Feel So Good on Interrogation

— Ха, вот оно что… ну и чего спрашиваешь-то, если в курсе моего позывного и настоящего имени, которое заархивировано только в одной организации, и на которое я не отзываюсь уже сто лет. Время тратишь, как хуй знает кто. И раз уверен в тех убийствах, то… тебе должно быть известно всё обо мне. Никаких гарантий, никаких вероятностей, ничего из того, что побудило бы предполагать разные варианты — плен на то и плен, что можно ожидать только одного, в том числе с «вынужденным стукачеством», за что обычно пленившие убивают охотнее. Дана ли агентам смекалка в том числе непосредственно для того, чтобы выбираться из любых ловушек, вначале переиграв злодея в его суждениях и мотивах покончить с тем, кто схвачен им? Что ж, причинам не нужно быть банальными или железобетонными, пусть сколько угодно пойманный мог убеждённо знать, что невиновен. У схватившего своя правота, и плевать он хотел на попытки схваченного убедить его в своей непричастности. Но насколько «забавным» оказался бы тот случай, когда пойманный понятия не имеет, за что его… тогда как на самом деле допустил непоправимое? Что она совершила того, за что теперь перед ней показательно устраивается негласный и незаконный, так называемый справедливый суд. Быстрее переходи к делу… и только попытайся устроить мне пытку членом! Потому что я и засмеяться могу с твоего орудия, а не рыдать, что ты против воли начнёшь трахать меня. — Сучара, об одном я только позволю себе забыть, как о страшном сне… Примерно так же, как ты забыла о своих преступлениях под носом у ШУШУ и ЦРУ, рыжая тупая бестия. Что ты можешь не просто оказаться среди толпы лезбух, будто сошедших в реальность с обложек журналов, а собрать их у себя, как коллекцию живых куколок, чтобы вы лизали друг дружке и под ваши хвостики засовывали страпоны. Ну да, Обаяние могла развлечься… допустить в свои часы и сутки отдыха интимный досуг со своим полом, ему вообще какое до этого дело? И вообще, месть ли, или личная неприязнь на какой-то мифической или даже логичной основе… ведь она всё больше понимала, о чем говорит этот оборванец в такой-то одежде из такой-то ткани. Несмотря на то, что ужас всё дальше проступал внутрь везде помятой леди лисы, она решила, что это больше не от того, что ей, возможно, всё же следует подготовиться к попыткам изнасилования, будто это некая неизбежность. Опять же за что конкретно, чёрт бы побрал, или взятие женщины, чтобы насадить на член, всё ещё не требует сакральных поводов, кроме едкого чувства похоти к идеальной красоте? Но, хоть этот чудак, или мудак, говорил общими словами, будто шифруясь, он обращал этим самым сказанное в загадки, чтобы она в одно мгновение оказалась уверена, за что он прижал её здесь. — Мне кажется, или… да с хуя ли кажется, ты больно слишком много знаешь для того, кто намеревается просто убить, прежде вытащив из узника всю информацию. А уж про это знает совсем немного людей… — Ты что, тупая, ёбаную твою пизду, нет? Я уже говорил, что твоё досье прочитал… Занервничал и заерзал, но будто это помогло бы ей стянуть с него все его мотивы, словно одеяло со спящего. Она, конечно, пока не дразнила его и не то чтобы оскорбляла. Только его психическая нестабильность как последствия её неправильного подхода к раскрытию преступника, как открытой книги, может скорее побудить к нежелательному действию над ней, чем взрастить в нем желание рассказать всё… но после в итоге всё равно прихлопнуть, как муху. Лиса, стараясь быть немного более сдержанной, всё же не могла придумать ничего лучше давления на него со своей стороны. Видела в изображении его мнимого спектакля на тему вторжения в частную жизнь и сексуальные предпочтения поводы сыграть хотя бы на извлечение большей информации, да так, чтобы у этого типа одномоментно словно развязался язык и она бы попыталась обратить её против него. — А разве там слова о сексуальных предпочтениях если и есть, то расписаны ли они на целую страницу, судя по