И пусть Галактика горит огнем. Книга 4: Десять Воителей

23.10.300 ПЗЭ, Планета Росби-Прайм, система Росби До сих пор Визерис честно мог сказать, что он не знает, что такое боль. Единственным печальным опытом в его жизни до этого времени был визит к императорскому дантисту в детстве, когда не подействовало обезболивающее — и он вынужден был лежать под холодными серворуками, не шевелясь и не издавая ни звука. И слушая такой же холодный механический голос, уверяющий, что все будет в порядке. Теперь же… Теперь он поблагодарил богов за то, что ему ни разу в жизни не пришлось пережить ЭТОГО. И ему захотелось рассмеяться в лицо тем, кто уверял, что боль закаляет, укрепляет и так далее. Сам он не чувствовал себя крепким и здоровым — мягко говоря. Еще Визерис в очередной раз мысленно проклял своего племянника-выродка. И понадеялся, что Галактика когда-нибудь воздаст ему сполна за все ужасы, что он наворотил. — Дом Таргариенов… определенно подает не лучший пример того… как вести себя на войне, — произнес он, стараясь принять наименее неудобную позу на больничной койке. — Но мой Император… Это не ваша вина! Это Эйгон использовал темное колдовство и силы варпа ради завоевания короны, а не вы! — воскликнул Первин Росби. — Нет… — скривился Император, в этот раз не только из-за затекших от долгой неподвижности мышц. — Вы думаете, это кого-то волнует? Мой отец и мой брат нарушили все законы, которые только можно вспомнить. В том числе те, которые вестеросцы считают святыми и нерушимиыми. Порой ему и самому хотелось поверить в то, что это не так — и что он не имеет никакого отношения к чужим проступкам. Но он знал, что во многих сегментумах словосочетание «клятва Таргариена» давно стало нарицательным — так называли обещания, которые давались максимально громко и пафосно, а потом нарушались с такой же максимальной демонстративностью. И у авторов этой фразы, как ни печально было это признать, были все основания так говорить. То, как обращался Эйрис Безумный с пленными во время Войны Узурпатора, не соответствовало никаким цивилизованным нормам. Мейденпульский мир был нарушен даже раньше, чем на нем высохли чернила. Ланниспортский мир, поставивший точку в Восстании Грейджоя, был всего лишь оправданием геноцида и угнетения миллиардов жителей Железных секторов. Можно ли было после столь бесславной череды преступлений и клятвопреступлений сделать все еще хуже? О, Эйгон нашел для этого массу способов! И он не ограничился апокалиптическими бомбардировками самой густонаселенной планеты в Вестеросе и массовым применением запрещенного колдовства… После такого на протяжении нескольких поколений все люди должны были ненавидеть любого, кто называл себя Таргариеном. — Как обстоят дела на Кингсланде? — спросил Император у мастера над информацией, приподнявшись на локте. Тот прекрасно услышал подтекст вопроса: «Насколько все ужасно?» — Хуже и быть не может, мой Император, — ответил сир Варон Дарквуд. — Везде, куда бы ни пришел враг, царят разруха и руины. Та инфраструктура, которую пощадили орудия, сейчас разваливается от перегрузки. Она не может обслужить миллиарды человек, потерявших свои дома и семьи. Санитарная ситуация… Это даже катастрофой назвать нельзя. Это хуже. Там целые горы трупов, которых некому хоронить. Оккупационный гарнизон целыми днями утилизирует тела павших, но это капля в море. На планете нет и сотой доли мейстеров и врачей, достаточных для того, чтобы сдержать бедствие такого масштаба. Визерис закрыл глаза. Он и раньше понимал, что вторжение Эйгона и его прихвостней не принесет ничего хорошего. Но чтобы все было настолько… — А еще на планету надвигается голод, который унесет бесчисленное множество жизней… — А как же запасы? — вскинулся Визерис. — Вы же сами мне докладывали, что на орбитальных складах собраны миллионы тонн сырья и полуфабрикатов! И это если не принимать во внимание неприкосновенные запасы на самой… — Орбитальные и планетарные склады, которые мы… гхм… реквизировали… В общем… Мой Император, все они уничтожены во время масштабной бомбардировки, устроенной узурпатором, — нерешительно включился в разговор Райлиан Тельмар, мастер над монетой. — Это же… Это же не военные объекты… Нет… Это неправда… Они не могли так поступить… Даже они не могли… — повторял Визерис, сам не зная, кого он пытается в этом убедить. И больше всего желая, чтобы рядом с ним оказался кто-нибудь из военачальников Красных. Чтобы он мог придушить его собственноручно. — А что они сами сейчас делают? Коронуют моего племянника-колдуна? Или уже короновали? Может, радуются победе? Или устраивают показательные процессы над моими верными людьми, кому не повезло оказаться в плену? — Они уходят. — Что? — Визерис несколько раз моргнул. Ему показалось, что он ослышался. — Вы сказали… уходят? — Да, мой Император. Большая часть их военного флота уже покинула систему, а эвакуация наземных войск все еще продолжается. Систему Блэкуотер каждый день покидают все новые корабли — и им на смену никто не приходит. По нашим оценкам, Кингсланд и вся система останутся почти полностью беззащитными через… пять дней. О, Всесильные Семеро… Они