Укушенные уткой

      Нефертари любит Рамсеса… Не, я до сих пор в шоке, никак не могу отойти. Так, Кося, спокойно, нужно всё взвесить и холодно рассудить.       Я люблю Рамсеса. Отрицать это глупо и не нужно, потому что вообще-то это нормально! Любить — свойственно людям, тут нет ничего стыдного и неправильного, неправильно другое. То, что Рамсес обращает на меня столько внимания.       Едрить… Признавать это невыносимо. Я и раньше догадывалась, что проводить столько времени с чужим мужем — совсем не то, что должна делать девушка, всё чаще приходящая к мысли о том, что Бог есть, и Он такой, каким описан в Библии, но теперь я знаю, что Нефертари Рамсес небезразличен, хотя раньше считала, что у них с обеих сторон чисто династический брак. То бишь, теперь всё становится ещё сложнее.       Я должна ей уступить, потому что она — его жена? Но у него куча женщин, а значит, он не любит ни одну из них. С другой стороны, согласно истории, Рамсес Нефертари любил: он посвятил ей кучу памятников; как никого, выделял её из общей массы женщин. Это ни разу не похоже на формальности, значит, он, чёрт побери, любил её или должен был полюбить к моменту воцарения, а тут вклинилась я.       И разрушила семью.       Если это можно считать разрушением, потому что, окстись, Кося, и не преувеличивай свою значимость в глазах Рамсеса; то, что он провёл с тобой несколько вечеров… Ладно, не несколько вечеров. И ладно, судя по его поведению, он сейчас мной увлечён, но это опять-таки ничего не значит. Он в принципе натура увлекающаяся (размеры гарема подтверждают), а значит, доверять этим вечерам и прочим танцам с бубнами нельзя ни в коем разе. Кроме того, мы имеем железобетонный исторический факт: Рамсес любил свою главную жену, и это правильно.       Правильно…       Господи, Ты серьёзно?! Ты серьёзно засунул меня в древний Египет, в рабство к Рамсесу, чтобы что?! Чтобы я помогла ему найти свой путь и научиться строить города? Чтобы наладила его отношения с Моисеем? Чтобы спасла Египет?       Эм… Спасти Египет можно миллионом других способов, а кроме того, как же я?! Кто-нибудь вообще здесь подумал обо мне и моих чувствах?! Я, может, по родителям скучаю! И по интернету! Я, может, не хочу дарить какой-то бабе… Его, просто потому что так говорят учебники истории! А, если я этого не сделаю, мы будем иметь эффект бабочки? В двадцать первом веке нашей эры говорящие динозавры будут ездить верхом на Гитлере и его эсэсовцах, потому что в тринадцатом веке до нашей эры Кося не хочет отпускать Рамсеса?       Рамсеса, который бабник, и всё равно потом на другую переключится…       Переключится-переключится, Кося, ты не будешь впадать в распространённую женскую иллюзию и верить, что прожжённый бабник остановится именно на тебе, замечательной.       С-с-сука… Боже, это… Нечестно!       Так ладно, мы дружим с мозгом, мы дружим с мозгом. Мы со всем справимся и… Всё будет хорошо и… Ты же славянская женщина, Кося, вскормленная Достоевским вместо молока матери. Воспитание и гены не пропьёшь, а значит: не пострадала, считай, не пожила. Здоровые отношения, осознанность… Так, стоп. У нас есть задача! Да! Надо найти Моисея и уговорить его научить Рамсеса строить город. Вот! А ну подобрала сопли, ноги в зубы и пошла!       Ага, пошла. От бедра и прямиком нахрен, потому что знаете, насколько сложно выловить Моисея, если безвылазно торчишь в резиденции Рамсеса, который не то, чтобы сильно зовёт осточертевшего братца в гости? Очень сложно! Феерически сложно! Ведь и сделать ничего нельзя, кроме как сидеть на жопке смирно и ждать. Не скажешь же Рамсесу прямым текстом: что-то ты, господин, с ближайшими родственниками связи не поддерживаешь. Как насчёт пригласить на шикарное древнеегипетское застолье троюродную тётушку по маминой линии из нома на границе с Нубией; лучшую подругу любимой наложницы твоего отца-фараона и приёмного брата, чисто по-еврейски удачно затесавшегося в правящую семью.       