Мансарда с видом на солнце

Осеннее солнце почти не грело, но зато оно заливало светом большую просторную мансарду, где собралась странная компания. Редко можно было увидеть более непохожих друг на друга людей, которые при этом смеялись бы вместе, активно обсуждали что-то и явно не скучали в присутствии друг друга. Четверо друзей – а в том, что молодые люди были именно друзьями, сомневаться не приходилось – расположились на полу, усевшись прямо под огромными окнами в крыше, и даже попытались устроить нечто вроде пикника, только вместо еды захватили одно пиво. - Даже не верится, что завтра этого барака не станет, - заметил один из них, тощий и с дредами, когда в помещении ненадолго повисла тишина. - Мне вот, кстати, жалко, что дом снесут, - произнес сидящий рядом с ним приятель, и по его недовольному тону можно было догадаться, что он со своим мнением был в меньшинстве. - Ничего не жалко, - покачал головой третий, а четвертый что-то промычал, делая в этот момент глоток пива. - Чего? – спросил у него парень с дредами. - Леда всегда жалел этот дом, - уже внятней произнес тот. – Из-за мансарды. - Мансарда классная, но у меня с этим местом не самые приятные воспоминания связаны, - невесело усмехнулся один из друзей. - Бывали и хуже, - заверил четвертый из друзей. – И лично у меня все худшее случилось до того, как я переехал. - Вот я уже и не помню, как попал сюда, - заметил парень с дредами и покрутил в руках свою бутылку. – А ты, что ли, помнишь, Джури? Джури только улыбнулся немного грустно и покачал головой. Он отлично помнил, как переехал жить в этот дом, который завтра должен был стать грудой кирпичей. Но, как ни странно, теперь, спустя почти целый год после печальных событий, с которых все началось, он ни о чем не жалел. ~~~ Минуты складывались в часы, часы собирались в дни, а дни – в недели, но Джури не замечал этого. Потом недели сложились в месяцы, но он и теперь не почувствовал перемен. Джури не заметил, как закончился декабрь и пришел новый год, и не узнал, как завершилась зима. Наступление весны прошло мимо него: солнце – непривычно теплое и ласковое – пробивалось сквозь грязные стекла, но Джури не чувствовал прикосновений его лучей. И даже первый месяц весны перевернул листки календаря, а Джури не узнал об этом. Для Джури время остановилось двадцать третьего ноября прошлого года. Джури всегда знал, что люди погибают в автокатастрофах, погибают часто и повсеместно, но это были какие-то чужие, незнакомые ему люди. Джури помнил, что люди боятся летать на самолетах, но по статистике большинство находит свой конец в салоне автомобиля, а вовсе не в авиакатастрофах. Джури все это знал и помнил, но подумать не мог, что однажды печальная статистика коснется и его, а дорогого ему человека покажут в сводке новостей. В двухминутном ролике между информацией о курсах валют и прогнозом погоды. ...Мезуми была не просто его девушкой – Мезуми была самым дорогим для Джури человеком. Мезуми он любил без памяти много лет и, страшно признаться, порой, проходя мимо ювелирных магазинов, украдкой поглядывал на кольца. В течение дня Джури запоминал все хорошее, забавное, интересное, что с ним случалось, и вечером, вернувшись в их съемную квартиру, рассказывал и пересказывал, что узнал и услышал, чтобы поглядеть, как Мезуми смеется и радуется вместе с ним. О Мезуми Джури знал абсолютно все, и даже ее недостатки умиляли его. Почему-то Мезуми была совершенно несамостоятельной и немного неловкой – в ее руках разряжались пульты от бытовой техники и билась посуда. Мезуми не могла научиться водить машину и часто ломала высоченные каблуки модельных туфель, в которых так любила ходить. Мезуми была совсем миниатюрной, и едва доставала Джури до плеча, хотя он тоже не мог похвастать высоким ростом. Мезуми хотелось носить на руках, и было радостно отдавать ей свой пиджак в холодный вечер. Мезуми была очаровательной и очень красивой. Мезуми была. Очень долго Джури не мог заставить себя говорить о ней в прошедшем времени. Очень долго не принимал того факта, что сердце Мезуми остановилось, когда в такси, которое она имела несчастье вызвать, возвращаясь с работы, врезалась другая машина. Очень долго – бесконечные двенадцать дней. Когда-то Джури слышал, что эмоциональная боль длится двенадцать минут, а все остальное – это самовнушение. Боль Джури прожила двенадцать дней, а потом время остановилось. Мезуми умерла не двадцать третьего ноября – она умерла на двенадцать дней раньше, но Джури осознал, что он теперь один, именно в этот злополучный день, и ему сразу стало легко. До этого Джури не мог смириться: он страдал, рыдал, проклинал и ненавидел. Ненавидел в первую очередь себя за то, что не уберег. Ненавидел водителей машин – всех на свете машин. И Мезуми тоже немного ненавидел – за то, что покинула его. Джури жалел о том, что так и не купил то кольцо и не сказал самые важные слова любимой девушке. Жалел, что слишком мало времени проводил с ней. Горевал о том, что уже ничего нельзя было изменить. Если есть в этом мире непоправимое, так это только смерть – как понял теперь Джури. К мертвой девушке не приползешь на коленях, умоляя ее вернуться. А потом время остановилось, и Джури стало плевать на то, что происходит вокруг. На то, что минуты складываются в часы, а часы собираются в дни, что недели и месяцы его жизни уходят. Время остановилось – Джури некуда было торопиться. Из института его отчислили через месяц. Быть может, если бы он пришел и объяснил, что произошло в его жизни, какую страшную утрату