Праздники для хороших детей

Позже наконец к своим подопечным малышам пришла их властная мать, легкая на помине. Недавно мечтательные и шутливые, братья мигом охмурили и опустили молодые мордочки, вжавшись огрызанными спинами в обивку дивана. Они хотели создать вид хороших и тихих, хоть иногда достойных любви Большой Мамочки детей. Для этого все четверо старались как могли: старший сменно трудился на окраинной швейной фабрике, сортируя обрезки на пригодные и совсем бесполезные, а к тому же держал порядок в исполнении самых сложных домашних дел, которыми не хотел нагружать остальных; синий и пурпурный чаще других ловили на себе материнский гнев, испытывая судьбу тем, что донимали паучиху переговорами об их общих нуждах и делах. Они вели прямой диалог с главным террористом, со своим постоянным палачом, и за это несли клеймо самых нелюбимых и раздражающих. Младшего огибали обычно эти непосредственные контакты и тяжелые работы: он был занят тем, что просто страдал, как считали старшие братья. Его больше остальных в свое время травмировали перетяжки и опилы панциря и пластрона: от чего-то тот быстро скинул в весе и слег на кровать, а долгий первый месяц он даже едва добирался до туалета и обратно. Теперь одна его нога укутана крепкими жгутами, а в другой стоит вспомогательная металлическая пластина с винтом, почти наживую закрученная в полуразрушенную кость родным, таким же маленьким пареньком в фиолетовой повязке, под руководством безобразной мачехи. Та посчитала, что перепуганный до полусмерти за братишку ребенок сделает все куда ответственнее и аккуратнее, чем она, не очень в этом заинтересованная. Им мало кто мог бы качественно помочь, и до сих пор никто не дает Рыжему гарантий долгой или хотя бы средней по годам жизни. Его кости в ногах с того рокового дня прям таки рассасывались организмом, который жадно пытался восполнить утраченные ткани своей природной коробочки, и теперь, может быть, так внутри него до сих пор распадаются на кусочки другие важные органы и ткани. Говоря о том, как много зла досталось им на их короткий век, нельзя сказать, что у них не было совсем никаких радостей жизни: место нашлось и для счастливых моментов, которые, безусловно, очень ценили и берегли в сердце маленькие черепашки. О них вы узнаете позже, в полноценной, не последовательно-биографической истории. Сейчас все четверо таили в себе возбужденные детские порывы и фантазии по поводу наступающего на порог праздника. Они ждали, скажет ли им что-то хорошее мама, но ни на что, в большинстве своем, не рассчитывали. Только Синий, обычно самый прыткий и нагловатый, будто бы наверняка знал, что беспроигрышно вчера обсудил с Большой Мамочкой сегодняшнее торжество, и что их ждет, наконец-то ждет самый настоящий праздник. Что будут подарки, будет веселье без слез и боли - он это знал, и это читалось в его лукавом взгляде, устремленном исподлобья на властную женщину в дверях. Большая Мамочка дошла до своих, вернее украденных и обозванных своими отпрысков. Она их учтиво сосчитала, словно и так не было понятно, что все они на месте, и остановила тонкий одетый в золотое кольцо палец над макушкой Красного. Она, явно неловко себя чувствуя, старательно исказилась в лице до приторной фальшивой терпимости и доброты, и вдруг начала ронять тихие изнеженные слова: -Санта отнес ваши подарки в ваши комнаты. Постарайтесь одеться прилично и не открывать их до окончания прогулки. Пойдем в город. Синий..- Она вдруг более укоризненно посмотрела на него, - Замажь это недоразумение получше, иначе останешься дома. - Так та указала на его красные полукружные отметины, сильно видневшиеся даже под хорошими кушонами и масляным гримом, купленным специально для его персональной "проблемы". Его лицо было прндметом самых частых насмешек: так не доставалось больше никому, но Синий и сам умудрялся через обиду смеяться, поддерживая все равно любимую мачеху. Его защитная реакция стала его главной фишкой, он был бы шутником и заводилой даже в кошмаре судного дня, отмечая, что сегодняшний закат был бы самым топовым в инстаграмме, а в тени тотальной ночи ему не придется наводить марафет. -Мы можем идти?..