Лотосы в горах

      Между Лань Хуанем и Цзян Чэном царила напряжённая атмосфера. Они не могли нормально поговорить, о чём бы ни зашла речь. Каждый разговор заканчивался ссорой или недопониманием, что приводило к дурным последствиям. Казалось, они просто не слышали друг друга, говорили на разных языках или были из разных вселенных, иными словами, нельзя было объяснить этого, но, несмотря на это, их судьбы были связаны узами брака. Никого особо и не волновали характеры двух мужчин, самое главное — процветание государства. И Цзян Чэн был с этим согласен. Он был готов принести себя в жертву ради благополучия своей страны. Ради того, чтобы матушка им гордилась. Однако не хотел понимать и принимать тот факт, что собственная мать отдала его в лапы Лань Хуаня, заботясь о своём благополучии за счёт сына. Цзян Чэн не знал всей правды и что именно скрывала Юй Цзыюань, а та пока и не торопилась вытаскивать все свои карты из рукава.              Каждый видел, что они очень разные люди: из разных государств, с разными политическими взглядами и воспитанием. Даже то, что Лань Хуань рос в Империи, сказалось на нём, в то время как Цзян Чэн воспитывался в не таком крупном государстве. Всё это не помогало найти общий язык и провести конструктивный разговор. Они словно штурм и штиль, огонь и лёд, небо и земля. Разные люди, связанные судьбой. Несмешная шутка, которая произошла с Цзян Чэном. Однако если считать, что он бесился, только когда Лань Хуань делал по отношению к нему что-то не так, то именно Лань Хуань и метался из одной стороны в другую, словно не решив, как именно вести себя с мужем.        ***       Они молчат, пока не выходят на тропинку в лес. В сумраке стрекочут насекомые и перекликаются птички, весело переговариваясь между собой. Цзян Чэну тоже не хватает разговоров. Тут, кроме Мэн Яо, у него никого нет, а перекидываться словом с тем, у кого и так много работы, не шибко хочется. Потому в ход идут книги, где можно рассуждать мысленно, представлять разговоры персонажей и просто погружаться атмосферу. Но порой так сильно хотелось выговориться и излить душу, только мысли «Твои проблемы никому не нужны» и «Ты сам в состоянии со всем справиться» затыкают рот Ваньиню, заставляя глотать слова.              Чтение и вправду спасает в моменты одиночества, потому Цзян Чэн старается почаще посещать библиотеку, которая в Гусу очень большая. Там есть что почитать, на разный вкус и цвет, начиная от научных книг, заканчивая легендами, которые больше приходились по душе юноше. Читать их — погружаться в странную мистическую атмосферу, будоражащую кровь. Однако научные книги так же не остаются без внимания, и Ваньинь увлёкся историей основания Империи Гусу. И сказать честно, его это очень интересует. Множество войн — и всего один-единственный переворот, устроенный отцом Лань Хуаня и Лань Ванцзи. Всё, что известно об этом: Цинхэн-цзюнь не поддерживал прошлые взгляды и немного ослабил законы, да только стоило старшему сыну занять престол, как прошлые запреты вернулись, полностью подавив народ.              — Я хотел с тобой поговорить, — на удивление осторожно начинает Лань Хуань и выводит Цзян Чэна к озеру. Ровная гладь воды отражает всходящую луну и тяжёлые тучи, что заслоняют её блеклый свет. Они грозно нависают над ними, и Ваньинь невольно ощущает их тяжесть на своих плечах.              — Я слушаю, — стараясь сдержать ровный тон, Цзян Ваньинь поднял взгляд к грозному небу и расслабляется. Он обожает погоду, когда чувствуется напряжение. Когда ветер несёт в себе запах дождя и свежести. Запах свободы.              — Может, мы сможем начать всё сначала? Нам нужно создать крепкий союз. Союз, который сможет выдержать все, — Лань Хуань смотрит на Цзян Чэна янтарными глазами с карамельным отливом и видит, как пепельные глаза напротив удивлённо раскрылись.              