он понес, ему пошли бы навстречу и дали шанс наверстать упущенное. Но Джури никуда не пошел: если время стоит, спешить некуда. Когда именно его уволили с работы, Джури тоже не знал – он даже не заметил бы этого, если бы однажды на карточке не закончились деньги. Джури не помнил, когда это произошло и какое было время года – кажется, в тот раз он вышел, чтобы купить еды в супермаркете, и ему не хватило наличных, чтобы оплатить счет. Джури было плевать на это, но когда в следующий раз имеющейся суммы оказалось недостаточно, чтобы заплатить за квартиру, пришлось озадачиться поиском новой, более дешевой. Джури теперь было все равно, где жить – это Мезуми хотела большую и светлую квартиру, а он искал что подешевле. Набравшись наглости, он позвонил родителям и попросил денег. И те, конечно, дали, но Джури понимал, что делает это в первый и последний раз. Он точно знал, что негоже взрослому человеку попрошайничать и клянчить у пожилой матери на еду, но сам себе пообещал, что потом все вернет. Когда-нибудь, когда найдет работу, когда все переменится – когда заржавевший механизм остановившихся часов заработает вновь. Джури не ставил на себе крест, как могли подумать случайные свидетели его горя, и где-то в глубине души верил, что однажды все наладится. Но пока время стояло, и ничего в его жизни не происходило. Новое жилье – не квартира, а комната – нашлось довольно скоро. Отсортировав на сайте объявлений все варианты по цене, он неожиданно обнаружил комнату, которая сдавалась почти в центре города, но стоила более чем недорого. Джури сразу заподозрил подвох, но решил проверить, что предлагалось на деле. Однако объяснение такой дешевизне нашлось удивительно быстро и оказалось более чем банальным – дом, комнату в котором заприметил Джури, через несколько месяцев собирались сносить. - Там хотят построить банк, - скучающим тоном сообщил ему агент по недвижимости. - Через месяца четыре, от силы через полгода, дома не станет. Интересует такой вариант? Джури пожал плечами. Комната стоила копейки, а что с ним будет через четыре месяца – он знать не ведал. Оформление бумаг заняло десять минут, после чего Джури получил договор на трех страницах дешевой бумаги и простенький ключ. Как ни странно, четырехэтажный и очень старый дом чем-то понравился ему, несильно и почти неуловимо, но понравился. Располагался он во дворах на небольшом пустыре, который в скором времени должно было занять здание банка. Первые два этажа занимали офисы не слишком успешных фирм, которые уже подыскивали себе новые помещения. На третьем этаже не жил никто: Джури не проверял, но подозревал, что в слишком уж плачевном состоянии тот находился. А на четвертом сдавалось всего пять комнат, одна из которых досталась Джури. В конце коридора был общий санузел с общим баком горячей воды, разбитой плиткой и облупившейся ванной – видимо, во времена последнего ремонта о душевой кабине никто еще даже слыхом не слыхивал. Кухня располагалась в другом конце коридора, была совсем крохотной и грязной. Раз в неделю приходила немолодая уборщица, которая непринужденно смахивала пыль, протирала пол и уходила. Но сор и антисанитария не смущали Джури – в его жизни были проблемы посерьезней. Например, застывшее время или отсутствие интереса к чему бы то ни было. В одной из комнат жил странный парень – тощий, длинный и с растрепанными дредами на голове. Как-то раз Джури столкнулся с ним возле их общего туалета, в другой раз – просто в коридоре. Парень нес в руках мольберт, и Джури решил, что тот был никем иным, как художником. Выглядел незнакомый тип соответственно – какой-то ободранный и неухоженный, ничем не отличающийся от бездомного. По соседству с Джури, через хлипкую стенку, влачила уныло существование молодая супружеская пара. Девушка часами не уставала орать на своего мужа и доказывала, что потратила лучшие годы жизни на такого никчемного человека, как он. Никчемный человек отмалчивался, вероятно, осознавая упомянутую никчемность. Парочка уехала чрез две недели после того, как переехал Джури, и теперь комната пустовала. Далее по коридору жил старик-пенсионер. Он целыми днями скучал, иногда уходил погулять и долго наматывал круги вокруг дома. Первое время он пытался завязать общение с Джури, но, видя его равнодушие, оставил эти попытки. Уехал он примерно через месяц, вероятно, подыскав новое жилье, которое не грозило вот-вот обратиться в груду обломков. В дальней же комнате, возле самой ванной, обитал вовсе нелюдимый тип, быть может, немного старше Джури. У него были длинные волосы и пирсинг в губе и в брови – Джури успел рассмотреть это, пару раз встретив его то у дома, то на кухне. Как и художник, мрачный сосед не спешил заводить знакомство, чему Джури был только рад. Чем тот занимался и что из себя представлял, было неясно, но Джури и не задумывался о таких незначительных мелочах. Примерно с неделю Джури и два его нелюдимых соседа жили втроем. Даже имен их Джури не знал, зато слышал, как иногда те ругаются из-за всякой ерунды, вроде вылитой горячей воды или украденного из холодильника яблока. Голоса его соседей были единственным, что нарушало тишину полузаброшенного дома, так подходившего Джури, время которого остановилось. Он по-прежнему ничем не занимался – часами лежал в постели, глядя в потолок, и выходил лишь по нужде. Раз в неделю Джури приходилось покидать дом, чтобы купить хоть какие-то продукты. Однако и эта необходимость вскоре пропала, потому что закончились последние деньги. Джури начал голодать, но даже на это