All The Young Dudes — Sirius's Perspective

Его мать пыталась снять знамёна Гриффиндора. Это было первое, что заметил Сириус, вернувшись в свою комнату. Они были помяты и явно подпалены, некоторые сильно обожжены — похоже, она пыталась их сорвать, а после неудачи попробовала взорвать. К счастью, перед школой он предусмотрительно наложил на свою ленту перманентные удерживающие чары, и её попытки явно закончились провалом. Сириус: 1, Семья: 0. Ей так же не понравилось состояние его сундука, и она притащила к нему его отца — Сириусу пришлось сидеть, глядя на его ноги в гостиной, и слушать, как они по очереди ругали его за отвратительное поведение и презренную незрелость. Но они не сделали ничего хуже, чем накричали на него, и в ту ночь он удалился в свою комнату, чувствуя странное облегчение. Возможно, лето окажется не таким плохим, как он ожидал. Наконец он получил приглашение на одну из загадочных семейных встреч, к которой он не был уверен, как относиться — с одной стороны, он ненавидел, когда его оставляли в стороне; это заставляло его чувствовать себя неважным и невидимым. Но искра облегчения, которую Сириус почувствовал от этого, быстро превратилась в запутанную смесь опасений и вины; в конце концов, он не был уверен, что это собрание было тем, в чем он хотел бы участвовать. Было ли оно как-то связано с этим Тёмным Лордом или с войной… Он подумывал о том, чтобы взорвать навозные бомбы, просто назло родителям, но в конце концов Джеймс отговорил его от этого, настаивая на том, что было бы полезнее просто запомнить всех, кто там будет и о чём они будут говорить. Сириус пришел на встречу, напомнив себе, что он шпион, и он не согласен ни с чем из произнесённого, и он только делает вид, что соглашается с этим, чтобы у него была информация, которую он мог бы потом передать мистеру Поттеру. Тем не менее, у него мурашки по коже пошли, когда он слушал трёп своей семьи о «заражении волшебного сообщества грязной кровью» и «острой необходимости очистить министерство от магловского отродья». В его семье всегда были предубеждения, но теперь они говорили о маглорождённых волшебниках так, словно они даже не были людьми. Как будто это был особенно опасный вирус или упорное нашествие пикси. В любом случае, он не мог позволить привлекать к себе внимание, пытаясь сорвать ненавистную речь, если он хотел стать успешным шпионом. И, конечно же, была ещё одна причина держать голову опущенной, ещё одна причина ходить на цыпочках вокруг родителей, изо всех сил стараясь избегать их внимания: лист мандрагоры. Первым шагом на пути к становлению анимагом было ношение листа мандрагоры во рту целый месяц, не выплёвывая и не проглатывая его. Это, конечно, означало, что Сириус провел первые тридцать дней дома, стараясь как можно больше держать рот на замке. Прием пищи оказался своего рода головной болью, поскольку все нужно было делать очень деликатно — Сириус обнаружил, что лучший способ — засунуть лист в сторону одной щеки, а жевать другой стороной рта, глотая очень, очень осторожно. Он ходил по лезвию ножа в течение тридцати дней, опасаясь, что его семья что-нибудь заметит. Но его родители, казалось, просто предполагали, что их лекции наконец-то не прошли даром — и, кроме того, они были так заняты собраниями, что ему не нужно было беспокоиться о том, что они присмотрятся к нему. Пройти незамеченным было на удивление легко; на самом деле Сириус был разочарован тем, что решил вести себя хорошо. Ему отчаянно хотелось доказать родителям, что они его не исправили. А вот Регулус — это совсем другая история. В Хогвартсе Рег обычно избегал его, как чумы, но дома его