Цзян Ваньинь не может толком что-то произнести, он открывает рот, но вместо того чтобы что-то сказать, молчит. Словно выброшенная на берег рыба, хватая воздух ртом, Цзян Чэн открывает и закрывает рот ещё пару раз, прежде чем переосмыслить всё сказанное. В голове внезапно вспархивает мысль: что если посмотреть на Лань Сичэня под другим углом? Что если он не такой изверг, как изначально казалось? Ведь затуманенной обидой мозг мог просто не так всё воспринять, и действия Лань Сичэня на самом деле безобидны. Из памяти словно исчезли моменты боли и отчаянья, то, как его первый поцелуй наглым образом забрали, как заставили вместе купаться, первый день и первую совместную ночь, после которой он не может смотреть на лиловый цвет в целом.              Цзян Чэна абсолютно выбивают из колеи, сказанные Лань Сичэнем слова. Может, на самом деле дать шанс, а потом посмотреть, что из этого выйдет? Самое главное, чтобы не пришлось потом жалеть об этом. Ведь сейчас, когда Цзян Чэн полностью осмыслил всё, подводные, казалось бы, забытые камни поднимаются вверх. Губы Цзян Чэна поджимаются в тонкую линию. Может, не стоит так быстро доверять человеку, который ни разу не спрашивал его мнения, а просто ставил перед фактом, делал то, что хотел, не считаясь с ним? В любом случае, Ваньинь не знает, что ответить, просто не знает. Внезапно появляется желание спрятаться куда-нибудь, чтобы его не видели и не слышали.              — Я не знаю, — честно отвечает Цзян Ваньинь, опуская взгляд, но вздрагивает, когда внезапно видит тонкие пальцы, которые подцепляют его подбородок и поднимают голову. Разница в росте заметна сейчас как никогда, поскольку Цзян Чэн едва не сталкивается с носом Хуаня, который наклоняется вперёд. Теперь их лица находятся в нескольких фэнях друг от друга. Он чувствует горячее дыхание на губах, и в животе появляется странное чувство, будоражащее кровь настолько, что Цзян Чэну кажется, будто она кипит внутри тела.              Пальцы на подбородке почти не ощущаются, а Цзян Чэн, словно под гипнозом, смотрит на Лань Сичэня полными неизвестного чувства пепельными глазами и даже не сразу понимает, что случилось. Лань Сичэнь осторожно целует его. Сначала аккуратно, проверяя реакцию, стараясь не напугать, а после уже пробуя сладковатые и манящие губы. Даже искусанные, они выглядят восхитительно. Хотелось их мять и кусать, что Лань Сичэнь и делает. Они создают контраст. Губы Лань Сичэня холодные, но мягкие, со вкусом мяты и зелёного чая, а у Цзян Чэна горячие, жаркие и пылающие, на вкус — как спелый гранат.              Вторая его рука перемещается на затылок Цзян Ваньиня, слегка захватывая волосы на затылке. Пальцы вплетаются в тёмные локоны, кажется, намертво. Это причиняет приятную боль. Хочется, чтобы сжали ещё, сильнее, до побелевших костяшек. Лань Хуань так и делает, пока руки Цзян Ваньиня размещаются на его плечах и груди, бесцельно пройдясь по светлым одеждам, сминая их и вновь принимаясь выводить узоры на крепкой мужской груди.              Это первый раз, когда Цзян Чэн отвечает взаимностью. Пусть неумело, но отвечает на поцелуй, постепенно начиная кусать в ответ, слизывать капельки крови с чужих губ и неосознанно поддаваясь ближе. Рука Лань Сичэня с подбородка спускается на талию Цзян Чэна, прижимая ближе к себе. Между ними не остаётся пространства даже для воздуха, и Цзян Чэна откровенно ведёт от этого, как от наркотика. Хотя кто из них больший наркоман, ещё неизвестно. Оба стирают для себя границы, да только цели у них разные: у одного — попробовать что-то новое, а у второго — заполучить доверие. Один — мотылёк, а второй — огонь, который рано или поздно поглотит несчастное наивное насекомое.              Напоследок чмокнув чужие губы, Лань Хуань опускается поцелуями ниже, на тонкую шею, оставляя влажный след и слегка распуская одежды Цзян Чэна. Однако когда тот приходит в себя, он упирается руками в плечи и отталкивает его от себя.              Тяжёлое дыхание. Одно на двоих. Вечерняя прохлада становится жаркой пустыней. Цзян Чэн впервые такое испытывает и пугается. Стыдясь себя, отходит назад, пока Лань Хуань проводит рукой по лицу, чтобы отсеять все ненужные мысли. Только ему одному известно, что таким жестом он пытается сделать вид, что не планировал подобного. Он знает, что Цзян Чэн в силу невинности и неопытности наверняка поверит, а если и нет, то вряд ли сделает что-то. Статус императора позволяет просто взять то, что принадлежит ему, но игра в кошки-мышки ему нравится.              — Прости, я не хотел тебя напугать, — на губах Лань Сичэня вновь мягкая улыбка, и Цзян Чэн чувствует, как бабочки в животе приходят в себя. Что случилось? Почему он вдруг так реагирует на действия Лань Сичэня, которые раньше были противны? Слишком много вопросов, но ответы он не получит, пока не попробует.              В пепельных глазах растерянность и непонимание. Что делать? Как реагировать? Он же ненавидит мужские прикосновения, а особенно — прикосновения Лань Сичэня, так что же изменилось? Однако не смотря ни на что, Цзян Чэн быстро поправляет одежды и, чувствуя, как горят щёки, поспешно отворачивается. Этот маленький жест вызывает у Лань Сичэня улыбку, но пусть она и похожа на прошлую, в этой есть пошлый подтекст. Кажется, его заводит такая реакция, но он стойко сдерживает все свои желания. Хочется ещё. Хочется увидеть краснеющего Цзян Чэна под собой, заставить плакать от смущения, но всё это приходится прятать под замком в подсознании.              Лань Хуань словно растягивает удовольствие. Зная, что Цзян Чэн уже никуда не уйдёт, ничего ему не сделает, он рьяно кружит над ним словно птица над поверженной жертвой. Лишь он сам знает, что творится в его голове, какие мысли посещают его, а внешне узнать об этом невозможно. Превосходное актёрское мастерство, которое никогда его не подводит. Ни одного изъяна, который мог бы повлиять на его внешний вид. Прекрасный контроль эмоций и лишь внутри — буря.              — Мне нужно подумать над твоими словами, — спустя недолгое молчание, тишину нарушает Цзян Чэн. На его щеках ещё пунцовая краска, расцветающая маком на скулах, а взгляд бегает, как будто он не желает смотреть на Лань Сичэня.              Мило.              «Какой же милый,» — первое, что проносится в голове Лань Сичэня, когда он смотрит на смущённого юношу перед собой, и сдерживать свои желания становится всё сложней. Да, он дал слово, что и пальцем не тронет Цзян Чэна, пока тот сам не захочет, но даже спустя столько времени тот краснеет, как девица на выданье. Хотя и разницы между ними никакой. Только никто не говорил, что Лань Сичэнь не доведёт Цзян Чэна до такой степени, чтобы тот сам ему отдался, верно? Это не будет считаться изнасилованием, ведь Цзян Чэн сам его попросит. Однако не столько хочется получить его в этом смысле, сколько всегда держать рядом, сделать так, чтобы он стал зависим от него, как от воздуха. Платоническая любовь переходит в извращённые желания и обратно. Лань Сичэнь не может определиться, чего именно хочет, но знает одно наверняка — Цзян Чэн должен быть рядом в любом случае.              — Да, конечно, — голос ровный, несмотря на все мысли, на удивление, у Цзян Чэна расслабляются плечи. Быстро поверил. — Пройдём в беседку, хочу немного подышать свежим воздухом и полюбоваться на луну. Она сегодня прекрасна, не так ли? Полнолуние всегда такое, оно завораживает, а отражение в воде выглядит очень мистично, не правда ли? — спокойно рассуждает он, проходя к беседке, что находится за высоким кустарником. Тот полностью её скрывает. Ветер едва заметно проходится по верхушкам редких деревьев и перебирает распущенные волосы обоих.              Цзян Чэн молча идёт следом, с головой уходя в собственные мысли и забываясь, чуть ли не врезается в грудь Лань Сичэня после того, как они входят в беседку. Кажется, тот что-то спрашивает, судя по ожидающему взгляду.              — А-Чэн? — любопытно склонив голову в бок, Лань Хуань смотрит на него, однако, поняв, что тот прослушал вопрос, тихо хихикает, прикрыв губы рукавом, чтобы скрыть часть лица, а у Цзян Чэна словно весь воздух из лёгких выбивает. — Я спросил, какое время года твоё любимое?              — А, осень, — тихо бурчит в ответ Цзян Ваньинь и опускает взгляд. Он садится напротив Лань Сичэня, однако всё равно чувствует взгляд и вновь смотрит на него. — Что?              — А почему? — не унимается тот, расспрашивая с детским интересом. Ему неважно, о чем говорить, главное — слушать голос Цзян Чэна.              — Не знаю, там своя атмосфера, неповторимая. Дожди и прохлада, можно спокойно посидеть в своих покоях, да и настроение всегда особенное, его не описать словами, просто нравится, — высказывается Цзян Чэн и поднимает взгляд на небо, которое уже полностью закрыли грозовые тучи. Ветер усиливается. Однако после недавнего всё ещё жарко. Хочется прыгнуть в озеро и скрыться на дне от ужасного смущения, которое он испытывает от простого поцелуя.              Опять тишина, но она приятная. Каждый погружён в свои мысли. Цзян Чэн думает о том, чтобы принять предложение, но что если он пожалеет? Что если всё вернётся на круги своя? Но видя то, как Лань Сичэнь слушает его мнение по поводу времени года, видя интерес в его глазах, он чувствует, как сердце невольно пропускает удар, а бабочки в животе кружат стаей. Может, всё-таки довериться?              — Я согласен, — твёрдо и резко говорит Цзян Чэн, подняв решительный взгляд на Сичэня и видя, как тот радуется. На губах Цзян Чэна появляется улыбка. Искренняя и настоящая, которая не спровоцирована насильно. Только ему не стоит знать, чему именно Лань Сичэнь радуется.              — Брат, — внезапный голос заставляет Цзян Чэна подскочить на месте и повернуться в сторону выхода из беседки. Лань Ванцзи. Младший брат Лань Хуаня кланяется Цзян Чэну и смотрит на него. Такой же холодный взгляд, как и прежде, но что-то изменилось. Пока Цзян Чэн не может понять, что именно, да и не до этого ему, в голове целый рой мыслей, который невозможно унять до тех пор, пока взгляду не попадается тёмный кусочек одежды. Внутри сразу вспыхивает радость.              Вэй Ин!              Внутри всё будто бы переворачивается. Вот она — долгожданная встреча с братом. Столько тоски сейчас перерождается в огромнейшую радость в пепельных глазах. Даже бушующие мысли внутри резко угомонились, и в голове на мгновение осталась лишь тишина. Цзян Чэн не сразу верит своим глазам. Пришлось проморгаться, чтобы убедиться, что перед ним — не плод воображения, что Лань Сичэнь не отравил его чем-нибудь во время поцелуя.              Вэй Усянь и правда тут. Он любопытно высовывает голову из-за спины Лань Ванцзи и, стоит только встретиться с удивлённо-радостным взглядом Цзян Чэна, сам быстро подскакивает и обнимает его. Не только Цзян Чэн тосковал и скучал, Вэй Усянь тоже хандрил очень долго. Лишь Лань Ванцзи известно, как сильно скучал супруг по брату. К такой большой разлуке они не подготовлены. Выросшие бок о бок друг с другом, они привыкли поддерживать и помогать. Да, они не родные друг другу, но ближе тех, кто является друг другу кровными родственниками. Они так же переживают друг за друга и ощущают себя самыми настоящими братьями, забывая о давней вражде.              — Вэй Ин, — одними губами шепчет Цзян Чэн, утыкаясь носом в изгиб его шеи, вдыхая привычный и до боли знакомый аромат вина и морозной малины. Им можно дышать вечность. Этот запах успокаивает и словно купол укрывает от всех бед, которые настигают Ваньиня в чужом доме.              На удивление, Вэй Усянь молчал. Он тихо прижимает к себе младшего брата, не желая отпускать и совершенно забывая про Лань Ванцзы и Лань Хуаня, которые стоят позади и с любопытством смотрят на них. Сейчас не до этого. Братья наслаждаются встречей после долгой разлуки. То, как Вэй Ин обнимает Цзян Чэна, как будто последний раз в жизни видит, заставляет Лань Ванцзи поджать губы и отвернуться. Им нужно время, которое он хочет дать, иначе его вообще, возможно, больше не будет. Милость императора тяжело заслужить.              Как бы ни хотелось провести в родных объятьях больше времени, Цзян Чэн всё-таки берёт себя в руки. Негоже наследнику и мужу императора пускать слёзы и показывать слабость. Даже перед близкими. Даже перед тем, кто видит его без всего в бане. Они с Вэй Ином никогда друг друга не стеснялись.              Оставшись один на один друг с другом, они усаживаются на одну скамью в беседке и просто молча осматривают друг друга. Кажется, никто из них до сих пор не верит в происходящее. Если бы с ними сейчас была Яньли... всё было бы ещё лучше. Но девушке сейчас нездоровится, а потому Цзян Чэн решает не говорить о ней, но Вэй Ин его опережает.              — Была бы тут шицзе, сразу бы мир стал ярче, верно? — как всегда рука Вэй Ина ложится на плечо Цзян Чэна и слегка сжимает его. Своеобразный жест поддержки от старшего брата. — Я скучал. Никогда не думал, что разлука с вами может быть настолько болезненной, что я буду готов на стену лезть! И я, между прочим, лазал! Правда упал...              Цзян Чэн не может не закатить глаза, а Вэй Ин — не засмеяться. Разбавлять атмосферу он умеет. Однако в пепельных глазах у обоих плескается боль, она настолько видна, что взгляды они друг на друга поднять не могут, боясь заставить волноваться.              — Матушка и шицзе тут, но сестрице не здоровится. Вызывали лекаря, ждём, пока придёт и скажет свой вердикт, — Ваньинь обеспокоенно перебирает подол одежды. — Я очень надеюсь, что ничего серьёзного...              Вэй Ин поджимает губы и придвигается ближе, мягко укладывая голову брата себе на плечо, успокаивая и поддерживая. У самого сердце в бешеном ритме бьётся, стоило только узнать, что с сестрой всё плохо. Переживания за младшего, который резко прервал с ним связь, а после восстановил, но не от своего лица, и за сестру, которой резко стало нехорошо, нарастают с каждым мгновением .              — Не волнуйся, шицзе сильная, она со всем справится, — успокаивая этими словами не только брата, но и себя, Вэй Ин мягко гладит его длинные волосы и вдыхает аромат свежих лотосов и жасмина. — Ты чего такой бледный стал, совсем за собой следить перестал, как такое могла допустить госпожа Юй? — в шутку произносит Вэй Ин и хихикает, сразу же вскрикивая, когда локоть Цзян Чэна приходится ему под рёбра.              Цзян Чэн не знает, что ответить. Возможно, скажи Лань Сичэнь ему раньше, он бы подготовился, но сейчас в голове ничего, в мыслях пусто, и единственное, что радует — Вэй Ин рядом обнимает его. Вот бы это длилось вечность. Однако их идиллию прерывает Мэн Яо, который, поклонившись встаёт напротив Цзян Чэна весь бледный. Становится даже как-то не по себе. Что такое могло случиться?              — Что случилось, Яо, ты чего такой бледный? — отлипнув от Вэй Усяня, Цзян Чэн выпрямляется, как и подобает господину. Только вот отвечать Мэн Яо не торопится. Он словно собирается с мыслями, бросая взгляд то на Цзян Чэна, то на Вэй Ина. Явно что-то стряслось. Неужели с сестрицей или матушкой что-то? А если с Цзинь Лином? — Ты ответишь или так и будешь напротив бледный как поганка стоять?              В конце концов Цзян Чэн не выдерживает и недовольно смотрит на слугу.              — Господин, я не знаю, как вам сказать, — тихо заминается Мэн Яо, опуская взгляд в пол, поджав губы. Видно, как ему тяжело произносить эти слова, но выжидающий и уже злой взгляд господина он выдержать не мог.              — Так говори, как есть, — нервы внутри Цзян Чэна бушуют, он не может терпеть больше. Сегодня словно все испытывают его — и Лань Хуань, и матушка, а сейчас ещё и Мэн Яо к ним добаляется.              — У госпожи Яньли нашли оспу, — с каждым словом тон слуги становится всё тише, а под конец и вовсе едва различим, но и этого хватает, чтобы два брата замерли на месте с полными ужаса глазами. Как оспа? Всё же было хорошо...— Госпожа Яньли ждёт второго малыша, но судьба распорядилась иначе и на неё напал такой недуг. К сожалению, лекарь пожал плечами и сказал, что может только уменьшить приступы кровавого кашля в случае чего, но вылечить оспу, да ещё и во время беременности он не может. Никто не может. Мне очень жаль.              Голос Мэн Яо заметно дрожит, его подбородок вздрагивает, а губы поджимаются в линию. За такой короткий срок госпожа запала ему в сердце как самая добрая и милая девушка на свете, потерять которую равносильно самоубийству. Каково же сейчас матушке и Цзинь Цзысюаню, если сам Цзян Чэн даже не чувствует, как по щекам катятся слёзы. Вэй Ин мягко поворачивает его голову к себе и большими пальцами стирает капли, но ничего не говорит. Он тоже не в силах хоть что-то произнести.