***
Ждать приходится недолго. Не то чтобы ты знал, что ждал. Не то чтобы ты когда-нибудь себе в этом признался. Но когда ты замечаешь судно, которое пристало к берегу, твое сердце резко ускоряется. Тебе приходится прикладывать все силы для того, чтобы не нестись к воде сломя голову. Вместо этого ты осторожно ступаешь вниз по холму и вглядываешься в очертания у берега. В ночи, пронизанной только светом маяка и огнями судна, ты различаешь его. — Джейк, — представляется он сразу же, как ты останавливаешься в шаге от него, и протягивает руку. — Джейк Инглиш. Ты не в силах запомнить его имя, но Хал оповещает тебя о том, что он обязательно все зафиксирует, и советует пожать руку. Ты не двигаешься. Его улыбка не исчезает полностью, но он отстраняется и отряхивает ладонь о непозволительно короткие шорты. — Я изнывал среди морских просторов, как бы неправдоподобно это ни звучало, и каким же облегчением для меня было узреть в ночной темноте свет маяка. Ты не соизволишь... — К незнакомым людям обращаются на «вы», — прерываешь его ты, и на всякий случай, для достоверности, добавляешь, — я читал. Джейк вздрагивает от неожиданности, от твоего осевшего, хриплого голоса, но тут же берет себя в руки и пожимает плечами. — Ко мне можно на «ты». Ты пожимаешь плечами в ответ. Хал подсказывает, что сейчас самое время представиться, сказать — я Дирк Страйдер, смотритель маяка, ко мне тоже можно на «ты». Ты мысленно желаешь ему катиться куда подальше и подходишь к судну. — В Японии своя система обращений, — сообщаешь. — Как-нибудь потом расскажу. На сравнительно небольшой, но хорошо оснащенной яхте виднеется надпись «Надежда». У тебя в груди зарождается какое-то странное, необычное тепло. Ты стоишь и не смеешь обернуться. — Достохвальная, правда? — доносится до тебя. Он — Джейк, напоминает тебе Хал, — молчит пару секунд, и, не дождавшись ответа, едва слышно вздыхает. — Это моя любимая. Ты не знаешь, что сказать. Он подходит к тебе, встает рядом. До него легко можно дотянуться, ощутить кончиками пальцев его помятую, запачканную рубашку, почувствовать через нее жар тела, чужого тела. Ты не двигаешься. — Знаешь… Я, наверно, пойду, — ровно говорит Джейк. И тут же скрывается в темноте. Свет маяка исчезает вместе с ним.***
Утром он приходит к тебе сам. Ты завариваешь его до жути терпкий австралийский чай, делаешь тосты на двоих, достаешь сладости, которые прятал от самого себя. Он садится за стол и сцепляет пальцы вокруг кружки с пони; ты садишься напротив, подтянув колени к груди. Снаружи бушует океан. Ты слушаешь о его путешествиях. Он не притрагивается к своей еде целый час, потому что говорит без умолку, постоянно вспоминая детали и подробности. Когда он наконец останавливается и начинает есть, остывший тост как-то неправильно хрустит под его слегка кривыми зубами. Он кривится. Тебе почему-то кажется, что он делает это нарочно. Когда он отпивает чай и кривится снова, ты понимаешь почему. Его растянутые губы — словно оттренированный жест, отточенный до совершенства знак. Его глаза прищуриваются ровно как мгновение назад, его брови встают на свое привычное место, даже складки на лбу получаются точно такие же. Выражение его лица достает из твоей памяти смутное воспоминание. Ты видел где-то этот взгляд, эти полуприкрытые глаза, приоткрытые губы, сведенные брови. «Аватар», напоминает Хал. Это был «Аватар», помнишь? Впервые за долгое время ты действительно ему благодарен. — Тебе нравится «Аватар»? — интересуешься у Джейка. Тот улыбается — так же, как вчера, да как минуту назад, боже, как ты раньше не замечал, — и начинает рассказывать про свои любимые