***
За весь день его никто не тронул. Не разыскивал и не выламывал двери. Да и столицу нисколько не смущал тот факт, что главный «трофей», оказался никому не нужен. Его мысли были не об этом. Он был словно в клетке, в панике метаясь по кабинету, поглощённый виной и раздумьями о дальнейших действиях. «Нужно отправить письмо в Нью-Йорк. Любой ценой.» Эта мысль заставила его отрезвить затуманенный эмоциями рассудок и собраться. За окном стремительно темнело, перьевая ручка неприятно скрипела от сильного нажима дрожащей руки, а каллиграфический почерк к концу послания превратился в едва разборчивую скоропись.***
К полуночи посторонний шум в коридорах совсем утих, и Вашингтон решился покинуть безопасный кабинет. Он нерешительно взял со стола конверт, бесшумно повернул ключ и дёрнул за ручку двери, медленно выскользнув в коридор. В полумраке он постоянно с опаской оглядывался по сторонам, тенью мелькая между коридорами и корпусами, стараясь не попадаться на глаза возможным патрульным. Впрочем, разгуливая по Белому дому, он быстро осознал, почему его никто и не искал. «Сегодня явно не день решения политических вопросов…» Юноша с отвращением взглянул на спящих пьяных солдат, и вездесущие бутылки от рома, осколки от которых неприятно хрустели под ногами. Белый дом стал холодным, безликим, и разграбленным. Всякая стилистика и особая атмосфера этого места была вероломно разрушена захватчиками, крушившими всё на своём пути. Вашингтон замедлил шаг и остановился в одном из разворованных подчистую залов, где часто проходили политические встречи. «Они оставят хоть что-то в сохранности?! Господи, спасибо, что Билль о правах остался у Филадельфии…» Уйдя в свои мысли он слишком поздно услышал тихие шаги за спиной. — Мне кажется, вам, молодой человек, не стоит ходить сюда одному в такое время. Кто знает, что на уме у моих солдат… — мягко заметил кто-то с очень знакомым голосом, и режущим слух чистым южным наречием. Вашингтон в ужасе замер, а его сердце пропустило удар. Шаги за спиной были совсем близко и чья-то рука коснулась его плеча, грубо повернув к себе. Массивная фигура Ричмонда устрашающе нависла над побледневшим Ди-Си, заставив того рефлекторно отшатнуться, глядя в горящие недобрым блеском глаза захватчика. Охмелевший конфедерат лишь криво улыбнулся, а после галантно протянув ему руку в белоснежной перчатке, где были заметны красные пятна. — Ты ведь не хочешь закончить этот вечер в подвале Белого дома с пулей голове, верно? Идём. Вашингтон облегченно вздохнул, и проигнорировав этот странный жест, нехотя поплёлся за южанином, враждебно сверля его взглядом. — Что-то привело тебя сюда в столь поздний час, верно? — искоса взглянув на него полюбопытствовал Ричмонд, вразвалку шагая по просторному коридору. Врать было бессмысленно, да и Ди-Си не хотел подрывать доверие новой власти к себе с самого начала. — Я написал письмо, и хотел отнести его в канцелярию.— сухо отчеканил политик, с опаской наблюдая за реакцией нетрезвого собеседника. Но Ричмонд лишь покачал головой и громко рассмеялся, резко повернувшись к своему пленнику. — Друг мой наивный, вашей канцелярии больше нет…— вполголоса многозначительно заметил он, и развёл руками, наблюдая как на лице столицы застыл ужас. — Ты не переживай, сейчас придут мои люди и мы… Вашингтон на секунды замер в исступлении, а после медленно попятился, изумлено глядя на самодовольную столицу юга. — Ч-что… «Что вы с ними сделали?! Боже… Зачем вы…?! Нет… Нет-нет-нет! Их всех?! Господи…» — мысленно закончил он, не в силах выдавить из себя слова. Никогда ещё отсутствие чиновников в коридорах этого здания не было таким пугающим и ужасающим фактом. Вашингтон в панике оглянулся по сторонам, а после остановил потерянный и полный тревожного осознания взгляд на собеседнике. — Ты не волнуйся об этом! — Ричмонд отмахнулся и добродушно улыбнулся ему, а после, не спрашивая, вырвал из дрожащих рук письмо, с интересом покрутив его в руках.— Я обязательно передам его. Слово столицы! Ничего не говоря Вашингтон резко развернулся и быстрым шагом, едва не переходя на бег, направился в противоположную сторону. Неважно, куда и зачем, главное подальше от того, кто разрушил всю его жизнь. Ричмонд встрепенулся и возмущённо окликнул его. — Стой! А ну вернись! Это приказ! Пробирающий до дрожи, холодный командный голос позади, эхом пронзил ночную тишину, и больно ударил по ушам переруганного политика, заставив ускорить шаг, молясь, чтобы его не начали преследовать. Но Ричмонд слишком привык командовать и побеждать. А сейчас он был слишком пьян, властен, и азартен, чтобы так просто отпустить свой трофей. Столица юга привык к безропотному подчинению, и никогда не терпел возражений. Его раздражали те, кто не хотел ему подчиняться. Вашингтон забывает, что он намного слабее, и больше не властен над ситуацией. Забывает о том, что его статус больше не гарантирует неприкосновенность. Забывает о том, что не хотел портить отношения с захватчиком. Он просто желал запереться у себя в кабинете и забыть о том, что услышал. Сердце бешено колотится, когда он слышит твердые и быстрые шаги за спиной, вперемешку с грубой бранью. «Что он сделает со мной?!» Страх захватывает и не отпускает. Ноги несут его быстрее, а бешеный ритм сердца в какой-то момент заглушает собственные мысли. Вашингтон в последний с ужасом осознаёт, что пойман, когда чувствует, как его грубо хватают за плечо, и в секунды с силой ударяют по лицу. Ноги сами подкашиваются, и Ди-Си болезненно падает на холодный мраморный пол. — Я же сказал, что это был приказ. — тяжело дыша, жестко отрезал Ричмонд, в упор глядя на обессиленного Ди-Си, что инстинктивно сжался от его слов, беспомощно пытаясь подняться. — Только благодаря мне тебя сегодня не использовали в качестве живой мишени! — злостно заявил он, и с силой пнул пленника по рёбрам, отчего тот что-то прохрипел, скрючившись от дикой боли.— Только благодаря мне, слышишь?! И это твоя плата? И это твоё «спасибо»?! Вашингтон лишь зажмурился, и прижал руку к горящей от боли щеке. — Оставь…меня в покое, пожалуйста… — вполголоса взмолился он, на что получил ещё один удар в живот, от которого тело едва не вывернуло наизнанку, отчего юноша подавился воздухом, и едва не взвыл от боли, судорожно глотая воздух. Кажется южанина только больше забавляла эта беспомощность оппонента. — Видишь до чего доводит твоя непокорность…— Ричмонд неожиданно присел к нему. Вашингтон вздрогнул, когда конфедерат убрал с лица ладонь, и оценивающе взглянул на алеющий красным синяк.— Больно, да? Ну ничего, друг мой, говорят: «болью правила лучше усваиваются». Напоминаю, что вы не столица и я не позволю вам самовольничать. Никакой жалости и пощады. Лишь неизведанное будущее и постоянный страх. «Мы не должны были закончить так!»***
Ди-Си не желал смотреть в глаза людям из остатков правительства, старался избегать всякого общения, спеша запереться в своём кабинете или вовсе не покидать его без надобности. Лишь редкие приказы Ричмонда заставляли его выбраться из безопасного места, и бесцельно плестись за неугомонным конфедератом, что пытался заговорить с ним, и навязчиво обратить на себя внимание. «Зачем я тебе нужен? Неужели тебе настолько скучно?!» Ричмонд в считаные дни переменился, и до приезда верховных властей был увлечён только перестановкой мебели в Белом доме, напоминая, скорее, сварливую первую леди, что время от времени восторгалась занавесками и необычными архитектурными решениями. — Это выглядит жутко старомодно! Пора обновить. А вот портреты оставь, им тут и место. Знаешь, я думаю стены стоит отдать под покраску, а ещё… Вашингтон в исступлении наблюдал как Ричмонд с восторгом малого дитя носился по этажам с секретарем, что честно фиксировал все его пожелания. Будь у него хоть какая-то власть — он бы возмутился и воспротивился, но ему оставалось лишь молчать и тенью следовать за новой столицей, безропотно соглашаясь с каждым сомнительным дизайнерским решением. Но все это было странно. Ди-Си не мог разгадать этого человека, что в секунды переходил с заботливой обходительности, на резкости и приказной тон. Эта нестабильность и переменчивость пугала, и не давала юноше хоть на секунду расслабиться от нахождения с ним. «Нью-Йорк, когда же ты явишься?» Спрашивать про судьбу письма он боялся, но хотел надеяться, что оно было не разорвано и в целости дошло до адресата.***
