***
Ветер приятно обдувает спину, спасая Захарову от настигшего её жара, что появился из-за утеплённой толстовки. К сожалению, все вещи в стирке, поэтому надеть что-то, кроме толстовки, было нечего. — Да чё ты туда ходишь, если тебе не нравится? — спрашивает Кристину её подруга, находящаяся в полном недоумении. — Пошли их нахер. — Не могу, они из-под земли достанут, — отвечает девушка, выпивая пиво из бутылки, — от одного запаха ебаных свечек блюёт, сука, — Захарова вспоминает противную вонь ладана и непроизвольно морщится в носе, ненавидя всё связанное с исповедью. — Н-да, попытка исправить усугубила положение, — отмечает вторая подруга, смотря на то, как Кристина допивает полторашку пива. Сминая пластиковую бутылку, она томно вздыхает, когда понимает, что ей нужно дойти до дома, где придётся выслушать сто лекций от родителей, и не упасть перед ними из-за градусов алкоголя, ударивших в голову. Захарова прощается с друзьями и отправляется домой. Ноги подкашиваются, а пальцы воняют искуренной за сегодня пачкой сигарет. В принципе, от неё пасёт за километр. Как только Кристина переступает порог, она заходит домой, и ей начинают устраивать разбор полётов. — Какая же ты бестолочь! — кричит Жанна, толкая блондинку в плечо, пока та пытается снять с себя кроссовок. Девушка поднимает ногу слишком высоко в попытке стянуть обувь с пятки и падает, когда он слетает и заставляет её сильно пошатнуться. — Дура дибильная! — орёт мама, хватая Захарову за шиворот. — Завтра же в церковь у меня пойдёшь! — голова трещит от непрекращающихся криков, но радует одно — от всех этих оров не останется и следа, ведь они влетают в одно ухо и вылетают из другого через пару секунд, — я тебя там оставлю! — В церковь ходишь, а ругаешься, — задорный хохот Кристины заполняет прихожую, и она, поднявшись с пола с помощью матери, уходит к себе в комнату и запирает её на замок. Через деревянную дверь крики доносятся уже не с такой силой, чем над ухом, поэтому девушка падает на кровать и устраивается на подушке, на которой проведёт свою ближайшую ночь. Раз мать сказала, что завтра в церковь, значит так и есть. Захарова закатывает глаза, вспоминая, что ей опять придётся куда-то выходить. Несмотря на то, что на часах время лишь одиннадцать вечера, девушка проваливается в крепкий сон под влиянием алкоголя и просыпается на следующий день в обед. Раскрывая глаза, Кристина чувствует отголоски вчерашней пьянки, которые выражаются в виде ужасной боли в голове, что заставляет девушку морщиться и хвататься за голову, пытаясь избавиться от режущих ощущений внутри. Голову хотелось разорвать пополам, лишь бы избавиться от страданий. — Кристина, подъём! — кричит отец с кухни, не зная, что та уже встала. Через некоторое время, когда реакции от девушки не следует, около комнаты Захаровой слышатся шаги. — Кому говорю, — говорит Степан, распахивая дверь. Кристина сидит на кровати, согнувшись в спине, и обхватывает голову руками, но мужчина думает, что она просто так просыпается и не страдает от боли. Мужчина всегда более безразличен к выходкам блондинки, чем мать, потому и заикается о исповеди только тогда, когда его подстрекает жена. Он не такой верующий в бога, как Жанна, и по сравнению с ней не сходит с ума, когда дочь приходит домой пьяная. Брак супругов уже не состоит из какой-то любви и теплоты, ведь всё время уделяется церкви, дочери и разговорам на эту тему. Когда пульсация в висках утихает, а Кристина не чувствует потемнения в глазах, она аккуратно встаёт с кровати и направляется в ванну. Почистив зубы и умыв лицо, девушка проходит к холодильнику и, остановившись около отца, открывает дверцу. Когда Захарова видит еду, желание есть пропадает. Сегодня утром она точно не будет завтракать, иначе её просто стошнит. Кристина возвращается в свою комнату, надевает на себя чёрные брюки и водолазку, собирая образ для посещения церкви.***
