Любовь из бабочек и цветочных узоров

— Это батохаки… Босс снова и снова повторял это в исступлении, замерев в одной позе, с одним и тем же выражением лица. Выражением, показывавшем неподдельный страх, шок, накрывавший с головой, и такой неуместный ступор. — Блять, — тихо вырвалось у Чарли. — На самом деле намного хуже, — ответил Босс, — целые бабочки — это последняя стадия, после неё… Но он не договорил, слишком страшным было это слово, означавшее конец всего, единственное, что в жизни исправить абсолютно невозможно, ведь это к жизни не относится. Его взгляд перебегал с Юджина, который продолжал захлебываться кашлем и болью, на бабочек, вылетавших каждый раз. Осознание того, что ты — причина этой боли, именно твое решение неверное, неправильное, приносящее лишь страдания, но не тебе, а тому, кому ты дорог. Нет, Босс не знал, что Юджин влюблен в него, этого и Юджи не знал. Также Босс не знал, что сам в него влюблен, не мог принимать это как факт, скорее понимал это как нелепую шутку от Ривер. — Прости… Юджин, — с паузой сказал Босс, — как я мог не понять, что это не кошмар, — он продолжал разговаривать, но уже будто сам с собой, шепотом. В комнате повисло давящее молчание, которое нарушалось вздохами и хрипами Юджина, призраки его не прерывали, находясь в состоянии потерянности. — В кого же ты так влюблён, Юджин? Из-за кого ты так страдаешь сейчас? — наконец смог сказать Босс, и то очень тихо, ведь это были лишь его мысли, неволей вырвавшиеся из горла. Он понимал, что причина наибольшего страдания Юджина он сам, решивший уничтожать бабочек, но первопричиной был хотя бы не он. Босс так думал, это хоть и немного радовало, но абсолютно не успокаивало. К тому же было совершенно неправдой. Как бы гениален не был человек, будь он уже даже призраком, в состоянии шока все его знания и умения могут настолько забыться, будто и не было их никогда. Сейчас холодность, расчетливость, смекалка и логика Босса вместе с здравомыслием и наблюдательностью решили взять небольшой отпуск, ибо в таком состоянии они решили, что ему не нужны. А зря, ибо стоило лишь отбросить предрассудки о самом себе, обратить внимание на пару деталей, сопоставить их и суть происходящего стала бы очевидна до истеричного смеха и слез собственного тупизма и эйфории от столь необычной и, возможно, приятной разгадки. — Пойдёмте, Босс. Думаю, не нам ему сейчас помогать. Состояние Чарли было немногим лучше: спросите её, что она чувствует в этот момент, и ответом вам бы послужила тишина и нервное перебирание ножниц в руках. Если же хотите словесный ответ, то слов только два: пустота и тревога. Волнение за друга заместило все остальные эмоции. Со смертью лучше не шутить. — Да, пойдём, — Босс отреагировал не сразу, — в офис. Молча отвернувшись от постели Юджина, они немедленно вышли наружу через окно, не задерживаясь улетев в сторону офиса. Никто не видел, что на полу комнаты недолго лежала дорожка из лепестков. Также никто не видел, что лепестки эти тонкой нитью сыпались с ленты ханбока Босса, быстрее ветра, летевшего вместе с Чарли. Никто не видел, что они рассыпались в пыль, уносимую в неизвестное никуда. И ещё никто не видел, что бабочки в комнате Юджина не полетели за цветами сакуры, ведь их больше не было. Насекомые продолжали ползать вокруг кровати, изредка перелетая в дальние углы, но потом неизменно возвращались обратно. Страдавшего от боли Юджина тоже никто не видел. К концу ночи кашель прекратился, а бабочки сами собой рассыпались во всё ту же поблёскивающую в лунном свете пыль, осевшую небольшими сугробами на пол и кровать. Сугробы эти будто таяли, но не было под ними луж, оставалось от них ничего. Боль и страдание заняли все место, не оставляя его любви и другим чувствам. Негромкий вскрик, когда крылатые создания прекращали своё существование, не был услышан и никого не разбудил. Небольшая улыбка облегчения после прошедшей боли слегка осветила спящее лицо. Силуэт черной сакуры почти не изменился, несмотря на перемены в кроне дерева. Но этого никто не видел…