брат всегда шнырял рядом, заходя в любую комнату, которую Сириус выбрал, чтобы отдохнуть ото всех. Он устраивался с книгой, или летним домашним заданием, или оставался под каким-нибудь другим предлогом. В конце концов, когда однажды Рег вошёл в библиотеку с шахматами и начал играть против самого себя, Сириус закатил глаза. — Ну ладно, давай, — вздохнул он, подходя к тому месту, где его брат устанавливал доску. — Что? — Регулус выглядел встревоженным и застигнутым врасплох, на его лице было виноватое и застенчивое выражение. Сириус покачал головой. — Давай, давай поиграем. Я почти уверен, что я лучший противник, чем любой твой воображаемый друг, с которым ты планировал встретиться. Регулус проворчал, соглашаясь неохотно и ведя себя так, как будто делал Сириусу одолжение. Они играли молча, нарушая тишину лишь звуком передвижения фигур по доске. Сириус победил. После этого они заключили непростое перемирие. Разговоров было немного, что устраивало Сириуса — он не был уверен, что сможет построить целый диалог, даже если у него во рту не будет листа мандрагоры. Вместо этого они тихо играли в шахматы или вместе работали над летним домашним заданием. Что ж, Рег работал — Сириус обычно находил какой-нибудь роман для чтения, пока его брат доставал свои учебники. Каждую ночь, когда Сириус убеждался, что Кикимер не подслушивает за дверью, он доставал зеркало и ждал, пока появится знакомая улыбка его друга. Джеймс боролся с листом мандрагоры даже больше, чем Сириус, поскольку у него были родители, которым действительно нравилось с ним разговаривать. Тем не менее, к концу тридцати дней им обоим удалось сохранить растение во рту, как и Питеру, сообщившему об этом открыткой из Америки. Сириус почувствовал трепет, когда наконец вынул лист изо рта и надежно засунул его в хрустальный флакон, который он спрятал под половицей в своей комнате. Он добавил туда свой волос, а затем серебряную чайную ложку росы, собранной в запретном лесу, когда они еще учились в Хогвартсе, в месте, которого ни солнечный свет, ни человеческие ноги не касались в течение семи дней. Следующей была куколка «Мёртвой головы», сохранённая и полученная от очень хитрого человека, с которым Джеймс и Сириус встретились в задней части паба «Кабанья голова» в один из выходных в Хогсмиде, пока Питер отвлекал Римуса. Сириус осторожно положил зелье обратно под половицу, убедившись, что флакон плотно закрыт пробкой. В ту ночь он еле заснул. Сириус постоянно поглядывал на то место, где спрятал флакон, — он не мог поверить, что они действительно это сделали, что зелье наконец-то готово, что оставалось только ждать. Что ж, это ещё не всё, что нужно было сделать. Каждое утро Сириус вылезал из постели с восходом солнца, прикладывал палочку к сердцу и шептал: — Амато, Анимо, Анимато, Анимаг. На закате он повторял процесс, спрятавшись в своей комнате. Питер беспокоился об этой части, снова и снова спрашивая, будут ли у них проблемы из-за применения магии несовершеннолетними. Но, насколько он мог судить из своих исследований, технически заклинание не было заклинанием — не было немедленного эффекта, поскольку на самом деле они ничего не творили. Это было больше похоже на приготовление зелий: извлечение магии из ингредиентов без произнесения заклинаний, за исключением того, что — если Сириус правильно понял теорию — одним из ингредиентов было собственное тело. Все это немного сбивало с толку, но представители министерства магии не появились в его доме, так что Сириус решил, что он был прав. Однако по мере того, как июль перетекал в август, он начал чувствовать беспокойство. Все шло хорошо — он и Рег не