Захарова неспешно идёт рядом с отцом, сверля взглядом потрескавшийся асфальт церковных дорожек. Девушка невольно ловит себя на мысли, что сама скоро начнёт трескаться от нервов, как он. Каждое новое посещение этого отвратительного, по мнению Кристины, места давалось ей с бо́льшим трудом, чем предыдущее. Девушка уверена в том, что абсолютно любой человек, приходящий сюда, готов продать свою душу Богу, чтобы обеспечить себе мягкую подушку в виде прельстительного будущего. Это действительно выводит блондинку из себя, ведь она ничем не похожа на них. Кристина — птица вольного полёта, свободная душа, словно кошка, блуждающая сама по себе в неожиданных поворотах повседневной жизни. Из-за такой жизненной позиции у неё часто возникают споры с матерью, которая совершенно не разделяет подобный энтузиазм дочери. Раздражение, накатившее на девушку из-за противных мыслей, заставляет блондинку нахмуриться. Она смотрит на отца, которому, кажется, всё равно на то, что происходит вокруг. Девушка, недовольно закатывая глаза, переводит своё внимание на зловестную церковь, что не внушает никакого доверия. Захарова уже предвкушает очередную исповедь в душном месте, массивные стены которого давят на мозг. На Кристине нет лица, а к её без того ужасному состоянию добавляется нервозность, возникающая из-за слащавой речи и разговоров прихожан, помешанных на вере. Девушке становится противно от осознания того, что они подходят ко входу в церковь, где Захаровой снова придётся разыгрывать спектакль. И всё это из-за глупого метода воспитания родителей. Волочить ноги становится всё труднее, девушка томно выдыхает, погружаясь в свои размышления, из-за которых совсем забывает о существовании небольшой лестницы, что ведёт внутрь церкви. Захарова спотыкается об ступеньки, но её ловит поднимающийся рядом отец, и они идут дальше. Кристина занимает очередь за какой-то пожилой женщиной и, чувствуя, как головная боль начинает усиливаться, присаживается на скамью. Во рту ужасно сохнет, а во лбу неприятно пульсирует, из-за чего дыхание девушки учащается. Непонятно от чего, то ли от головной боли, то ли от запаха ладана, что ударил в нос при входе, тошнота начинает подступать к горлу Захаровой. Она на всякий случай прикрывает рот ладонью и встаёт со скамьи, чтобы выйти на улицу. Ноги становятся ватными и подкашиваются, ведь не ощущают под собой опору. Кристина выходит из главного зала, чувствуя, как в глазах периодически темнеет, и почти падает на пол, когда нога хочет наступить на ступеньку, но промахивается, и Захарову ловят за руку. Незнакомая девушка, явно служащая в храме, хватает локоть Кристины, а затем вовсе подхватывает её за подмышку и спрашивает: — Вам плохо? — интересуется священнослужащая, ведя блондинку на свежий воздух, — дышите глубже, — без каких-либо эмоций советует молодая девушка с яркими чертами внешности, хоть и в её голосе чувствуется взволнованность. Лицо Кристины начинает расплываться в улыбке, когда Захарова начинает рассматривать брюнетку, стоящую перед ней. Ничем непримечательные, чистые и невинные глаза кажутся Кристине до жути интересными и даже сексуальными, будто скрывают нечто запретное, что нельзя никому узнать. Девушке становится намного лучше на свежем воздухе и, облизнув свои сухие губы, она спрашивает: — А как тебя зовут? — интересуется Кристина, удерживая взгляд на лице священнослужащей. Идеальный аккуратный нос, чуть приоткрытые губы небольшого размера и скулы не дают Захаровой перестать разглядывать стоящую рядом девушку. — Елизавета, — отвечает брюнетка спустя несколько секунд, немного замешкавшись от такого вопроса. Все православные, что приходят сюда молиться, никогда не интересуются именами