горе луковое.

Подняв два тяжелых пакета одной рукой, темноволосый парень нетерпеливо крикнул в дальнюю часть дома, где должны были находиться двое его друзей: — Пойдём уже! Из-за занавесок, служивших своеобразной дверью между кухней и залом, тут же неохотно показалась белобрысая голова, а после и остальное продолговатое тело юноши, что благородно вызвался помогать приятелю с переездом, о чем говорили две увесистые сумки на плечах, а так же пакеты, что висели на худых кистях. Хозяин дома поспешно вышел на крыльцо, словно не имея больше сил находиться в помещении, и тут же чуть не ударил дверью невысокую девушку, которая тоже вызвалась помогать чем могла. Она, словно не заметив того, что её могли ударить, ахнула, глядя на брюнета, шокированного своей неосторожностью и уже готового извиняться перед беднягой. — Обито, ты слишком легко оделся. Парень сразу вздохнул от облегчения и с ходу ответил: — Это на десять минут, Ри… Не успел он договорить, как Рин начала снимать с себя шерстяной шарф одной рукой и слегка нахмурилась, но не по—злому, а словно заботливая мать или бабушка, что была обеспокоена своим извечно непутёвым дитём. — Не хватало тебе ещё заболеть. Тут из дома появилась третья фигура, которая, увидев на шее друга цветастый женский шарфик, прыснула со смеха, тут же натянув повыше свой чёрный бафф. — Решил стать модницей? — абсолютно спокойно и будто всерьез спросил худощавый молодой человек. Рин, услышав комментарий, не смогла удержаться от мягкой улыбки, только заметив чужой противоречивый внешний вид, а Обито, увидев это, помрачнел ещё сильнее. — Заткнись, Дуракакаши. Ты нас и так всех задерживаешь. Улыбка с лица парня спала и он молча выдвинулся вперед, параллельно отдав девушке свой шарф вместо её собственного. Обито не мог поверить, что только неделю назад подал обьявление о продаже дома, а его уже купили. Хотя и цену не особо высокую задрали, решив не наглеть в край, ведь деньги нужны были срочно. К тому же, ему было где жить, ведь недавно скончавшийся дальний родственник оставил в наследство дом, который было содержать куда легче. Предыдущий был предназначен для четырех человек: размеры соответствующие, а вот жителей категорически не хватало. Теперь. Атмосфера некогда полноценно живого места давила на Учиху, который, всякий раз возвращаясь из больницы, вспоминал, как тут было раньше. Поездки в клинику уже практически прекратились, но чувства никуда не делись, вынуждая последнего жильца дома прикладываться к бутылке вопреки рекомендациям врача, чтобы избежать тишины, веяний смерти с каждого угла и болей в руке, сейчас надежно покрытой гипсом. В этот раз Обито тоже решил не мелочиться и заранее взял бутылку «Беленькой», чему были крайне недовольны друзья, которые внезапно решили пропагандировать для него здоровый образ жизни, но он лишь отмахивался, говоря, что стопка в день ещё никому не вредила. Те были готовы поспорить, только вот был ли смысл? Руки опускались, а Учихе не было никакого дела до того, какие эксперименты проводили над ним его приятели и с каким успехом они это делали. Сейчас мысли были лишь о том, чтобы завалиться в новый дом, выпить в одиночестве, а после и спать лечь. В последнее время, чья бы то ни было компания стала для Обито непосильным грузом, из-за которого жить становилось слишком тяжко. Друзья беспокоились, ненамеренно делая хуже, ведь именно жалости Учиха не мог вынести. Жалости, по отношению к себе. Но они не могли знать, а как сказать об этом - парень не понимал. Впервые за долгие десять лет вновь увидев этот дом так близко, Учиха отворил калитку ржавым ключом и вошел внутрь. На периферии зрения что-то мелькнуло, как раз за забором, и парень настороженно оглянулся. Ощущение чужого взгляда на себе было слишком сильным, и, вглядевшись в прорези между досками, он заметил напряженное лицо соседки. Она стояла настолько близко к забору, что Учиха