тому, что ты знаешь? Я догадываюсь, кто ты… точно из тех, кто может сейчас изображать плен, как задание на проверку сохранности секретности известных мне данных по громким делам или готовящимся заговорам. И даже если ты не из этих, и реально маньяк… то пешка, а настоящий из этих наверху над тобой, не в буквальном смысле. Сам похититель, устав слушать такие, как он посчитал, «бредни» и пустые рассуждения, как он считал, поплывшей кукушкой, теперь точно не знал, смеяться ли с услышанного или недоумевать. Значит, сейчас агенты «доброй» стороны забалтывают так, что дважды два очевидно будут не сходиться вместе? Кажется, он всё больше склонялся к тому, что лучше бы эта рыжая дамочка, которой всё же будет жаль портить мордочку, груди и бедра, не распиналась и не выставляла себя позорищем, неясно на что надеясь таким поведением. Но, в самом деле, стоит удасться выставить себя сумасшедшей, будет ли она отпущена, или всё же «опущена», как женщина? Не дававшая согласия на секс, тем более перед тем, кто усыпляет, как если бы дал дубинкой и потащил за волосы, что имело место быть и в современности. Да, секс, который не что иное, как посягательство на её честь, а не высшее проявление любви. Пусть она любила проводить время за интимной романтикой в постели частенько с одними и тут же с другими… сейчас это неважно и неуместно. Честь женщины, однако, всё же схожа с мужской, тогда как различие в основном в физиологическом аспекте. Что не означает проникновение члена в мужчину, живущего по тюремным «здравым» понятиям, которые ни разу не будут близки гомосексуалистам. Хотя и мало какая женщина позволила бы проникнуть в её зад, будь у неё достаточно сил, чтобы хотя бы двинуть по обнажившимся болтающимся яйцам. — О, даже если я начну резать тебя по частям, чтобы ты говорила… это тоже будет напоминать тебе о ком-то, кто позволил с тобой такое допустить? Будешь считать реальное отрезание твоих сисек или носика тренировкой? Чё ты опять несёшь вообще, а… обаяние и тупость? Начал прикасаться к её подбородку, чтобы задеть даже этим простым жестом… вот только между незнакомцами это опять же посягательство на личное пространство, за что последовало бы пояснение в лучшем случае заменяющими мат словами. Вот только в плену фиг женщине будет дана возможность даже пытаться вырваться, пока долбаный на голову насильник не закончит, ещё и не забыв кончить внутрь напоследок. Сколько угодно плен ради одного лишь изнасилования может быть туп и примитивен, но не оттого ли всё ещё действенен? Чёрт возьми, пусть уже, перевозбужденный, выкладывает «на стол» всё, что ему известно — как типичный злодей герою, который вечно не будет знать наперед, что у контактирующего с ним негодяя на уме, пока тот сам не скажет всё в подробностях. Вот только неспроста происходит так, что сначала этот тип в маске и натуральных мешках для овощей побуждает её саму вспомнить её «грехи». — У-у-упф, нравится ли тебе, большая лисья пиздёнка с такими потрясающими бедрами, когда настаёт ощущение, что их тебе скоро по кусочкам отрежут… на корм собакам с пола? Ты вообще умеешь следить за своими словами, страстная, пламенная… и вообще воспринимаешь значение последствий своих решений и действий? Однажды из-за тебя погибла целая семья… ну и что же дальше? Она вспомнила это, как ясный день… на его удивление чуть не приступив к тому, чтобы отсмеяться ему в сокрытые шлемом глаза, хотя это слишком уж неудачный повод выставить такое откровение как какую-то шутку. Так ли нужна отличная память, запоминающая не только самое роковое, но и что серьезно запечатляется в уме… что может прокручиваться в голове не один раз? У такой красотки, как она, в излюбленном ею латексе, пусть костюм из него якобы стандартная униформа подосланного правительством шпиона, хватало достаточно навыков и закрытых агентских уроков для тренировки мозга. Но когда серьезных случаев в целом больше двухсот, и кто только не становился подозреваемым, в том числе действующие с