rejtett vágy

      Витторио сидит рядом до невозможного близко, и Тархос с большим трудом старается вникать в то, что он говорит. Окна кареты предусмотрительно задёрнуты шторками, а внимание рыцаря приковано к местам напротив — местам, которые Витторио занимал, пока не решил пересесть к нему.       Тархос уже выучил, к чему приводят такие моменты уединения. Витторио отлично его выдрессировал, как послушную собаку, которой, возможно, и видит его всегда, но сейчас эта мысль больше возбуждает, чем расстраивает или злит. Да, он собака. Он никогда не идёт против желания хозяина, и не знает, чем можно объяснить, почему его член уже встал, хотя Витторио, явно заметивший это, ещё ничего и не сделал.       На этот раз единственный приказ, который получил Тархос — молчать. Быть максимально тихим. С учётом того, что вокруг кареты был целый отряд других рыцарей, это было логично. Тархос даже не отвечает — только кивает, с ходу исполняя указание, и по прошлому опыту ему кажется, что не издать ни звука будет одной из простейших задач для него. Он сильно ошибается.       Витторио использует только руки, одной проводит по всей длине Тархоса то вверх, то вниз, а другой заправляет ему волосы за ухо, открывая половину лица и прекрасный вид на поджатые губы рыцаря. Румянец на бледной коже выглядит по-особенному изысканно, а взгляд Тархос, как и всегда, старается отвести и спрятать. Витторио запускает пальцы в его волосы, немного массажирует затылок, заставляя Тархоса вовсе закрыть глаза, а затем вцепляется в них и тянет назад так, что рыцарь от такой резкой смены ощущений всё же издаёт стон.       — Молчать, — твёрдо повторяет Витторио шёпотом и тут же начинает двигать рукой на члене рыцаря быстрее. Если бы он переживал о том, что их могут услышать, то нашёл бы чем заткнуть ему рот, но нет: вся игра заключается в том, что больше о последствиях должен переживать именно Тархос, которому и без того становится ужасно стыдно.       Тархос не пытается кивнуть, чтобы лишний раз не делать себе же больно, и подтверждает выполнение тяжёлым, сбитым выдохом. Его дыхание продолжает сбиваться ещё больше, когда Витторио постепенно наращивает темп движений, и он смотрит в потолок, иногда приоткрывая рот от получаемого удовольствия. Он уже почти готов кончить, как вдруг Витторио решает оборвать всё его удовольствие к чертям, и убирает руку ровно в тот момент, когда Тархос нуждается в ней больше всего. Рыцарь тут же жалеет об утрате и тянется закончить всё своими собственными, но…       — Разве я разрешал?       …господин не позволяет, легонько шлёпая его по руке, и Тархосу кажется, что эта лёгкость обманчива. Он мгновенно прекращает всякие попытки дотронуться до себя, расстроенно опускает голову вниз, и сидит так, как полный дурак, тихо скуля от собственного возбуждения и невозможности что-либо с этим сделать.       Витторио продолжает играться с ним, то возвращая руку, то, раз за разом, почти доводя Тархоса до предела, убирая её. Рыцарь вынужден умолять, но как можно тише, изгибаться в попытке всё же доставить себе удовольствие, но у него не выходит, и даже закрывает себе рот рукой, когда понимает, что едва ли сумеет сдержать свои стоны и всхлипы, и Витторио наконец произносит заветную команду:       — Кончай.       Тархос как-то слишком чувствительно реагирует на горячее дыхание господина, опаляющее в этот момент его ухо и шею, обильно изливается в его руку, и Витторио, чёрт его дери, не останавливается на этом, теперь размазывая сперму по всему члену, а потом вдруг берёт и просто так суёт ему грязные пальцы в рот.       — Чего застыл?       Тархосу не нравится эта часть, особенно когда пальцы господина толкаются глубже и заставляют его одновременно и подавлять накативший рвотный рефлекс, и слизывать свою же сперму с его пальцев. Витторио этого мало, он захватывает новую порцию, теперь не заставляя рыцаря давиться, но вынуждая снова слизать и проглотить. Ещё раз — и Тархос начинает сопротивляться.       — Хватит, прошу… — уворачивается от чужой руки и просит он, понимая, что иногда границы всё же следует расставлять.       Стальной взгляд господина пронизывает его насквозь.       — И кто тогда уберёт весь этот беспорядок?       Тархос несильно сжимает его пальцы зубами и послушно слизывает ещё раз, выдерживая зрительный контакт. Возможно, именно это и повлияло на Витторио: он достаёт из кармана злосчастный платок (который на самом деле является таким же неотъемлемым участником процесса, как и сам Тархос, которого этот факт начинал раздражать), и вытирает об него свои руки, а затем передаёт рыцарю, чтобы тот позаботился о себе сам.       — Можешь не возвращать.       Тархос не отвечает, приводя себя в порядок.       В голове Витторио закрадываются сомнения.