пролили за столицу моря крови, своей и чужой. Они сражались насмерть, зная, что все равно не победят. Но Красные… Для них война обернулась настолько плохо, что они даже не смогли удержать упавшую им в руки победу. Он никак не мог в такое поверить. Потерять большую часть армии, пожертвовать флотом, убить сотни миллионов мирных людей и планировать убить еще миллиарды — ради чего? Он не ожидал такого подарка, но… — Сколько времени нужно лорду Селтигару на то, чтобы начать контрнаступление? И он внезапно ощутил то гнетущее отчаяние, которое переполняло собравшихся в больничной палате соратников — и выплеснулось наружу сразу, как только он задал этот вопрос. И никто из них не осмеливался посмотреть ему в глаза. — Мой Император… — первым, кто рискнул подать голос, был Сол Блэкрок. — Мы можем привести флот и десант в боевую готовность в течение двух дней… И, учитывая оставшиеся к тому времени силы просторцев и эйгоновцев в столичной системе, наша победа будет практически гарантированной. Но… — Но? — Но мы ничем не можем помочь Кингсланду, ваша милость. У нас просто не хватит на это ресурсов. Мы и так уже еле сводим концы с концами. На Росби и Стокворте продовольствие выдается по карточкам — после того, как на эти миры прибыли миллионы беженцев, которых мы успели эвакуировать… Мы бросили все силы на развитие сельского хозяйства и пищевого производства в сегментуме Блэкуотер, но у нас все равно с трудом хватает еды на то, чтобы сдержать голодные бунты. — Да не может этого… Я же помню, что в прошлом году на многих планетах были отличные урожаи и агроконцерны жаловались на то, что цены из-за этого… — Да, были, — кивнул Первин Росби. — И Блэкуотер, воспользовавшись моментом, мог закупать продовольственные товары из Ривера, Простора и Шторма. Но теперь одно из этих направлений закрыл Станнис Баратеон, который остановил весь сырьевой экспорт и вдобавок уничтожил один из главных агромиров в своих владениях. Второе… там идет война всех против всех и основные продовольственные запасы находятся в руках сторонников Красных или других наших врагов. Ну а Простор… Про него даже вспоминать не стоит. Иными словами, Блэкуотер, пожалуй, впервые за всю свою историю оказался предоставлен самому себе. Даже Драконий Камень не в состоянии прокормить сам себя. — Есть ли шансы… на улучшение ситуации… в ближайшие месяцы? — он знал, что если услышит отрицательный ответ, то уже не сможет сдерживать желание снять с себя корону, отдать ее… да хоть кому отдать. И улететь как можно дальше. — Есть, — попытался обнадежить его Тельмар. — Нам снова удалось взять под свой контроль Антлер и Лэнгворд после… ряда неосмотрительных действий принца Эйгона. Кроме того, социально-политическая обстановка на остальных наших планетах постепенно улучшается, большинство конфликтов между великими домами уже урегулированы. В основном благодаря тому, что они получили ответ на вопрос «если не Визерис, то кто?» Проще говоря, великое наступление Эйгона Таргариена принесло куда больше проблем ему самому, нежели нам. Дайте месяца три-четыре — и мы сможем довести валовый продукт Блэкуотера до уровня, сопоставимого с довоенным. И, возможно, сумеем также вернуть Кресси и другие системы, в настоящее время оккупированные Красными… — Но Кингсланд мы вернуть не сможем, — это был не вопрос. — Простите, ваша милость, но нет, — ответил Варон Дарквуд. — Сказать, что на мире-столице происходит катастрофа… Это ничего не сказать. Как бы я ни хотел спасти миллиарды его обитателей, выживающих посреди радиоактивных руин… Давайте все-таки посмотрим правде в глаза. А правда в том, что мы не можем их спасти — у нас нет ни людей, ни ресурсов для восстановления Кингсланда. И мы не можем надеяться на то, что кто-то из третьих сил, будь то Ланнистеры или кто-нибудь еще, окажет нам помощь в этом деле. Потому что они понимают, что банально надорвутся на этом — вместе с нами. Визерис молчал. Хотя ему хотелось орать и ругаться. Насколько же низко может пасть имя Таргариенов? Сначала они потеряли драконов. Потом они потеряли всякое достоинство и уважение, свою славу и технологическое превосходство. Потеряли всех своих знаменосцев. Потеряли своих титанов. Потеряли Семь Сегментумов. А теперь потеряли еще и мир, с которого начался их завоевательный путь. Просто бросили его умирать. Один Таргариен бросил — а второй обрушил на обреченную планету все свое безумство. Все было кончено. Никто уже не отрицал очевидного факта: Империум был мертв. И если кто-нибудь когда-нибудь и сможет восстановить единство Вестероса, это будет точно не Таргариен. — Хорошо. Я принимаю ваши предложения, — он увидел нескрываемое облегчение на лицах своих советников. И понял, что принял верное решение. Люди, которых он приблизил к себе, почти никогда не соглашались между собой. И если они вдруг проявили такое единство… значит, ситуация была и в самом деле отчаянной. — А сейчас я хочу, чтобы вы назвали мне… пять самых срочных и важных мер, которые вы намерены принять. А я постараюсь успеть утвердить их, пока не вернулись мейстеры и не влили в меня какую-нибудь смесь… Которая вернет меня в мир грез.