фильмы, просто потому что нелюбимых у него нет. Ты узнаешь, что, кроме других, у него есть «Аватар» на планшете и, на всякий случай, на диске. — Я смотрел «Аватара» очень давно, — признаешься ты. — Если хочешь, можем посмотреть вместе. Его улыбка меняется. — Хорошо, — отвечает он непривычно тихо. Затем резко мотает головой и поднимается со стула. Он разворачивается к двери, и ты боишься, что он уйдет, но он лишь начинает бродить по комнате. Ты встаешь в дверной проем между комнатой и коридором и наблюдаешь за тем, как он разглядывает твои плакаты, схемы и карты. Дойдя до столика перед диваном, он останавливается и слегка хмурится. — Зачем тебе шахматы? Ты неохотно переводишь взгляд на беспорядочно расставленные на доске фигуры и пожимаешь плечами. — Я играю с Халом, — объясняешь, стараясь подбирать правильные слова. Черт, тебе давно не приходилось этого делать. — Он… копия моего мозга, заточенная в очках? Пиздец, нет, такая формулировка через чур наивная и сентиментальная. Он искусственный интеллект, в него заложены мои воспоминания. Поэтому игра обычно заканчивается ничьей. Джейк хмыкает и улыбается. — Славно! Он продолжает разглядывать комнату, но уже более рассеяно. Тебе интересно, о чем он думает, что он думает про тебя, думает ли он про тебя. Живот тянет. В углу, за диваном, где ты провел больше всего времени над чертежами и механизмами, Джейк спотыкается о металлическую ногу и валится на пол. Ты помогаешь ему подняться. Берешь его за руку, тянешь вверх и стоишь так, вцепившись в него, непозволительно долго. — Прости, — говоришь ты наконец. — Я редко прибираюсь, когда что-то собираю. Мне так удобнее. — Собираешь? — уточняет он. Ты не совсем уверен, что ответить. — Я собираю роботов. Когда не рисую. Или не смотрю кино. Или не шью. У меня много дел. Джейк смеется, коротко и резко. — Иисусе, ты вообще почиваешь? Что. Ты думаешь повторить его мимику, попробовать недоуменно нахмуриться, склонить голову, приподнять губу, когда замечаешь, что он не смотрит на тебя — не смотрит на твое лицо. Кажется, за весь разговор ни разу не взглянул. Поэтому ты отбрасываешь эту затею. Тебе все равно никогда не давалось выражать эмоции — почему-то казалось противоестественным и отталкивающим. Сама мысль о том, чтобы попытаться пойти против себя, пугает тебя до ужаса. Ты знаешь, что сделал бы ради него все что угодно, если бы он попросил. Эта мысль пугает тебя еще больше. — Ты имеешь в виду такое слово, как спать? — Так точно, — отвечает Джейк, не знающий о том, как быстро бьется твое сердце, как тебе трудно дышать, и повторяет, — ты вообще спишь? — Иногда. Он снова, снова улыбается своей отрепетированной улыбкой, вместо того чтобы сказать: «Дирк, твой ответ показался мне смешным и удовлетворительным. Продолжай в том же духе. Аминь. Есть какой-нибудь синоним у слова «аминь», который ни один разумный человек больше не использует? Нет? Досадно.» Только он до сих пор не знает твоего имени. — Ну, — подытоживаешь ты, — могу освободить место в своем плотном графике для моего нового знакомого.***
Вы смотрите «Аватара», а потом ты узнаешь, что Джейк не видел твои любимые фильмы, поэтому вы смотрите еще и их, и они ему, конечно же, нравятся. Вы смотрите фильм про Индиану Джонса, затем — про Лару Крофт. Джейк все это время пристально смотрит в экран, и тебе внезапно кажется неудивительным то, какие толстые у его очков линзы. Ты засматриваешься им настолько, что упускаешь момент, когда единственным источником освещения становится телевизор, когда розовые, синие, зеленые цвета фильма становятся заметны на его коже. Ты почти забываешь зажечь маяк.