кричали друг на друга почти неделю, никто в его семье не заметил его незаконного изготовления зелий, а его родители были слишком заняты своими тайными встречами, чтобы уделять ему много внимания. Но Сириус чувствовал себя странно, словно вот-вот произойдет что-то плохое. Может быть, дело было в темнеющих кругах под глазами его матери или в измождённом выражении лица отца. Газета продолжала сообщать о нападениях на маглов и маглорождённых волшебников, а также о традиционных рассуждениях о политическом соперничестве в министерстве и дебатах по поводу ограничительной политики. Каждый раз, когда родители Сириуса возвращались домой поздней ночью, с раздраженным выражением лица и нахмуренными бровями, его желудок скручивался узлами. Что они делали? Насколько всё было плохо? Ситуация достигла апогея в середине августа. Он начал гулять один, когда родители уходили из дома, пытаясь разрядить нервную энергию. Он повторял заклинание каждое утро и вечер, и хотя он ещё не начал ощущать второе сердцебиение, он не задавался вопросом, подействовала ли магия — он чувствовал, что у него было больше энергии, чем обычно, и желание проводить время на свежем воздухе. Конечно, это могло быть и побочным эффектом от заточения в доме. Дальше по дороге от площади Гриммо Сириус сделал удивительное открытие: в мусорке, почти совершенно неповрежденной, лежала куча магловских плакатов. Все они были довольно грубыми: фотографии девушек в непристойных позах, некоторые без верха. Сириус почувствовал странное, смущённое волнение, глядя на плакаты — возможно, чья-то мама нашла мальчишескую коллекцию и выбросила их. Он собрал фотографии, украдкой оглядываясь по сторонам. Старая магловская женщина, переходившая улицу, странно посмотрела на него, но кроме этого никто не заметил, как он поспешил обратно в свой дом с плакатами, прижатыми к груди. Ему пришлось действовать незаметно и войти через парадную дверь, чтобы быть уверенным, что Кикимер его не поймает. К счастью, старого эльфа нигде не было видно — вероятно, он скрывался в своем ужасном маленьком чулане и что-то бормотал про себя над своей коллекцией тряпок. Сириус быстро бросился наверх, закрыв дверь в свою комнату. Его родители были на собрании и, скорее всего, не вернутся даже через несколько часов. Заклинание по-прежнему работало, и Сириус почувствовал себя очень удовлетворённым, когда отступил назад, чтобы посмотреть на свою работу. Магловские девушки рассыпались между его опалёнными гриффиндорскими знаменами, нахально улыбаясь и сжимая грудь вместе. Глядя на них, Сириус почувствовал себя очень взрослым. Это определенно были те вещи, которые оценят старшие мальчики в школе — ему хотелось показать это Джеймсу. Внезапно Сириус понял, что может показать Джеймсу, если захочет. Он украдкой оглядывался по сторонам — обычно он старался пользоваться зеркалом только тогда, когда остальные члены его семьи спали, опасаясь, что, если мать найдет его, то заберёт, или, что ещё хуже, разобьёт. Но его родителей ещё не было, и он не видел Регулуса, когда вошёл внутрь… Сириус принял решение за долю секунды, вытащив зеркало из тайника и взволнованно прошептав: — Джеймс! Пссс, Поттер! После недолгого возни в зеркале появилось лицо Джеймса; обычно он держал зеркало в кармане на случай, если Сириусу понадобится связаться с ним. — Что? — обеспокоенно спросил он. — С тобой всё в порядке? Сириус закатил глаза. — Все нормально, просто хотел показать тебе — посмотри, что я нашел! — Он ухмыльнулся, повернув зеркало так, чтобы Джеймс мог полюбоваться его стенами. — Что это за плакаты?! Почему они без верха?! — Джеймс взвизгнул, и когда