углов других стран враги одного народа и континента… Столько и агенту будет непросто запомнить, особенно при большинстве завершенных дел с этого списка. Ведь незавершённые продолжают оседать в памяти как раз для попыток и способов их окончательно разрешения со всеми доказательствами и проведениями параллелей со связанными событиями. Однако полностью раскрытые случаи, когда за решетками сидят виновные, а не наоборот из-за того, насколько суд может быть подкупен любой взяткой, нет нужды держать в голове после обнародованной официальной версии. — Замолчи-и-и… ох, замолчи, пидорас, ты и про это разнюхал! Замолчи о том, о чём понятия не имеешь, в этих твоих досье, не знаю, у кого ты насосал даже не на четверть того, что обо мне расписано. Чёрт возьми, аж интересно стало, за сколько тебе могли продать липу или что ты сделал для этого, чтобы обвинять меня и угрожать пытками ни за что! Мало конкретики почти без учёта самых важных деталей… не смей обвинять в том, о чём не знаешь всех подробностей. Чета торговцев оружием и последними сводками, снаружи выглядящая приличной хрестоматийной семьёй с детьми, будто серьезно как типичные постояльцы воскресной службы. Мало того, что не должно считаться чем-то удивительным, у мужа и жены «на людях» есть работа для прикрытия, скажем, основной деятельности. Как если бы, опять же вспоминая пусть и киношные, но забавно выглядящие случаи, когда церкви, проводя богослужения, подпольно толкают наркоту знающим, где её зарыто как бы не больше всего. Будто в «дом Бога» лишний раз не будет соваться наряд полиции из отдела наркоконтроля. Как и во владения тихо-мирно поживающей семейки, атмосфере верности и приторного единения душой и сердцем между каждым членом можно немного позавидовать тем, кто привык видеть мир в основном аморальным и окончательно разобщённым. — То, что они продавали оружие в две стороны? Будто этим не продолжают заниматься подпольно всякие мелкие торгаши, у которых на удивление интересные связи, чтобы ракетными комплексами разбрасываться перед теми, кто платит? — Ага, просто потрясная у тебя логика, враг мой, если даже тебе словами объяснять, что стоит такому вскрыться… от ШУШУ последует немедленная реакция задушить этот бизнес. И их, отца и мать со взрослым пасынком посадили бы за решетку на длительный срок, но… Дерганьем она немного смахнула свои рыжие локоны, будто без этого фырканье вслед схватившему не будет слышится ещё более убедительно. Пусть на самом деле лиса всего лишь попыталась смахнуть несколько волос подальше от её глаз… какое ещё отношение может быть к тому, кто схватил, насильно удерживает и разглагольствует, заставляя чувствовать ложную вину? Всё-таки, сколько бы она, как достаточно хорошо владеющий ближним рукопашным боем агент, ни желала дождаться момента, что с ней будет что-то совершено… это чревато, это опасно, этого нельзя ждать специально, тем более с сопровождающимися провокациями! Но и не сопротивляться изнасилованию — не то же самое, чтобы изначально избежать его, огрев голову чем-нибудь тяжёлым и увесистым вроде кирпича. — Но что, а… ну-у, умница, ты мне снова начинаешь безумно нравиться, продолжай. Что дальше, аж не терпится, чтобы ты опять наступила на меня большей осведомленностью в фактах! Стало быть, я, для тебя преступник, нихера не знаю, тогда как тебе известно всё, так что ли? Опять бредни, опять не основанное ни на чём пустое хвастовство, которое ничего не объясняет… всего лишь какие-то общие картины чего-то. Но будто совершаемое изнасилование, чтобы долго не томить «ожиданиями» серьезно морально готовящуюся лисью молодую женщину… к этому? Или же к тому, что она может быть порезана на лоскуты просто потому, что это его больное хобби, как предполагаемого женоненавистника? Будто одно и второе в чем-то лучше хотя бы потому, что не растрачивает её время, когда ей ни разу не улыбается оставаться здесь. Да никому бы схваченному против воли это нисколько не пришлось бы по нраву! Чёрт, неужели