Странные мысли посещали голову Ди-Си в эти бесконечно долгие дни. С одной стороны, ничего не угрожало его жизни, он не испытывал притеснения, даже имел возможность писать письма, и восстанавливать силы после изнурительной осады. Но, отчего-то, на сердце у него было неспокойно. Всё изменилось — и это пугало. Ричмонд теперь присутствовал в его жизни постоянно, и, казалось, не сводил со столицы взгляда. — Ешь тут всё, не стесняйся, тебе надо восстанавливать силы.— любезно заметил за завтраком конфедерат, наблюдая, как Ди-Си неохотно разглядывает содержимое тарелки. — Спасибо, но я не хочу есть…— пережитый стресс, и такой внимательный взгляд со стороны, отбивали всякое желание употреблять пищу уже который день. Живот начинало сводить от голода, но еда просто не лезла и потеряла свой вкус. Ричмонд раздраженно вздохнул, напряжённо наблюдая, как побледневший юноша спешно покидал стол. — Стой.— не сильно ударив по столу, заявил столица, видя как Вашингтон в секунды застыл в дверях, испуганно обернувшись на оклик.— Сядь и ешь. Я не хочу чтобы все говорили, что я довёл тебя до голодного обморока. — Я не хочу…— со слабым протестом испуганно пролепетал Ди-Си, ощутив неприятное покалывание в животе от страха.— Я обязательно поем позже, хорошо? Ричмонд оценивающе оглядел его, и отпив чай из изящной фарфоровой кружки, как можно спокойней добавил. — Нет, друг мой. Вы меня неправильно поняли. — он усмехнулся, глядя как юнца заметно потряхивало от этого тона беседы. — У нас сейчас не дискуссия, и не обмен мнениями. Я не предлагаю идеи… Это приказ. Если ты будешь противиться, то мне придётся самому начать запихивать в тебя еду силой. Так что садись и ешь под моим чутким руководством. Это не обсуждается. Его постоянный надзор, и непонятного рода внимание к деталям не позволяли политику быть до конца спокойным. Он мог без стука завалиться в кабинет Ди-Си в любое время дня и ночи, и начать обсуждать политику или с порога задавать бывшей столице каверзные вопросы. Но однажды, изнывая от суеты и надзора, он осмелился ступить в кабинет, и, представ перед новой столицей, решительно заявить: — Я хотел бы покинуть Белый дом ненадолго. Мне необходимо развеяться. Ричмонд оторвал взгляд от документов и без интереса взглянул на Ди-Си. — Да, конечно. — устало пробормотал он, взглянув на время.— Я отправлю с тобой пару своих людей. — Н-нет, я не об этом…— тяжело вздохнув, добавил Вашингтон.— Я хотел бы пройтись без посторонних. Конфедерат заострил внимание на этих словах, и медленно отложил документы с подозрением взглянув на собеседника. — Это для твоей же безопасности. Сейчас на улицах неспокойно.— он чуть наклонился, и внимательным взглядом впился в Ди-Си, словно выискивая что-то. Его власть была ещё шаткой, и он не хотел пригреть на шее змею.— Да и тебе ведь нечего скрывать, верно? — Верно. — тяжело вздохнув, отчеканил Вашингтон, не отводя полного решимости взгляда. — Но законы нашей страны гарантируют… — Законы твоей страны.— не сдержав улыбки, учтиво заметил Ричмонд, перебив его.— Но сейчас закон тут я. И пока нового законодательства нет — мне решать как распоряжаться данной властью. — его голос звучал очень мягко, но во взгляде горел нехороший огонь. — А ты нагло пользуешься моей излишней добротой к тебе и слишком много себе позволяешь для пленной столицы… Помни, что ты полностью в моем распоряжении. — он взял со стола документы, и небрежно указал на дверь.— Ты не выйдешь отсюда, пока ситуация не прояснится. Разговор окончен, покиньте кабинет.***
Каждый прожитый день был был хуже предыдущего. Отлучение от политики болезненно сказывалось на Ди-Си, в жизни которого кроме неё ничего и не было. Он стал все больше думать о том, чем он станет, когда конфедераты покинут Белый дом. Ведь это означало запустение. Единственная функция, ради которой он рожден, была у него отнята. Вашингтон ненавидел свою работу, но потеряв ее мысленно метался, размышляя о перспективах дальнейшей жизни. Хотя Ричмонд изредка упоминал, что не останется в долгу за некоторую помощь в делах государственного управления. Вашингтон лежал на диване, и полусонным, затуманенным взглядом бессмысленно смотрел на дверь в тупом ожидании, когда она распахнется и воодушевлённый, полный сил конфедерат, вихрем ворвётся в его пространство, заполняя собой всё вокруг. Он быстро уставал от его непомерной энергии, шумливости, беспокойства и режущего слух южного наречия. Общая слабость на фоне последних событий только ухудшала его положение. Он почти уснул, когда услышал непривычную для себя вещь — тихий стук в дверь. Вашингтон распахнул глаза, и с языка слетело удивлённое, и давно забытое: —Войдите… Нью-Йорк появился в дверях столь неожиданно, что Ди-Си в секунды позабыл про сон, и едва не подорвался с места. — Ты приехал…— обомлев, с восторгом прошептал он, облегченно вздохнув, и медленно приподнявшись с места. Финансист и сам был безумно рад этой встрече, но застыл в исступлении, разглядывая измученного и бледного юношу. На его щеке красовался большой синяк, а взгляд был блеклым и затуманенным. — Что он с тобой сделал…? — это были первые слова, что невольно вырвались у Нью-Йорка. — Это пустяк…— нервно рассмеявшись, пробормотал Вашингтон, и, разом позабыв обо всех проблемах, с нетерпением бросился в долгожданные тёплые объятия родного человека. Именно об этом он мечтал с самых первых дней блокады, когда бессонные ночи сводили с ума осознанием приближения скорого падения, именно такого тепла он жаждал с первых дней оккупации, когда в метаниях не мог найти себе места, и искал укрытия от вездесущего Ричмонда. Ему было хорошо даже сейчас — просто молчать рядом с Нью-Йорком, ощутив, впервые за долгое время, приятное тепло в теле и на душе. В этих крепких объятьях, он обретал такое далекое и забытое им чувство защищённости, и абсолютного душевного покоя. — Тут столько всего произошло… — Не разрывая объятий, на одном дыхании пробормотал Вашингтон, тревожно взглянув в глаза финансиста.— Я даже не знаю с чего начать… Я…— он осёкся, и на секунды умолк, с опаской взглянув на входную дверь, по привычке прислушиваясь к знакомому стуку шагов. Нью-Йорк в недоумении посмотрел на перепуганного чем-то Ди-Си, и потрепав его по макушке, успокаивающим тоном произнёс: — Всё хорошо, у нас будет ещё много времени поговорить. В ту же секунду двери шумно открылись, и Ричмонд уверенно и бесцеремонно ввалился в кабинет. На его лице читалось раздражение и явное недовольство, когда он встретился взглядом с непоколебимым Нью-Йорком. При одном его столь узнаваемом взгляде, Вашингтон нехотя отпрянул от родственника, опасаясь вызвать ещё больше гнева. — Вас не учили, что по прибытии, нужно в первую очередь явиться к столице?! — громко и очень жестко с ходу начал Ричмонд, сверля взглядом главного финансиста страны, который даже не дрогнул от этих слов, а лишь оценивающе вглядывался в фигуру южанина. — Если вы забыли, то напоминаю, вас вызвали сюда для работы! Нью-Йорк лишь ухмыльнулся, и колко парировал его, несколько сбив с толку своей реакцией. — Настоятельно рекомендую вам не повышать голос на меня. — с фальшивой любезностью, учтиво заметил он, и без всякого стеснения, давил.— Поскольку законов в этой стране, увы, до сих пор не написано, то по старым протоколам я ничего не нарушил, и явился — как раз таки — к законной столице. В подтверждении своих слов, он похлопал по плечу Ди-Си, который от этих слов едва смог подавить смешок. Кажется, за последние недели он впервые видел, как кто-то так открыто дерзил конфедерату, и усомнился в полноте и легитимности его власти. «Боже, нам не жить, если он найдёт в твоих словах намек то, что они не способны написать конституцию без севера…» — Отсутствие законов говорит лишь о том, что вам стоит обратить своё внимание к новой власти. Вы должны это понимать. Иначе, у подобных выходок будут не самые приятные последствия. — Скрывая своё нарастающее раздражение Ричмонд, быстро взглянул на часы, и кивнул новому лицу в сторону выхода.— Идёмте, у нас полно работы.***