священнослужителей, поэтому такой вопрос сбивает Лизу с толку на некоторое время. — А меня Кристина, — с неким задором в голосе произносит Захарова, отмечая, как нелепо сейчас выглядит брюнетка, что вытаращила на неё глаза. Густые тёмные ресницы, бархатная кожа и мягкие, но в то же время чёткие черты лица очень импонируют Кристине в девушках, поэтому внутри блондинки просыпается связанный с Лизой интерес. — Вам лучше? — священнослужащей всё также неловко от создавшегося между ними диалога. Она вовремя вспоминает о самочувствии Кристины и интересуется о нём, чтобы поддержать разговор и ни в коем случае не обидеть девушку. — С тобой стало лучше, — отвечает Захарова, опять расплываясь в улыбке. Она вспоминает о исповеди и, оттолкнувшись от лестничных поручней, закатывает глаза от одной только мысли, что ей придётся вернуться и проделать то, что делала вчера, и к тому же прекратить диалог с удивительно интересной девушкой, к которым у Кристины есть дикая слабость. Лиза не успевает сказать что-то в ответ и даже рада этому, ведь ранее присутствующая неловкость очень сжимала её, а сейчас нет. Однако разговор с Кристиной оставляет после себя приятные ощущения и хорошее первое впечатление о собеседнице. Захарова же поднимается по деревянной лестнице, а в голове образ Лизы. «И что здесь забыла такая молодая девушка?» — проносится в мыслях блондинки. Захарова даже не может представить, что привело брюнетку к службе в церкви. «Даже интересно узнать» — думает про себя Кристина, но тут же вертит головой в разные стороны от одной только мысли об общении с брюнеткой. Всё это выглядит как бредовая идея. Вот ещё, до полной картины ей не хватает общаться с священнослужащей убогой, ненавистной ей церкви. Друзей мало что ли?***
По приезде домой Кристина переодевается в более удобную одежду и даже, казалось бы, привычную, однако вещи для похода в церковь она надевает чаще, чем толстовку или футболку с двухлетними джинсами. Девушка предпочла бы второй вариант, но, пока она сама себе не хозяйка, Кристина будет вынуждена делать то, что говорят родители, кроме одного — прогулок с друзьями. Тут взрослые уже бессильны, и видно это по тем методам, что они используют для перевоспитания дочери. Захарова договаривается встретиться со своей подругой на их любимом и пережившем всякое месте, а та предупреждает её о том, что возьмёт с собой ту девчонку, что тусила с ними вчера. Кристина приходит на место ровно в то время, в которое они решили увидеться, и только спустя десять минут девушка видит своих опаздывающих приятелей. Они присаживаются рядом и начинают распивать полторашку пива по очереди, периодически предлагая выпить Захаровой. Она отказывается уже второй раз, и девушки думают, что та пока не хочет и выпьет потом, но после третьего отказа не сдерживаются. — Чё кислая такая? Опять родаки? — спрашивает темноволосая, попадая точно в цель своим вопросом. В принципе, это было даже очевидно, ведь ни один разговор с Кристиной не мог обойтись без того, какие родители блондинки плохие. — Ну типа, плюсом чуть сознание не потеряла, — уныло отвечает девушка, выдыхая сигаретный дым. Кристина, вспомнив, кто же тогда её спас, немного выпрямляется в спине, будто пришедшее к ней озарение заставило её сделать это. — Ещё с девахой оттуда познакомилась, — и сигарета падает на землю, а после тушится ногой. — Секси что ли? Ты на нас впервые за последние пятнадцать минут голову подняла, — друзья будто сами стали более оживленными после заявления Кристины. Сказанные слова заставляют Захарову задуматься. Она и вправду вовлеклась в разговор только после того, как вспомнила о Лизе. Секси ли она? Определённо да, но тут немного не о пошлости. Брюнетка вызвала в Кристине что-то странное и необычное, чего раньше она не испытывала. Захарова даже допускает ту