ещё кому-то предпочтительнее считать, что ожидание хуже самой пытки? Да кто так вообще будет думать в здравом уме! И даже если преобладает уверенность в своих силах, чтобы нагнуть самой и нейтрализовать, отправляя в наручниках ко всему рассаднику преступности всего города… всегда ли это помогает, пока он железно убежден, и оттого так просто не подставится? — Хм-м, помятая мною, и твои огненные волосы так растрепались, а всё ещё выглядишь секс-бомбой. Ведь сиськи в одежде так просто не деформируешь… хотя да, я ещё ничего такого не сделал, чтобы ты умоляла меня со слезами сохранить тебе твою внешнюю красоту. Ведь тебе ещё стольких криминальных собак необходимо будет разговорить своей вагиной… их спаивание до хрюканья и блевотины уже давно не работает? — Прекрати пиздеть так, будто давно знаешь меня! Конечно, нельзя отрицать факт, что часто насильники женщин — знакомые им прежде люди, даже не беру в расчет родственников, вроде отца или старших братьев. Чёрт, а если ты правда один из моих… давай-ка тогда, браток, хоть посмотрю на то, чем ты меня насиловать собрался. Один хорошо известный ей случай, конечно, мог ничего не значить, пусть даже он показательный. Ведь та благодатная семья не вкладывала миллионы за продажу оружия в свой участок, где жила в городе и принимала разных гостей. От типичных друзей и знакомых, которые не могли похвастать ничем, кроме свободной гражданской жизни и следованию законам, до клиентов, некоторые из которых приходят лично, в основном, чтобы забирать договорные накладные. А если этот… хрен пойми кто в этой маске и в этом тряпье разного цвета, пусть насчёт запаха его тела она, малость сьежившись, начинала понимать, что он ей больно знаком… Блядь, а если он знает о всём том, что она, Леди Обаяние не только за красивые глазки, изысканные духи, чудесную укладку волос даже при летящих в неё пулях и богатый опыт в постели, «подставляла» приближенных к правительству и военному правлению? Чтобы устранять их не по регламенту исполнительных приказов ШУШУ или агенства мировой национальной безопасности? — Ты совсем ебанутая без всяких изнасилований, что ли? Тебе настолько плевать, с кем трахаться даже просто так? Какой же это тупой предлог выявить, может ли насильник совершить секс против воли женщины, если она съязвит, что ему нечем трахать. Во-первых, уж сильно напрашиваешься, тем более не выслушав меня до конца, а во-вторых, куда больше кайфа насильник будет испытывать, пока жертва орет под ним неважно от чего. Лучше, конечно, от страха, пока влага в вагине продолжит хлюпать, а значит, тело всё-таки не может сопротивляться природе даже на грани смерти. Хлопает по столу ладонью так, что лиса, съёживаясь, немного дернулась и чуть не подпрыгнула… могли ли сработать шокеры с проволокой в эти секунды, чтобы начинать её полосовать? Она поняла бы этот жест, даже если он не значил бы ничего, кроме его выплескивания злости с не слишком гладко идущей сговорчивости с «виновной» за что-то там пока необъяснимое. Но через некоторое время Ингрид, или Обаяние, заметила четыре распечатанные на профессиональной бумаге фотографии… Совсем скоро, возможно, пожалея о том, что увидит там, она будет вынуждена под его приказами быть исполнительной и внимательной к деталям видеть натуральные кровавые месива из изрезанных, взорванных или распиленных… После судорожно гадая, были ли эти жертвы жителями её родного Сент-Канара и чем они занимались. Чёрт, неужто ли это могли быть те четверо «политиканов», смерть которых этот красноглазый в дешёвой ткани прямо вменял в вину, пытаясь вдолбить эту мысль в неё не самыми этичными методами? — Впрочем, взглянешь на мой хер, когда поймёшь, за что я хочу тебя… советую внимательно рассмотреть эти фотографии из материалов дел, к которым ты можешь подумать, что непричастна. Так что сегодня ебать тебя, дорогуша, не моя цель. Как бы я порой ни был рад временами перекрывать свою гениальность, чтобы идти напролом и мне никто бы ни был указом.