В общем, дней десять после торжественно принятого решения не происходило ничего примечательного. Я ковырялась в дерьме, Рамсес ковырялся… Тоже в дерьме. По крайней мере, по его «отличному» настроению я поняла, что постройку Гесема он воспринимает примерно в этом качестве. Ну и в результате мы оба ходили с лицами, являющимися иллюстрацией к фразе Степана Трофимовича Верховенского: «Разве вы не знаете, что человеку для жизни, кроме счастья, необходимо также и несчастье». А потом я застала колесницу Моисея прямо в парадном дворе.       Едрить! Нет, определённо стоит чаще сбегать с работы на прогулки, всё самое интересное происходит как раз в это время. А-а-а, чё делать, чё делать! Надо принимать решение и быстро! Просто так к Моисею не подойдёшь — слуги тут же стуканут Рамсесу, а перед ним как оправдаешься? Или всё-таки подойти и назначить свиданку вечерком под луной? Нет, блин, заметят. Другие рабы заметят, что я стала инициатором разговора с царевичем Моисеем. Эм… Можно что-то типа уронить рядом с Моисеем, наклониться, чтобы поднять… А-а-а блин, что уронить? Единственное схенти, выполняющее роль трусов, которых нет?       А-а-а, он же щас выйдет, сядет в колесницу и свалит, и потом, когда ещё выпадет возможность… А, пофиг, сил моих нет!       В общем, единственное, на что хватило моего вскипающего мозга, это быстро осмотреться по сторонам, подбежать к колеснице и юркнуть под неё. Так, хорошее начало хорошей беседы, как говорится… И что дальше?       А дальше мне пришлось основательно напрячь мускулы и вспомнить, как я вытаскивала из ущелий всякие увесистые артефакты, хоть и с помощью рычага, но в одно рыло. Потому что ехать под колесницей на скорости двух лошадиных сил, вцепившись в пол этой колесницы чуть ли не зубами — непросто, ох и непросто, доложу я вам. Косенька, рыбонька моя, как же тебя так угораздило… А ещё обидно, что даже осмотреться не получается. Куда, интересно, мы едем…       Когда колесница остановилась, мне уже было неинтересно. Хоть в северный лес, хоть в западный рай, хоть к чертям в преисподней — главное, что можно, наконец, расслабить мышцы. Я выпустила пол колесницы, плюхнулась на спину и с минуту лежала, восстанавливая дыхание. И тут…       — Смилуйся, царевич Моисей! Смилуйся!       Я моментально сжалась в клубок и попыталась изобразить камень (может даже лицом). Через прутья колёс было видно, как рыдающая молодая женщина в бедной одежде кидается в ноги Моисею.       — Ты просишь милости, но в чём твоя вина?       — Не за себя прошу, владыка, — за раба, что по позволению твоему открыл житницы храмов. Он не дал жрецам воспрепятствовать твоему слову и запретить нам взять зерно, за то теперь его смертным боем избивает один из их числа.       Моисей сорвался с места с такой прытью, будто его пырнули под схенти колёным железом. О нет… Кажется, я знаю, к чему всё идёт. Дело пахнет керосином!       Думая о конспирации теперь уже в последнюю очередь, я выползла из-под колесницы и попыталась припустить за быстроногим царевичем, но мои ноги, в отличие от его, всю дорогу были ужасно напряжены, так что всего несколько шагов в песке по щиколотку опрокинули меня мордой в ближайшую дюну.       И хорошо ещё, что в дюну! Вокруг полным ходом шла стройка, и вероятность приложиться челюстно-лицевой об камушек била все полимеры. Едрить… Приподнявшись на руках, я огляделась.       