Сборник рассказов без порки

      Кона-чан проснулась в своей комнате. Было воскресенье и никуда идти не надо. Это была первая мысль Конаты, а вторая мысль была, что ей неудобно. Она попыталась пошевелить рукой, но не смогла, ноги также не слушались, а в бёдра спереди давило что-то мягкое и большое. “Валики? Я уснула на диване?”. Кона-чан попыталась открыть слипшиеся сонные глаза, но у неё не хватило сил. Она была слишком уставшей, хотелось ещё спать. Ноги и руки не шевелились. “Сонный паралич? Они не выдумка? Надо лечь нормально.” Шевелилась шея и голова на ней, Открыть глаза было ещё сложно. И только тут девушка поняла, что ветерок в комнате обдувает её голую попу. А соски трут слишком твёрдую для футболки ткань. И что ноги сильно ниже попы и разведены, а лежит она лицом и животом вниз.       Лишь с этими мыслями Коната смогла открыть глаза. Она лежала на своей постели, взглядом она огибала стену. В комнате было светло, это уже утро.       — Кона-чан, ты проснулась?       Это был голос отца. Он говорил заботливо и нежно. Коната попыталась выпрямиться, отец подошёл к ней, мягко положил руку ей на шею и опустил обратно. Коната подрыгала ногами и руками. Ноги были разведены и привязаны к ножкам кровати, руки были связаны ладонью к локтю, друг об друга за спиной. Сама девушка была абсолютно голой и лежала перевёрнутая через спинку кровати. Ноги её лежали на подушке, между спинкой и бёдрами.       — Папа…       И Содзиро начал рассказывать.              Это началось около месяца назад. Классрук Коны-чан пожаловалась отцу что Идзуми проводит до 2 часов ночи в онлайн-играх. На “я не могу повлиять на неё, она уже взрослая девочка”, учительница ответила, что от этого может зависеть её будущее и подсказала название одного препарата. Это было седативное, которое почти не оставляет следов на сознании.       Содзиро купил его, и положил одну таблетку в апельсиновый сок Конаты, который поздно вечером принёс в её комнату с маленьким бутером. Кона-чан даже не заметила, как выпила сок со снотворным, её поклонило в сон, и она уснула за компьютером, уложив голову на руки. Отец переложил мирно спящую дочь в кровать и забрал еду из комнаты. С утра она просто не помнила как уснула.       Не спрашивая мнения дочери, отец иногда давал ей седативное через воду и вечерние закуски. Иногда он дожидался, пока она не выйдет поздно вечером в туалет, сам прокрадывался в комнату и закидывал таблетку в напиток. Кона получала порцию своего здорового сна, сама не понимая причину усталости по ночам. Содзиро рассуждал, что пока ещё Кона инфантильна и не в силах контролировать себя, а значит он будет вместо неё решать когда ей отсыпаться. Само собой, перед выходными он не подсыпал таблетки и иногда пропускал дни, либо не желая давать таблетку в этот день либо не имея возможности.       В одну из ночей Содзиро зашёл в комнату переложить Конату на кровать и обнаружил, что она уже лежала на кроват, одеяло было спущено до колен, туда же были спущены и шортики с трусиками, а футболка задрана до груди. Правая рука застыла между ног, а левая лежала на простыне, рядом с телефоном, который выпал из обмякших пальцев. Кона-чан неуклюже спала со следами смазки на своих пальчиках. Её рот был приоткрыт, а щёки порозовели. Содзиро покраснел, когда понял за каким занятием заснула его дочь. Он подошёл к ней и поднял телефон, который уже заблокировался. Содзиро повернул дочь на спину и захотел надеть на неё штаны с трусами. Но что-то в нём хрустнуло в этот момент. Она так была похожа на свою мать. Содзиро поднял правую руку Конаты и обнюхал её блестящие на свету пальцы. Такой приятный аромат.       