За последующие дни конфедерат возненавидел Нью-Йорк всем своим нутром. От него нельзя было избавиться, ведь за всякую работу он быстро брался, и всегда выполнял в срок. Работу, которую кроме него никто в Штатах не делал. Он прекрасно знал, как управлять людьми, и доходчиво объяснять им задания. Он был на хорошем счету и имел много связей. Команда работников быстро привязалась к нему. «Думаешь такой идеальный? Незаменимый? Важный? Думаешь я не найду способ сдвинуть тебя?! Ты просто выскочка! И я найду повод поставить тебя на место». — Ричмонд уже пятую минуту напряжённо смотрел на шахматную доску, размышляя о том, как поставить фигуру, чтобы блокировать вражеского ферзя, и выиграть партию. — Не знаешь куда ходить? — со стороны послышался неуверенный вопрос Монтгомери. — Возможно… — растерянно вглядываясь в черно-белые клетки, пробормотал Ричмонд, покрутив в руках белую ладью. — Просто задумался. Союзник лишь хмыкнул, и не докапываясь с вопросами, добавил: — Ты сначала пешку сруби, а потом тебе будет легче всего поставить мат. «Не самое банальное решение проблемы… Я даже не думал про этот ход!», — заметил про себя утомленный работой столица, будучи приятно удивлённым смекалкой коллеги. — «…умение просчитать все наперёд через самые неоднозначные ходы. А может.?» — Да, ты прав.— сухо ответил Ричмонд, и отпив виски, шумно поставил стакан на стол.— Так мы и сделаем.— он поднял на друга заговорщический взгляд, и решительно сделал свой ход, недвусмысленно добавив: — Ты бы не хотел в ближайшем будущем заняться казначейством? Кажется, от такого предложения было невозможно отказаться.***
Самое главное последствие в явлении Нью-Йорка — переменчивость в поведении вечно молчаливого и подавленного Ди-Си. Никогда прежде Ричмонд не видел в нем столько жизнерадостности, и не слышал от него так много разговоров, в совокупности с бесконечным мельканием в коридорах, и кабинетах рядом с финансистом. «Ты можешь умолкнуть хоть на мгновение рядом с ним?!», — глядя на них со стороны испепеляющим взглядом, он лишь раздраженно цыкнул, и хлопнул дверью в свой кабинет. Ричмонд до конца не понимал природу этого коварного чувства, сжирающего его изнутри и заставляющего так резко реагировать на эти перемены. Отчего-то, ему было невыносимо видеть, как Ди-Си был радостен, болтлив и активен с кем-то другим. «А мне приходится из тебя эти слова выбивать! Мне ты ничего не говоришь! Неблагодарный, заносчивый, северный… Какого черта ты с ним любезничаешь, а меня почти не замечаешь? А что будет дальше? Думаешь, Нью-Йорк — авторитет?! Нет, друг мой, ты ошибаешься». Ричмонд точно знал — с этим явлением надо было что-то делать. Нужно было менять фигуры на этой доске, пока они не начали играть против него, иначе эта партия грозила стать для него последней. Но для начала нужен был веский повод убрать Нью-Йорк подальше от Белого дома, и по возможности, заставить Вашингтон усомниться в его непогрешимости. — Этот дуэт до добра не доведёт! — беспокойно расхаживая по кабинету, холодно констатировал конфедерат, с тревогой взглянув на Монтгомери, ища в его внимательном взгляде поддержки и помощи. — Бывший революционер и павшая столица — это плохой расклад. Коллега задумчиво наблюдал за мельтешащим перед глазами политиком, а после недолгих раздумий, произнёс: — Попробуй разделить их в рабочее время. А я подниму всю документацию о финансовых операциях и чиновниках при национальном банке. — Хочешь найти следы коррупционных схем?! И связать их с… — Ричмонд умолк, и не без восхищения взглянув на коллегу, медленно кивнул и твёрдо добавил.— Ищите тех, кто нелестно отзывался о юге или пытался саботировать работу госучреждений. Монтгомери принял во внимание его слова, и взяв в руки записную книжку, ровным почерком сделал пару пометок, непринуждённо их прокомментировал: — Публично кинем пару высокопоставленных лиц за решётку, напишем в газетах, что город финансов оказался с головой коррумпирован, и дискредитировав его в глазах общественности, сможем беспрепятственно сдвинуть экономический центр с севера на юг. Что думаешь? — Гениально.***
— Как же изменилось это место, а сколько новых людей…— оглядывая лишённые былого величия коридоры, тихо заметил уставший Нью-Йорк, и задумчиво взглянул на Ди-Си. — Я читал в газетах, что всю старую канцелярию распустили. Ты не знаешь как они устроились? Просто хотел бы пару человек пригласить к себе… Вашингтон вздрогнул от этих слов, а после резко остановился. — Распустили.?! — возмущённо вполголоса начал он, отчего голос начал заметно дрожать. — Это теперь так называется… — Подожди-подожди, а что тогда…— оторопело начал было Нью-Йорк, но поймав тяжёлый и многозначительный взгляд собеседника, он осекся и прикусил язык, замерев в исступлении, не веря до конца своей догадке. — Нет, нет, это ведь не может быть правдой… Вашингтон отвёл тоскливый взгляд к тому месту, где лицезрел первую жертву той жестокой расправы над его канцелярией. — Незадолго до твоего приезда они вывезли трупы из подвала Белого дома. — вполголоса жестко отрезал Вашингтон, чуть прищурив взгляд.— Смрад стоял жуткий в ту ночь. Из разговоров солдат, я понял, что захоронили их в общей могиле где-то на окраине Арлингтонского кладбища. Нью-Йорк лишь качнул головой пробормотав едва слышное: — О Боже… — он медленно приблизился к Ди-Си и коснулся его плеча, внимательно вглядываясь в его лицо.— А как ты всё это… Вашингтон не дал ему договорить, и резко перебил: — Это… Это… — Вашингтон убрал его руку со своего плеча, и истерично рассмеялся.— Удача! Мне ужасно повезло, что пока моих людей убивали, я сидел в своём безопасном кабинете. Повезло не стать живой мишенью, повезло, что не выломали двери, а потом опять повезло, и снова… Как всегда повезло только мне!***
Попытки разорвать связь Нью-Йорка и Вашингтона в пределах одного здания одна за другой терпели крах. Куда бы он не отправлял бывшую столицу, тот везде находил лазейку, и оказывался не там, где должен. И никто из работников не мог его удержать и не имел никаких претензий к исполнению порученного. — Вашингтон, зайди ко мне в кабинет! — Ричмонд резко оторвался от разговора с чиновником из администрации, оторопело окликнув юнца, как только заметил промелькнувший силуэт в коридоре. Он даже не придумал какая этому должна быть причина, отчего пришлось добавить жёсткое и многозначительное.— Есть разговор. Под бдительным взглядом конфедерата, Ди-Си молча кивнул, и нерешительно вошёл в кабинет, аккуратно закрыв за собой дверь. Когда-то этот кабинет принадлежал одному из высших чиновников президентской администрации, и поэтому столица часто бывал здесь, но глядя на кабинет сейчас, он лишь вздохнул, тоскливо ища за что зацепиться взгляду. Совсем другое настроение у этих стен, поэтому южная простота и небрежность смотрелась чуждо, совсем не вписываясь. На его рабочем столе были вразнобой раскиданы документы, и стояла пара кружек с сомнительным содержимым. С картин на него взирали малознакомые лица южных политиков, из которых он узнал лишь небольшой бюст Джефферсона на одной из полок. Ежедневную корреспонденцию явно никто не читал, отчего стопка писем мертвым грузом была заброшена на подоконнике. Все вокруг было неудобным и неправильным, а внезапная перестановка мебели от прошлого владельца кабинета только больше сбивала с толку. Единственная вещь, которая действительно заинтересовала юношу — это выпуск свежей газеты, оставленный на журнальном столике рядом с двумя чашками недопитого кофе и роскошной шахматной доской, на которой была оставлена недоигранная партия. Ди-Си присел на диван, и схватив газету, быстро пролистал пару статей, связанных с международными отношениями, положением северных территорий и выборами в местную мэрию. «Неужели они признают Конфедерацию…?! Вы не ведь не можете… Мы же союзники?! …Забастовки в Пенсильвании… Только не в момент разработки законов, вы ведь только усугубите своё положение… Кто бы мог подумать, что решение о назначении нового мэра конфедераты возьмут в свои руки, впрочем, не сильно отличается от старого конгресса». Отложив газету в сторону, Вашингтон тревожно задумался над прочитанным, и обратил свой взор на сияющие в свете солнца диковинные шахматные фигуры цвета слоновой кости, украшенные резьбой, позолотой и серебром, а также россыпью маленьких драгоценных камней. Стоило ему взять одну из фигур и зачарованно покрутить в руках, как дверь резко открылась и послышалось раздражённое: — Поставь на место и не трогай. Ди-Си вздрогнул, и спешно поставил ладью обратно на доску, боязливо повернувшись к столице. — У Вас был ко мне разговор? Ричмонд утвердительно кивнул, выдержав напряжённую паузу, бегая взглядом по кабинету. — Да, я хотел… У меня к тебе очень ответственное дело… — озадачено пробормотал политик, и остановив взгляд на подоконнике, неожиданно выпалил.