обращал мало внимания. Дискомфорт в быту был ему безразличен, дискомфорт в желудке тем паче. Устоявшийся покой в один солнечный весенний день нарушил звук мотора мотоцикла, на который Джури сперва не обратил внимания: в офисы на нижних этажах порой приезжали посетители. Однако на следующий день рев мотоцикла повторился снова, а потом за фанерной дверью послышался голос, не принадлежавший никому из знакомых ему соседей. И Джури понял, что в обреченном на снос доме появился новый обитатель, к которому, впрочем, он не проявил интереса. Впервые Джури увидел его случайно в окно. Не питая любопытства ни к чему вокруг, в окна Джури не смотрел особо, но в тот раз, совершенно случайно и не задумываясь, глянул и тут же замер на месте. В первую очередь его внимание привлек не сам парень, а его спортивный мотоцикл – ярко-зеленый, с каким-то ядовитым оттенком. На солнце блестящее покрытие переливалось и сияло так, что у Джури зарябило в глазах, и почему-то возникла ассоциация с навозной мухой. Засмотревшись на такое диво, Джури не сразу взглянул на хозяина этого безобразия, который на фоне своего байка имел вид куда менее примечательный. Джури успел разглядеть лишь его крашенные светлые волосы, пока тот парковал зеленое чудо и снимал шлем. Но только Джури захотел присмотреться внимательней, как парень неожиданно, будто почувствовав, что на него смотрят, поднял голову и встретился глазами с Джури, не успевшим вовремя отпрянуть от окна. Вместо того чтобы пожать плечами и пойти своей дорогой, парень радостно улыбнулся, словно знакомого увидел, и только тут Джури опомнился, делая торопливый шаг назад. Почему-то стало неловко, будто он специально подглядывал за новым соседом. Впрочем, об этом инциденте Джури быстро забыл, тем более, что с новеньким он больше не сталкивался – тот целыми днями где-то пропадал. У Джури появилась новая забота, которая заставила его немного встряхнуться, но так и не вывела из оцепенения. Джури банально хотел есть, но денег не осталось ни копейки. За квартиру он задолжал и только надеялся на то, что в таком непрезентабельном доме не станут перебирать харчами и не выгонят его в шею сразу. Стать бездомным хотелось меньше всего, но Джури представить себе не мог, как вернуться к нормальной жизни, как начать втягиваться в круговорот общения с людьми, ведь время для него продолжало стоять. Только желудок с этим утверждением был в корне не согласен. Своровать в первый раз оказалось сложней всего. Почему-то Джури был твердо уверен, что ничего не получится, и его поймают за руку через секунду после совершения преступления. В тот раз Джури схватил с полки в супермаркете плитку шоколада и припустил на выход так быстро, что уже своим поведением мог привлечь излишнее внимание. Но тогда его не поймали. Не поймали и на следующий раз, и на последующий тоже. По два раза Джури не ходил в одно и то же место, а еще постоянно напоминал себе, что обязательно вернет деньги за украденные продукты, когда заработает их. Чувство стыда грызло его изнутри, и он все равно сильно недоедал, стараясь предпринимать вылазки в супермаркеты как можно реже. Перемены в его жизни начались в первый день июня, но о том, что весна закончилась, он узнал несколько позже – начало лета Джури пропустил так же, как до этого прозевал зиму или новый год. Аппетит у Джури в последнее время почти отсутствовал, но, проснувшись в то утро, он сразу почувствовал голод. Джури только вздохнул, вспоминая, что в холодильнике остался пакет с парой маленьких шоколадных кексов, которые успели изрядно зачерстветь. Пора было снова отправляться на промысел, и мысль об этом вгоняла Джури в тоску по двум причинам: воровать по-прежнему было стыдно и не хотелось лишний раз вообще куда бы то ни было выходить. Вздохнув еще раз, Джури выбрался из постели и решительно направился на кухню. Смех он услышал, едва открыв дверь в коридор, и по голосам догадался, кого именно встретит на кухне – светловолосый мотоциклист хохотал как больной и своим смехом заглушал голос неопрятного художника. Джури сначала даже хотел вернуться в комнату и переждать, когда ненормальная парочка разойдется по своим делам, но зачем-то одернул себя: прятаться невесть от кого в собственном доме было как минимум глупо. - А потом он на меня такой смотрит, - донеслось до Джури, пока он шел по коридору – мотоциклист наконец отсмеялся и принялся рассказывать что-то. – А я ему такой говорю: "Засунь свой член в какое-то другое место!" А он… Конец реплики Джури не услышал, потому что теперь от души расхохотался художник. В произнесенной реплике Джури не услышал ничего забавного, и лишь вспомнил, что пока Мезуми была жива, по утрам они слушали джаз. Мезуми включала музыкальный центр на полную мощность и даже умудрялась приплясывать, собираясь на работу: девушка говорила, что джаз придает ей бодрости на целый день. А теперь Джури был вынужден слушать по утрам какие-то пошлые шутки и смех неприятных ему людей. Хотя и бодрость на целый день больше не была ему нужна, как он справедливо отметил в этот момент. Смех резко оборвался, когда он переступил порог, и оба соседа дружно повернули головы в его сторону. Джури успел заметить, что в глазах светловолосого мелькнуло любопытство, когда художник лишь скользнул равнодушным взглядом по его лицу. Выглядела эта парочка более чем живописно. Оборванец-художник стоял у окна, прислонившись плечом к стене и курил, выпуская дым в форточку, а его приятель вытащил себя на кухню в одной длинной футболке, едва прикрывавшей пятую точку – очевидно, в чем спал, в том и пришел. Джури только покосился на его тощие голые ноги, и подивился, что тот был в придачу еще и босиком. При всем равнодушии к окружающему миру Джури и то не рискнул бы расхаживать по их дому без обуви: наступить здесь можно было на все что угодно, начиная с битого стекла и заканчивая тараканом. - Привет, - радостно поприветствовал Джури обладатель голых ног. - Доброе утро, - ответил вежливый Джури, понадеявшись, что на этом разговор окончится, и открыл холодильник. - А я тебя видел, - не оправдал его надежд общительный сосед, пока художник в очередной раз затянулся. – Ты на меня в окно смотрел. Джури хотел ответить, что ни на кого он не смотрел, а белобрысый обознался, когда увидел, что пакет с кексами пропал. - Какого… - начал было Джури, с запозданием осознавая масштабы бедствия. Кексы были его последним съестным запасом. - Э-э… - неуверенно протянул новый сосед за его спиной, и Джури, услышав виноватые интонации в его голосе, обернулся, чтобы смерить хмурым взглядом. - Не бей меня, я тебе еще пригожусь, - тут же улыбнулся тот, а его друг усмехнулся. - Бей еще как, - подал он голос, безошибочно разгадав, что случилось. – Его убить мало. Вчера этот засранец мое последнее пиво утащил. - Я куплю тебе другое, - отмахнулся от него упомянутый засранец и тут же обратился к Джури. – Твои кексы были, да? Парень очень старался придать голосу виноватые нотки, но получалось плохо – раскаяния он явно не испытывал. - Мои, - мрачно ответил Джури и закрыл холодильник. Идти в супермаркет ему не хотелось в принципе, идти прямо сейчас – не хотелось до отвращения. Но в животе настойчиво ныло, и Джури понимал, что долго так не протянет. - Ну прости, я не хотел, - развел руками новенький. - Еще как хотел, - заверил Джури его друг. Но когда Джури развернулся, чтобы вернуться в свою комнату, парень, виноватый в его беде, чуть ли не наперерез бросился. - Эй, не обижайся, чего ты! – затараторил он. – Давай я тебя тостами угощу! С джемом. - С моим джемом, - уточнил художник и раздавил окурок в консервной банке, служившей ему пепельницей. - Не сердись, правда, - продолжал уговаривать Джури сосед. – Они уже готовы. Тосты, в смысле. Словно в подтверждение его слов щелкнул тостер, и Джури только теперь почувствовал тонкий аромат горячего хлеба. Есть захотелось еще сильней. - Не надо, - гордо отказался он, но парень не пожелал сдаваться. Вцепившись в его запястье, он дернул Джури к столу и чуть ли не толкнул на расшатанный табурет. Джури хотел было возмутиться из-за такого фамильярного поведения, но в этот момент табурет предательски качнулся, и Джури чудом успел схватиться за край стола, чтобы не свалиться, а все гневные отповеди сразу вылетели из головы. - Не падай, - запоздало предупредил его виновник несостоявшегося падения, ловко выкладывая на не совсем чистую тарелку горячие тосты. – Кстати, меня Леда зовут. А тебя? - Джури, - нехотя признался Джури. - О, будем знакомы, - непонятно чему обрадовался Леда. – А это Агги. Агги сказал, что ты необщительный и ни с кем не разговариваешь. - Лучше так, чем как этот придурок из дальней комнаты, - заметил на это художник, имя которого наконец узнал Джури. - Да нормальный он, - махнул на Агги рукой Леда. - Тебе-то откуда знать? - Я с ним вчера общался. Он сказал, что он – нормальный, а придурок в этом доме только ты. Леда ткнул ложкой, которую держал в руках, в сторону Агги, и тот, возведя глаза к потолку, направился в сторону коридора. - А ты не будешь с нами? – спохватился Леда. - Нет, не буду, - с ехидством в голосе ответил Агги. - Ну а джем хоть оставишь? – возмутился Леда, как будто у него что-то украли. - Весь джем ты сожрал. - Эй, ну будь человеком! – потребовал Леда. – Мне надо Джури угостить. - В шкафу твой джем, - донеслось уже из коридора. – Смотри, чтоб не слиплось. Когда перед Джури вдобавок к аппетитным тостам появилась еще и небольшая баночка с ярко-оранжевым содержимым, он почувствовал, как в желудке заурчало. - Апельсиновый, - сообщил ему Леда, присаживаясь рядом, и снова попросил. – Не злись на меня. Если кто-то съел твое печенье, значит, ты не так уж одинок. Эту фразу Джури уже слышал где-то прежде, но все равно растерялся и хотел сказать хоть что-то в ответ, но в этот момент из коридора послышался глухой удар, и он не сразу понял, что это с силой врезали ногой по хлипкой двери. - Твою мать! – гаркнул Агги. – Опять всю горячую воду вылил, сука! За этим послышался еще один удар в дверь и содержательный ответ: - Да пошел ты… - О-о-о, начинается, - протянул Леда, прежде чем откусил от тоста. – Фаф буфет фкандал. - А? – не понял его Джури. - Скандал будет, говорю, - с трудом проглотив толком не пережеванный кусок, повторил Леда. – Да ты ешь давай. Просить дважды Джури не пришлось, и он торопливо схватил ложку, чтобы намазать джемом тост. Озлобленный Агги еще пару раз пнул дверь ненавистного соседа, а потом уже хлопнула дверь в его комнату – вопреки ожиданиям Леды скандалить хмурый тип не вышел. Подобные стычки происходили чуть ли не каждый день, и Джури уже давно не обращал на них внимания, а вот тосты… Тосты в его жизни случались значительно реже. Как бы сильно ни хотелось есть, Джури все равно замер на миг, любуясь прозрачным оранжевым угощением, а потом откусил сразу большой кусок и почти мгновенно проглотил его. - Да ты как из голодных краев приехал, - рассмеялся Леда, глядя на него. – Давай кофе сделаю. У меня только растворимый – гадость еще та. Будем пить через силу, как лекарство. Но Джури его