Силенциум

      Логические цепочки в сознании Дотторе рушились. Не получалось думать. Не получалось вычислять. Всё возбуждение и внимание собралось вокруг языка Панталоне, который запомнил реакцию его тела в прошлый раз. Член налился кровью сильнее, толкаясь в пальцы Панталоне.       Край сознания удерживал Дотторе на плаву. С большим нежеланием он высвободился из нежных рук. Ему с математической точностью хватило в полминуты добраться до столика за смазкой и презервативом, снять очки с Панталоне и стащить одежду с онного.       Прильнув к партнёру, Дотторе выцеловывал вензеля на гладкой коже груди. Хирургические пальцы ласкали с нежностью соски, то сжимая, то оглаживая их.       Ладонь захватила чужую, разворачивая к губам, и очень интимным жестом, с чувственным эротизмом Дотторе поцеловал её, далее поскользил губами на сгиб запястья в районе лучевой вены, поцеловал ямку локтя. Острый язык прошел по ключице, заканчивая очередным поцелуем. Жаждущая плоть прижалась к плоти. Но Дотторе сделал чуть глубже вдох, чуть дольше выдох и не спешил, желая растянуть дурман вожделения.       Панталоне вело от нежности. Он обхватывал ладонями плечи, гладил, касался волос, собирая те на затылке. Подставлялся, выгибался, закрывая глаза. В них вновь скапливалась влага от переизбытка чувств. Стресс покидал тело.       Вздыхая от каждого касания, Панталоне подцепил стопой брюки мужчины и стянул те ниже, до конца, сгорая от такой близости. Необъяснимая чуткость.       — Как же я хочу тебя… — выдохнул он жалобным тоном, не в силах сопротивляться наваждению.       Озвученное желание опьяняло, стукнуло Дотторе по затылку, завязалось в узел внизу живота и затопило сознание. Выпрастываясь из всей оставшейся одежды, Дотторе продолжил ласкать отзывчивого любовника.       Его руки знали как делать приятно, но впервые в жизни он совершал это не механически, не для самоутверждения и не для того, чтобы потешить самолюбие. Как хорошо, оказывается, так отдавать и получать взамен поток искренних эмоций. Они заполняли каждую клеточку тела и разума.       Саднящее чувство под рёбрами в груди растворилось. Химические реакции бурлили в крови, рецепторы посылали сигналы в мозг. Сильные мурашки пронзили от макушки до пяток.       Пальцы щёлкнули крышкой лубриканта, зачёрпывая его. И, не торопясь, погрузились внутрь тела. Губы накрыли уста Панталоне, завлекая в очередной тягучий танец.       Панталоне не стал бы врать, говоря, что его никогда так искренне не любили. Губы раскрылись, спина прогнулась, стремясь познать ласку. Он хотел Дотторе. По-настоящему, без всякой фальши. Панталоне трепетал под своим коллегой, тихонько застонав в рот.       Дотторе отстранился от губ, мазнул по щеке, переместился на шею. Его мучили голод или жажда, и утолить их могло только присутствие Панталоне рядом.       «Ты мой», — била по вискам навязчивая мысль.       Понимая, что тело под ним расслабилось и не сопротивлялось проникновению трёх пальцев, а стремилось и льнуло навстречу, Дотторе отточенным движением натянул тонкий латекс, проникая нетерпеливой плотью, но неторопливым скользящим толчком вошёл до конца, давя на простату. Замер и не двигался.       Глубокий вдох и чуть длиннее выдох.       Он потянул руки Панталоне над головой, переплёл все пальцы пятерней, другой придерживал под коленом. Бёдра совершили волну. Вязкую, тягучую, умопомрачительно чувственную.       Сладострастные волны накрывали одна за другой, накатывая выше, но держались в неизменном тягучем темпе, с каждым приливом безошибочно задевая точку удовольствия.       