мысль, что это произошло из-за того, что хоть кто-то проявил к ней заботу, которой она не видела даже в детстве, но сразу отбрасывает эту мысль и положительно отвечает друзьям, а после кивает на их новый вопрос «И общаться с ней хочешь?». — Ты с каждым днём удивляешь всё больше, — приятельница хихикает на заявление Кристины и выпивает содержимое пластиковой бутылки, — нам уже стоит готовиться к тому, что ты придёшь и скажешь «Пока, девахи, я уёбываю служить в церковь»? — говорит темноволосая и смеётся, пытаясь удержать во рту рвущееся наружу пиво. — Неее, бля, вы чё, — и Захарова сама заливается смехом, вынимая из пачки сигарет ещё одну. — А чё бы и нет? — девушка напротив Кристины смыкает брови вместе и продолжает: — Тебе терять нечего, поразвлекаешься там, хоть что-то в своей жизни изменишь, — настойчиво говорит приятельница, будто упрашивая блондинку сделать это, — а если не понравится — уйдёшь, никто же не будет тебя взаперти держать, — и приводит пусть и не самые конкретные, но аргументы. Кристина хохочет от того, с каким серьезным лицом приятельница пытается втюхать ей идею с церковью, и, выпив лишь глоток пива за весь вечер, возвращается домой.***
Захарова переодевается в домашнюю одежду и заваливается на свою кровать. Дома удивительно тихо: отец на работе, а мать шумно готовит на кухне макароны по-флотски. В голове Кристины всплывают моменты из сегодняшнего дня и слова друзей. Плохое самочувствие уже давно испарилось, поэтому о этой ситуации девушка даже не вспоминает, а сразу думает о Лизе. Захарова признаёт, что та вызывает у неё сильный интерес к своей персоне. Она давно не видела таких привлекательных девушек, которые, будто магнитом, притягивают к себе с самой первой встречи. В глубоких янтарных глазах есть что-то особенное и таинственное. Кристине хочется смотреть в них нагло и непозволительно долго, чтобы найти этот источник загадочности Лизы внутри неё. «Может она ведьма?» — усмехается себе под нос Захарова, теряясь в куче новых мыслей. Да, Лизу определённо хотелось видеть ещё и ещё. Узнавать, разгадывать, заставлять вновь смущаться от своих реплик. Её просто хотелось. Такие девушки, как она, для Кристины — эталон. Вот только ожидать от священнослужащей можно чего угодно. Захарова, сама того не замечая, начинает вспоминать диалог с друзьями и, когда в её голове возникает вопрос «А надо ли мне всё это общение с ней?», она непроизвольно начинает расставлять все за и против этой безумной идеи. Даже странно, что Кристина, будучи трезвой, допускает такие мысли, ведь подобное может прийти в голову только по пьяни. Недолго подумав, девушка делает для себя вывод «Друзья, кажется, правы». Идея-то на самом деле прикольная, а подколы приятельниц только подстрекают девушку переосмыслить её и поменять своё мнение на положительное. Захарова довольно нерешительный человек в таких ситуациях, но амбициозный. Даже с негативных ситуаций нужно брать хорошее, ведь лучше иметь хоть что-то, чем ничего. Кристине всегда интересно пробовать что-то новое в своей жизни и то, что вызывает в ней адреналин. Да и потом, когда она отказывалась от красивых девушек? Ей нечего терять, ведь кроме пьянок с друзьями и постоянных оров матери у неё ничего нет. Дома уже давно не царит семейная идиллия, ни один из родителей не интересуется даже тем, как дела у их дочери. Если Кристина уйдёт из дома, она избавится от ссор с матерью и, возможно, своим поступком улучшит жизнь родителей, и взаимоотношения супругов наладятся. Конечно, она понимает, что находиться в ненавистной церкви целыми сутками не лучше, но, по крайней мере, будет интересно. В этом девушка уверена. Обдумав всё в который раз, Захарова пытается принять окончательное решение, бо́льшую роль в котором играет навязчивое желание избавиться от родителей и их