***
Единственное, что понял Цзян Ваньинь из разговора между политиками, — что в Гусу абсолютная монархия и тоталитарный режим, не позволяющий жителям сделать и глоток воздуха по своему собственному желанию. Только когда скажет император, только когда ему захочется. И такой устрой в Гусу с самого основания, а потому неудивительно, что в поведении Лань Хуаня проскальзывает этот до боли ужасающий контроль за действиями и поведением Цзян Чэна. Только больнее всего слушать, как Юньмэн процветает. Радость за своё государство велика. Всё же Лань Хуань сдержал свои слова, выполнил договор, их государства теперь тесно связаны, и это пошло им на пользу. Новые торговые пути, новые связи. Всяко лучше, чем быть в ссоре, не так ли? Цзян Чэн рад это слышать, но вместе с тем на душе словно кошки скребут, выворачивая всё наружу. Они закончили буквально несколько минут назад, как к нему сразу же подходит уже знакомая служанка матери, прося пройти за ней, не обращая внимания на Лань Хуаня, который стоит за спиной Цзян Чэна с крайне недовольным таким поворотом событий видом. Вероятно, он тоже хочет поговорить с супругом. Только не препятствует, понимая, что Цзян Чэн всё равно сделает так, как сам хочет, или просто из принципа ослушается. Весело, но эти игры с огнём сильно нервируют, и Лань Хуань уже на пределе. Ещё одна выходка — и терпение первого нефрита будет расколото вдребезги. Цзян Чэн ходит по безумно тонкой грани, чуть оступится — и вернуться назад уже будет невозможно, Лань Хуань и так сдерживает всего себя рядом с ним, словно в цепи себя заковал, боясь лишний раз спугнуть, но, исходя из действий своего ненаглядного цветочка, вывод сам идёт на поверхность. Цзян Чэн отходит к матери. Внутри — волнение и страх перед встречей с ней. Обида, невесть откуда взявшаяся, больно колет сердце, и Цзян Чэн фыркает. Она даже не пришла проводить его, чего уж там говорить... Она всегда предвзята по отношению к нему, поэтому и сейчас наверняка выскажет недовольство собственным сыном. Даже маленькой надежды нет, что она хотя бы улыбнётся ему. Наоборот, будет указывать на ошибки. Каково же его удивление, когда, войдя в выделенные матери покои, он видит её, ласково держащую Цзинь Лина. Мальчик мило улыбается, тянет маленькие ладошки к её лицу, стараясь ухватить за свисающие с диадемы камушки. Рядом с ней стоит Яньли, прикрывая длинным рукавом нижнюю часть лица, но по слегка прищуренным глазам можно понять, что она улыбается, единственное, что беспокоит, так это нездоровая бледность. — Проходи, Цзян Чэн, — спокойный тон Юй Цзыюань вызывает мурашки, но он послушно проходит, не забыв приветственно поклониться. Пурпурные одежды в свете лунных лучей ничуть не уступают камням на головном уборе матери, так же атласно переливаются, показывая мягкость ткани. — Как я поняла, Вэй Ин на другом конце Гусу. Сарказм в словах женщины понятен даже ребёнку, отчего становится как-то не по себе. Особенно зная все нюансы и тонкости характера матери. Она может потребовать прямо сейчас привести ей Вэй Усяня. И будет права. Она, как глава государства, откуда они родом, в полном праве приказать сейчас же привести ей приёмного ребёнка, несмотря ни на что. Только надо ли ей это, когда сейчас она видит собственного сына живым и здоровым? Все мысли о пропаже Вэй Ина выходят из головы, стоит только Цзян Чэну переступить порог комнаты. — Да, нас разъединили, когда мы были ещё в Юньмэне, — стараясь держать ровный тон, Цзян Чэн ловит на себе взгляд матери и невольно теряется. В тёмно-серых глазах сейчас доля ласки, которую прежде он практически никогда не видел. Цзян Чэн может по пальцам посчитать, сколько раз Юй Цзыюань так смотрела на него. Все их можно уместить на одной руке. Всего раза три-четыре, да и то когда он был маленьким, однако это так сильно отпечаталось в памяти, что волей-неволей вспоминается. А после будто бы это оборвалось, сменилось грубостью и мраком, вся жизнь заполнилась учёбой и тренировками с мечом и прочими видами оружия, а в этом пощады от матери не было ничуть... Каждое из тёплых воспоминаний Цзян Чэн трепетно хранит внутри себя, оберегая как зеницу ока от злых воспоминаний, стараясь хоть этим кусочком тепла согреться в чужом холодном мире. — Подойди, посмотри на этого малыша, даже не верится, что ты когда-то был таким же, А-Чэн, — воздух словно вышибает из лёгких, и Цзян Чэн замирает на пару мгновений. Если это сон, то он не хочет просыпаться, не хочет, чтобы это кончилось. К нему впервые обратились в мягкой форме, впервые за столько лет он слышит от матери что-то, кроме упрёков, а потому напрягается инстинктивно, сглатывая слюну, и на