Сириус посмотрел в зеркало, лицо его друга было очень красным. — Магловские плакаты, — самодовольно сказал Сириус, — нашёл их в мусорке дальше по дороге. Разве это не гениально? Джеймс нервно рассмеялся, всё ещё выглядя немного смущённым. — Конечно, приятель, я имею в виду… Они определенно… Красивые, да? — Мерлин, Поттер, ты такой лицемерный. — Я просто удивлен! Прости, я не ожидал увидеть армию девушек, светящих мне этим, когда ты меня позвал! Сириус засмеялся и собирался ответить, когда услышал шаркающий шум за дверью. Он замер. — Сириус? Все ли в порядке? — Шшш! — Сириус зашипел, закрывая зеркало ладонью. Он подошел к двери, внимательно прислушиваясь. Сначала ничего не было, затем послышался лёгкий скрип, когда кто-то положил руку на ручку. Он распахнул дверь и столкнулся лицом к лицу со своим младшим братом. Регулус отшатнулся назад, а в его глазах появилось чувство вины. — Ты, чёрт возьми, меня сейчас подслушивал? — в ярости спросил Сириус. Лицо Рега ожесточилось, чувство вины во взгляде сменилось обвинением. — С кем ты разговаривал? — Ни с кем. — Ты с кем-то разговаривал. — Я ни с кем не разговаривал. — Это был Поттер, не так ли? Я слышал его голос! Как ты… — Регулус сделал паузу, глядя на руку Сириуса. Его пальцы сместились, открыв осколок серебристого зеркала. Понимание появилось в глазах его брата. Сириусу почему-то стало холодно. — Уходи, Рег! — Он быстро засунул зеркало в карман и помчался обратно в свою комнату. Теперь ему придется найти для него новое место, где семья его никогда не найдет. Если Рег расскажет их родителям… Его брат последовал за ним и побледнел, увидев плакаты. — Что ты сделал со своими стенами?! — Я сказал тебе уйти. — Он надеялся, что Джеймс не подслушивает, надеялся, что карман брюк заглушает звук. Рег замешкался в дверном проёме, на мгновение подумав, что он действительно может послушать Сириуса и уйти. Но затем его лицо снова ожесточилось, и он скрестил руки на груди и надменно произнёс: — Тебе не следует разговаривать с предателями крови. Сириус застонал. — Опять это? Правда, Рег? Да ладно, мы оба знаем, что это полная чушь. — Поттерам плевать на тебя, Сириус, им наплевать на волшебников, на защиту наших… — Ох, ради Мерлина, Регулус, просто заткнись! За четыре года Поттеры стали для меня лучшей семьей, чем кто-либо в этом дурацком доме за всю мою жизнь! — Он тяжело дышал и смотрел на брата. Рег посмотрел в ответ, сжав губы в тонкую линию. — Они не твоя семья, — тихо сказал он через мгновение. — А кто тогда? Ты что-ли? Сириус ядовито выплюнул эти слова и наблюдал, как они точно попали в цель. Что-то проскользнуло в глазах Регулуса, что-то уязвимое и ушибленное, что заставило сердце Сириуса сжаться от вины – он открыл рот, немедленно сожалея об этом, желая извиниться – но Рег уже ушёл, точнее, вылетел из комнаты и захлопнул за собой дверь. * * * Младший брат не рассказал родителям о зеркале, но, должно быть, он сказал что-то о плакатах, потому что той ночью Вальбурга ворвалась в комнату Сириуса, с пеной изо рта, пытаясь оторвать их от стен. — Грязный, отвратительный, нечистый… Когда прилипающие чары сделали свое дело и плакаты оказались неприкасаемыми, она повернулась к нему. Сириус вздрогнул, собираясь с духом, но она нацелилась не на его ноги. Это был его разум. Она пробралась внутрь, так же, как царапала плакаты на его стене. Он отпрянул, совершенно неподготовленный к нападению, но не было возможности избежать когтей, которые рылись в его мыслях, чувствуя его панику. Он не мог позволить ей – она не должна была увидеть… Но она смотрела на плакаты. Просеивая его мысли, распутывая все извращённые