоциировалось с живой машиной смерти, которой не страшны ракеты, плюющейся огнëм. Всë было значительно проще. Сибирская язва. Эбола. В Пакистане они совершили рейд на центр некой негосударственной организации. Им удалось прорваться внутрь, но люди Джоны не обнаружили того, о чëм красноречиво предупреждали значки радиационной и биологической опасности. Вместо этого они нашли нечто, перевернувшее их представление о мире. Алан тогда не мог поверить своим глазам. Сначала он даже не понял, что именно видит. Затем смог различить какие-то сегменты, догадался, что торчащие по сторонам выросты похожи на конечности. Оно было серым, будто вырубленным из скалы. Многорукое червеобразное тело непонятного животного размером с многоэтажный дом. Алан поднял с пола кого-то из местного персонала, встряхнул и потребовал объяснений. Дрожащим голосом ему ответили: — Вы не понимаете, с чем связались. Джона прислонил револьвер к голове человека и сказал: — Тогда постарайся объяснить так, чтобы я понял. Так Джона встретил первого в своей жизни Титана. Позже, когда ему едва удалось унести ноги от подкрепления монарховцев, когда пришлось на своих двоих пересекать пустыню, его осенило. Если и есть сила, способная смести с лица земли социум, который смог породить на свет того, кто убил его дочь, тех, кто сжигал деревни вместе с жителями, всех тех, кто убивал, калечил и творил неописуемые акты жестокости, то она заключается в этих существах. И тот, кто сможет получить власть над ними, перестанет быть просто Судьёй. Он станет Палачом. Говорят, человек полагает, а Бог располагает. Много людей погибло, чтобы планы Джоны осуществились, а в конце концов всë решила воля случая. Алан был раздосадован и раздражëн, но что ему оставалось делать? Он потëр виски. Нет, нет. Это была ситуация, на которую нельзя повлиять. Но пока влиять неë и не следовало. Потому что, пусть и по воле случая, всë шло так, как Алан хотел. Много людей уже погибло. Ещë больше погибнет. Холодок пробежал по хребту старика. Не от страха — в предвкушении грядущего.***
Каюты, где проживало свыше сотни человек, располагались прямо под палубой Нагльфара. Бывший сотрудник «Монарха» был не последним человеком на базе, и ему, конечно, выделили собственные апартаменты. В них царил исключительный порядок — никакого мусора, начисто застеленная кровать, у низкого потолка — полки с аккуратно расставленными книгами. Всё это резко контрастировало с внешностью обитателя комнаты. Одет он был в покрытую мутными пятнами жилетку и джинсы, сальные волосы взъерошены, в зубах зажата сигарета — он курил, облокотившись на стену, и совсем не обращал внимания на собственную наружность. Имелись дела поважнее. План провалился. Устранить Рена не получилось. Джон Деврих, конечно, понимал, что такой исход возможен, но слишком верил в свой успех. Совершенно не обеспокоенный безопасностью Рен Серизава казался лёгкой жертвой, и было трудно устоять перед искушением, когда на горизонте возникли опасные люди, которым японец перешёл дорогу. «Тамплиеры» предложили за его голову огромную сумму. Лучшим своим людям Рен и так платил весьма щедро… но последнее время Джона начали терзать подозрения. Среди экипажа корабля ходили слухи о том, что японец решил громко заявить о себе напоследок и, возможно, Нагльфар уже никогда не опустится на землю. Джон в это не верил, но и не горел желанием оставаться на судне и играть с огнём. Он точно знал — что-то должно произойти, то, к чему Рен готовился на протяжении многих месяцев, и совершенно не хотел принимать в этом деле участие, что бы оно из себя ни представляло. Найти среди наёмников Серизавы тех, кто роптал на текущее положение вещей, оказалось нетрудно. Дело было за малым — прикончить японца, сообщив об этом мафии, получить свои деньги и тут же смыться (детали бегства он продумал заранее… убедив себя в том, что покушение будет удачным). Но обернулось всё так, что Джон Деврих оказался между двух смертельных угроз. С одной стороны Рен, который будет искать стоящего за нападением и рано или поздно докопается до истины. Конечно, можно попытаться свалить вину на «Судей», прибывших на базу совсем недавно — среди этих людей были головорезы, рядом с которыми наёмники Серизавы выглядели детьми, но тогда он рискнёт