не слушал. Так хорошо и так вкусно ему давно не было, и он зажмурился, наслаждаясь каждой секундой неожиданного завтрака. Впервые за долгое время его что-то порадовало. После этого случая жизнь Джури изменилась, и он сам не мог понять, хорошо это или не очень. Новые знакомые – обитатели дома под снос – ему не слишком нравились. Леда был настырным, болтливым и чрезмерно активным. Агги, словно антипод своего друга, - мрачноватым, немного агрессивным и ироничным. Третий сосед, которого звали Сойком, как Джури узнал благодаря Леде, редко появлялся на глаза, но как-то раз Джури перекинулся с ним парой слов и понял, что более молчаливого и хмурого человека в жизни своей не встречал. Должно быть, Джури выглядел не лучше своего нелюдимого соседа, но он хотя бы пытался улыбаться из вежливости. Сойк же не считал нужным напрягаться. Кое-что Джури выяснил и о жизни своих соседей – опять же, благодаря Леде, который слишком часто пытался завести с ним разговор. Джури узнал, что сам Леда работал в какой-то сети ресторанов, только работу выполнял самую неинтересную – развозил еду на заказ по домам и офисам. - Разве на мотоцикле увезешь много? - удивился Джури. - На мотоцикле можно увезти сколько угодно, - весело подмигнул ему Леда. - Зато мотоцикл не стоит в пробках. Красота! Спортивный байк лягушачьего цвета можно было назвать каким угодно словом, кроме слова "красота", но Джури не стал делиться с новым приятелем своими соображениями по этому поводу. Агги действительно был художником, но показывать свои картины не спешил, а Джури не стал просить. Леда объяснил, что дела у Агги идут не очень: мало кто способен оценить талант такого мастера, как сказал он. Но Джури, для которого время по-прежнему стояло, а жизнь была пустой и пресной, даже это замечание не заинтриговало. Оказалось, что Агги и Леда учились в одном классе – именно благодаря однокласснику Леде и удалось найти такое недорогое жилье. Выведать, чем занимался Сойк, не удалось даже такому беспардонному человеку, как их новый сосед. Как Леда ни пытался разговорить его, тот отвечал односложно и сдержанно, но в остальном – вполне миролюбиво. Сойку не нравился Агги, и кто кого чаще провоцировал на конфликт, Джури сложно было определить. Зато он обратил внимание, что хмурый парень из дальней комнаты ездил на дорогой красивой машине. Призадумавшись, Джури определил, что, вероятно, в месяц за бензин тот отдавал больше, чем за убогое жилье, и зачем в таком случае Сойку понадобилось селиться в столь унылом месте с соседями, которые ему явно не нравились, Джури не мог понять. Единственным бесспорным плюсом нового знакомства для Джури стали ежедневные завтраки. Через неделю утренние тосты с апельсиновым джемом превратились в нечто вроде традиции, и Джури угощали, ничего не требуя взамен. Как оказалось, джем готовила мать Агги, но сам Агги не слишком любил подобное лакомство, потому был рад отдать его Леде. - Просто у Агги плохие отношения с родственниками, и он не хочет провоцировать новые споры и обиды отказом от банки джема, - пояснил как-то раз Леда, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно. Жить на одном этаже в доме с общими удобствами и никогда не встречаться, было физически невозможно, и постепенно Джури все больше узнавал о своих соседях, как и они узнавали о нем. - А кто ты вообще? - спросил его как-то раз Агги, когда в очередной раз курил на кухне, а Джури пришел за стаканом воды. - Я? - растерялся Джури. - Ну да. Чем ты занимаешься? - Я... Я – студент, - неуверенно пробормотал он и отвернулся к раковине. - Студе-ент, - задумчиво протянул Агги и глубокомысленно добавил: - Все мы были студентами... - Не все, - возразил Джури. – А у тебя что, есть высшее образование? - У меня нет, - ответил Агги. - Но студентом я был. - Отчислили? - догадался Джури. - Ага. После второго курса. - И меня отчислили, - зачем-то признался он. - Ну и дурак, - ни с того ни с сего заявил Агги. - Это почему же? - опешил от такой прямолинейности Джури. - Потому что если студента отчисляют, причина может быть только одна – его собственная дурость, - уверенно произнес Агги, и Джури понял, что спорить не стоит. А подумав немного, он решил, что не так уж его сосед был неправ. То, что Леда как-то слишком часто ищет с ним встречи и общения, Джури заметил не сразу. Все посторонние люди раздражали его одинаково, и Леда не был исключением. Зато он постоянно подкармливал Джури, и когда тот пытался возразить, говорил, что ему это ничего не стоит. - Я же в ресторане работаю, забыл? – улыбался Леда. - Ты, что ли, с кухни продукты таскаешь? – без особого интереса спросил Джури. - Нет, не таскаю, - рассмеялся новый знакомый. – Но все, что считается подгоревшим, или то, что приготовили вчера, никому уже не нужно. А ты вон какой тощий. Так что ешь. Такая дружба была выгодна Джури, и потому он терпел чрезмерное внимание Леды, не сразу заметив, что новый сосед с каждым днем нервировал его все меньше. Насчет квартиры Джури договорился, что заплатит с отсрочкой еще через месяц, правда, где взять деньги к заявленному сроку, он не знал, решив подумать об этом позже. Жизнь уладилась и потянулась в том же темпе, что и раньше, только теперь у Джури не всегда получалось бесцельно пролеживать в постели по полдня, ни о чем не думая – вечером с работы возвращался Леда, и первое, что он делал, это стучал в дверь Джури, чтобы поздороваться с новым другом и завязать разговор часто не на один час. Однажды вечером Леда привез огромную пиццу. - Заказчики отказались, - сообщил