Панталоне, задыхаясь, ловил губами воздух, съедаемый этим вожделенным, незнакомым пламенем. Сердце билось так быстро, он готов умереть прямо сейчас, в этом наслаждении, раствориться густым дымом.       Стоны рвались на свободу, заполняя комнату, отражались от стен, дорогого металла, хрусталя. Первый раз в этой комнате, первый раз с возлюбленным? Голова кружилась, зависимость пустила глубокие корни, и, кажется, Панталоне ни за что не позволит разрушить эти зыбучие, шаткие отношения.       Тело выгибалось, вызывающий голос порой срывался на крик в такт толчкам, густая слюна собиралась в горле. Панталоне сглатывал её и забывал дышать, не находя себе покоя в этом карательном пожаре.       — Фабьен… — он звал, переполненный наслаждением. — Это… хорошо… очень хорошо-о…       Дотторе слышал, как его имя срывалось с драгоценных уст. Ещё один яркий выброс дофамина в кровь. Сознание унесло за край. Взгляд полностью затуманен и действительно безумен: от страсти, от стремления всецело обладать. Разум повело с пришедшим пониманием, что Панталоне желал сейчас именно Его; что искренне отдавался с неприкрытым, не фальшивым удовольствием. Фабьен хотел слышать, как Цинци стонал его имя, хотел чувствовать, как тот сжимал его при каждом движении.       Волны проникновения разносились всё чаще, член почти не выходил из податливого горячего тела, с бесстыжими шлепками бёдер о бёдра проезжался по простате. Мольбы и всхлипы Панталоне сводили с ума, держаться становилось сложнее, но Дотторе терпел. Отпустил колено, просунул руку и обхватил член Панталоне, лаская не синхронно движениям паха.       Глаза ловили драгоценные эмоции на лице Панталоне. Он видел страсть, желание, наслаждение и что-то ещё. И это что-то он тоже хотел присвоить себе.       Панталоне закинул ноги на спину, призывая быть ближе и глубже. Нежность оригинального Дотторе пьянила круче дорогих вин, была хорошо выдержана, идеально смешана в пропорции безумия и похоти. Идеальный Он.       Сладострастные стоны продолжали вырываться из груди Панталоне. Он дрожал и захлебывался, изнемогая. Звал снова и снова.       Дотторе окунулся в поток эмоций, что дарил ему любовник, и забирал себе, ревностно пряча, запирая на замок. Это принадлежало лишь ему. Бёдра волной наступали всё чаще, член проникал глубже, вбиваясь до упора. Дотторе почти полностью вышел, оставляя только головку, и загнал на всю длину вновь. Он кончил с глухим стоном, утыкаясь в шею Панталоне.       — Ах… Фабьен… — пальцы Панталоне крепче сжали чужие. — Фабьен… мне… я…       Крупная дрожь охватила всё тело, заставив прогнуться крутой дугой и зажмуриться, раскрыв уста в немом крике. Горячее семя окропило ладонь партнёра, их животы.             Дыхание частое, тела подрагивали от оргазма.       Дотторе расцепил замок из пальцев, приподнялся на локте повыше и, не отрывая горящего взгляда, слизал семя любовника с другой руки.       — Мой сладкий, — кончик острого языка скользил по фалангам.       Панталоне открыл глаза, полные дыма, влажные, рассеянные. И первое, что он выловил едва сфокусированным взглядом — ужасно пошлый жест от Дотторе.       — Ох… — Панталоне обхватил бледную, крепкую ладонь и поднес к своим губам, целуя тыльную сторону с лилейной благодарностью. — Тебе говорили, что ты извращенец?       Глаза сощурились, как у хитрого кота, Дотторе ухмыльнулся уголком губ.       — Говорили, — и, предваряя возмущение Панталоне, затянул в очередной тягучий поцелуй.       Маленькая ревность, точно пчела, ужалила по чувству собственничества. Конечно, не удивительно, что Дотторе с кем-то раньше спал. Но всё же. Панталоне укусил за губу, отвечая на моральную боль физической.       — Ха. Ты мог бы и солгать, — глаза закатились в возмущении. Но от того ли человека Панталоне ждал подобного поведения? Он знал, с кем связался.       — Не мог бы, — язык немедленно прошёлся по укусу. В глазах заплескались хитринки и искры веселья.       Подразнить Панталоне? Конечно! Дотторе не упустит такую возможность, даже находясь абсолютно голым, даже после оргазма.       — Ты спросил, я ответил, — он зацеловывал красивое раздосадованное лицо. — Я извращенец и, пожалуй, не буду тебя разочаровывать в этом убеждении.       Дотторе выскользнул из размякшего тела, стянул презерватив и, завязав на узел, швырнул в сторону. Он съехал вниз так, что промежность Панталоне оказалась напротив его лица. Острый язык прошёл по шершавой коже яичек, по шву мошонки, скользнул по незакрывшемуся колечку анальных мышц, нырнул в отверстие, которое блестело от смазки. Облизал внутреннюю поверхность бедра и проделал обратный маршрут.       Панталоне вздрогнул, случайно прикусив собственный язык. Схватился за челюсть, будто это способно помочь! Другая рука вцепилась в простыни, стягивая, и тихий звук, похожий на скулёж, вырвался против воли.       — Доттоле!.. — к щекам приливала кровь. — Плотивоядие. Слочно тащи плотивоядие!       Дотторе поднял голову, отрываясь от смакования. Глаза тут же начали выискивать внешние признаки отравления, пока Панталоне не выдал:       — Я укусил себя!       Дотторе пару секунд моргал, потом уткнулся в бедро и рассмеялся их давней шутке, с которой когда-то всё началось.       — Доктор рядом, — произнёс он вкрадчивым голосом, когда его перестал душить смех. — Есть один действенный способ.       Задыхаясь в собственном смехе, Панталоне повёл стопой по плечу любовника, бросая с напускной небрежностью:       — Ну так примените его и спасите мне жизнь. Станете главным героем Снежной.       Лукавая улыбка раскрасила лицо Дотторе. Острый язык вдруг прошелся по ещё неокрепшему члену, а губы вмиг засосали плоть. Он несколько раз проехался вверх-вниз, прежде чем оторваться и заглянуть в глаза Панталоне.       Панталоне поплыл куда-то, растворяясь в необычных, честно незнакомых ощущениях. Тихо заскулил, щёки опалило красным сильнее, смущение затопило рассудок. Разве так можно?       — Фабьен!..       Дотторе с удовольствием ловил новые эмоции на прекрасном лице. Приник губами к головке, забираясь языком под крайнюю плоть. Постепенно член наливался сильнее и крепче. Фабьен промурчал что-то на фонтейнском, опаляя кожу. Снова прошёлся языком от основания члена вверх, срывая заполошные стоны любовника. Губы сомкнулись в плотное кольцо, проскользили по всей длине. И снова. Язык пощекотал уздечку. Движения повторились по кругу, с каждым разом ускоряясь.       Панталоне не думал замолкать. Вился, сыпал невидимыми искрами из глаз. Он запрокинул голову, разбрасывая завитые локоны по шелку простыней. Таз на подсознании толкнулся в тёплый, мокрый рот. Несильно. Точно пробуя.       — Фабьен, ты точно заслуженный… — сбился, всхлипнув, — извращенец…       Дотторе, подтверждая слова Панталоне, не останавливался, помогая себе рукой. Другая ладонь поглаживала грудь любовника, задевая соски. Хлюпающие звуки продолжали наполнять пространство. Вспухшие губы всё скользили по стволу, язык вырисовывал умопомрачительные узоры.       — Ммм, я не дам тебе уснуть, — прошептал со всей пылкостью.       Дотторе сдержал слово. Спалось им действительно мало. Потому что ему было недостаточно Панталоне. Дотторе будто припоминал ему ту неделю избегания, выжимая из изящного тела все соки, брал снова и снова. Вкладывал не меньше, чем требовал, отдавая нерастраченную страсть и нежность.