навлечь на себя гнев их предводителя. Этого хотелось меньше всего. Но из всех обитателей Нагльфара наибольший страх у Девриха вызывал не Рен Серизава и даже не Алан Джона, а человек, сделавшийся личным телохранителем японца и теперь не отходящий от него ни на шаг. Син Като, сорвавший покушение, по нелепой случайности оказавшись рядом и нашпиговав свинцом всю троицу наёмников. Утешало лишь то, что они погибли на месте — значит, не успели ничего выдать. Всякий раз, когда Джон натыкался на Като, следующего за Реном на палубе и в коридорах небесного судна, тот не сводил с него взгляда. Вероятнее всего, это была только паранойя… Но что, если он всё же о чём-то догадывался? Не лучше ли забыть о сказочных деньгах и уносить ноги, пока Като не успел ничего предпринять? Но оставались и «Тамплиеры». Троица наёмников ничего не знала о связи с ними, и, даже если бы убийц взяли живыми, рассказать им было бы нечего. Однако, если он сбежит сейчас, не справившись с миссией, но забрав задаток (очень скромный в сравнении с обещанными деньгами), ничто не мешает этим жутким людям избрать новой целью его самого. Именно эта мысль удерживала Девриха на судне. Здесь он хотя бы был для них вне досягаемости.***
— Общеизвестно, что организация «Прометей», временно получившая особые полномочия после событий в Париже, ныне является первой в мире по противодействию Титанам, — на экране появилась очередная журналистка, спешившая задать вопрос новоявленному директору «Прометея». — Не могли бы вы рассказать немного о будущих действиях по улаживанию мировой ситуации? — Именно этим я хотел поделиться, — рыжеволосый ирландец расплылся в улыбке, — чтобы немного пролить свет на происходящее и успокоить наших зрителей. Мы принимаем во внимание все ошибки предшественников — «Апекс» и «Монарха». Намерения лидеров этих организаций были абсолютно благими, но многочисленные неверные решения и внутренние диверсии привели их к краху. Теперь, когда я официально возглавляю «Прометей», десятки наших институтов в разных странах начнут работать как единый механизм. Сейчас всё человечество обеспокоено угрозой Титанов, и мы день и ночь ищем способы решения проблемы. Некоторые из них могут показаться весьма причудливыми, но времена меняются, и опасность становится серьёзнее. Создать одного технологичного робота, как раньше, будет недостаточно. Вместо устаревшего меча мы предложим целый арсенал разнообразных орудий. Человечество запомнит «Прометей» как тех, кто принёс огонь, осветивший тьму. У нас больше ресурсов, больше возможностей, больше великих умов, чем у любой организации в прошлом, и я, Адам О’Брайен, заявляю — очень скоро Парижская катастрофа останется в нашей памяти как трагедия, которая никогда больше не повторится! — Что вы можете сказать о главной угрозе человечеству на данный момент? Титане, прозванном Разрушителем? — Этот дьявол сокрушил Индию, сокрушил Китай, но таковы последствия решений глав этих государств. Они пытались вести войну методами прошлого столетия, но лишь инновационное оружие может совладать с существом такой ужасной мощи. Когда Разрушитель заявится Европу, он будет уничтожен. «Если вообще направится в Европу. Или не сотрёт с лица земли весь материк до основания» — Рен Серизава выключил прямой эфир. Ничего интересного он не услышал. Умелый демагог знал, как успокоить доверчивых зрителей — но до него те же фразы повторяли и Гиллерман, и отец. Все они были демагогами, и народ им верил. Стоило же появиться человеку, который попытался кардинально изменить ситуацию, как «Монарх» попал в немилость. Серизава не мог быть сторонником Фостера, но стоило признать — тот хотя бы не боялся совершать рискованные ходы. Ещё несколько дней назад Рену казалось, что появление Разрушителя сулит неизбежное уничтожение большей части человечества — но теперь у него появилась новая надежда. О ситуации в мире он знал, возможно, больше, чем любой другой человек, а последнее событие позволило ему с наибольшей точностью предсказать, когда всё закончится. Ранее такое озарение случалось с ним единожды. Больше трёх лет назад, когда он ещё работал на Симмонса. Этот день стал самым важным в его жизни, и Рен до сих пор помнил каждое мгновение. Да и как не помнить? Ведь тогда он умер и родился заново. Серизава