Укушенные уткой

      — Простая нить в ковре, какой бы яркой ни была, своё предназначение не знает в рисунке общем.       Когда Рамсес отпустил меня, я ожидала, что он смутится, уйдёт в отрицалово и включит режим неприступного наследника, но вместо этого он бегло окинул взглядом окружающие нас кущи и попросил спеть.       — А камень с лица горы могучей на мир взирающий важнее ль тех, что в основании лежат.       Я пела, сидя на земле у его ног и смотря в сторону, потому что так легче сосредоточиться, но именно на следующей фразе наши взгляды пересеклись:       — Так точно, как ты можешь себе знать цену, в чём она. Мал слишком человека глаз, чтоб мир окинуть взглядом, с небес лишь виден он единым.       Ну и как прикажете изображать припев? Завести «лай-лай-лай», как идиотка? Ну такое… Однако затруднение вдруг решилось самым неожиданным образом: Рамсес начал отбивать ритм. Стуком ноги, хлопками в ладоши он на удивление достоверно передал музыку, которую я тут же подхватила голосом, потому что под это «лай-лай-лай» не стыдно.       С каждым хлопком улыбка Рамсеса становилась шире. Моя, кстати, тоже, потому что… Ну это, как минимум, интересно. Кажется, я знаю, на что наследник престола изволит поменять кисти и краски.       — Нас много ждёт исканий, не избежать на свете никому удачи ветра перемен. И хоть не знаешь па всех, ты в танец вступить обязан.       Рамсес явно вошёл во вкус. Стоило произнести слова про танец, как он встал со своего камня и протянул мне руку. Что? Но… Но я не танцую! Я не умею! Если вспомнить жриц Хатхор, то я ничего не умею вдвойне.       Рамсес приподнял брови, иронизируя над моими сомнениями, и я вспомнила, что мужчины на Востоке в общем и на древнем Востоке в частности не танцуют с женщинами в принципе. И тем не менее Рамсес… Решился делать что? Честное слово, я бы взглянула на него в моём времени. Как скоро он начал бы интересоваться нейросетями?       Ладно, если я сейчас не протяну ему руку в ответ, то месседж песни пропадёт втуне, так что…       Мы застыли друг напротив друга, держась за руки, как два подростка на выпускном. Рамсес продолжал улыбаться и сверкать глазами от энтузиазма, а перед моими глазами пробегали стада из жриц Хатхор с их идеальными, профессионально обученными, тренируемыми в течение многих лет плясками. Твою налево мы щас опозоримся по самые помидоры!       Рамсес хлопнул в ладоши возле левой половины лица, потом — возле правой и немного покачался, слегка сгибая колени. Я зеркально повторила его движения. Оке-е-еюшки… Весёлое начало весёлой беседы.       Не, это невозможно, как же глупо мы, должно быть, выглядим. Два идиота! А хороши бы мы были, если бы нас застукал Бака. Или Нефертари. Или, не допусти Господь, фараон! Какое бы у него было лицо…       Я не выдержала и рассмеялась, представив уровень охреневания царственного отца; и на этот раз Рамсес повторил за мной. Мы не могли успокоиться с минуту…       Ай, пошло оно всё! Я подпрыгнула, хлопнула в ладоши над головой, а потом соединила свою правую ладонь с левой ладонью Рамсеса, и мы закружились, периодически меняя руки и сторону кружения. Ну просто боги хореографии! Хатхор бы выколола себе глаза, если б увидела это.       Каких-то других движений нам придумать так и не удалось, но для первого раза и этого хватит. В конце концов, мы свалились от усталости в ближайшие кусты.       — И всё-таки я совершенно не умею танцевать, — радостно констатировала я.       — Я это вижу, — со смешком подтвердил Рамсес.       — Но это ведь ничего страшного. Если что-то не умеешь — ничего страшного.       Да, Кося, давай с умным видом подведём мораль сей басни и забудем, что именно Рамсес сегодня был инициатором «ничего страшного».       М-м, кажется, я сказала что-то не то — Рамсес помрачнел и отвернулся. Ох, Кося, ох, дурья твоя башка! Ну да, мне-то легко говорить (хотя, из сцены с танцами видно, что и мне нелегко), у меня речь о наследовании престола не идёт, и папочки-фараона с нереальными запросами у меня тоже не наблюдается. Едрить…       Самыми кончиками своих пальцев я осторожно коснулась пальцев Рамсеса.       — Если чего-то не умеешь, всегда можно научиться. Люди не рождаются с определёнными навыками.       