— Разбери эти письма. Скажешь, если будет что-то важное. Следующие часы прошли в тишине и утомительной рутине из десятков писем, большую часть из которых занимали малоинтересные поздравления официального характера в честь победы Конфедерации, и витиеватые тексты всех сплетен с юга, часть из которых была очень даже занимательна, отчего Ди-Си на время даже увлёкся их чтением, позабыв о своей работе. — Тут новости со всех южных штатов… Нужны? Утомлённый работой Ричмонд, оторвался от чтения документов, и без интереса взглянув на письмо, узнал почерк, лениво отмахнувшись. — Если никому из них не требуется помощь, то можешь отложить в сторону. К концу рабочего дня, столица Конфедерации отложил стопку листов, и откинувшись на спинку стула, лениво потянулся, ощутив неприятную тяжесть в спине, что затекла от такой работы. После он остановил усталый взгляд на притихшем Ди-Си, что был погружен в чтение каких-то документов из последнего письма. Обдумывая в голове незамысловатый план, он долго наблюдал за юношей, но поймав на себе его недоуменный взгляд, вздохнул и спокойно начал: — Вашингтон, я думаю нам с тобой неизбежно придётся работать вместе. Да, знакомство у нас было не самым приятным, но я хотел бы прояснить сложившуюся ситуацию, и обсудить с тобой многие вещи…— видя в глазах собеседника искреннее изумление он откашлялся, и демонстративно выдержав паузу, добавил.— Поговорить как политик с политиком, понимаешь? Я думаю, что это поможет нам лучше понять друг друга. — Ричмонд с надеждой выпалил.— Как насчёт встречи в неформальной обстановке сегодня вечером? На секунды в кабинете повисло молчание, нарушаемое лишь тихим шелестом страниц, после чего Ди-Си отложил свои листы, не сводя с южанина недоверчивого взгляда, со скептицизмом сдержано произнёс: — Давайте попробуем. Ричмонд оживился, и взглянув на свой график дел, едва сдержал победоносную улыбку, триумфально добавив: — Превосходно! Я навещу тебя после последнего совещания с военным министром… И да, на сегодня ты свободен. Услышав эти слова, Округ Колумбия отложил письма, и дав краткий отчёт по проделанной работе поспешил к выходу, но у самой двери конфедерат оторопело окликнул его, непривычно напряженным тоном начав: — Ты ведь сейчас пойдёшь к Нью-Йорку, верно? Не мог бы ты его позвать ко мне? Срочное дело есть. — Да… Конечно. Вашингтон быстро кивнул, и поспешил покинуть кабинет, надеясь, что «срочное дело» не займёт много времени и они успеют поговорить. «Бунты в Пенсильвании, договор с Великобританией, новости южных из штатов… Ещё эта встреча со странным предлогом, что происходит?!» Стоило ему войти в кабинет, как он заметил финансиста в окружении каких-то людей, что предъявляли какие-то бумаги, а весь разговор строился на спорах и повышенных тонах. Судя по рабочему беспорядку, и снующих всюду беспокойных сотрудников, этот конфликт продолжался уже длительное время. Оставшись незамеченным вошедшим, но не желая ждать конца этой бесконечной перепалки, Вашингтон подошел к столу, и непривычно громким голосом заявил: — Прошу прощения за вмешательство в вашу дискуссию, господа. Нью-Йорк, тебя вызывает Ричмонд по срочному делу. Ошалелый, и выбитый из колеи финансист, эмоционально всплеснул руками, начав спешно собирать какие-то бумаги, на ходу огрызаясь с теми, кто отрывал его от работы. Спустя секунды они уже неслись по коридорам Белого дома, а Ди-Си едва поспевал за ним. —Что там произошло?! — День плохой сегодня… — раздраженно пробурчал погруженный в свои мысли финансист.— Всё навалилось в один момент! Нижняя палата не утвердила распределение бюджетных средств, и, отчего-то, они говорят, что во всем виноват я и расчёты моих людей. Ну ничего, сейчас я всё в глаза выскажу! — Нью-Йорк решительно на направился к кабинету, и без стука отворил дверь, а после шумно захлопнул ее перед носом Вашингтона, что теперь беспокойно ходил кругами у кабинета пытаясь понять, в связи с чем финансовые расчёты могли не устроить правительство. «Может быть он действительно ошибся или у конфедератов свои планы на развитие страны и… Нечистое дело, зачем все это?!» Через пятнадцать минут Нью-Йорк вышел из кабинета с большой кипой бумаг, и шумно вздохнул, и, опережая встречные вопросы подошедшего Ди-Си, ответил: — Ладно, я понял что они хотели. Теперь мне надо переписать все пункты до завтрашнего утра. — он тоскливо взглянул на алеющий на горизонте закат. — И чем раньше я начну, тем быстрее закончу. Поговорим об остальном завтра на перерыве, хорошо? Вашингтон молчаливо кивнул, не желая обременять забитую голову экономиста своим подозрениями, распрощался с ним и вернулся в свой кабинет, в смятении глядя на портрет на стене, и размышляя о происходящем. «В чем смысл?! Неужели на юге есть квалифицированный штаб сотрудников и сильные экономические институты?! Надо убедить Ричмонд в том, что их взгляд на экономическое развитие страны приведёт к стагнации и торможению развития. Нет, нельзя убирать Нью-Йорк, он ведь избран на эту роль со времён основателей!»***
В дальнем крыле Белого дома было особенно тихо в этот вечер. Лишь мягкий лунный свет освещал коридор, пробиваясь через большие окна, не занавешенные плотными шторами. Вашингтон тихо следовал за столицей Конфедерации, и опасливо оглядывался по сторонам, глазами ища присутствие хоть кого-то. — Я распустил на вечер всех своих людей отсюда, и снял военные патрули. — не оборачиваясь, мягким тоном произнес Ричмонд, и скрестив руки за спиной, учтиво заметил.— Наслышан, что присутствие военных в этом здании вызывает у тебя неприязнь. Что же, надеюсь сейчас ты будешь чувствовать себя спокойнее. — Мне казалось, что ты никогда не уделяешь значения такими деталям…— не без удивления отметил Ди-Си и на секунды действительно ощутил облегчение от того, что разговор будет полностью конфиденциален. — Поверь, не только ты пытаешься понять меня в последние недели. Странный ты. Не юг, но и не до конца север… Ещё и избегаешь меня. Вашингтон раздраженно вздохнул и холодно ответил: — Быть может этому есть причины? Вроде оккупации моей страны, узурпации власти, кровавой бани в канцелярии, и прочего насилия. Или этой жестокости есть оправдание?! Ричмонд лишь покачал головой и вполголоса устрашающе произнес. — Это меньшее из зол которое могли учинить озлобленные, и оголодавшие от длительной осады, солдаты. Твоё счастье, что Белый дом лишь разграбили, а не спалили до тла. А тебе тогда просто не повезло попасть под тяжёлую руку, но что ты хочешь от вражеской столицы? Мы все ещё живем по законам военного времени. Округ Колумбия сделал пару шумных шагов, и сровнявшись с собеседником, возмущённо заявил: — Законы военного времени на дают права совершать преступления против моих людей! — его голос отозвался громким эхо по коридору, заставив Ричмонда со холодным презрением взглянуть в его полные немой злобы глаза. — Вашингтон, я бы на твоём месте молчал о военных преступлениях. Что-то мне подсказывает, что если я начну считать преступления севера против юга в этой войне, то у меня не хватит пальцев. На секунды юноша осекся, но почти сразу решительно парировал: — Быть может не стоило скрывать свои деяния на захваченных территориях, тогда бы мы знали намного больше? Но это ведь неудобная правда, а в газетах тиражируют только зверства со стороны севера. — Ты ведь прирожденный политик, и не хуже меня должен понимать, почему все происходит именно так… Но Ди-Си не унимался, и набравшись смелости, выплеснул давно копившуюся злобу на конфедерата: — А кто эту войну начал?! Кто разрушил наш крепкий Союз?! Чьи амбиции развалили эту страну окончательно?! Почему один народ стал воевать друг против друга?! Вы! Это всё Вы! Это ваша вина! Ричмонд, на праведный гнев бывшей столицы, лишь развёл руками, и не отрывая от него взгляда, холодно осадил, задав один простой вопрос: — Так ли крепок был этот союз, Ди-Си? Понимаешь ли ты, чего мы хотели добиться этим мятежом? Что-то мне подсказывает, что США — это лишь образ желаемого в твоей глупой идеалистичной картине мира. Юноша резко остановился, а его ответом было напряжённое молчание. — Признай, Юг и Север никогда не был одним целым. Те сказки просвещения, на которых тебя взрастила Северная аристократия в этих прекрасных стенах — ложные. На деле конфликт интересов фундаментален. И Гражданская война — тому подтверждение. Вашингтон недоверчиво покосился на него, и глухо ответил: — Тогда зачем вы оккупировали север? Думаешь стать лучшей столицей, чем все кто были до тебя? Возомнил, что конфедерация сможет решить проблему национального объединения? Ты ведь сам в это единство не веришь. — Тут дело стратегии, — Ричмонд лишь посмеялся, и взглянул в окно на полную луну в темном небе, после чего непринуждённо заметил.