- Красный не был робок перед матерью, он проявлял свою престижную силу старшего как только мог, и не за тем, чтобы собрать на себе репутацию лидера и главаря. Так он убеждал братьев, что его спина всегда прикроет их, даже если она перепилена и исцарапана. Страдал ли он синдромом спасателя, сказать сейчас было сложно, но ему это давало максимальную отдушину и спокойствие. Когда к нему обращались, когда его заставляли, когда он принимал удар - он был уверен в том, что все хорошо. За этими его доказательно громкими словами Мамочка кивнула, отведя уже сосредоточенное в сомнениях лицо от черепашат. -Ну так погнали! Кто последний - тот гнилая летучая мышь!- И Синий раззадорил компанию, действуя как петарда, попавшая в слегка пьяную компанию бунтарных подростков. Названной матери было все равно до его слов, но играло в ней что-то свойственно женщине честное, от чего она кинула с задумчивой хрипотцой последнюю фразу непоспевающему хромому младшему мальчугану: -Я буду последней, если ты окажешься сейчас сильнее себя...- Оранжевый уяснил намек поторопиться. Он шел смешно и опирался на стены, но весело добавил вдогонку братьям: -Мама с нами, она летучая мышь!- И так это было иронично для детей, что они рассмеялись, успев только укрыться с хохотом в своих комнатушках, чтобы им не прилетело за задатки эдакого инфантильного неуважения. Большая Мамочка не сильно вдавалась в это, стерпев новую неприязнь к черепашкам. Она думала, как ей придется сейчас с ними позориться на улицах, и гадала, с чего же согласилась и на кой черт всего этого им наобещала. И не хватит ли этим отпрыскам подарков?! Действительно, она сегодня как-то разыгралась. Хорошо, подумала она, что основной азарт ее игр в том, что она легко меняет их правила. Дети воодушевленно собирались, подыскивая лучшие наряды, в которых покрывать красками пришлось бы минимум участков тела. В конце концов, все они ощущались на коже неприятной пленкой от своей дешевизны и постоянности в использовании. Подарки смотреть не стали - дали бессловесное обещание матери. Наконец вчетвером ютились у коврика в прихожей, в больших шапках и капюшонах, с митенками и варежками, с измазанными белыми личиками. Глава семейства для вида лишь накинула пальто, сыграв на лице довольной улыбкой, ей же обнадеживая детей. Синий только смекнул, что было что-то не так: его брала уверенность в лучшем только в ответ неуверенности Мамочки, и наоборот, он знал, что все будет не очень хорошо, если та не была максимально фальшивой и замкнутой. Пытаясь привлечь внимание к своему подозрению, он пихнул в плечо локтем Фиолетового, но тот не очень понял его намека. Все были слишком беспечны и наивно рады, и вышли за мачехой на улицу как утята за любимой уткой. Они уверенно шагали к воротам участка, как вдруг лжемать свернула от них в сторону домашней теплицы. -А зачем?- -Что, куда?- -Мы ведь быстро?- Зашептались дети за ней, особенно взбудораженно из которых выглядел как раз Пурпурный: он проводил в стенах теплицы больше всего времени, замороченный спазмами и болями, которые утихали в теплой, но душной и замаявшей его атмосфере там. Мачеха открыла перед ними стеклянную запотевшую дверь парника, кивнув им головой. Непонимающие, но не в силах сказать нет, четверо зашли. Синего пришлось подгонять пуще Рыжего: он был готов к нехорошей ситуации. Вдруг дверь за ними закрылась, чуть все смогли бы пересчитаться за порогом теплицы. Им стало не по себе: надо поработать, что-то забрать, чего-то подождать, или все не так просто? Мамочка, встав к более прозрачной стенке со стекающими по ней изнутри капельками конденсата, пожала плечами, постаравшись сказать как можно более слышно для них, что передумала. -Во всяком случае, вы можете заболеть. Погуляйте здесь, пока я приготовлю вам ужин. Это тоже вроде улицы, к тому же тут тепло и никто вас не увидит. - И с этими словами она ушла. Больше в ту ночь она не вернулась. Сначала разочаровавшись, дети между собой, привыкшие к утратам, с комом в горле и дрожью в голосе стали обсуждать ситуацию. -Я думал, мы пойдем в цирк... вы видели объявления на фонаре возле дома? Он приехал, и он сейчас на соседней улице.