ватных ногах осторожно подходит, словно подбитый кот, который боится довериться вновь. Отчасти так и есть. Цзинь Лин мило причмокивает губами на руках бабушки, которая так нежно прижимает его к своей груди, что невольно становится завидно. Ревность болезненным уколом ударяет в самое сердце. Однако эти мысли отходят на задний план, когда мальчик хватает его за палец всей ладошкой и сжимает, улыбаясь лучезарно. Кажется, лучше момента не было за всю жизнь. Только все мысли плавно испаряются, стоит увидеть лёгкую и непринуждённую улыбку матери. Она никогда не улыбалась так сыну, а потому увидеть подобное удивительно, к тому же вызывает смешанные чувства, с одной стороны — больно, с другой — совершенно всё равно. Сам Цзян Чэн уже не имеет никакого отношения к Юй Цзыюань, отчасти они теперь чужие друг другу, лишь едва окрепшие семейные узы позволяют выказывать уважение к той, кто испортил ему всю жизнь, но в то же время он не может не испытывать и любовь. Яньли вновь кашляет, прикрыв рот длинным рукавом платья. На этот раз всё становится только хуже. Она одной рукой сжимает ткань наряда в районе груди и сгибается пополам. Приступ кашля не проходит быстро, заставляя всех присутствующих напряжённо на неё посмотреть. Юй Цзыюань вновь хмурится, а Цзян Чэн обеспокоенно подходит к сестре, слегка придерживая её за плечо, дожидаясь пока пройдёт кашель. — А-Ли, что случилось? Ты заболела? Тебе нужно показаться лекарю... в Гусу они хорошие и славятся тем, что могут помочь в любой ситуации и при любой болезни, — Цзян Ваньинь помогает Яньли усесться на кровати, пока мать отдаёт Цзинь Лина пришедшим по зову нянькам. Как только ребёнка уводят, она подходит и садится рядом с дочкой, мягко поглаживая её по хрупкой спине. Яньли выглядит неважно, но всё равно выдавливает из себя нежную улыбку... даже сейчас она остаётся собой, несмотря на то, что ей больно, — пальцы всё ещё сжимают ткань платья на груди. — Нет, не стоит волноваться, просто простудилась скорей всего, не придавайте этому особого значения...— Яньли улыбается сжато, через боль в груди, не позволяет показать свою слабость родным. Всё же её так же воспитывала Юй Цзыюань, так же сделала сильной, несмотря на мягкий от рождения характер. Юй Цзыюань всё же берёт дочь за подбородок, поднимая бледное лицо, заставив смотреть на себя, а после кидает взгляд на Цзян Чэна и молча кивает в сторону двери. Тот понимает всё без слов и выходит из комнаты, оставив мать с дочерью наедине, однако стоит только выйти, как он сразу же встречается с Лань Хуанем. Это заставляет вопросительно вскинуть брови и сделать шаг назад, прислонившись спиной к деревянной створке. Лань Хуань как всегда улыбается, слегка наклоняя голову вниз, прикрыв карамельные глаза. В последнее время он совершенно никак не старается навредить, наоборот, будто ищет подход, и это пугает Цзян Чэна намного больше, чем насилие. Знал бы император, что супругу абсолютно отвратительны все прикосновения. — Госпожа Цзинь неважно себя чувствует, приходите позже, — буркнув не очень-то дружелюбно, Цзян Ваньинь отворачивается, когда тонкие пальцы Сичэня тянутся к его лицу, но в итоге касаются лишь щеки. Холодные пальцы скользят по скуле, и Цзян Ваньинь невольно сглатывает, когда три из них касаются шеи, но после вновь поднимаются, заправляя волосы за ухо. Цзян Чэн бросает полный ненависти взгляд, встречая уже привычный мягкий в ответ. Отвратительно. Насколько же это противно, что хочется кричать, но, увы, выходит только в себя. — Я пришёл к тебе, Цзян Чэн, нам нужно поговорить, причём незамедлительно, поэтому, прошу, иди за мной, — спокойный тон, но слова засталяют напрячься не на шутку, при этом бросив на Лань Хуаня удивлённый взгляд. Поговорить? О чём? Да ещё и с ним. В голове сразу возникает мысль, что следует быть осторожным, и Цзян Чэн кивает, соглашаясь пойти вместе с Лань Хуанем.***
— А-Чжань! Ну я же спал, дай хотя бы одеться, м? — сонно отвечая на поцелуй, Вэй Ин, корча недовольное лицо, мило морщит носик, когда Ванцзи отстраняется и отходит к большому окну, дабы впустить в их общие покои свежий воздух. Как бы странно ни звучало, но Вэй Ин и Лань Ванцзи достаточно быстро нашли общий язык. Возможно, потому что Лань Ванцзи понимает, что такому активному человеку, как Вэй Ин, сидеть в четырёх стенах, где практически нет слуг, очень тяжело, поэтому он пересиливает себя, иногда разговаривая на нейтральные темы, но больше предпочитает слушать, всё же рассказы супруга намного интересней, а его мелодичный голосок, который звучит звонко, вживляет в, казалось бы, бездушное тело второго нефрита жизнь. Встретив тогда, в первый раз, этого озорного и до безумия шустрого парнишку, Лань Ванцзи почему-то испытывал смешанные чувства. Все в его окружении были сдержанными и воспитанными, а тут, после столь консервативного общества и обстановки, он получил глоток свежего воздуха. Под боком появился до безумия активный парень, которому всё время нужно внимание и разговоры. Лань Ванцзи просто не знал, что делать, и первое время просто избегал супруга, но Вэй Усянь взял всё в свои руки и начал сначала рассказывать, а после и пытаться разговорить самого Лань Ванцзи. — Мы скоро поедем в главный дворец, поэтому надо прояснить несколько моментов...