чувства… Он хотел показать Джеймсу – ему нужно было проявить себя – это нормально, не так ли? Плакаты с девушками — они ему понравились? Это было странно, мягкость там, где он привык к плоскостям, он её не понимал — они были довольно красивыми, он это видел, но это ли имели в виду старшие мальчики? Откуда ему было знать? Сириус съёжился, огорчённый, но она только копнула глубже. Голос Питера: — Некоторым из нас вообще-то нравится проводить время с девушками. Мэри улыбается: — Одну из них можно просто поцеловать, знаешь – вкус влажного попкорна во рту магловской девушки.. То, как Джеймс смотрел на Лили. То, как Питер смотрел на Дездемону. Римус и его фан-клуб. Дэвид Боуи с его растрёпанными волосами. Римус, слизывающий крошки с пальцев. Сны, о которых ему не хотелось вспоминать. Об этом жгучем стыде, который они оставили после себя… Когда она прекратила, Сириуса трясло. Он чувствовал себя раздетым, обнажённым, что ещё хуже. Словно она содрала кожу с его спины и вскрыла его грудную клетку, копаясь внутри, пока не вырвала его сердце, бьющееся и окровавленное в её кулаке. Его мать смотрела на него с отвращением, и он ничего не мог скрыть перед ней. На мгновение она замолчала. Сириус заставил себя дышать. Он не мог смотреть матери в глаза, а вместо этого смотрел в пол, чувствуя стыд больше, чем когда-либо за всю свою жизнь. Вальбурга фыркнула и покачала головой, глядя на плакаты. — Жалко, — прошипела она, а затем исчезла, развернувшись на каблуках и выбежав из комнаты, закрывая за собой дверь. Сириус залез на кровать, свернулся клубочком и не двигался очень, очень долгое время. * * * Гроза разразилась в конце августа, всего за два дня до их возвращения в Хогвартс. Сириус почувствовал облегчение; он стал думать, что этого не произойдет, что все их приготовления окажутся напрасными и что им придется через год начинать все сначала. Двойное сердцебиение началось неделю назад, и теперь каждый раз, когда он произносил заклинание, он чувствовал странное эхо в груди. Это одновременно сбивало с толку и успокаивало, заставляя его чувствовать себя тесным и сильным, как будто внутри него что-то росло. Буря пришла ночью – ещё одна удача. Его семья лежала в постелях, но Сириус всё ещё не спал и смотрел в окно, наблюдая, как воет ветер и дождь льётся на землю. Сердце у него подпрыгнуло при первой же вспышке молнии — время пришло. Сириус осторожно подкрался к расшатавшейся половице. Он остановился, ожидая, пока утихнут раскаты грома, прислушиваясь к любому звуку у двери, но ничего не было. Он был в безопасности. Он осторожно поднял половицу, затаив дыхание, глядя на хрустальный флакон внизу. Зелье было кроваво-красным. Он сделал это. Сириус смотрел, не веря своим глазам. Он действительно сделал это — он мог бы рассмеяться, и почти так и сделал, зажав рукой рот, чтобы заглушить свой смех. Снаружи молния расколола небо; гром снова зарычал. Сириус сунул зелье в карман и схватил плащ. Он не мог сделать это внутри — слишком рискованно; он не знал, когда Кикимер войдет в комнату, посланный проверить его. После инцидента с магловскими плакатами его не выпускали на улицу без присмотра — он поддался этому правилу, слишком потрясенный, чтобы давить на родителей после того, что случилось. Но сегодня у него не было другого выбора. Ему придётся улизнуть. Сириус едва дышал, спускаясь по лестнице и на цыпочках пробираясь по коридору к маленькой задней двери. Бушующий шторм снаружи заглушал все звуки, которые он издавал; тем не менее, он не перевёл дыхания, пока благополучно не прошёл через дверь. Дождь хлынул ему в лицо, так что он почти сразу же промок. Это не имело