— Либо мы — либо нас. Но идея единения Севера и Юга часто занимает мои мысли в последнее время. — он, непринуждённо открыв дверь в одну из комнат кивнул Ди-Си, и деловито добавил. — Поэтому я пригласил на разговор именно тебя. Вашингтон, сильно удивлённый услышанным, но заинтригованный темой предстоящей беседы, торопливо проследовал за собеседником в просторную гостевую комнату, которая оказалась одной из спален, освещаемой парой ночников с мягким тёплым светом. На небольшом журнальном столе у постели стояли пару бутылок вина и фрукты. — Разговор будет долгим, поэтому располагайся.— Ричмонд разлил алкоголь, и галантно протянул бокал смущённому атмосферой юноше, что неловко ерзал на краю кровати. — Спасибо, но я не… — Не стесняйся и пей! — не дав ему договорить, конфедерат настойчиво вручил ему бокал, а после неспешно подошел к подоконнику, и отпив вина, философично начал.— Я думаю, после того, как мы высказали друг другу все свои возмущения, можно начать конструктивный диалог. Отвечая на вопрос поставленный ранее: да, я верю в то, что политика конфедерации сможет объединить север и юг. Это в моих интересах. — Этого не смогли сделать основатели, возросшая роль федерализма, революция и общая конституция. А пропаганда Гражданской войны… Мы в состоянии раскола общества! Как ты будешь это делать, Ричмонд? Ты ведь хочешь только властвовать и повелевать, а не служить людям… — Я хочу чтобы роль юга в экономическом и политическом секторе возросла. Смещение центра пойдет стране на пользу, и со временем мы получим равномерное развитие всей страны… — он начал горделиво расхаживать по комнате, то и дело налившая вина себе и озадаченному рассказом собеседнику, что, затаив дыхание, слушал его. — Люди тянутся к столице, приток северных масс в южные Штаты будет способствовать диалогу культур и постепенному сближению. — он присел на противоположный край кровати, и недовольно скривившись, уверенно добавил.— Послевоенное усиление федеральной власти и контроля общества государственными органами поможет нам предотвратить ненужную рознь. Тем более ваши северные влияния дурного проявления демократии, вроде аболиционистов, больше не будут сотрясать местные газеты и Конгресс своими «невероятно важными» философскими эссе, и петициями об отмене рабства. — вспомнив о них, он раздраженно цыкнул, закатив глаза.— Никто не будет писать про бесчеловечность юга и ужасы «угнетения рабов», а демагогов вроде покойного Адамса не допустят до государственного управления. — достаточно охмелев, он пододвинулся ближе к Ди-Си, и положив руку ему на плечо, полушёпотом окончил. — И больше общество не будут сотрясать конфликты. И тогда юг и север станут единым целым. Ди-Си лишь покачал головой и тоскливо опустил взгляд. — Ты ругал моих учителей. Говорил, что они мне врали, вещая о просвещении, но знаешь… — юноша чуть вздрогнул, и резко поднял боязливый взгляд, встретившись с внимательным взором Ричмонда, ощутив, как его тяжёлая рука чуть сжала плечо.— Где-то они были правы. Ты думаешь о благе юга, но не о нации.— вспоминая сказанные ему когда-то слова, что до боли отпечатались в памяти, он, не сводя серьезного взгляда с южанина, выразительно произнёс.— Хорошая столица должна уметь служить, а не господствовать, возвысившись над другими. В этом деле нет места деспотизму, алчности и гордыне. Ты верой и правдой должен защищать закон и покой нации. Служить всем своим людям не разделяя их… Понимаешь? Ты не принимаешь север, отвергаешь нас и… Итог будет тем же. Невозможно заставить всех молчать. Они будут писать свои трактаты в стол, но, в конце концов, об этом узнают, и это посеет ещё больший раздор.— Вашингтон вздохнул и тихо подытожил.— Это неправильное единение Юга и Севера. Ричмонд промолчал, и отпрянул от него, вновь взялся за бутылку, но теперь уже отпил из горла, и возмущённо заявил. — Ну тогда придумай план лучше, идеалистичный просветитель! Чтобы Демократично! Свободно! Служить всем без разделений! Где же был твой национальный дух и демократичность когда изощренно выжигали Атланту?! — политик от этих слов воспылал какой-то особой, будто бы личной, яростью, в упор глядя на сжавшегося юношу, что откашлялся, нервно опустошив свой бокал.— Ах да, ты наверное свой гуманизм в «Дугласе»оставил? Да так оставил, что мы до сих не можем найти списки приговорённых и останки погибших… А сколько бумаг на трибуналы и террор моих людей твоими солдатами! Знаешь, в мои руки попало много нереализованных проектов ведения этой войны, показаний, следственных дел… — он шумно вздохнул, и сделал ещё пару глотков из стремительно пустеющей бутылки.— Может быть забить твою гнилую канцелярию было наименьшей местью из возможных?! Я был ещё мягок. Тебя все ещё уважают, ты сыт, здоров, и живёшь дальше своей спокойной жизнью. Я не ограничиваю тебя и твои связи. Хотя мог бы отправить тебя на экскурсию в «Рок-Айленд», посмотреть на плоды вашей демократии. Может быть стоит это исправить? — конфедерат странно усмехнулся, а в его голове возникла интересная мысль, в секунды захватившая его пылающий больной злобой опьяненный рассудок. Он угрожающе приблизился к Ди-Си, что оцепенел от страха, и на дрожащих руках начал медленно отодвигаться, и пятиться от края к середине кровати, видя в стеклянном взгляде собеседника что-то очень пугающее и пробравшее до дрожи. — Ричмонд, ты пьян. Я думаю нам стоит закончить этот разговор.— опасливо, но очень чётко выразился Ди-Си, и в тревоге взглянул на дверь, впервые искренне жалея о том, что крыло было абсолютно пустым и сюда не заглядывали патрули. Да и сам он в этот вечер перебрал, отчего голова уже кружилась, реакция была притупленной, а тело заметно потяжелело. Но его слова остались без внимания, а конфедерат резко толкнул его в грудь, и с силой вдавил в мягкий матрас, устрашающе нависнув сверху. Осознав происходящее, Ди-Си вздрогнул, и отчаянно дёрнулся, попытавшись вскрикнуть. Но в секунды его горло с болезненной силой сдавили, и юноша начал с хрипами задыхаться, в полумраке с ужасом глядя в холодные, и лишённые всякой жалости, глаза своего мучителя. Ричмонд не дрогнул вовсе, и не собирался отпускать свой трофей. Вся эта ситуация вызвала у него азарт и странное удовольствие. — Тише, тише…— медленно ослабляя хватку, с фальшивой лаской прошептал он, грубо коснувшись часто вздымающейся груди перепуганного подростка, и ощутив как бешено колотится его сердце. — Ты же не хочешь чтобы весь Белый дом узнал о нашем маленьком секрете? Вашингтон в ответ лишь откашливался, и часто дышал, с перепугу потеряв дар речи. Выпей он меньше, у него был бы шанс сбежать, но сейчас от удушья перед глазами все плыло, а тело стало ещё более тяжёлым и не податливым. — Ни звука, понятно? — близко наклонившись к его уху, злостно прошипел южанин, демонстративно надавив на грудную клетку, заставив Ди-Си судорожно вздохнуть и сжаться. — Если будешь сопротивляться, то будет хуже, уяснил? Вашингтон бросило в холод от ужасающего осознания того, что последует после этих слов. Эти мысли болезненно проникали в сознание, и окутывали разум беспросветной пеленой страха и бессилия, от которого тело пробивала сильная дрожь. «Нет-нет-нет…. Он же не будет… Это ведь не…» Отчаяние охватило его после первого настойчивого, и грубого поцелуя, из которого он попытался инстинктивно вырваться, получив болезненный удар кулаком в живот. «Господи, за что ты так?!» Каждое жёсткое прикосновение отдавалось ноющей болью и неприятным холодом в теле, а поцелуи и укусы становились мучительно мерзкими. Но любая попытка воспротивиться приводила к ещё большей боли, и растягиванию этой унизительной пытки. — Да успокойся ты уже! Вашингтон панически сжался от его командного тона, желая громко кричать от этой боли и несправедливости, но к этому моменту тело парализовало от живого ужаса, а воздух словно выбило из груди, отчего он лишь открыл рот, и беспомощно всхлипнул, взглянув в тёмный потолок и ощутив как по щекам текли горячие слёзы. «Я не хочу этого…» И действительно, он не издал ни звука. Как бы отвратительно и болезненно не было происходящее — он подавлял свои вопли, до крови кусая губы, в страхе получить удар сильнее чем были до этого. Все остальные события этой страшной ночи смешались в голове, а местами и вовсе были вычеркнуты из памяти для сохранения здравого рассудка. Когда все закончилось, его небрежно, и демонстративно-болезненно, отпихнули к самому краю постели, словно