не мог забыть мысли, что проносились в голове, когда он забирался в кабину управления Мехагодзиллой. Этот момент должен был стать торжественным, но он колебался, совсем не чувствуя радости. Почему? Отец отдал жизнь, чтобы спасти то чудовище, но он ненавидел своего отца, а об этом дне мечтал на протяжении многих месяцев. И всё же… сейчас он совсем не желал управлять Мехагодзиллой. Напротив — хотелось оказаться как можно дальше от этой комнаты, от этого проклятого черепа с пульсирующей мозговой массой, превращённого в живой суперкомпьютер. Рен с трудом подавил эмоции, внезапно охватившие его. Нет. Он не мог отказаться от всего из-за нелепых страхов. Он соединился с Мехагодзиллой, и тогда появился Другой. Сначала Рен ощутил только переполнявшую его ненависть — Другой ненавидел всё, что жило, что не превратилось в мёртвые кости с разлагающимся мозгом внутри, — но потом почувствовал и другую эмоцию. Отчего-то то существо очень заинтересовалось им и теперь тянулось к нему, пытаясь постичь тайны его разума. Рена охватила паника. Он попытался выйти из системы, но больше не мог с ней взаимодействовать. На короткий миг перед ним возник отец — нечёткий силуэт, который затем расплылся, исчезнув вместе со всем окружающим миром. Серизава ослеп, полностью поглощённый Другим, но когда его тело, пронзённое электрическим разрядом, без чувств повалилось на пол, разум не отключился — он оказался в ином месте. Рен прозрел вновь, но глаза, через которые он смотрел, принадлежали не ему. Всё вокруг стало иным. Казалось, что он не только покинул штаб-квартиру «Апекс Кибернетикс», но и очутился в совсем другом мире, не имеющим ничего общего с любым земным ландшафтом. Из почвы (если под его ногами действительно была почва) выступали тысячи причудливых кристаллических объектов таких форм и цветов, каких Рен никогда прежде не видел. Небеса были чернее самой тёмной ночи, и молнии били над его головой. Нет. Над головами. Он чувствовал присутствие других, нечеловеческих личностей, проникнувших в его разум в момент, когда его затянуло в их воспоминания. Рен стал Одним, которых много, и чувствовал себя одновременно моложе и гораздо старше, чем он был или когда-либо мог стать. Из его ртов вырвался рёв, и тогда странные объекты зашевелились и появился Враг. Рен словно тонул, всё глубже погружаясь в память Другого. Он видел далёкое прошлое во всех подробностях, и каждое мгновение ощущалось как десятки лет. Запертый в чужом теле, Серизава мог лишь наблюдать за зрелищем, которое не открывалось более ни одному человеку — ни до, ни после него. Рен достиг худшего из десятков ужасных воспоминаний Другого — даже более страшного, чем изгнание из родного мира. Когда его, изнурённого и обездвиженного, завалили гигантским ледяным пластом, он испытал всю боль древнего существа. Серизава не сомневался, что и ему придёт конец, и уже приготовился к окончательному растворению во мраке. Возникла даже мысль, что его тело, конечно, ещё воспрянет… только это будет не он. Трое на замену одного, ставшего их жертвой. Он действительно очутился в пустоте, где не было цвета или звука, но пустота не вызывала страх — только чувство спокойствия. Прежний Серизава испугался бы, но тот Рен умер, когда его сознание поглотил Другой. То, что вернулось в тело, было иным человеком — если его вообще можно было так назвать, ведь ни один человек не проходил сквозь целую жизнь Титана. Вдруг он ощутил прикосновение крепких рук — его куда-то несли. Вернее, несли Рена Серизаву, не зная, что тот мёртв — и не узнают, ведь он никому об этом не расскажет. Да и кто в такое поверит?.. В конце концов, во многом он оставался Реном — с его телом, воспоминаниями и чертами личности. Другой преобразовал его с непонятной целью — может, просто играл с тем, кого считал своей жертвой, надеясь насладиться его страданиями, но вместо этого наделил силой и знанием, а затем исторгнул обратно. Позднее он узнал, что к тому моменту «Монарх» уже оцепил штаб-квартиру «Апекс», в том числе и секретный туннель, проложенный под Атлантикой. Поэтому его спрятали в городе, и лишь спустя время, когда «Монарх» покинул Гонконг, а Рена Серизаву сочли погибшим, он сумел покинуть город. Выяснилось, что укрыл его человек, звавший себя Розалесом — главный