он, разрывая коробку на кухне. – А я и подумал, зачем добру пропадать? Джури и Агги переглянулись и уселись за стол, когда Леда наконец справился с упаковкой, просто оторвав верхнюю ее часть. Агги с этот вечер был каким-то невеселым и даже не подкалывал Леду по доброй привычке, потому все внимание нового друга досталось Джури. И пока он как обычно вяло отвечал на вопросы приятеля, в коридоре хлопнула дверь. - О, Сойк вернулся, - воодушевился Леда и ту же громко позвал. – Со-ойк! - Зачем так орать? – поморщился Агги, которому наверняка не слишком хотелось общаться с нелюбимым соседом, но Леда не обратил внимания на его недовольство. Сойк появился на пороге кухни через полминуты и окинул удивленным взглядом собравшихся и небогатое угощение. - Давай с нами, - решительно потребовал Леда и пододвинул к маленькому столу еще один табурет. Джури покорно подвинулся к стене, а Агги со скучающим видом уставился за окно. – Присаживайся. Джури думал, что Сойк окажется, и, наверное, так думал и сам Сойк – в его глазах отразилось сомнение. Но в последний момент что-то заставило его передумать, и он спросил: - А в честь чего пир? - В честь отличного вечера, - провозгласил Леда. Фраза прозвучало забавно: флегматичное выражение лица Агги, унылое – Джури и растерянное – Сойка никак не соответствовали атмосфере отличного вечера, который упомянул Леда. Но почему-то Сойк не стал уходить. Вместо этого он пожал плечами, потом открыл холодильник и выставил на стол несколько банок пива. - Вот теперь праздник точно удался, - просиял Леда. - Судя по тому, что я постоянно недосчитываюсь своего пива, он удается у тебя каждый вечер, - криво усмехнулся Сойк, присаживаясь за стол. - Это не я, это Агги, - тут же соврал Леда, развеселившись, а Агги от этого заявления перекосило пуще прежнего. - Да чтоб я сдох брать его пиво, - пробормотал он. - Если б ты брал мое пиво, ты б точно уже давно сдох, гарантирую, - заверил его Сойк. - Брейк! – тут же вмешался Леда и поднял свою банку. – Выпьем за компанию! Давайте хотя бы на один вечер представим, что все мы – лучшие друзья. - Пиздец, - прокомментировал тост Агги, после чего они дружно выпили. Джури не пил спиртное уже очень давно, и даже от светлого пива сильно захмелел. Его банка еще не опустела, но картинка перед глазами начала расплываться, а голоса собеседников доносились приглушенно. Но именно в этот момент Джури подумал, что ему нравится такое состояние и такой вечер, создававший иллюзию, что все у него в порядке, и что он такой же обычный человек, как и все, а его время никогда не останавливалось. "Так и спиться недолго", - с иронией подумал Джури, но тут же понял, что сделать это не получится: на алкоголь у него все равно не было денег. Такое существование могло тянуться сколь угодно долго, вплоть до самого сноса дома либо же до того момента, когда Джури все же выселили бы за просрочку с оплатой. Но в один субботний вечер произошли судьбоносные перемены, о которых Джури потом неоднократно вспоминал. Все началось с чаепития и ставшего уже привычным апельсинового джема. В тот день Леда был выходной и предложил Джури ополовинить еще одну баночку угощения от родителей Агги. - День нельзя считать неудавшимся, если у тебя есть апельсиновый джем, - заявил Леда, пока Джури наворачивал сладость ложкой прямо из банки. Сам же Леда не спешил угощаться, а стоял у окна и смотрел куда-то вдаль. - Угу, - как обычно немногословно ответил Джури. - Жаль будет, когда этот дом снесут, - зачем-то добавил Леда, на что Джури пожал плечами. - Старый он, клоповник такой, - честно ответил он. – Правильно, что снесут. Жаль только, что жить станет негде… - Ну ты не пра-ав, - протянул Леда, как будто даже возмутившись из-за такого заявления. – Клоповник – это да, но мы сами виноваты, что кругом грязь. Вот только я никогда не видел дома с такой мансардой! - С чем? – удивился Джури и даже не донес ложку до рта. Леда обернулся и посмотрел на него такими глазами, будто Джури превратился в невиданное животное. Казалось, он поверить не мог в то, что услышал. - Ты что, не видел, какой здесь чердак? – негромко спросил он таким тоном, словно речь шла не об упомянутом чердаке, а о какой-то прописной истине. Примерно таким голосом Леда мог спросить: "Ты что, не знал, что Земля круглая?" - Нет, - честно ответил Джури. – Я не лазал по чердакам. - Да ты полжизни потерял, - очень серьезно заверил его Леда. – Пойдем. - Э… А доесть? – не понял причин спешки Джури. - Пойдем. Спорить не хотелось, Джури по большому счету было все равно, что делать, и спешить было некуда, потому он послушно пошел за Ледой. Узкая лестница, на которую Джури до этого не обращал особого внимания, уходила вверх, и, преодолев с десяток ступенек, они оказались на чердаке. Джури ожидал увидеть пыльное помещение, грязное и заваленное хламом, но как только выбрался через люк в полу, понял, что ошибся. В первый миг он даже зажмурился от яркого света, ослепившего его после полумрака лестничного пролета. Назвать чердаком это помещение не поворачивался язык – ему действительно больше подходило именование мансарды. Пол и правда был пыльным, по углам с неведомых времен высились кучи хлама, но на все это Джури не обратил особого внимания. Крыша находилась низко, немного выше человеческого роста, но вместо ожидаемых старых перекрытий Джури увидел над головой огромное окно из десятка стеклянных створок. Рамы были старыми и облупившимися, а вот стекла почему-то чистыми. И хотя солнце уже клонилось к закату, сияющий свет заливал