отошёл в бок, будто сейчас старушка выставит свои сухие руки из-за досок и утащит юношу на свой двор. Но этого не произошло, а пожилая женщина перекрестилась, что-то печально бормоча себе под нос, и ушла в свой дом так быстро, что Обито не успел прийти в себя, чтобы представиться новой соседке или хотя бы поздороваться с ней. Тут же подумалось, что пожилая женщина, явно не рада тому, что рядом с её тихим участком теперь поселится молодёжь, на что Обито лишь фыркнул. Он кинул провожающий взгляд на её дверь и открыл калитку плечом, чтобы друзья могли пройти без всяких преград. Пропустив их, парень принялся отворять дверь в дом, которая выглядела относительно новой, что выглядело странно по сравнению с остальным покосившимся и неухоженным домом. Создавалось впечатление, что здесь давно никто не жил. Но Обито знал, что это не так. Он сам видел деда, обитавшего в этой грязной халупе, и даже был связан с ним по воле несчастного случая. Место выглядело покинутым в своей сущности. А может, оно просто чахло, как живой организм после смерти своего хозяина. Прийди Учиха сюда раньше - загорелся бы идеей вселить в это место жизнь, сделать его дружелюбным и чистым, светлым, но не теперь. Сам он больше не был таким, каким когда-то хотел сделать свой дом, и теперь здание было обречено стать таким же, как новый Обито. Рассчитывал он на это лет в двадцать пять или даже позже, только сейчас не был уверен в том, что доживёт до этого момента. А может, так действовал запах мертвечины, что источался из любого места и дома, где когда-то жили его родственники. В покинутых домах, тем более в тех, чьи хозяева недавно умерли, всегда пахло по-особенному, как считал парень. Правда, никто из его знакомых никогда бы не понял его, а значит и жаловаться смысла не было. Не хватало еще, чтобы они подумали, что он сошёл с ума после случившегося, с чем Учиха был, в любом случае, полностью не согласен. Обито вспомнил об этом месте с грустной улыбкой. Вечно недовольный и хмурый дед, который под конец жизни стал выживать из ума - это и обьясняло его крайне редкие приходы в гости и нежелание парня напрашиваться к пожилому человеку на чай, - был хозяином дома всю свою жизнь, и в детстве маленький Учиха часто приходил к нему играть в шахматы, но ничего другого не помнил. Ясно было, что хозяйка в доме умерла уже давно, ведь женскую руку в быту Учиха тоже сразу видел и чувствовал. Зайдя внутрь и поставив сумку, от которой уже разнылось плечо, Обито снял шарф девушки и аккуратно положил на кресло, после чего зажег свет в прихожей, соединенной с кухней. Когда тусклая хрустальная люстра осветила помещение, в глаза сразу бросилась грязь на ковре и пыль, покрывшая многие поверхности, включая стол, который Рин тут же протерла салфеткой, что лежала у неё в кармане. Она уже предчувствовала, насколько быстро чистоплотный Какаши попробует ретироваться отсюда. Белобрысый сразу начал чихать, ощутив пыльный воздух, и открыл окна, желая проветрить помещение. Он знал, что Рин не позволит ему сбежать так скоро, и надо было посидеть тут хотя бы для приличия. Обито прекрасно знал, что друзья наверняка не хотят находиться здесь и потому, к общей радости, предложил им зайти на неделе, ведь ему самому не очень хотелось проводить время с кем-либо. Подруга взволнованно посмотрела на него: раньше Обито всегда оставлял их у себя до поздна, а из гостей не желал уходить до тех пор, пока не выпроводят - это резко контрастировало с его поведением прямо сейчас. — Точно всё хорошо? Может, мы тебе с уборкой поможем?.. — тихо спросила девушка, уже стоя в дверях. — Не надо. Нормально всё. — кратко ответил Обито и постарался изобразить подобие улыбки на лице, после чего чуть ли не перед самым носом Рин закрыл тяжёлую дверь, тихо извинившись при этом, будто для себя. Он даже не попрощался, но на это сил уже не оставалось. Парень берёг их для другого. Вздохнув с