значения. Сириус бежал, ветер трепал плащ на бегу. Всего в нескольких кварталах отсюда был парк — ему нужно было только добраться туда, и он мог исчезнуть среди деревьев, скрытый от глаз. Он прижал палочку к груди, а в кармане лежала тяжелый флакон с зельем. К тому времени, когда он добрался до места назначения, Сириус был мокрый насквозь и дрожал, волосы прилипли ко лбу. Он проверил, что был точно один. Во время грозы парк был пуст; тем не менее, он забрался в кучу корявых деревьев, плотнее натягивая на тело свой влажный тёмный плащ для маскировки. Сириус задрожал, поднял палочку и приложил её к сердцу. — Амато, Анимо, Анимато, Анимаг. Прежде чем он успел слишком задуматься о том, что он делает, обо всем, что может пойти не так, если он испортил один из ингредиентов, или кто-то его увидел, или министерство узнало о магии и они пришли его найти — он поднёс зелье к губам и проглотил его одним глотком. Его сразу же охватила сильная боль; зелье распространилось, как огонь, обжигая всё его тело. Сириус вскрикнул сам того не желая, спотыкаясь и хватаясь за ближайшее дерево, чтобы не упасть. Он закусил губу, пока не почувствовал вкус крови, стараясь не закричать. В его груди билось второе сердце. — Это происходит, — в бреду подумал он.— Это происходит. Он зажмурился, и странное ощущение распространилось по его конечностям — он чувствовал, как его тело начало меняться, пытаясь изменить свою форму. В его сознании что-то обретало форму. Собака. Большая черная собака. Сириус испуганно рассмеялся. У него внезапно закружилась голова, он потерял страх, боль была уже далеко, когда он протянул руку, открываясь и приветствуя. Пес бросился к нему, в его груди бились два сердца, а затем он скользнул из одного тела в другое. * * * Сириус вернулся через парадную дверь. Его не волновало, что его поймают, это уже не имело значения. Он был растерян от радости, кровь бежала по его венам, сердце колотилось от адреналина. Он часами бегал под дождем, чувствуя растяжение своего нового тела, его силу. Это было одновременно знакомо и странно, возбуждающе, пугающе и чудесно — запахи, звуки, ощущения… Только когда дождь перешёл в морось и небо начало светлеть от рассвета, он, наконец, превратился обратно. Его мать ждала в гостиной. Она сидела, полулёжа в кресле, держа кончиками пальцев бокал. Она смотрела, как дверь за ним закрылась, и поймала его взгляд. Сириус уставился в ответ, капая на пол водой. — Сириус. Она выглядела очень уставшей. Ему было интересно, как долго она сидела там и ждала его. — Иди сюда. Он подошёл. Она встала, поставив бокал рядом с собой на стол. Какое-то время они только смотрели друг на друга. Сириус цеплялся за адреналин в своих венах, вспоминая свободу и силу, которые он ощущал всего несколько минут назад, бегая на четырех ногах, с ветром в шерсти. — Она не может прикоснуться к этому, — сказал он себе, вспоминая это удвоенное сердцебиение. — Она не вынесет этого. Его мать подняла руку, убирая мокрые пряди волос с его лица. Он вздрогнул. — У меня были такие мечты о тебе, — пробормотала она. Вино обманчиво смягчило её голос, лишив его остроты. — Такие надежды… Ты был таким умным ребенком… Сириус неловко поёрзал. Он ненавидел, когда она так говорила. По крайней мере, крики было легко понять. Вальбурга продолжала говорить, глядя сквозь него, её глаза остекленели, как будто она видела что-то ещё. — Я не знала… Я никогда не узнавала этих признаков в твоём брате. Я была слишком ослеплена верностью, чтобы увидеть гниль, пока не стало слишком поздно… — Лицо его матери застыло, и она запустила пальцы в его волосы, наклонившись ближе. — Ты