просторную мансарду, больше похожую на длинную галерею. В воздухе плясали пылинки, и было немного жарко, но Джури думал лишь о том, что здесь, должно быть, целый день было солнечно, вне зависимости от того, в какой части небосвода находился солнечный диск. - Скажи! – потребовал Леда, явно удовлетворенный удивленным выражением лица Джури. - Обалдеть… - честно ответил он и лишь теперь посмотрел по сторонам. Помимо хлама неопределенного происхождения ближе к центру мансарды располагался старый пыльный диван, возле него стоял мольберт с незаконченной картиной, вокруг него в беспорядке валялись какие-то грязные тряпки, кисти и тюбики. - Агги тут себе мастерскую устроил, - проследил за взглядом Джури Леда и прошел к центру чердака. – Кстати, это он окна вымыл, чтобы светло было. Я ему сказал, что убрал бы тогда уже везде, но он ответил: тебе надо, ты и убирай. Что Агги ответил именно так, Джури даже не сомневался. Подойдя ближе к мольберту, он увидел, что невдалеке, прислоненные к скату крыши, подсыхали еще несколько растянутых полотен. Поглядев внимательно на картины, Джури про себя дал им определение "мазни" и тут же потерял интерес. Если Агги и был талантлив, Джури этого не заметил. - Днем тут жарковато, а вот утром и вечером очень классно наблюдать за рассветом и закатом, - заявил Леда и потянул за нижнюю часть дивана. Со скрипом тот разложился, подняв в воздух облако пыли, но Леду это не смутило. - Ложись, - пригласил он Джури и сам завалился на диван, тут же закинув руки за голову. Поглядев с сомнением на не самый чистый, но единственный здесь атрибут мебели, Джури вздохнул и последовал примеру нового приятеля, решив, что все равно ничего не теряет. Лежать на диване и смотреть на розовое закатное небо было здорово. Несколько оконных створок Агги оставил приоткрытыми, из-за чего запах краски почти не чувствовался, зато веяло прохладой, как будто они находились не в центре раскаленного летнего города, а где-то на природе. Прикрыв глаза, Джури вдохнул глубже, а потом снова открыл их, глядя на облака, которые в лучах закатного солнца приобретали коралловый цвет. - Джури… - через некоторое время нарушил молчание Леда. Он лежал неподвижно уже достаточно долго, и Джури мельком подумал, уж не уснул ли его приятель, но проверять не стал. – Можно спросить? - Ты уже спрашиваешь, - подавив вздох, ответил он. Джури всегда подозревал, что однажды это случится: в какой-то момент его сосед таким вот серьезным голосом поинтересуется, как Джури докатился до такой жизни. - Как ты попал в этот дом? – не оправдал его ожиданий Леда. Джури моргнул и повернул голову, недоуменно покосившись на Леду, который глядел на него очень внимательно. - Как и все, наверно, - неуверенно ответил Джури. – Нашел объявление на сайте… - Да я не о том, - прервал его Леда. – В этом клоповнике, как ты сам сказал, ни один нормальный человек не захочет жить просто так. Должны быть причины. - Причина – низкая цена, - честно ответил Джури. – Как и у всех, наверно… - Не у всех, - возразил Леда. - Да, у Сойка тачка стоит дороже всего этого дома, - заметил Джури. – Вот он почему тут живет, совсем непонятно. Леда на это ничего не ответил, и Джури тоже замолчал, однако тишина показалась ему гнетущей. Новый приятель по-прежнему желал знать, что довело Джури до его нынешнего состояния, а озвученный ответ его не удовлетворил. Конечно, Джури не собирался ничего ему объяснять, не был обязан и не хотел, но почему-то все же сказал: - Это началось в ноябре прошлого года. Джури запнулся, а Леда, вежливо выждав пару секунд, спросил: - И что же случилось в ноябре? И Джури сам не понял, как так вышло, что он выложил как на духу все, что накопилось у него в душе. Он рассказал о Мезуми и о том, как они познакомились еще в школе. О том, сколько было общих планов и грез о будущем. О самой Мезуми, какая она была красивая и очаровательная, как она любила пританцовывать, собираясь на работу, как улыбалась и какими глазами смотрела на маленьких детей и животных, которых так любила. Джури рассказал о многом, что Леде было, скорей всего, неинтересно, например, что на подбородке у Мезуми был едва заметный шрам, полученный еще в детстве, или о тех же каблуках, которые постоянно ломались, и каким чудом Мезуми ни разу не подвернула ногу, было непонятно. Но Леда не перебивал его, а только слушал. Джури рассказал о том, что учился и работал, и какая у них была квартира. Поделился, что Мезуми очень хотела купить йоркширского терьера, но арендодатель запрещал заводить животных, и Мезуми мечтала о том дне, когда у них будет свой собственный дом, где можно будет делать все что угодно. Рассказывать Леде даже о самом сокровенном оказалось удивительно просто – он был идеальным слушателем, который не прерывал, не перебивал и никак не показывал, что внимает, но Джури чувствовал, что тот не упускал ни единого слова. Джури даже не запнулся и не осекся, когда дошел до той части истории, когда счастье закончилось – разбилось вместе с машиной, таксистом и Мезуми. Он рассказал о страшных двенадцати днях и о том, что потом ему стало безразлично все на свете. Единственное, о чем Джури умолчал, так это о том, что время остановилось – он не был уверен, что Леда поймет его. Когда Джури закончил свой рассказ, на улице стемнело, мансарда погрузилась в полумрак, предметы потеряли свои очертания, и единственное, что четко видел Джури, это блестящие глаза Леды, который, опершись на локоть, лежал рядом и смотрел на него. - Ты вообще ничем не занимаешься теперь, - сделал