облегчением и приняв всё то же безжизненное выражение, Обито пошёл заново изучать старый домик. Комнат тут было немного: всего одна спальня, кухня, да зал. Зато они были большими, но до полного простора всё же было далековато. Так или иначе, этого вполне хватало одинокому человеку, у которого из занятий на ближайшие полгода были только выпивка, журналы и телевизор, который нужно было ещё починить. Чинить здесь вообще много чего было надо, только вот руки всё не доходили. Да и как они могут дойти, если одна из них сломана? Но пыль протереть было необходимо, чем Обито и занялся прежде, чем пойти выпивать. Это единственный труд, который сейчас получался у него достаточно хорошо - для всего остального желательны две руки, из-за чего ему только и оставалось что дышать грязью с пола и наслаждаться чистотой шкафов. Только на одном из них он оставил пыль, вместо этого нарисовав смайлик и закончив на этом уборку. Он даже не сменил постельное бельё: хозяин не умер в этой кровати, а особой брезгливостью деревенский парень не отличался. «И ведь сейчас я мог быть на его месте…» — с некоторой печалью подумалось Обито. Он не знал, грустно ему из-за того, что он жив, а все остальные — нет, или из-за того, что он чудом избежал иного исхода. К сожалению, парень даже не помнил, как это произошло, и как сказал ему врач, это является последствием удара головой, которая до сих пор была обмотана бинтами, что уже не пропитывались кровью насквозь, но рисковать не стоило, и Учиха не решался искушать судьбу. Их всё равно должны были снять в скором времени, как иначе? С тех самых пор его руки постоянно дрожали, стоило поднять что тяжелое или понервничать. Было уже лучше, чем в самом начале, когда из-за тремора он не мог даже самостоятельно есть, но ещё недостаточно хорошо, чтобы не стыдиться этого. Обито ощущал отчаяние и желание отказаться от собственного тела, но не умереть. Жить он ещё как хотел, и не просто выживать, а жить как нормальный, здоровый человек, без огромного тёмного пятна на своём прошлом и будущем. И за это желание он хватался. После второй попытки включить телевизор парень со злости ударил ногой по тумбе, на которой стоял ящик, но быстро пожалел об этом и осел на пол, поскольку удар пришёлся по мизинцу. — Сломанного пальца еще не хватало.— сквозь зубы процедил Обито, потирая ушибленную ногу. Длительное времяпровождение в стенах больницы привело к возникновению новой привычки — разговорам с самим собой, причём вслух. Благо, в палате он был один. По крайней мере, во вторую половину лечения. Это происходило в те короткие моменты, когда юноша не спал: на обезболивающих возникала постоянная сильная сонливость, что было, в общем, очень даже неплохо. Сейчас этого не хватало, ведь не было повода отговариваться от гостей, которые ухудшали состояние своим сочувствием и будто бы бесконечными сожалениями. Казалось, все были больше обеспокоены тем, что умерли люди, чем рады выжившему. Это являлось, по сути, чудом, как считал Обито, но никто даже словом не обмолвился. Никто не радовался за него. И ведь он мог и не выжить или стать инвалидом, что даже хуже. Это создавало гнетущее настроение, а Учихе как никогда сейчас нужно было хоть немного счастья. Но парень разочаровался в попытках найти его и решил, что больше не станет. Легче отгородиться, чем смотреть на чужие унылые лица, ведь Обито знал, что среди них он всегда должен быть единственным веселым. Сейчас он чувствовал себя бесполезным. Парень будто пытался лечить пневмонию чаем, потому что ничего другого не было, и по его мнению - это пустая трата денег, которую надо перестать тянуть на своём горбу. Подойдя к зеркалу над раковиной, Обито положил на полку бинты и оглядел лицо, после чего стал развязывать самую верхнюю повязку. Этот слой покрывал всю правую сторону лица, за исключением глаза. С левой стороной все обстояло иначе. Учиха утратил глаз, сам не