— начинает свою речь Лань Ванцзи, когда слышит сзади грохот и оборачивается, сразу же прикрывая рукой глаза. Он снова отворачивается. Сколько времени вместе, а он всё ещё стесняется и смущается обнажённого мужа. Практически полностью нагое тело скрывает только лёгкий и довольно короткий халат, но по-прежнему можно видеть подтянутые и упругие бёдра и талию, подчёркнутую поясом, который Вэй Ин как раз затягивает. Он виновато улыбается, опуская серые глаза в пол, из-за опрокинутого случайно кувшина с водой. — Прости, но подожди, я встречусь с А-Чэном?! — в глазах мгновенно загорается огонёк надежды. Как бы хорошо тут ни было, но по брату он очень сильно скучает. Если сказать точнее, то первые дни Вэй Ина охватывала сильная тоска по родным и в целом по дому. Всё казалось чужим, хотелось спрятаться или убежать куда-нибудь, лишь бы вновь ощутить то тепло, которое дарили в Юньмэн, но такого, увы, уже не будет, и, смирившись с этой мыслью, Вэй Ин решил создать собственный уют и комфорт. У него получается, ему удаётся найти общий язык с Лань Ванцзи и сделать всё для того, чтобы им было хорошо вместе. Никто из них изначально не считал друг друга врагом, но отношения поначалу были тяжёлыми и натянутыми. Одному приходилось переступать через себя, а второму — через тоску по дому. Обоих тревожили мысли о братьях, каждый беспокоился за своего, поскольку и Вэй Ин, и Лань Ванцзи знали характер младшего сына Юй Цзыюань и могли в полном масштабе представить, какой будет катастрофа, если Император Лань Хуань и бывший наследный принц поссорятся. Один до безумия зависим от второго, а тот — ненавидит первого. — Скорей всего вам не позволят встретиться, и ты прекрасно знаешь это, — пусть голос Лань Ванцзи привычно холоден и бесстрастен, но можно заметить некое сочувствие к Вэй Ину. Он как старший брат просто не находил себе места, стоило ему только узнать, что Цзян Чэн наказан. Возникало чувство, будто Вэй Усянь пешком побежит в главный дворец. Благо этого не случилось. Лань Ванцзи прекрасно знает, почему нельзя видеться Вэй Ину и Цзян Чэну, но молчит либо всячески уходит от расспросов супруга. Причем в прямом смысле уходит, а Вэй Ин, будучи очень любопытным, следует за ним по пятам. Правда за всю совместную жизнь он так и не разузнал, почему Лань Хуань решил держать его подальше от А-Чэна. Сейчас вроде бы подходит момент узнать правду, но их прерывает стук в дверь, а после тихий голосок служанки, говорящей, что завтрак готов, а ближе к обеду будет подана карета. Шанса не остаётся, поскольку Лань Ванцзи очень продуктивный и сейчас точно не будет говорить, точно так же, как и во время завтрака, поскольку правила этикета призывают во время еды молчать. Остаётся только дорога, где он точно должен задать интересующий вопрос, а Лань Ванцзи уже не сможет никуда сбежать и окажется вынужден ответить наконец. — Тебе сейчас принесут сменную одежду, помочь или ты справишься сам? — интересуясь, Лань Ванцзы скользит карамельным взглядом по стройному телу Вэй Ина, которое облачено в прекрасный шёлковый халат. Всё-таки красный цвет идеально подходит ему, и Лань Ванцзи даже заказал отдельный комплект красно-чёрных одежд, чтобы супругу всё нравилось. — Лань Чжань, не смотри на меня так, будто я твой утренний десерт, — подмигнув и накинув поверх халата ещё один, длиннее, скрывающий рукавами полностью и руку, и кисти, а подолом касающийся пола, кокетничает Вэй Ин. Чёрный бархат подчёркивает фарфоровую кожу, делая его фигуру утончённее. Как и было сказано, служанка приносит новый комплект одежд, включающий чёрные штаны, чёрную верхнюю рубашку и красную накидку, с золотой вышивкой по краям. Глаза цвета тумана сразу же загораются радостью, стоит только увидеть этот шикарный наряд и его расцветку. Хочется прямо сейчас броситься на шею Лань Ванцзи и расцеловать его бледное лицо. Однако Вэй Ин знает, чем это может закончиться, а потому, подмигнув, скрывается за ширмой, пока Лань Ванцзи дожидается его в комнате, наблюдая за пением птиц и утренней погодой.