Содзиро поднял Конате руки над головой и погладил её щеку. “Такая мягкая и приятная… Кона-чан, я знаю, что совершаю нечто неправильное, но ты так похожа на неё”. Именно в этой зазывной позе обычно лежала её мама перед страстным горячим сексом. Содзиро начал обнюхивать свою дочь, он проходил носом каждое место, до которого мог добраться в этой её позе. И везде запах был замечательный.       Он робко дотронулся до киски своей мирно спящей дочери, провёл пару раз пальцем по клитору, а затем запустил пальцы внутрь, где всё ещё было мокро.              — Как же я был удивлён, увидев, что ты всё ещё девственница. А ведь секс это механизм снятия стресса и получения удовольствия, он очень важен для девушек. Как твой отец, я не могу дать тебе спустить свою молодость. Надеюсь, ты извинишь меня, Кона-чан.       Он смотрел с лаской в глаза своей дочери и мило улыбался. Коната же была в ужасе. Она пыталась вытащить ноги и освободить руки.       — Я купил эти нейлоновые верёвки специально для этого утра. Я знаю, ты будешь дуться на меня пару дней, но затем простишь.       — Отец, пожалуйста...       Ужас рос внутри Конаты. Содзиро поделился с дочерью своими мыслями. Он считает, что Кона-чан просто боится первой ночи и не сближается с мальчиками, но мальчики это очень важная часть в жизни девочки. Поэтому Содзиро поможет ей с первой ночью. Это будет первый и последний раз между ними.       — Кона-чан, расслабься. Я буду нежен. Я уверен, мама бы поняла и поддержала бы меня.       Содзиро начал целовать шею своей дочери, отвернув в сторону роскошные густые волосы, затем поцелуями спустился по руке и вдоль позвоночника.       — Папа, ты переиграл в симуляторы свиданий… Не надо!       Содзиро поцеловал дочку в попу и рукой дотронулся до киски. Коната вздрогнула и попыталась вырваться вновь. Первый ужас прошёл, и от обиды на глаза начали наворачиваться слёзы. Сейчас её отец, пытаясь сделать как лучше, заберёт её невинность против её воли. И она совершенно этого не хотела. Разве что в очень и очень глубоких запертых на дне сознания фантазиях.       — Тссс, Кона-чан. Кона-чан хорошая девочка. Такая взрослая. У тебя уже есть волосы там, ты по вечерам ласкаешь себя. Не волнуйся, я помогу тебе сбросить последние оковы невинности.       Содзиро начал ласкать её двумя руками, одной натирать киску, а второй — крутиться около клитора. Её мама, Каната, очень любила, когда он так делал. У него не было никаких сомнений, что дочери это тоже понравится. Коната не прекратила просьбы, а между тем для неё самой становилось всё очевиднее, что её киска стала предательски намокать. Отец ласкал её умелыми руками по юному чувственному телу, она бы ни за что не победила в этой битве. “Это… отвратительно, но если он продолжит, я не смогу сопротивляться. Меня в первый раз трогают ТАК”. Девичьи соски, теревшиеся о покрывало, были уже твёрдыми.       — А может быть это я виноват в том, что в юном возрасте показал тебе эроге-игры? Может из-за них ты осталась одна? Может скоро ты превратишься в majo, твои прекрасные волосы растреплются, а под глазами появятся круги. Тогда я с радостью возьму вину на себя. Я виноват перед тобой, Кона-чан.       Руки Содзиро уже дрожали, а взгляд расфокусировался.       — Ты думаешь, я не знаю какие додзинси ты читаешь и какие руты проходишь в первую очередь? Может, ты сама мечтала об этом?       Содзиро сам не замечал как говорил предельно клишированными фразами из эроге-игр.       — Готово, Кона-чан. Внизу у тебя стало очень мокро. Ещё сильнее нам просто не нужно. Посмотри на мои пальцы, на эти струны смазки на них. Не стесняйся, это не твоя вина. Это всего лишь говорит о том, что ты полностью здоровая взрослая леди. В такой ситуации с любой взрослой девочкой было бы тоже самое.       “Что? Что он несёт? Хотя там и правда мокро”, — пронеслось в голове его дочери, и она зарделась от стыда.       — Ты готова? Я про моральную сторону готовности, ведь твоё тело точно готово и почти что само просит какого-нибудь горячего члена.       Последнее что успела подумать Кона-чан, это то, что она слышала эти крайне шаблонные реплики в очень плохо написанных эроге-играх.              Коната всё также лежала на кровати, её ноги свисали со стенки и были привязаны нейлоновыми лентами. Содзиро стоял рядом с головой Коны-чан. На глазах своей дочери, он спустил с себя штаны с трусами, и глаза Конаты расширились от удивления и ужаса. “Он, что, в меня ЭТО засовывать будет?”       Содзиро нагнулся вниз и вытащил из кармана штанов презерватив, о котором совсем забыл. Разорвав упаковку, он натянул презерватив на свой твёрдый нефритовый стержень. Он специально делал это у Конаты на глазах, чтобы она знала что сейчас в неё войдёт. Всё таки её мама выбрала его не только из-за его прекрасного характера.       — Это очень важно, я хочу чтобы ты знала: я специально не стал это делать, пока ты спишь. Потому что я отношусь к тебе с уважением. Я бы мог просто накачать тебя таблетками, а на утро ты бы проснулась голой в своей кровати, уже без плевы. Я так не делаю, именно потому что я уважаю тебя, Коната. Но при этом я не хочу чтобы ты пропускала такие важные вещи в жизни каждой здоровой девушки, как секс. Я делаю это ради тебя.       Содзиро опять подошёл к попе Конаты и опустился на карачки. Он раздвинул ягодицы, чтобы детально разглядеть прелести дочери, уже в последний раз. Он путешествовал пальцем по расщелине между ягодиц, несколько раз проходя мимо ануса, раздвигал половые губы и наслаждался видом и ароматом нежной юной мокрой киски, сжимавшейся в ожидании. В последний раз папа осматривал так её ещё до того как у неё появились первые волоски. И к девушке вместе с ужасом пришёл ещё и стыд. Отец явно в деталях хотел рассмотреть все самые приватные и грязные местечки и, что было самое страшное, он мог свободно этим заниматься. Кона-чан, нехотя показывавшая ему своё тело, сделать с этим ничего не могла.       Раздвинув киску ещё шире, Содзиро припал к ней языком. Коната даже испугаться не успела, когда что-то влажное прошлось по внутренней стенке её природных активов. Коната издала нежные звуки, и её отец, довольный таким результатом, продолжать вылизывать её киску. Хотя это и происходило против её воли, девушке изо всех сил становилось всё приятнее. Свести ноги у неё не получалось, выпорхнуть из нейлоновых пут — тем более. При каждом лизке Коната вздрагивала и выгибала нежную спинку. А сквозь сжатые зубы прорывались стоны, всё больше и больше напоминающие стоны удовольствия. Содзиро стал лизать ещё активнее. Ласкать языком киску своей дочери оказалось очень приятно.       Внезапно Коната ощутила, что всё закончилось. Рук на своём теле она не ощущала, вагину никто не лизал. Кона-чан даже, не в силах сдержать себя, выпятила попу в зазывном жесте, но почти сразу, вернув самообладание, вжала её обратно в подушку. Это время девушка решила использовать для того чтобы отдышаться. Она успела сделать только три глубоких вдоха перед тем как её киску снова развели большими пальцами. И почти сразу же Содзиро резко вогнал член во влагалище своей дочери. Коната не успела напрячься, она сначала округлила глаза от испуга, и только через секунду пришла боль и осознание.       — Нет, папа! Нет! Неееет! Папочка, неееееет!       