ненужную вещь. И вот, теперь он в лежал полной тишине, боясь пошевелиться, и, укутавшись, в тонкую мятую простынь, судорожно пытался прийти в себя, и привести в порядок беспорядочные мысли. В комнате стояла жуткая духота, а ослабевшее и дрожащее тело неприятно ныло. Вашингтон трясущейся рукой убрал с лица упавшие на глаза пряди, и едва слышно вздохнул, несколько минут бессмысленно глядя в одну точку. Ди-Си было невыносимо находиться в этом месте рядом с ним. Эта мягкая постель и белоснежные перины были ему бесконечно отвратны, напоминая о том, что он так отчаянно хотел стерпеть из памяти. Сердце всё шумно колотилось, и перебивало мысли, а тело неожиданно бросило в липкий жар, от которого ему стало ещё более противно от самого тебя. Паника с каждой секундой нарастала всё сильнее, а к горлу подступила тошнотворное чувство омерзения, которое хотелось содрать и смыть с себя вместе кожей. Прикусив язык до крови, он пытался не дать волю эмоциям, что сотрясали его изнутри. «Не тут… Не сейчас.» Пересилив себя, он с тяжестью поднялся с постели, и опасливо взглянул на мирно спящего мучителя. «Беги. Беги пока можешь!» Эта мысль пробилась сквозь его опустевшую голову, и дала тот недостающий импульс, заставивший его спешно натянуть на себя беспорядочно разбросанные вещи, и столь же тихо покинуть эту комнату. В коридоре было холодно, темно и совершенно пусто. Вашингтон опасливо оглянулся по сторонам и быстрым шагом направился к выходу. Живот скрутило от страха, тело пробил озноб, а в подкашивающихся ногах ощущалась болезненная ломота. Но, несмотря на это, ударивший в голову адреналин не давал ему остановиться ни на секунду, незаметно проскользнув мимо сонных патрульных. До конца не осознавая свои действия, он бросился к первому же знакомому кабинету, и из последних сил начал барабанить в дверь, осипшим голосом прохрипев: — Нью-Йорк, о-открой, прошу тебя!***
Казалось в эту тихую ночь ничего не предвещало беды. При свете небольшого светильника, что мягко освещал комнату тёплым светом, Нью-Йорк разбирал накопленную документацию, и скучающе подписывал письма в банки. Но неожиданный стук в дверь после полуночи заставил его заметно оживиться, и зевая пойти открыть непрошеному гостю. «Ди-Си?! Что ты тут забыл в такое время?» Стоило приоткрыть дверь, как Вашингтон, в совершенно несвойственной манере, вихрем залетел в помещение, пытаясь отдышаться. Нью-Йорк озадачено выглянул в коридор, но не увидев никого поспешил закрыться, и скрестив руки на груди, внимательно оглядел едва стоявшего на ногах сильно потрёпанного юнца. — Что случилось? Услышав этот вопрос, Вашингтон на секунды замер и стыдливо потупил взгляд, пытаясь собраться с мыслями. Его парализовал страх, не дающий признаться в подобном, и не отпускала давящая мысль, что раскрытие таких секретов приведёт к более страшным последствиям. Нью-Йорк тихо вздохнул, и присел на кресло, не сводя со юной столицы внимательного взгляда. Было заметно, что юноша, отчего-то, сильно колеблется. — Ты можешь мне доверять… В комнате на пару минут повисло молчание, после чего Вашингтон собрался с мыслями, и, сжав руку в кулак, дрожащим голосом начал: — Ричмонд…он… — упомянув его, столицу начало заметно трясти, в горле встал ком, а грудную клетку болезненно сдавило, отчего он не смог больше сказать ни слова, выражая потерянным и полным ужаса взглядом больше, чем он мог объяснить. Нью-Йорк нахмурился, а после беспокойно оглядел юнца, и жестом подозвал его к себе, пытаясь сложить этот пазл. Вашингтон нерешительно приблизился к нему на ватных ногах, и шумно вздохнув обессилено уткнулся в плечо, услышав тихий, но очень серьезный вопрос. — Что он сделал? Это заставило Ди-Си окончательно надломиться, и дать волю эмоциям, что давили и болезненно терзали изнутри. Он и не думал о том, насколько жалко это могло бы выглядеть со стороны, а просто нуждался в этом «постыдном» признании хоть кому-то. В эту ночь было много слёз: от боли, унижения, страха, и всей той несправедливости, что стала частью его жизни, основанной на постоянном контроле со стороны. Со слезами выходило отчаяние, горечь, обиды, и ненависть, что крылась глубоко внутри. Нью-Йорк не оттолкнул его, а тщетно пытался успокоить, мягко обняв, и крепко прижав к себе, вполголоса задавая вопросы, на которые можно было дать односложные ответы. — Да как он только посмел…?! — финансисту стало не по себе от случившегося. Теперь ему было действительно страшно за будущее Ди-Си, а утаённая злоба на Ричмонда медленно, но верно закипала в нём. — …Это отвратительно… Он сочувственно взглянул на сотрясающегося в своих руках Ди-Си, что начинал утихать, и лишь изредка всхлипывал, отчаянно цепляясь за его пиджак. — Всё хорошо, — осторожно потрепав его по макушке прошептал он.— я тебя не покину.***
Потоки горячей воды уже полчаса били по телу, пока Вашингтон опустошенным взглядом смотрел в одну точку, схватившись за волосы, и уткнувшись в свои колени. Множественные ссадины на теле неприятно щипало, следы, и проявившиеся синяки по всему телу, отдавали притуплённый болью. Пары точных ударов в живот было достаточно, чтобы теперь каждый вздох ему давался с трудом. Он тщетно пытался пытался отмыться от этого позора, смыть с себя мерзкое чувство, напоминающее о тех прикосновениях, на эмоциях с силой натирая кожу мочалкой, едва не сцарапывая до крови. — Я тебя ненавижу! Ненавижу, ненавижу! — давясь слезами, злостно прошипел юноша, отбросив в сторону щетку.— Чертов юг! Чертова война! Чертов Ричмонд! — он поднял взгляд к потолку, и тяжело дыша, с ненавистью прохрипел.— Да чтоб ты сгорел дотла. Но всё это было бессмысленно. Теперь эта ночь и болезненные воспоминания навсегда с ним. Будь он смертным — не выдержал бы и покончил с собой в этой ванне, но он знал, что это было бессмысленно. Произойдёт что угодно, но его спасут от смерти. «Господи, почему удача работает так выборочно? Почему никто не помог…» Он вышел к свету, и с опаской взглянул на себя в зеркало, видя то, что оставил его мучитель: потускневший взгляд, опухшие, искусанные в кровь губы и огромное количество ссадин, засосов и синяков, что с каждой секундой всё больше бросались в глаза. — Отвратительно…— тихо прохрипел Вашингтон, и спешно отвернулся, натягивая на себя чистую одежду.***
Нью-Йорк уже который час молча стоял у окна в своей спальной комнате, хмуро смотрел на затянутое тучами небо, серьезно обдумывая что-то и иногда поглядывая на Ди-Си, что постоянно ворочался, и все никак не мог уснуть, опасливо поглядывая на закрытую на ключ дверь. — Он не придёт сюда.— желая развеять страхи юноши, жестко отрезал финансист, и, в задумчивости расхаживая по просторной комнате, опустился у постели. — Постарайся уснуть, хорошо? — он с трудом выдавливал улыбку, и мягко потрепал сонного подростка по макушке.— Тут тебе ничего не угрожает. Вашингтон тихо вздохнул, перестав прятать голову в одеяле, и избегать зрительного контакта, нерешительно взглянул на родственника, и робко схватился за край рукава его рубашки. — Ты можешь, пожалуйста, побыть со мной… Сегодня…— его, и без того глухой голос, дрожал от волнения и стыда за столь глупую и детскую просьбу. Но Нью-Йорк это вовсе не смутило, и утвердительно кивнув, он сел на большую кровать, и облокотился спиной на мягкие подушки. Замёрзший и выбитый из сил Вашингтон, безмолвно прильнул к его боку, свернувшись калачиком. Финансист с теплотой приобнял Ди-Си, и, словно взволнованная мать, инстинктивно прижал его к себе крепче, сосредоточенно уставившись в одну точку, серьезно обдумывал дальнейшие шаги в сложившейся ситуации. Так они и молчали в ночной тишине одинокой тёмной комнаты, освещаемой лишь тусклым светом из окна. Никто из них не стремился начать этот тяжёлый разговор. Но беспокойный Вашингтон всё ещё не мог успокоиться и уснуть, внимательно наблюдая в полумраке за эмоциями на лице экономиста. Он знал его достаточно долго и хорошо, чтобы вздрогнув, понять значение такого колючего, напряжённого и сосредоточенного взгляда. — Нью-Йорк…— вполголоса ослабевшим голоском начал он, привлекая к себе внимание.— Пообещай мне, что ты ничего не будешь с ним делать. Финансист опешил, и недоуменно покосился на политика, желая возразить, на что Ди-Си со своей серьёзностью рассудительно заметил: — Поверь, так будет лучше. Я не хочу чтобы твоя репутация и статус пострадали. Должен быть иной путь. Ну а ещё…— юноша отвёл тоскливый взгляд, и скрипя зубами, отчеканил негласное правило. — То, что происходит в Белом доме — остаётся в Белом доме. — Хорошо, обещаю. — шумно вздохнув пробурчал Нью-Йорк, и смягчившись в лице, с особой заботой укутал юнца в тёплое одеяло, мягко погладив по голове.