Ну и где теперь искать этого героя-избавителя? Вокруг толпы рабов, мешающих глину с соломой, лепящих кирпичи, толкающих огромные глыбы, поднимающих колонны. Вся эта человеческая масса сожрала Моисея, как огромный кит, и шансы обнаружить его даже при условии его статуса весьма… Высоки!       Не то, чтобы в этой обители страданий раньше не звучали крики боли, но конкретно эти содержали в себе ещё и бездну самого неподдельного шока. Мне всё-таки удалось поднять себя на две ходульные и ринуться на издаваемые звуки.       Мать честная! Какого такого растакого лысого дьявола тут происходит?! Моисей в образе воплощённого гнева Божьего стоял над поверженным во прахе младшим жрецом Хора (судя по одеянию) и изо всех сил стегал его кнутом. Тем самым, который до этого опускался на тело раба, теперь обнимающегося с рыдающей девушкой.       Жрец Хора стонал. Из ран на рассечённой коже лилась кровь. В какой-то момент из-за удара в лицо, он заорал совсем уже истошно и схватился за глаз, а меня едва не вырвало.       Нет. Это не может быть то, что я увидела. Мне показалось. Это не был… Глаз… О Боже!       — Да остановите же его! Кто-нибудь!       Но собравшиеся вокруг евреи не двигались с места. Выражения их лиц… Словом, если бы Босх попытался изобразить это, он навсегда отложил бы кисть, вырвал себе все волосы и ушёл в закат.       Мне тоже хотелось бы уйти в закат. Потому что я не могу заставить себя броситься на Моисея ради этого человека. Я боюсь его ярости… Его рука такая тяжёлая — зашибёт и не заметит, а если ещё и в голову, то сразу насмерть. Но с другой стороны…       — Да сколько ж можно! Моисей!!!       Звук собственного имени произвёл на Моисея впечатление кувалды по темечку, что и требовалось: он замер с поднятой рукой.       Вот только жрец Хора больше не стонал. И не двигался.       А потом я выразила своё мнение по поводу произошедшего с помощью извержения полупереваренного завтрака в ближайшую дюну.       Кто-то — кажется, та самая рыдающая девушка, которая больше не рыдала — подал мне воды, но какое это имеет значение?       Труп. Там лежал труп. Настоящий, живой… Когда-то… Труп. Я никогда раньше не видела трупы. Я бы хотела никогда-преникогда не видеть трупы, особенно трупы, которые стали таковыми через непосредственное участие Божьих пророков. И… Боже!       Казалось, до меня только сейчас дошло, что вокруг чёртов древний мир со всеми признаками древнего мира. Все жители Иерихона, и амалекитяне, и аммонитяне, все младенцы с разбитыми головами и отданные на поругание наложницы водили хороводы вокруг моей головы, и никогда ещё моя кукуха не была в настолько готовом к отлёту состоянии. Я даже хотела этого. Спятить, сбрендить, ебануться, простите за выражение, по самые помидоры, чтобы больше не осознавать… Но сейчас было не время. И не место. Потому что ещё существовали египетские младенцы.       А к отлёту была готова не только моя кукуха, но и Моисей. Осознав (надеюсь) ужас содеянного, он бросился бежать, но тут уже я провела план-перехват и вцепилась в него всеми конечностями.       — Ты что задумал? Немедленно прекрати!       Царевич запрыгал на месте, как воланчик, пытаясь стряхнуть меня с себя, но у него не было ни шанса. Сбежать он решил, посмотрите на него, такого умного! Да щаз! Никудашеньки я тебя из Египта не выпущу, если ты сбежишь, Рамсес расстроится!       — Успокойся! Успокойся, Моисей! Ты не можешь сбежать, тебе нельзя! Нельзя! Фу!       Последнее вырвалось совсем уже на автомате, но толку с него было, как и с первого. Никакого, то бишь. Остановить этого разбушевавшегося мужчину было не проще, чем укротить льва.       Особенно широкая амплитуда взмаха рукой всё-таки смогла сбросить меня на песок.       Прежде чем Моисей снова включил первую космическую, я провела крайнее из реанимационных мероприятий, а именно, со всей дури залепила ему пощёчину.