Скажи мне эти три слова

2018 27 марта Ты уже месяц не появляешься на тренировках. Последний раз мы виделись после олимпиады. Но когда все мероприятия закончились и нас наконец оставили в покое ты почему-то исчезла. Сначала не ответила на ежедневные сообщения с утра, не пришла на тренировку, не отвечала на звонки. Я пыталась достучаться как могла, ответа нет. На все мои вопросы к тренерам, к девочкам ответ один — не знаем, ничего не говорила. Кажется, будто тебя и не существовала вовсе, всем было все равно, есть ты или тебя нет. Но не мне. Я тебя помнила, помнила ту Женьку, которую любила больше жизни. Раньше такого не было. Ты никогда не исчезала без предупреждения. В любой момент, что бы с тобой не происходило ты всегда находила время ответить мне, и весь мир подождет, лишь бы я не переживала. Я все понимала тогда. Понимала, что ты разбита, что не хочешь меня видеть, не хочешь меня знать. И от этого понимания становилось больно до безумия. Я все понимала, но не принимала. Не давали принять новую нашу реальность воспоминания. Воспоминания где я маленькая с придыханием смотрю как ты крутишь три-три-три, воспоминания как ты впервые заговорила со мной, воспоминания как мы ночевали вместе. И одно самое главное воспоминание — признание в любви. Помню, как я маленькая четырнадцатилетняя девочка с трясущимися коленками подхожу к тебе и говорю. Говорю не впопад, толком не осознавая. Помню, как полились обжигающие слезы от обиды и злости на себя. Ведь это не правильно — любить подругу. Помню, как ты сжимаешь меня в успокаивающих объятиях, поглаживаешь по спине как всегда, и тихо шепчешь на ушко. Шепчешь о том, что все нормально, что так бывает и это не странно, что мне не нужно себя винить. А потом ты целуешь меня. Это был такой детский невинный поцелуй, но он сказал куда больше всех тех слов, что я знаю. Для меня оставался один вариант — ждать. Очень хотелось приехать к тебе домой, достучаться до тебя, кричать о своей любви, и я даже однажды пришла к твоему дому, но позвонить так и не смогла. Просто в один момент поняла, что тебе это сейчас не нужно. Ты нуждаешься в лечении, а на это требуется время. Время побыть одной и понять, как действовать дальше. Я поняла это только тогда, но писать не перестала. Все писала и писала каждый день, а сообщения оставались не прочитанными. Я ждала, когда ты разберешься в себе и сама напишешь мне, что готова поговорить. В ожидании прошло три долгих месяца. А я все продолжала каждый день писать, ответа так и не было. Как сейчас помню, был май, самое начало отпуска. Я лишена возможности работать, поэтому все мои мысли о тебе. Не выдержала, собралась и поехала. Знала, что медлить нельзя, а то снова передумаю. Быстро поднявшись по лестнице звоню в квартиру. Тишина. Похоже никого нет, но я не сдаюсь, не привыкла. Звоню еще и еще, слышу тихие крадущиеся шаги, кто-то смотрит в глазок и тяжело вздыхает. Кажется, мне не рады, но это понятно. Замок щелкает и дверь открывается. — Здравствуй, Алин. Ты к Жени? Её нет. — устало произносит твоя мама. Черт. И где тебя носит. По её глазам сразу видно, я не должна была приходить, а ведь раньше у нас были хорошие отношения, вечера втроем проводили. Но это было раньше, сейчас все по другому. — Здравствуйте, Жанна, а когда Женя вернется? Я хочу поговорит с ней… — неуверенно. Алин, какая же ты дура. — Не скоро еще, ты домой едь, я ей передам, что ты заходила. И все. Даже ответить не дала, а просто закрыла дверь на замок, четко давая понять, двери этого дома для меня закрыты. Я развернулась и ушла. Но писать не перестала. Надежда умирает последней, я вот уже как 3 месяца мертва, спасает только она. Я целыми днями сидела дома, места себе не находила. Прокляла, кажется уже все, что только могла. Прокляла чертову олимпиаду, чертову Тутберидзе, чертову медаль и себя. Все напоминания о олимпиаде убрала в коробки, лишь бы не видеть. Даже медаль кинула на самый низ. Мама не понимает, говорит, что должна этим гордится и все достает эту медаль и показывает