— Не думай об этом сейчас. Просто отдыхай, завтра поговорим. Спустя некоторое время, Вашингтон успокоился, отогрелся и наконец-то задремал, в объятьях потерявшего всякое желание спать, финансиста, что терпеливо ожидал рассвета, внимательно наблюдая за чутким сном тревожной столицы, что даже в дреме вздрагивал от любого лёгкого прикосновения к себе. — До чего ты его довёл, чудовище…— одними губами жестко произнёс Нью-Йорк, и сочувственно покачал головой. Как только солнце выкатилось из-за горизонта, он лениво потянулся, и зевая зажмурился от слепящих лучей. «Прости, Ди-Си, но некоторые оскорбления я не могу простить никому. И это единственное обещание, которое мне необходимо нарушить» Он бесшумно сполз с постели, и достав что-то тяжелое из тумбочки, медленно направился к выходу. — Ты куда? — у самого выхода послышался сонный голос Вашингтона, что в полудрёме вылез из-под одеяла. — Курить.— сухо отрезал Нью-Йорк, решительно продвигаясь к двери. — Но ты же не куришь…— зевая пробормотал Ди-Си, явно не до конца отдавая отчёт сонным мыслям. Финансист лишь махнул на него рукой, и пересекая порог комнаты, небрежно завершил. — Сегодня начал.***
Ричмонд пробудился от того, что его лицо болезненно обожгло неприятным холодом чего-то металлического. Он сонливо протёр глаза, ощутив гремящую в голове боль, напоминавшую о количестве выпитого накануне. — Просыпайся. — чей-то до боли знакомый, но режущий слух своей жесткостью, голос, разорвал безмятежную тишину. — Я же отдал приказ. Никого не… — с трудом пытаясь разглядеть расплывчатую фигуру перед собой, зевая огрызнулся конфедерат, но когда его взгляд прояснился, он в исступлении осекся и замолчал. Время ещё не доходило до пяти утра, а перед его кроватью стоял, отчего-то очень мрачный Нью-Йорк, с оружием в руках. Ричмонд, ощутив, как вместе с адреналином, что неожиданно ударил в кровь, обретает трезвость ум, судорожно вспомнив события вчерашней ночи. В тревоге он ощупал, и быстро оглядел постель, но его взгляду предстали лишь холодные и мятые простыни. Сомнений быть не могло. Этот непрошеный гость здесь именно по этой причине. — Можешь не искать. Его здесь нет. — медленно расхаживая вокруг постели, холодно отрезал Нью-Йорк, предусмотрительно закатав рукава белой рубашки. Ричмонд опасливо следил за ним взглядом и молчал, напряжённо пытаясь сообразить, что именно ответить на это. — Значит столица севера не умеет хранить секретов. — недовольно цыкнув, сонно пробурчал конфедерат.— И при любой проблеме бежит к тебе плакаться? Он ещё более слабохарактерен и жалок, чем я думал. После этих слов Нью-Йорк резко остановился, бросив на собеседника тяжёлый, прожигающий взгляд, в котором читалось пренебрежение. — Не мне тебе рассказывать о том, как общественность расправляется с теми, кто делает подобное. Тебе повезло, ты бессмертный… — он горько усмехнулся, крепче сжав в руках увесистый «Кольт», и покрутив его в руках. — Что мне прикажешь с тобой делать, гнида? Ричмонд вздрогнул, и схватившись за гудящую от боли голову, сухо заметил: — Считаешь себя настолько важным, чтобы вершишь самосуд? Думаешь, если герой революции, то тебе всё можно? Напоминаю, — жестким, командным тоном начал Ричмонд, подняв на него взгляд.— это больше не твоя страна. И сейчас мы живём по законам военного времени. И то, что произошло — это одно из проявлений. — конфедерат с упрёком заметил.— Или ты думаешь, что я забыл о преступлениях федералов на моей земле? Как по мне — это достойная месть. Белому дому были выдвинуты вполне демократичные условия — сдать город без сопротивления, и тогда блокады и кровопролития не будет. Кто виноват? Не выдержав, Нью-Йорк резко схватил его за ворот рубашки, и приставил пистолет к виску. — Хватит. Хватит оправдываться! Несмотря на то, что ситуация выходила из-под контроля, Ричмонд не сопротивлялся, и внешне оставался равнодушным, разглядывая лицо вскипевшего от злобы оппонента, после чего скучающе попытался отвести оружие в сторону. — На твоём месте я бы этого не делал. Столица неприкосновенна, а если ты посмеешь что-то сделать, то последствия будут серьёзные. — учтиво заметил конфедерат, и тихо посмеялся.— Ты знаешь, в нашем случае оружие часто даёт осечку. Всё бессмысленно. Ты этим ничего не докажешь, но усугубишь положение… И не только своё. Едва он договорил, как в висок последовал резкий и болезненный удар рукоятью кольта, от которого и без того трещавшая с похмелья голова, раскололась с новой силой. В глазах потемнело, голова начала кружиться, а в ушах послышался оглушающий звон. Ричмонд судорожно схватился за голову, и зажмурился, изнывая от пронизавшей боли, пытаясь прийти в себя. Протерев одной из простыней окровавленное оружие, Нью-Йорк без сожаления взглянул на скрючившегося от боли южанина, и не дожидаясь улучшения ситуации, нанёс ещё пару болезненных ударов живот, холодно отчеканив: — За то, что ты сделал — тебя сжечь дотла мало. Ты — никто, а твоя власть насквозь лживая. Театр одного актёра, что возомнил себя центром мира. — он наклонился к разразившемуся сильным кашлем конфедерату, и не дав ему вздохнуть, грубо схватил за горло, заставив того задыхаться, и смотреть в свои полные праведного гнева глаза.— Мало получить эту власть, Ричмонд.— шёпотом начал финансист, слушая тихие хрипы задыхающегося.— Ею надо уметь распорядиться. А ты умеешь лишь брать только силой. Нью-Йорк отпустил его, и с силой ударил кулаком по лицу. — Ты ответишь за содеянное. И эта власть падёт. — тяжело дыша, злостно прошипел он, брезгливо глядя на южного политика.— Рано или поздно. И в наших силах повлиять на умы людей. Захлёбываясь собственной кровью, Ричмонд поднял на него взгляд полный ненависти, и оскалившись, болезненно прохрипел. — Это такая угроза? Думаешь что ты — изнеженный политиками и далёкий от жизни пижон, способен поднять людей? — он рассмеялся, и закашливаясь закрыл разбитый нос рукой. — Ты думаешь, что я не видел восстаний?! Я не хуже тебя помню революцию. Но тогда было другое время… Не переоценивай себя, иначе дорого заплатишь за свою дерзость. Нью-Йорк лишь усмехнулся, и оценивающе оглядев противника, жестко заметил. — Ты, может, и видел революцию, но я был одним из тех, кто стоял у ее истоков. Столица шумно вздохнул, и с вызовом взглянув на финансиста охрипшим голосом, заявил: — Думаешь тебе все можно?! Думаешь о своей незаменимости? Упиваешься безнаказанностью?! Поверь, ты больше не любимец основателей с поддержкой Гамильтона. У тебя нет политического веса, и мне не составит труда отлучить тебя от власти! — Ричмонд болезненно прошипел, ощутив во рту привкус крови.— В моих силах сделать так, чтобы ты в один день потерял всё и Ди-Си никогда больше не увидел тебя, только из-за этого эгоистичного доказательства справедливости. Запомни мои слова.***
Кто-то должен был начать этот разговор. В ком-то горело жгучее желание доказать справедливость более законным образом. — Ди-Си, у нас мало времени. — серьезно начал Нью-Йорк достав, записную книжку и тревожно взглянув на обессиленного юнца.— Я думаю, в ближайшие дни мне придётся уехать обратно. Вашингтон вздрогнул от этих слов, от одной только мысли об этом пугающем одиночестве наедине с Ричмондом. Он пододвинулся к финансисту, и подняв на него пронзительный взгляд дрожащими пальцами, впился в его локоть: — Забери меня отсюда! Не оставляй, молю… Нью-Йорк тяжело вздохнул, и покачав головой, тоскливо взглянул на юношу, в отчаянии прижав к себе. — Я не могу…— с упрёком в сторону самого себя, прошептал он, а после отодвинул столицу от себя, и положив свои руки на его плечи, серьезно начал.— То, о чем я сейчас скажу, будет нелегко для тебя… Возможно это неправильно, но мне нужны письменные доказательства, на случай если у нас будет возможность осудить его. Сейчас мне нужны подробности о произошедшем. Вашингтон на секунды замер в оцепенении, пугливо сжался и дёрнулся, ощутив как тело пробила дрожь, а в горле встал ком. Нью-Йорк шумно вздохнул, и оторопело отпустив его с досадой пробормотал. — Нет-нет, ужасная идея просить от тебя чего-то в таком состоянии… Извини. Столица обессилено упал на подушку и зажмурился, схватившись за голову, а после томительных минут молчания, когда Нью-Йорк уже был готов покинуть комнату, он открыл глаза, и глухо заявил. — Я всё расскажу. От начала и до конца… Постараюсь. Этот час был мучительно невыносим для каждого из них. В комнате стало душно от удушливой тяжести атмосферы. Вашингтон медленно говорил, но мысленно содрогался от каждого эпизода воспоминаний о той ужасной ночи, которую пришлось вспомнил во всех деталях, а Нью-Йорк в молчаливом ужасе выцарапывал пером одну подробность за другой, не смея перебить и бросая на рассказчика взгляды полные сочувствия и тревоги.***