вывод он после недолго молчания, и Джури мысленно поблагодарил его за то, что Леда не начал демонстративно сочувствовать его потере и не стал изображать фальшивое сожаление. - Ничем, - подтвердил Джури. - На что же ты живешь? - За комнату задолжал уже за полтора месяца. А чтобы прокормиться, воровал немного, - честно признался Джури, невольно вспоминая украденные шоколадные кексы, которые в свое время стали поводом для знакомства с Ледой. - Я догадывался, что ты голодаешь, - кивнул его сосед. Джури почему-то так и думал, что новый приятель не станет ни ужасаться, ни укорять его. По непонятной причине ему казалось, что Леда поймет, из-за чего все сложилось как сложилось. - Если честно, еда мне не бесплатно достается, - добавил он. – Мне просто показалось, что если бы ты понял, что я трачу на это свои деньги, ты не стал бы угощаться. Джури не удивился такому сообщению и только теперь сообразил, что подсознательно всегда понимал это. Просто Леда очень необычным способом протянул ему руку, а Джури согласился принять ее. Странным оставалось лишь то, что соседский парень был совершенно чужим человеком, но Джури принял от него помощь, не задумываясь, в то время как от близких людей после пережитого горя только отдалился. - Теперь ты все знаешь, - негромко произнес Джури, глядя прямо перед собой в стеклянный потолок. Луны на небе не было, звезды тоже еще не появились, а на душе у Джури было пусто, словно долгим рассказом он выплеснул всю свою боль. Правда, легче от этого не стало. - Теперь знаю, - согласился Леда и вдруг добавил. – Мезуми очень расстроилась бы, если б узнала, каким ты стал. В словах Леды не было презрения или упрека, как сразу почувствовал Джури. Он не ставил целью пристыдить его или заставить взяться за ум – просто говорил то, что думал. И Джури поразился тому, как точно он определил реакцию девушки, которую никогда не видел. Узнай Мезуми, что с ним стало, она не ругала бы и не злилась, не возмущалась бы и не плакала. Мезуми, которая остро сопереживала всем на свете и очень любила Джури, бесконечно расстроилась бы и долго смотрела бы на него печальными глазами. Джури плечами передернул: на миг ему почудилось, что Мезуми действительно смотрит на него и с сожалением качает головой. Джури стало так стыдно, как никогда не бывало прежде, и он сам себя спросил, как вышло, что он превратился в бесхарактерную амебу, в пустое место. В бездушное существо, которое не интересовало ровным счетом ничего в жизни. В тот вечер Леда больше не сказал ему ни слова. Они так и лежали молча на стареньком диване, и каждый думал о своем. Джури не взялся бы описать свое состояние после всего произошедшего, но чувствовал он себя очень странно, как будто одновременно стало и легче, и тяжелей. Легче – от того, что он впервые выговорился. Тяжелее – потому что осознал собственную никчемность. Джури сам не заметил, как забылся во сне. Проснулся он от яркого солнца, светившего прямо в лицо, и хотя было еще достаточно рано, спать больше не хотелось. Джури мгновенно вспомнил, что произошло накануне, и в первый миг не поверил, что ему это не приснилось. Однако когда он приподнялся на локтях, то с удивлением обнаружил, что рядом с ним, уткнувшись лицом в диванную подушку, мирно спит Леда. Джури на секунду зажмурился, отказываясь принимать тот факт, что все было на самом деле – что он поделился самым важным с чужим человеком. Джури чувствовал себя странно: что-то неуловимо изменилось в его жизни, но что именно, он пока не мог понять. - Леда, - тихонько позвал он и ткнул своего приятеля в бок. - А? – тут же встрепенулся тот, будто и не спал вовсе. Оторвав от подушки заспанное лицо, Леда непонимающе и сонно посмотрел на Джури. - Ты работу не проспал? – спросил он. На секунду глаза Леды распахнулись шире, но ему понадобилось буквально мгновение, чтобы успокоиться. - Нет, сегодня же воскресение, - ответил он и опять улегся, ничуть не смущенный тем, что проснулся не в своей комнате, еще и в компании страдающего от депрессии соседа. Пожав плечами, Джури тоже лег и бездумно посмотрел вверх, в синее небо над головой, но в этот момент на лестнице послышались шаги. Джури даже не удивился, когда через несколько секунд появился Агги – больше было просто некому. А вот Агги опешил, во все глаза уставившись на неожиданных гостей. - Привет, - с самым невозмутимым видом махнул рукой Джури, даже не желая задумываться, как двусмысленно они с Ледой выглядят сейчас. - О, здоров, Агги, - хриплым спросонья голосом произнес его приятель, снова оторвав голову от дивана. От удивления Агги только рот открыл, потом закрыл, а после сердито нахмурился, что со стороны выглядело более чем забавно. - Да вы… Да вы совсем охренели! – наконец возмутился он, когда к нему вернулся дар речи. – Голуби гребаные! Валите с моей крыши! Леда только фыркнул и демонстративно завалился обратно на диван, а вот с Джури случилось нечто невообразимое – он даже сам не сразу понял что. Дыхание перехватило, грудную клетку несильно сжало, а мышцы лица перестали его слушаться. И лишь спустя несколько секунд Джури понял, что смеется – смеется громко и от души, впервые с того самого холодного ноябрьского дня. А еще через мгновение Джури сообразил, почему сегодня утром он проснулся с каким-то странным непонятным ощущением, и будто услышал, как закрутились шестеренки, как заработал ржавый часовой механизм, сначала с трудом, а потом все быстрее и быстрее, набирая обороты. Время, которое замерло давным-давно, проснулось и стремительно понеслось вперед.