Подержав член внутри десять секунд и дав дочери прокричаться и привыкнуть к новому чувству, Содзиро положил свои руки на связанные руки дочери, чтобы удержать её в кровати и начал медленно засовывать и вытаскивать свой член, подольше оставляя член заведённым до упора. Затем он начал ускоряться до одной фрикции в три секунды и решил оставить этот темп до конца. Из глаз Конаты лились горькие слёзы, она рыдала навзрыд, но её отца это не волновало. Только что её невинность забрали самым варварским способом, к тому же это был её отец, самый близкий из людей. Всё потеряно. Первый поцелуй, первые обнимашки, первый петтинг, первое куни от своего парня. Всё это было отнято насильно, против её воли. Предательство, совершённое её же отцом. Её накачали снотворным, связали и цинично использовали, как вещь. Ей оставалось лишь рыдать от жалости к себе.       — Всё, Кона-чан, я заканчиваю.       Сделав ещё с десяток фрикций, Содзиро вогнал член до упора и оставил там. Коната чувствовала как член её отца пульсирует в ней, пока он упирается ей в руки, макая девушку лицом в мокрое пятно от её собственных горьких слёз. “Мммм”, — не смог Содзиро сдержать наслаждения. Сделав ещё три фрикции напоследок, папа вытащил член и убедился, что презерватив не продырявился. Затем он сел перед попой Конаты, развёл её киску и тщательно осмотрел результаты своей работы. Девушка не сопротивлялась, делать что либо было уже поздно. Со строением и геометрией половых органов своей дочери он уже ознакомился и показать больше чем он видел было просто нельзя. К тому же Коната хотела чтобы это всё закончилось побыстрее, ей оставалось лишь смириться и ждать.              Отец взял нож, лежащий под кроватью и разрезал с ног нейлоновые ленты. Кона-чан сразу поджала их, прикрыв ими попу. Содзиро положил нож обратно и, взявшись за талию, поставил дочь на ноги. Коната отводила взгляд от отца, она не хотела сейчас на него смотреть, и всё ещё плакала.       — Развяжи мне руки, пожалуйста.       — Сразу после того как мы помоемся.       Взяв дочь за талию он пошёл с ней в ванную. Коната хотела сопротивляться, но поняла, что это не имеет смысла.       В ванной комнате отец начал набирать воду в ванну, пока Коната стояла рядом, смотрела на это и тихонько продолжала плакать. Отец помог Конате подняться внутрь эмалированного судна, поднялся вслед за ней и уселся на спинку, потянув девушку за собой, давя ей на плечи. Кона-чан сидела между его ног, как в далёком детстве. Отец намылил мочалку и стал обтирать дочку спереди, уделяя особое внимание её киске. Крестцом девушка чувствовала твёрдый подрагивающий член старого извращённого отаку. Казалось, это был бык, пышущий паром из ноздрей. И он сейчас сорвётся и набросится на тореро.       — Папа, я руки почти не чувствую.       — Сейчас-сейчас. Извини.       Содзиро развязал узелок и стянул ленту с рук Конаты. Руки вновь начали наполняться кровью, а отец продолжил лапать девушку и проходиться по её юному нежному телу мочалкой. А сам он щекой тёрся о шею девушки, убрав волосы в другую сторону.       Отмыв ей спинку, ноги и пяточки, папа предложил помочь ей помыть волосы.       — Митэ-митэ, Кона-чан.       Коната проигнорировала эту отсылку к рекламе. Шутить ей сейчас совсем не хотелось.       — Хорошо, — грустно сказал Содзиро.       Он вытащил пробку из ванны и смыл с Коны-чан всё мыло с помощью душа. Затем поднялся из ванны, подхватил дочь под голую попу, не забыв жамкнуть пару раз и поставил на пол. Затем набросил на неё огромное полотенце и хорошенько всю её вытер. Всю.       Потом он взял на руки Конату, завёрнутую в полотенце и понёс в её комнату. Хотя девушка и подхватила отца за шею, но смотрела себе на грудь, избегая взгляда.              Отец оставил её на кровати, поцеловал в лоб и положил перед ней её телефон, чтобы ей не надо было вставать. Затем накрыл её одеялом и ушёл, оставив в комнате одну.       Коната разблокировала телефон. “И что мне написать Кагами? Привет, сегодня меня изнасиловал и лишил невинности мой отец?”