Порча на счастье

Мир вокруг замер и сузился сейчас до этих серых глаз, так открыто сверлящих взглядом Антона. Вдох. Выдох. Шастуну кажется, что он слышит звук биения собственного сердца. Сейчас не до той тысячной толпы, скопившейся в огромном зале. Оба просто стояли и в немом шоке рассматривали друг друга. Кто-то из них должен был первым сделать шаг, но не навстречу, а наоборот, в противоположную сторону. Им не нужно было видеться. Никогда. Оба привыкли, что их нет в жизнях друг друга. Женщина и не подозревает о том, что Антон собирается переезжать в Москву, а он не в курсе, что пару лет назад у него появилась маленькая сестрёнка по имени Лиза. Они никогда и не узнают об этом. Да, возможно, вы поняли правильно. Эта загадочная уборщица — мать Шастуна, бросившая его одного, маленького, пятнадцатилетнего подростка одного в огромном городе, и уехала вместе с его отцом в совершенно другой город. Пара вопросов. Злится ли он? Уже нет. Обидно? Да. Больно? Очень. Почему? Он чувствует себя брошенным, никому не нужным. Свет погасили, а человек, которого Антон не мог даже родителем назвать, просто развернулся и направился к выходу из зала. Но так даже лучше. Нихрена. Все так же больно, тоскливо и обидно. А мысль, что сейчас придется улыбаться огромной толпе людей со сцены, ранила сильнее ножа. Лучше сейчас ударить кого-нибудь, начать орать и рыдать в голос, но только не прятать все в себе, практически добровольно позволяя чувствам сгрызать себя изнутри. Но, к сожалению, Антону не впервой проглатывать бури, рвущиеся наружу. «Так надо, так лучше.» — Это привязало нам общество. — «Нельзя проявлять сильные эмоции, всегда быть спокойным, прятать все куда поглубже.» Именно поэтому Антон сейчас сидит и глотает слезы, с неимоверной силой рвущиеся наружу. Нет, нельзя, он не позволит, ведь плач — проявление слабости, а она в свою очередь всегда была для Шастуна чем-то запрещенным. Вдох. Выдох. Не легче. Поняв, что уже находится на краю, он принял решение. — Арс, я сейчас приду. — прошептал он, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Выбежав из зала и даже на время забыв про больное колено, Антон стрелой помчался в мужскую уборную. Забежав в помещение, Антон подошёл к раковине, и, облокотившись на нее двумя руками, сжал пальцами края. «Нет, ты не будешь рыдать. Ты сильный и не с таким справлялся.» Ледяная вода в лицо, и на нем больше эмоций, только одинокая соленая слеза тихо скатывается по щеке к подбородку, приятно щекоча лицо. Это единственное, что сейчас позволил себе Антон. Три минуты простого стояния у зеркала, две из которых Антон примерял маску. Маску, которая не будет изображать никаких эмоций, кроме радости и счастья. Маску, которая не слетит. Маску, которая не позволит посторонним догадаться о том, что сейчас происходит внутри него. А там цунами смертельной силы рушило все чувства, запечатывая их в маленький дощатый ящичек, на котором была прикреплена записка: «Не открывать и никому не показывать». Но никто, даже сам Антон, не знает, на сколько хватит этих тонких деревянных досок, так ненадежно прибитых друг к другу. Казалось, что еще чуть-чуть, и эта маленькая деревянная коробочка разлетится на мельчайшие щепки, выпуская весь поток боли наружу. Выдох. Вдох. Последние умывание. Антон выпрямляется, напоследок оглядывая свое отражение в зеркале. Выглядит довольно убедительно, и это прекрасно. *** Когда номер девятнадцать начал выступать, Арсений с Антоном встали со своих мест и пошли в сторону большой сцены, где их уже ждала помощница. — Ваш номер и фамилии? — спросила она, приветливо улыбнувшись. — Номер 20, Попов, Шастун. — Хорошо, вы выходите следующие. Сначала надо будет в микрофоны назвать имена, город и школу, которую представляете. Дальше сама игра. Правила предельно простые. К вам на сцене