- Красный, чаще всего выходивший в свет, поделился своими разочарованиями первый. Его поддержали другие: -Мне казалось, она хочет нас отвести в кино! Она же сказала, чтобы мы приоделись... может, сеанс отменили, и она не знала, как это сказать?- Оправдывал любимую насильницу Оранжевый, привыкший сглаживать углы, хотя и не бывший ни глупым, ни чересчур простым. -Да даже если б мы просто погуляли! По улицам, за руку, как люди. Но опять так, я снова здесь! Знаете, если бы было можно, я бы эту теплицу просто взорвал...- Фиолетовый полыхал негодованием. И его можно было понять: для него это было самой огромной несправедливостью. Если все остальные оказались просто-напросто в душной комнатке, то он оказался в своей личной пыточной камере, когда меньше всего этого хотел. Голубой один среди них до последнего молчал, огрубев в юношеских чертах до вполне зрелых от своих отстраненных размышлений. Он теперь мучился их разговорами и безвыходностью. Он ли не обговорил что-то с Большой Мамочкой? Всю прошлую неделю он терпел все ее издевки, приползая на коленях вечерами с просьбами устроить им этот праздник. Теперь ему пришло осмысление, что он сделал недостаточно. Доверчивый и любящий ребенок до сих пор не понимал, что нельзя заключить честную сделку с Дьяволом, сколько бы ты не сделал. Тем временем шли минуты, и братья теряли энтузиазм. В младшем еще жила мысль, что их выпустят и куда-то отведут, а Красный и Фиолетовый помнили про обещанный ужин, хоть какой-нибудь, представляя, сколько времени могло бы уйти на его приготовление, и терпеливо ожидая. Синий тем не менее теперь не верил ни во что, и был, к огорчению, прав: ни спустя час, ни даже два никого так и не пришлось увидеть поблизости. В духоте хотелось больше пить, чем есть, и парни пили слегка гнилую воду с горла лейки, ей же поливаясь в попытках друг друга развеселить. Синий не включался. Даже напротив: он раньше всех лег спать на мешок с удобрением. Вскоре, потерявшие всякую надежду и изморенные жарой, лечь решили и остальные. С утра, с долгожданного рождественского утра их разбудил прохладный ветер, ворвавшийся с надеждой увидеть мать. Открывшие в миг глаза мальчишки увидели в дверях патрульного в строгой чистой форме, а за ним какого-то красивого мужчину, где-то им очень знакомого. Их тогда пробрал шок, и было мало что понятно и интересно, кроме как нужда увидеть маму. -Где наша мама?- Испуганно, но с показным характером спросил Красный, снова подставивший плечо ошарашенным и сонным братьям. -Арендательница дома задержана и отправлена со старшим полицейским в участок. Дети, пожалуйста, вы должны подняться и пройти с нами.- Новый человек якобы не замечал поплывшей и стершейся краски на их лицах и руках. Какие же они дети? Черепашата удивились и были испуганы, но кто они такие, чтобы сбегать от представителя закона? -Вы нас отправите на опыты?- Это была единственная прозвучавшая от них всех фраза в лице Лилового. Полицейский хихикнул, но слегка напряженно хмыкнул в ладонь: -Глупости не говорите, парни. Вас ждет в ЗАГСе ваш отец. Мы не обнаружили Ваших документов, наверняка эта чокнутая от всего избавилась...- Документов не было. Не было ничего, ровно как представления, что будет дальше. Какой отец их ждет? Тот самый, о котором слабо помнит лишь старший из них всех? Мириться лучше было со знакомым злом, чем теперь смотреть в лицо чему-то неизвестному. Но мы все понимаем, что в это Рождество Санта действительно угадал с подарком для самых хороших детей.