всем. Кричит о моей боли. А я ведь тогда такая маленькая и глупая была… 17:03 Привет Откроешь? Сообщение прочитано моментально. Срываюсь с кровати и бегу к двери. Сейчас не волнует ничего, лишь бы скорее увидеть твой взгляд. — Привет, заходи. Ты киваешь и молча проходишь в квартиру. Что-то изменилась. Все те же волосы, даже запах тот же, что и раньше. Глаза. Все такие же большие, но потерявшие ту искорку, любовь к жизни. Проходишь в комнату, осматриваешься и цепляешься глазами за неё. Золотая медаль просто лежит на столе. Выглядит как будто ей любуются каждую секунду и не выпускают из рук, как насмешка. Мама опять достала. — Мама сказала ты приходила. Поговорить хотела. — Женя смотрит мне в глаза и пытается улыбнуться. Получается плохо. — Да, садись. Сидим, смотрим друг на друга. И слова просто вылетают из моей головы. Внутри пусто. — Ты не отвечала на мои сообщения. — это даже не упрек. Просто факт. — Да. Не хотела заходить в социальные сети и читать весь бред, что там пишут. Врешь. Каждый вечер я видела эту надпись «online». От этого еще больнее. А еще те фотографии с шоу в Японии. Ты выглядишь там такой счастливой, но только выглядишь. Я то тебя хорошо знаю, знаю, что улыбка — фальшь. — То что я писала тоже бред? — не сдержала. Хотела спокойно поговорить, а уже сыплю обвинениями. — Нет. Твои слова всегда были важны для меня. Но ты ведь уже не малышка, все понимаешь. — не малышка. Ножом по сердцу. Ты говорила, что я всегда буду для тебя малышкой — Нет, Жень, не понимаю. Больно, обидно. Это я понимаю, но что я сделала? Это же спорт… ты всегда говорила, что спортсменки мы только на льду, так почему не оставила вражду там, в Пхенчхане? Или это правило действовало только пока выигрывала ты? Я еще не верю, что наша история закончена там. Надежда еще жива. — Какая же ты маленькая и глупая. Ты украла у меня все! Понимаешь? Ты воровка, которая украла у меня не только медаль, ты украла мечту, мою жизнь. Неужели это не понятно? — Украла?.. Женя, я ведь тоже работала. Ты и сама видела как я убивалась об этот лед! Видела же? И все. К чертям. Алина хотела быть доброй, хотела быть понимающей. Но Алина была обижена, была зла. Эта злость тогда сковала все, не давала мыслить здраво. — А ты не видела? Не видела, что это должна быть моя медаль? Что ты мешаешь всему? Все это понимали, одна ты дура, вцепилась и считаешь себя героиней. Тебя никто не любит Загитова, все любят меня! Поняла? Ты никому не нужна со своим купленным золотом! Ты просто ноль, однодневка. Ты победила только потому что я была с травмой! Не честно, по предательски! Мы обе вскочили на ноги. Каждое слово — шрам. Она била по самому больному, и знала это. — Ты просто жалкая, Медведева. Хочешь это? — Алина взяла со стола медаль. — Так надо было работать, а не плакаться, что у тебя все болит. Закончилось твое время, на пенсию пора, а ты никак смериться не можешь. Ты больше ничего не стоишь! Ты никому не нужна! Ни федерации, ни Тутберидзе, ни мне. Никому Медведева, скажи спасибо, что мать родная тебя не осуждает за твою слабость. А я выиграю тебя еще не раз, ты всегда будешь слабее. А надо будет и четвертные запрыгаю, а вот тебе это уже не светить. Вся поломанная… Мне кажется я бы тогда говорила и говорила все самое обидное, что могла придумать, а Женькины глаза все продолжали наполняться слезами. Но она выхватила мою золотую медаль из рук и швырнула в стену. — Подавись. И ушла. На этот раз точно навсегда. Злость и обида сразу испарились, осталась только огромная убивающая вина. Я присела на пол и задыхалась от слез. Это не правильно, так не должно быть. Мы же любим друг друга, мы должны были поговорить, успокоиться и дальше строить отношения. Женя, ты ведь обещала, перед олимпиадой, ты дала мне слово, что мы всегда будем вместе, а сейчас уходишь, швырнув боль мне в лицо. Я сама виновата, это все я, я, я, я, я, я… В голове шум, по лицу текут слезы, а внутри буря состоящая из вины, осуждения, ненависти, гордости, раскаяния, обиды, злости, усталости. Внутри сумасшествие.