помня, каким образом. И несмотря на то, что врач попытался обьяснить, откуда все эти раны, парень всё равно не понимал, как такое могло произойти с ним. От бессилия он ударил рукой по эмалированной поверхности раковины и прикрыл прикрыл глаз, чувствуя, как становятся мокрыми ресницы. Однако, глубоко вздохнув, Обито поднял голову обратно, буквально пытаясь посмотреть страху в лицо. Учиха продолжил снимать бинт, слыша, с какой неохотой он отлипает от засохшей крови и многочисленных ранок, из которых с таким старанием врачи вынимали осколки лобового стекла всего месяц назад. Левая часть лица выглядела так, словно она прошла через мясорубку, а снимать бинты с заклееного правого глаза Обито было боязно. Он даже смеялся над самим собой — здоровый лоб, а боится глядеть на себя в зеркало. Боится увидеть свой собственный глаз. На лице возникла нервная улыбка, похожая больше на тик, ведь пропала она так же быстро, как и появилась. — Нет, не в этот раз. Учиха нахмурился, грозно смотря в зеркало, будто ругая себя за трусость. Но продлилось это не долго, ведь место, с которого только недавно сняли швы, нужно было обработать и снова закрыть белоснежной марлей. И чем быстрее, тем лучше. Увидев парня таким в первый раз, Рин пыталась делать вид, что всё не так плохо, а Какаши просто замер, глядя на друга. Может, он хотел подшутить, явно полагая, что это поднимет некогда боевой дух Обито из мёртвых, но вид парня сказал все сам за себя, из-за чего белобрысый так и не высказался по этому поводу. — Наверняка просто не осмелился сказать мне всё в лицо, ссыкло. — обиженно проговорил Учиха, закрепляя повязку кое-как. — …Всё через жопу, всё. — продолжил бубнеть он ровно до тех пор, пока не закончил. Взглянув на своё отражение в зеркале, Обито наконец стёр пыль ладонью, обнажая обзор в полной мере. Собственный вид вызывал у него отвращение и ненависть, но заплакать он не мог. Парень глядел в свои мутные глаза как заколдованный, пытаясь избежать всех остальных деталей лица. Вместо грусти проснулась злость, и со стеклом столкнулся кулак Учихи, из-за чего зеркало посыпалось в раковину, а костяшки окропились кровью. Только от ощущения боли наваждение спало и парень вдруг понял, что в первый же день в новом доме уже успел что-то сломать. Мать и бабушка наверняка бы назвали его "горем луковым". Говорят, что разбитое зеркало к несчастью, но он не чувствовал тревоги. Чувствовал стыд. Хотелось выть от безысходности, но это роскошь, которую он не мог себе позволить. Никто не сможет утешить его после того, как начнёт, поэтому лучшим решением было вообще не начинать. Так он и уснул, напившись сдуру и упав на диван в углу зала, а проснулся уже среди дня, в темноте: на дворе стояли зимние сумерки. И, осознав, что до заката времени осталось немного, Обито оживился, хотя ранее лежал в позе покойника, пытаясь разлепить сонные и опухшие глаза. Вскочив на ноги, он резво накинул куртку прямо на майку и натянул тёплые штаны «адидас», которые достались ему почти в наследство, как он любил шутить, а то есть, ещё от бати. Как ни странно, похмелье почти не ощущалось. Он вышел на улицу, постаравшись одной рукой расчистить путь от снега насколько это возможно. Хоть и получалось плохо, он вывел вокруг дома тропинку и только потом к бане и туалету, который тоже находился на улице, что не являлось по сути чем-то необычным для данной местности — глухой деревни на просторах бескрайней страны. Единственной необычной вещью в доме были рубцы на стене под окном, но Обито не зациклился, решив, что это могло быть чем угодно: отметиной, которую по неосторожности оставил хозяин, или же царапинами домашних животных или диких зверей, коих здесь было немало. Ночь пришла тихой, спокойной, и Учиха не видел повода повода для волнений в каких-то глупостях. В доме было ружье, и если сюда забредёт какой волк, то Обито, в случае возникновения опасности для