испорчен, — прошипела она, её дыхание было кислым от вина. — Испорчен, как и он… — Страх пробежал мурашками по спине Сириуса. — Что… что ты… — Он попытался вырваться, но она лишь усилила хватку, ногти больно впились в его голову. — Я всё ещё могу спасти тебя, — пробормотала его мать, подняв палочку. — Ты не так уж далеко зашёл. Как он говорит: гниющая конечность может заразить только остальную часть тела. Мы должны отсечь то, что нас оскверняет. Мы должны искоренить нечистоту. — Перестань, мам, ты делаешь мне больно… Вальбурга откинула голову и издала холодный, пронзительный смех. Когда она повернулась к нему, её взгляд был лихорадочным и нетерпеливым. — Боль, Сириус, — сказала она, схватив плащ и стягивая его с его плеч. — Боль усиливается. Боль лечит. Боль учит. Всё, что я делаю, я делаю для тебя, ради тебя, — а ты все равно неблагодарен, все равно валяешься в грязи, как животное. Но тебя ещё можно спасти: твоя кровь всё ещё чиста. Проклятие поразило его прежде, чем он смог собраться с силами — знакомая, пронзающая боль в задней части ноги. Он отшатнулся назад, задыхаясь, и его мать двинулась вперёд. — Ласеро! — визжала она с горящими глазами. — Toujours Pur! Сириус стиснул зубы, сжав пальцы в кулаки. Ничего подобного он не чувствовал раньше — ничто по сравнению с жгучей болью от анимагического зелья. Он мог это вынести — он был сильнее этого. Он не позволил бы ей сломить его. — Ласеро! — Toujours Pur! — Ласеро! — Toujours Pur! Он переносил это все, содрогаясь, ожидая конца, который, как он знал, рано или поздно наступит. Они делали это раньше много раз. Но его мать не остановилась. Кровь капала на ковер, а она всё ещё визжала, держа в руке палочку. — Ласеро! — Toujours Pur! Сириус больше не стоял. Он пытался, но боль была слишком сильной — агония, обострявшаяся с каждым новым порезом. — Ласеро! — Toujours Pur! Его брюки были изорваны, ноги липкие от крови. Сириус почувствовал головокружение, голова раскалывалась, дыхание стало прерывистым. — Ласеро! — Toujours Pur! — Мам, остановись! Сириус заставил себя открыть глаза, пораженный паническим голосом. Регулус стоял в дверном проёме, испуганный, бледный и умоляющий. Он всё ещё был в пижаме — должно быть, его разбудили. — Ласеро! — Toujours Pur! Теперь Рег бежал, пытаясь схватить их мать за руку – она повернулась к нему, дико раскачиваясь, и Сириус видел, как кровь расцветала на груди его брата. Длинный, тонкий порез, разрывающийся от ключицы до плеча. Он схватился за стол, пытаясь подняться — ему нужно было что-то сделать, ему нужно было вытащить Регулуса оттуда. Бокал опрокинулся и разбился об пол. В комнате воцарилась тишина. Когда Сириус поднял глаза, его отец был там. Лицо Ориона было холодным, когда он осматривал комнату. Он посмотрел на Сириуса, затем на Рега, затем на их мать. — Вальбурга, — сказал он тихо. Она подняла подбородок. — Я видела его разум, — прошипела она, — я видела это — это происходит снова, Орион, я должна это остановить… Их отец пересек ковер, взяв палочку из дрожащих рук матери. — Ты сделала достаточно, — твердо сказал он. — Ты сделала всё, что могла. На мгновение она выглядела так, словно собиралась поспорить. Регулус тихо плакал позади неё, прижав пальцы к ране на груди. Сириус словно издалека осознал, что его щеки тоже влажные. Через мгновение их мать смягчилась: она усмехнулась и покачала головой, схватила со стола бутылку вина и вышла, не оглядываясь. Орион повернулся к Сириусу и посмотрел вниз. На мгновение ему показалось, что отец может протянуть руку, предложить помощь, поднять его с испорченного ковра. Вместо: — Уберись тут, — сказал он. А потом просто ушёл.