Следующие две недели прошли настолько спокойно, что Вашингтон не получал никаких поручений и даже не встречал своего мучителя в коридорах. На какое-то время он будто бы исчез из этого места, и вовсе перестал показываться на публике. Это утро напомнило чьи-то похороны. За окном сгущались тяжелые дождевые тучи, ветер поднимал пыль, а в дворе Белого дома суетились люди, спешно вынося из здания вещи к экипажу. Вашингтон безмолвно наблюдал со стороны за происходящем, сжимая в ослабевших руках утренний выпуск газеты. За какие-то дни разразился громкий скандал, разлетевшийся по всем газетам страны. Руководители центрального банка, теперь уже бывшие сотрудники комитета финансов и чиновники штата и мэрии, оказались пойманы на финансовых махинациях, раскрыв большую коррупционную сеть. Часть вины за разграбленный бюджет легла на Нью-Йорк, что, по общему утверждению следствия, активно участвовал в сокрытии этого дела долгие годы. Теперь его с позором гнали из Белого дома, поставив под вопрос дальнейшее участие в экономической жизни новой страны. Пазл медленно, но верно сложился, когда впервые за последние недели юноша заметил в дверном проёме знакомую фигуру конфедерата, на лице которого были заметны едва затянувшиеся ссадины и сильные синяки. «Это ведь… Это все из-за меня?!» Тревожное чувство внутри нарастало с каждой секундой, отчего он не выдержал, и, не желая попадаться на глаза южной столице, оторопело спустился по ступеням, и выбежал во двор, по удачному стечению обстоятельств столкнувшись с закурившим Нью-Йорком, что в последние дни выглядел особенно подавленным и уставшим, пусть и пытался скрыть это. Все и без лишних понимали для чего нужен этот скандал и каким образом в это оказался вмешан главный финансист. — Ну что же, вот и настало прощаться…— Нью-Йорк вздохнул, последний раз затянулся, и потушив сигарету, взглянул на потерянного Ди-Си, что угасал на его глазах.— Я не знаю, когда смогу вернуться, но это будет нескоро. И я не хочу посвящать тебя во всё, что происходит тут на самом деле, для твоей же безопасности. — Вашингтон хотел было возразить, но ему не дали вставить и слова. Нью-Йорк очень тихо, неохотно, но жестко отчеканил. — Нам придётся полностью разорвать общение. Я под следствием, а ты в зоне риска. Я просто не хочу подвергать тебя лишней опасности. Вашингтон опустил взгляд, и теряясь в пучине мучительного осознания, медленно кивнул ему, принимая условия этой сделки. — Ты думаешь я переживу это? Нью-Йорк безмолвно, но очень крепко обнял его напоследок, и тихо произнёс. — Ты справишься. Ты ведь сильная столица. — после этого он незаметно протянул политику толстую записную книжку, и поймав его недоуменный взгляд, шёпотом продолжил.— Пиши сюда всё, что видишь, знаешь, и чувствуешь. Быть может, когда я вернусь — у нас будут основания призвать Конфедерацию к ответу… Главное чтобы об этом никто не узнал… Ди-Си дрожащими руками спрятал записную книжку под пиджаком, и нервно пробормотал: — А если ты не вернёшься.?! С тяжестью на сердце Нью-Йорк отпустил его, и холодно отчеканил: — Тогда веди его хотя бы для того, чтобы не сойти с ума от собственных мыслей. И вот, экипаж спешно отдалялся от Белого дома, и в скором времени вовсе исчез из виду. Вашингтон прижимал к себе дневник с пустыми страницами, ощутив, как ветер становился все сильнее, пронизывая своим колючим холодом до дрожи. Опустошающее чувство отчаяния охватило его, заставив с ужасом осознать дальнейшие перспективы нахождения в этом, теперь уже чуждом для себя, месте. Все разошлись, вблизи послышался раскат грома, и в секунды хлынул холодный ливень. Вашингтон упал на колени, и обхватив себя руками, сжался от пробирающей тело дрожи, ощутив, как холодные крупные капли били по лицу и промочили всю одежду. Из поглотивших мыслей его вывел знакомый, но такой ненавистный сейчас голос с режущим слух южным наречием. — Ты ведь замёрзнешь тут. Пошли.— тихо произнёс Ричмонд, и, накинув ему на плечи свой пиджак, повёл обратно в Белый дом.— Не плачь о нем, ты ведь многое не знал. Быть может, Нью-Йорк был не так свят и хорош, как тебе всегда казалось?***
«Дорогая Атланта, прошу простить меня за то, что давно не писал тебе. Я читал все твои письма, но все никак не мог найти свободной минуты, чтобы написать ответ. Ты часто спрашиваешь, как идут мои государственные дела на новой должности, и не нужна ли мне помощь. Скажу прямо: работа идет своим чередом, и тебе пока не стоит в это вмешиваться. Первые годы самые сложные, но у нас уже есть грандиозные планы, где обязательно будет заготовлена ведущая роль для тебя. А пока, я желаю тебе лишь скорейшего восстановления и прикладываю все финансовые усилия, чтобы это произошло как можно быстрее! С севером сейчас много проблем, но я не хочу обременять твои светлые мысли этой скучной рутиной. Я полностью понимаю твоё волнение, но, поверь мне, не стоит срываться, и ехать сюда просто чтобы навестить меня. Сейчас не лучшее время для нашей встречи, которую я, как и ты, с нетерпением жду.» Ричмонд поставил точку в предложении, и прижимая лёд к ноющему уже который день виску, хмуро взглянул на шахматную доску, и нехотя сделал быстрый ход. — Мы ведь могли привлечь его за нападение на высшее должностное лицо… — скучающе глядя на шахматные фигуры произнес Монтгомери, неспешно обдумывая свой ход. — В совокупности с раздутым скандалом, у нас бы вышло отличное дополнение на его досье перед Конгрессом. На его слова конфедерат лишь болезненно прищурил взгляд, ощутив как в виски ударила резкая боль, которая, к счастью, почти сразу утихла. «Чертов Нью-Йорк! Да чтобы ты оказался на экономическом дне! Голова до сих пор из-за тебя трещит, ублюдок!» Монтгомери обвёл раздражённого головными болями и побитого собеседника внимательным взглядом, и, покачав головой, сделал свой ход, после нерешительно произнёс: — В чем была причина.? — Неважно.— жестко отрезал Ричмонд, и спешно взял перьевую ручку, вернувшись к письму. «В одном из последних писем ты писала, что о новом правительстве и взятии Вашингтона ходит много скверных слухов… Хочу тебя уверить, что большая часть сказанного — это ложь и преувеличения, распространённые северным недоброжелателями, желающими подорвать репутацию новой власти! Последние недели действительно полны разных событий, но большинство из них позитивны. Нет, не переживай обо мне, дорогая, я не подрываю своё здоровье! У меня всё просто великолепно с момента становления столицей страны. Кажется, что открылось второе дыхание! Наверное, тебе интересно как всё было? После долгой осады столицу сдали, и мы триумфально вошли в Белый дом, где нас прекрасно приняли. Раскрою тебе небольшой секрет. Мы изменили всё в этом здании, ознаменовав этим широким жестом начало великой «Реконструкции Севера»! Хотел бы я пригласить тебя, и показать эти чудные перемены, но в северном регионе сейчас неспокойно, ты ещё не до конца восстановилась, а я волнуюсь, любовь моя. Быть может, стоило рассказать о том, что мои работники нашли в архивах, и какие планы изъяли в командном пункте, но это тема для личной беседы. Все мои мысли сейчас заняты решением насущных вопросов о законах, правах, и восстановлении страны после этой опустошающей войны. К моменту, когда это письмо придёт к тебе в руки, газеты уже будут пестрить громкими заголовками об экономическом скандале, что разразился ещё месяц назад. Знала бы ты, как ужасен Нью-Йорк, который подставил нас в самый ответственный момент во время утверждения бюджета! Кто же мог подумать, что финансовый центр севера окажется таким ненадёжным и коррумпированным?! Думаю ты согласишься с тем, что таких людей не должно быть у власти. А мы ещё раз убедились, что этой стране давно были нужны фундаментальные перемены. Перенос экономического центра в том числе. Быть может мое письмо покажется тебе ужасно скучным, но такова безынтересная политическая рутина, окружающая меня каждый день. Когда государственных дел, требующих моего контроля, станет меньше, то я обязательно приеду к тебе.С наилучшими пожеланиями
Ричмонд»