жизни, пристрелит его. На самом деле он любил животных, даже тех, которые могли навредить ему, поэтому решил, что этот вариант он будет использовать лишь по мере крайней необходимости. При иных исходах спугнуть животное можно более безопасным для него способом. Окончательно проснувшись от мороза и зайдя в дом, парень обнаружил ещё несколько необычных находок, о которых, к его большой неожиданности, захотелось даже рассказать друзьям, сетуя на то, каким же живущий тут дед был суеверным. Над дверью - целый алтарь со всяческим мусором в виде палок с привязанными к ними перьями на красных нитках, странные рогатки и даже пузырёк с водой, которая не была как-либо подписана. Конечно, Учиха сразу выбросил этот хлам, про себя усмехнувшись. Таджима всегда был каким-то дёрганным и беспокойным, вот и уверовал на старости лет, как считал Обито. Многие так делают, но прямо таки алтарь он видит впервые. Иная бабулька разве что полочку в шкафу выделит под церковные нужды, и это парень уважал, пусть и не был особо верующим. По всему полу было рассыпано что-то чёрное, то ли порох, то ли обычная земля. Обито, так и не поняв что это, тут же решил вымести грязь из своего дома. — Главное хотя бы свинарник тут не устраивать… Рин меня убьёт. Вспомнив о том, что друзья планировали наведаться к нему, Обито подскочил с табуретки, на которую присел отдохнуть после уборки во дворе. — Точно! Взгляд пометался по помещению в течение нескольких секунд до момента, когда его взгляд наткнулся на мусорный мешок, который он схватил и сразу начал выгребать со стола весь хлам, что оставил предыдущий хозяин дома и он сам. Иконы чутко приглядывали за тем, как парень продолжал уборку, ластясь к нему со всевозможным одобрением. За всё время Обито, хоть и не без труда, успел убрать зал и уже приступил к уборке шкафов, когда обнаружил старый фотоальбом с обложкой из натуральной кожи. «Видимо ценная была вещица… Может, продать смогу» — подумал парень, бережно оглядывая находку. Только фотографии он решил пока не смотреть, отложив альбом на трельяж, который по совместительству был классическим местом для икон и духов. Последнее он тоже решил понюхать, но их аромат не вызвал в парне ничего, кроме тошноты. Эти ужасные старческие одеколоны он тоже решил выбросить, несмотря ни на какую память. Все это было чуждо для Обито, ведь обитателей дома он знал плохо, будто и не были они ему семьёй вовсе. — И чего этот Таджима решил мне дом отдать?..— задал вопрос самому себе Учиха. В детстве он этому деду, вроде как, даже нравился: они были довольно близки, но вскоре мальчику запретили ходить к нему в гости по неведомым причинам. Сейчас же Обито понимал, почему родители так строго пресекали его желание наведаться к Таджиме, и был счастлив, что не попал под влияние полоумного, который и до маразма был со странностями. Учиха ещё в детстве видел непонятные кресты, нарисованные на стенах, и только оглядывая домик вновь он понял, что их стало гораздо больше: буквально на каждой стене. А зайдя в спальню, Обито молчаливо ужаснулся увиденному, нахмурив брови. Все стены были исцарапаны странными символами и всё теми же крестами, но не разрисованы. Проведя пальцами по узорам, Учиха убедился в этом. Чувствовалось, что гладкая поверхность стареньких обоев была нарушена чем-то острым. — Блять, дед шизоид! — выругался Обито и покинул спальню с чётким намерением когда—нибудь переклеить обои, дабы не видеть всей этой жути. После увиденного в спальне дом больше не казался ему таким дружелюбным и уютным как прежде, и молодой человек поспешил убраться отсюда как можно быстрее, чтобы вновь напиться, желательно до потери сознания. Он чувствовал, как вокруг него сгущается мрак, а воздух становится всё тяжелее. В конечном итоге, остаток вечера парень провёл в бане, выпивая в полном одиночестве и уже задумываясь о том, что, вероятно, зря так рано продал старый дом.