постоянных нравоучений. Кристина встаёт с постели, садится, всё ещё сомневаясь, идти или не идти, но всё-таки преодолевает неуверенность в своём решении и отправляется к маме на кухню. — Садись ешь, — сухо говорит Жанна, накладывая на тарелку макароны, когда замечает пришедшую к ней дочь. — У меня разговор есть, — Кристина двигает табурет на себя и плюхается на него, — вы с отцом были правы, мне нужно молиться и замаливать грехи, — после слов, что звучат с уст блондинки, Жанна поворачивается на дочь и внимательно продолжает её слушать. — Я слабая и не могу отказаться от вредных привычек, мне нужно больше времени проводить в церкви, а не с друзьями, — Захарова тщательно обдумывает сказанные ею слова, дабы правильно аргументировать их, чтобы у матери не было вопросов. Кристина ни за что бы не поверила, что когда-нибудь скажет подобное, ни будь такого мотива. Лицо Жанны мгновенно меняется, она присаживается за стол и с удивлённым лицом спрашивает: — Ты решила пойти в церковь священнослужащей? — материнские брови лезут на лоб, когда Захарова положительно кивает головой, — наконец-то до тебя дошло, — женщина облегчённо выдыхает. — Хоть это решение ты приняла правильно, — как всегда в своём репертуаре заканчивает Жанна. Порой, после того, как Кристина выслушает проблемы друзей с их родителями, ей кажется, что все отцы и матери учились в одной школе по воспитанию детей. В принципе, а чего она ожидала от матери, кроме «хоть что-то ты сделала правильно». С неё всегда что-то да требуют. Захарова получает положительный кивок на свой вопрос «Я собираю вещи?» и возвращается к себе в комнату. Она не знает, брать ей чемодан или сумку, но открывает что поменьше и начинает складывать туда что попадется, а краем уха слышит, как мать уже передаёт отцу по телефону слова дочери, не забывая упомянуть о том, что её метод воспитания всё-таки очень хорош. Это вызывает у Кристины горькую усмешку. Как же Жанна помешана на всём этом, просто до смеха. Девушка в очередной раз убеждается, что от крепкой семьи не осталось и следа и теперь все сосредоточены лишь на своём. Кристина разочарованно мотает головой, присаживаясь на край кровати. Её взгляд устремлён на почти собранную сумку. Скоро всё изменится. Любые решения несут за собой последствия, и какие будут у этого — неизвестно. Волнение медленно, но уверенно начинает захватывать девушку, только она уже не отступит, ведь всё решено. Просто ей немного тревожно, ведь девушка целиком и полностью меняет обстановку вокруг себя. Уже завтра она начнёт двигаться по другому пути, который сейчас прячется в тумане неизвестности. Что, если он приведёт блондинку в тупик, и всё станет ещё хуже, чем было? Кристина не знает. Она лишь задумчиво переводит взгляд на свои руки, которые сцеплены в замок и немного трясутся. Девушка закусывает губу в попытке немного успокоить свои нервы. Это кажется очень сложной задачей, ведь с каждой минутой она всё больше и больше начинает предаваться воспоминаниям. Сколько всего хорошего произошло в этой комнате. Здесь Захарова, будучи совсем маленькой, до безумия радовалась новогодним подаркам; слушала любимую музыку на полной громкости, когда была подростком; поняла, что впервые влюбилась, а позже своими же руками разрушила дружбу, которая сейчас кажется для неё глупостью. Здесь было всё — детское счастье, раздумья, чувства, слёзы, ссоры, свобода. Кристина грустно улыбается. Где-то на обоях остались обрывки разных фразочек из её юности, которые мать не смогла убрать ни одним средством. Эти стены — единственное, по чему она будет скучать. В них всё случалось в первый раз. Когда-нибудь Захарова всё равно должна была покинуть это место, где от любви осталось одно название. И этот момент настал. Это шаг в новую жизнь. Жизнь, которая уже никогда не будет прежней.