Под ярким солнцем на звенящий наст
Ссыпаются хрустальные скорлупки:
Такая груда битого стекла,
Что кажется упал небесный купол.
«Берёзы», Роберт Фрост
Джек проснулся в темноте, и в этом не было ничего необычного. В безлунные ночи, когда лишь звёзды простирались над головой, далёкие и сияющие, он часто так пробуждался, укрытый бархатной чернотой неба. Однако над ним не сверкало звёзд, и на мгновение мальчик задумался, не виделись ли ему тревожные сны, не вызвал ли он бессознательно сулящие метель тёмные тучи. Такое случалось раньше; он подозревал, что случилось и вновь. Но землю под ним не застилало снегом, с неба ничего не падало; ни одна снежинка не предвещала надвигающейся бури. Джек замер — нахмурился — и поднял взгляд. Далеко-далеко вверху он мог различить едва заметные очертания высокого потолка. Перед собой, когда глаза начали привыкать к темноте, он увидел ряд ровных линий, сквозь которые мир проступал полосами. Лишь когда мальчик протянул руку, дабы дотронуться до них, до этого скользкого ото льда металла, он понял, что это были прутья. И лишь когда он тревожно вскрикнул и встрепенулся, то смог разглядеть и всё остальное: другие пустые клетки, раскачивающиеся посреди самой большой части владений Короля Кошмаров. — А, — раздался голос, прозвучавший пугающе близко. — Очнулся? Как любезно, что ты присоединился ко мне. — Питч! — Джек, полуослеплённый тьмой, шарил по земле под собой, отчаянно ища знакомый посох. Его пальцы задевали лишь лёд и металл; он чувствовал только прутья, давившие на него со всех сторон. — Ищешь это? — в полумраке мальчик едва мог разглядеть изгиб дерева, зажатого в изящной руке с серой кожей. — Ну же. Неужто ты думал, что я оставлю его тебе? Джек перестал искать дорогу на ощупь и подобрал под себя ноги, встречаясь с мужчиной лицом к лицу. Попытавшись встать, мальчик ощутил, как почва уходит из-под ног, мягко покачиваясь в такт сдвинувшейся на цепи клетке. — Чего ты хочешь? — А разве не очевидно? — за этими словами таилась угроза, но также и насмешка, насыщенная и глубокая. — В конце концов, я уже это заполучил. — Ты просчитался, — мальчик старался не обращать внимания на то, как сильно колотилось в груди его сердце. — Ты даже не можешь его использовать. — Не эта безделушка, которой ты играешься, — Питч покрутил посохом в руке, словно абсолютно бесполезной вещью. Словно зимний дух не смотрел на него, как загнанный в угол зверь смотрит на выход. — Я имел в виду тебя, мой дорогой мальчик. — Меня? — Джек с неподдельным удивлением уставился на своего похитителя, пытаясь разглядеть достаточно от лица мужчины, чтобы распознать выраженные на нём эмоции. Его мысли крутились, сталкивались воедино и расходились в разные стороны, не образуя ничего связного. Будучи столько лет настоящим изгоем, всеми игнорируемым никем, Джек не был в состоянии так быстро сыскать причины, по которой он мог кому-нибудь понадобиться. — Но у меня больше ничего нет. — Глупости, — очертания мужчины расплылись, растворились — и когда голос раздался вновь, он был гораздо ближе к уху, так близко, что Джек мог ощущать тепло дыхания. — У тебя есть самая важная вещь, — прикосновение вышло без предупреждения, неприятно обжигающие пальцы прошлись по задней части шеи. Джек дёрнулся — ахнул — развернулся, вскинул перед собой руки, но ничего позади не обнаружил. — Страх, — произнёс голос, низкий и вкрадчивый, и раздавшийся следом смешок был подобен похоронному звону. — Если вдруг ты не заметил, мне бояться нечего, — Джек вздёрнул подбородок и сделал шаг назад, стремясь ощутить позади себя ледяные прутья — чтобы не оставалось места ни для чего другого. — Я и раньше тебя не боялся, а сейчас, прячась в этой земляной дыре, ты ещё менее опасен. — Вспомни-ка, — сказал Питч, а его голос эхом отдался откуда-то сверху. — Что в то время с тобой были твои новоприобретённые друзья. — Мужчина произнёс слово «друзья» так, словно это был кульминационный момент некой остроумной шутки, жестокого юмора за чужой счёт. — Ну давай, — сказал ему Джек. — Смейся, — глаза мальчика всё шарили по воздуху, настороженные и готовые уловить любое движение — однако он уже начинал чувствовать, как холод страха сменяется приливом гнева. Он уже начинал чувствовать, что верит в то, что сказал: здесь нечего бояться. — Тебе будет не до смеха, когда они придут меня искать. — Ну что за вера, — слова были мурлыканьем, плывущем в темноте. — Что за серьёзность. Ты в самом деле думаешь, что они придут? — Конечно они придут, — ответ вышел на рефлексе, и в нём сквозило больше пламени, чем льда. И вновь раздался тихий смешок, откуда — определить было трудно. — Давай поговорим начистоту, хорошо? — перед прутьями клетки смутная фигура, слившаяся воедино, как масляные пятна на воде, образовала очертания человека. — Они едва тебя знают, — глаза на лице были угрожающе жёлтого цвета. — В течение трёхсот лет они ни разу на тебя не смотрели. Не разговаривали с тобой. Еле признавали твоё существование, — на этом лице были и зубы, острые и белые. — И когда, наконец, они взглянули в твою сторону, было ли тому причиной раскаяние? Пожалели ли они отверженного? Джек уже раскрыл рот, готовый запротестовать, но мужчина проигнорировал это. Его силуэт, чёрный на чёрном, покачал головой. — Едва ли. Ты просто был им нужен. — Ты ошибаешься, — сказал зимний дух, возможно, более резким голосом, чем намеревался. Если под гневом и прокралась нить беспокойства — если эти слова и пробудили в мальчике нечто давным-давно его гложущее — то только лишь потому, что триста лет — это очень, очень долгий срок для одиночества. — И что же теперь? — тут мужчина сделал паузу, давая словам набрать вес. Давая им стать настолько же тяжёлыми, как разбитое сердце. — Ох, и теперь, дитя… им больше нет в тебе нужды. — Ты ошибаешься, — вновь сказал Джек, на этот раз громче, словно мог заглушить этим то, что не желал слышать. — Они бы не… Они не такие! Они придут! — Потому что так сильно дорожат твоей компанией? — улыбка обнажила зубы, но она, столь узкая и опасная, всё ещё принадлежала акуле. — Не думаю, — изящная рука прошлась по воздуху, как будто смахивая слова прочь. — Но, что-то мне подсказывает, что аргументированные дебаты вряд ли как-то повлияют на твоё мнение. Лишь время в силах его изменить. Фигура скрылась из виду, рассеиваясь постепенно, как тянущийся слишком высоко в небе дым, или как тени, отбрасываемые при лунном свете. — И как же удобно вышло, что его у нас — более чем достаточно.