секретарь корпорации, один из тех, кто стоял за созданием Мехагодзиллы. На восстановление ушло больше года. Розалес стал первым деловым партнёром, он же помог выйти на «Тамплиеров». Рен знал, чему будет посвящена его новая жизнь, с самого первого дня. Монстр смотрел ему в душу, желая превратить в такого же монстра — но, уничтожив прежнего Рена, он дал появиться лучшему. Серизава, конечно, не превратился в героя, но и монстром с человеческим лицом больше не был. Один, которых много, потерпел поражение, но Рен не собирался останавливаться на преобразовании самого себя — теперь он должен был преобразовать весь мир. Победа над монстром была сложнейшим испытанием — не над Тремя, а над тем, кто был Реном Серизавой. Теперь его целью стало остановить других монстров, досаждавших человечеству на протяжении десятилетий. В его руках были исключительные знания и возможности. И Рен ни на секунду не усомнился в правильности своих действий. Ведь он больше не был монстром. Он стал Титаном.***
— На палубе тебя не видели уже вторые сутки, — Като стрелой влетел в кабинет и заставил Рена выйти из нескончаемого потока мыслей, — не собираешься сделать хоть что-то с творящимся на корабле? Пока ты тут сидишь сиднем, народ продолжает роптать, и «Судьи» только подливают масла в огонь. Ничего не предпримешь — и могу гарантировать, что они взбунтуются. — Пусть бунтуют. Мне бы не хотелось, чтобы это произошло раньше времени, но неделя-другая у нас в запасе есть. Мировая ситуация должна успеть сгладиться. — Ты не можешь и дальше говорить, что дела идут своим чередом, и делать вид, будто всё продумал! Бунт — ещё не самый худший вариант. А если случится новое покушение? — На такой случай у меня есть ты. Стоящие за предыдущим до сих пор не обнаружены? — Над этим я работаю, будь уверен. Впрочем, заказчик изначально почти очевиден, — хмыкнул Син. — Мне остаётся лишь определить человека, через которого «Тамплиеры» организовали это. И кандидат уже обнаружился. — Ты должен будешь устранить его, но их это не остановит. Следующим шагом непременно будет сговор с Джоной — только тогда опасность станет реальной. Пока они не представляют для нас большой угрозы, а вместе… Впрочем, неважно. Рано или поздно это случится. — И тогда Джона захватит корабль, твои наёмники переметнутся на его сторону, и в руки к самому опасному человеку в мире попадёт оружие, способное взорвать город и наплодить с десяток новых Титанов одновременно, а вдобавок — все прочие твои поделки. — Да, — кивнул Рен. — Могу предположить, что по задумке именно в этот момент всех накроют монарховцы. А не думаешь ли ты, что они будут слишком заняты красной тварью? — К тому моменту с Разрушителем будет покончено. — Так уверенно говоришь об этом, — Син снова издал смешок, — как будто есть гарантия, что над восстановившимся Хумбабой удастся заполучить контроль. И завершится ли реванш иначе? — Ты неверно понял меня. Я не имею в виду Хумбабу. — Тогда что?.. — Увидишь сам, когда придёт момент. Моё лучшее творение пригодится именно сейчас, именно для такой цели… вот уж неожиданный поворот. — Хватит загадок, не хочешь — не говори. А что с твоим глазом? — Син указал на повязку. — Продолжишь отпираться или наконец вколешь себе сыворотку? — Я не стану тратить ограниченные запасы ресурса на такую мелкую травму, которая даже не мешает моей деятельности. — И хватит об этом, ты здесь ради другого. Решил оставаться при мне — оставайся, но твою работу тоже кто-то должен делать. — Мои люди уже расставлены по кораблю — те немногие, кто действительно предан. Они не только следят за всем, что у нас творится, но ещё и пытаются максимально отсрочить будущий мятеж. В их силах только отсрочить — рано или поздно он обязательно начнётся. «Судьи» легко заполучат и «Орку», и эти твои экспериментальные игрушки, — не знаю, на что нам останется уповать тогда. — Пока этого не произошло, беспокоиться не о чем, — Рен отвернулся и замолчал, и Син понял, что беседа окончена. Он слегка склонил голову, вышел из комнаты и встал возле двери, исполняя долг. Серизава вновь погрузился в себя, и в его кабинете воцарилась тишина. Со стороны японца легко можно было бы принять за мёртвое тело — он распластался в своём кресле, неподвижный и бледный, и часами не менял положения.