подойдет человек со шляпой, вы должны будете вытянуть из нее карточку, на которой будет описано начало ситуации, а вам нужно будет просто разыграть ее. Кивнув и быстро поблагодарив девушку, Антон и Арсений пошли к кулисам. Уже стоя за широкими и большими полотнами из ткани, Антон понял, что не может. Не может выходить, смеяться, шутить. Он надевал маску безразличия, а не счастья. Когда паника уже хотела захватить его разум, из громкоговорителя раздался голос: — Девятнадцатая пара, спасибо! А сейчас на сцену приглашается двадцатый номер из города Санкт-Петербург. Поприветствуем аполодисментами! По залу прошелся жидкий звук чьих-то хлопков, и люди стихли, ожидая начала выступления. Сглотнув огромный ком в горле, Антон попытался натянуть на лицо хоть какую-то улыбку, но, получалось, сказать честно, очень плохо. А Арсений, заметив состояние ученика и по своему его растолковав, просто положил руку его плечо, несильно сжимая, и сказал: — Тош, не волнуйся, все хорошо выйдет, вот увидишь. Этих слов было достаточно для того, чтобы пустить по телу Антона стаю мурашек. Почему он так странно реагирует? Но сейчас это не самое странное. Страннее то, что Антону стало заметно легче, хотя бы челюсть уже не стучала от страха и тревоги. Под громкие аплодисменты пара участников вышла на сцену, на которой уже стоял молодой парень и держал в руке нечто похожее одновременно на шляпу и на мешок. Как только они подошли к нему, юноша взял микрофон и громко начал говорить в него, лучезарно улыбаясь: — Ну что, зал, поприветствуем наших следующих участников! Представьтесь, пожалуйста. — обратился он к Арсению и Антону. Попов, понимая, что его ученик сейчас вряд ли сможет сказать что-либо на такую огромную аудиторию, представил себя и его и отдал микрофон парню, ожидая дальнейших указаний. Что же в это время делал Антон? Стоял и боялся. Боялся до дрожи в коленях, а его сердце раз за разом просто пропускало удары. Толпа, состоящая почти из тысячи человек внимательно наблюдала за ним и за Арсением, но Антону казалось, что все эти люди видят его страх и слабость и смотрят на него осуждающе. Из очень невеселых раздумий Антона вывел голос ведущего, который подошёл к нему: — Хорошо, Антон, выберешь тему для вашего выступления? Тут Шастун понял, что свой страх надо запихивать куда подальше, ведь сейчас он действительно не к месту. Пересилив себя, Антон протянул руку и засунул ее в шляпу, доставая оттуда первую попавшуюся карточку. — А теперь озвучь тему. — подсказали ему и дали микрофон. Глубоко вдохнув, Антон взял его и начал читать: *** Если кто-нибудь спросит сейчас у Шастуна, как же прошло выступление, то он честно ответит, что не знает. Вроде бы, зал смеялся, тема шла гладко, сценка была отыграна довольно успешно. Это если судить со стороны зрителей. А если со стороны Антона… Все прошло как в тумане. Это вроде был он, но в тоже время кто-то другой. Того Антона, разбитого, с огромной раной в грудной клетке и с разорваной душой, он надежно спрятал, заточил в каменный склеп, запретив выходить из него и показываться кому-либо. А за него играл ненастоящий Антон, Антон, которого создали специально для таких моментов. Антон, в котором не было ни капли страха или сомнения, а была лишь лучезарная улыбка и смешные шутки и подколы. Да, огромную толпу и учителя обмануть получилось, но самого себя все никак не удавалось. Противный голос внутри так и твердил: «Антон, но это же не ты. Кого ты пытаешься обмануть?». Больно это признавать, но на этот раз он оказался прав. Подавлять свои настоящие эмоции и настоящего себя было действительно больно, но и Антон не слабый, вроде справился. Но надолго ли, и как скоро все это вырвется наружу, полностью разрушая такой складный образ? Много бы Антон отдал, просто чтобы узнать эту информацию. Хотя бы примерную.