Рамсес вздохнул. Встал. Надел немес.       — К трудам моим я должен возвратиться.       Руки́ на этот раз он мне не подал.       Я медленно шла по садовой дорожке, не замечая ничего вокруг. Блин, этот Гесем — реально нереальная проблема, а я, как нарочно, ни бум-бум в построении городов. Как эта наука вообще называется? Дизайн местности? Что вообще должно входить в сферу ответственности Рамсеса по мнению Сети I и иже с ними? Подозреваю, что всё. Вообще всё. Потому что Рамсес — будущий фараон, а фараон отвечает за всё. Не, оно, конечно, логично, но с другой стороны, я сильно сомневаюсь, что обучение Рамсеса строительству выходило за рамки фразы «если вотпрямщас и вотпрямздесь не вырастет город, то я вам, жалкие рабы, всем бошки поснимаю». Хотя… Почему тогда у Моисея получилось построить город? Потому что Моисей с рождения весь такой сын маминой подруги, или их обоих всё-таки учили и учили одинаково, но у Рамсеса просто нет таланта?       Вопрос, однако… Если всё взвесить и холодно рассудить, то Моисей в роли фараона выглядит очень даже ничего, а Рамсес… Если честно, то даже в истории, хоть он и запомнился всем, как великий, но обилие памятников, натыканных им по всему Египту, всегда заставляло меня задаваться вопросом Шрека из первой части: интересно, какие у него комплексы.       Теперь понятно, какие. И понятно, что в Рамсесе есть куча всякого другого нераскрытого потенциала, но с Гесемом всё равно надо что-то делать. Как и с престолонаследием. …       Блин, Кося, подключись обратно к неокортексу! Ты что, забыла, что Моисей не станет фараоном, потому что у него совершенно другая судьба? Или ты возомнила себя способной самой назначить фараона? Окстись и спустись на землю. Кстати о земле...       Где я?       И почему, прежде чем расстаться с Рамсесом, я не спросила у него дорогу?       Твою ма-а-ать! Ну что, назначительница фараонов, мы снова в заднице! И, кажется, будущие поколения всё-таки будут обеспечены диссертациями на соответствующую тему. Из крайних мер в таких ситуациях вспоминается только ориентирование по звёздам или мху, но это сад на древнем Востоке, тут нет мха! Но зато такими темпами мы скоро увидим звёзды.       Я устало уселась на ближайшую кочку. Нет, с Гесемом всё-таки надо что-то делать… Почему? Почему я вообще считаю, что это имеет ко мне какое-то отношение? Да потому что неспособность оправдать ожидания родителей — одна из самых болезненных вещей на свете! У меня тоже есть такой бэкграунд, я ведь так и не стала великим археологом, нашедшим нечто уникальное. Годами заурядно ковырялась в песках. Хотя, интересно, что бы папа сказал, увидев меня теперь…       Ладно, неважно, давай рассуждать логически. Чтобы построить город, надо это уметь. Правильно? Правильно. Чтобы что-то уметь, этому надо научиться. Научиться можно у людей, которые умеют, а кто в Египте умеет строить города? Моисей. Без вариантов.       Я едва не свалилась в кусты от осознания. А ведь точно! Надо поговорить с Рамсесом… Нет, Рамсес посчитает это унижением для себя. Надо поговорить с Моисеем! Моисей будет только рад научить брата, он ведь добрый и хороший! Надо лишь преподнести это всё Рамсесу так, чтобы не задеть его достоинство, Моисею придётся быть очень деликатным с предложением помощи… Но это выход! К тому же это поможет братьям сблизиться!       Эврика! Ура-ура-ура! Ай да Кося, ай да сукина…       — Ты-ы!       В кусты я всё-таки свалилась. К счастью, не в те, из которых ко мне на садовую дорожку вышла Нефертари.       — Госпожа.       Я попыталась подняться, чтобы сложить руки на уровне причинного места и поклониться, но перецепилась за что-то ногой и втемяшилась мордой лица в листья.       — Что делаешь здесь ты?       «А ты?» — чуть не спросила я, но при более внимательном взгляде на Нефертари, приоритетным стал совсем другой вопрос.       — Что случилось, госпожа?       У Нефертари было совершенно заплаканное лицо.       — То вовсе не твоя забота, — огрызнулась она.       И да, это действительно так. Мало ли, из-за чего она рыдает, может, ноготь сломала или с братом её всё-таки что-то случилось. В любом случае вряд ли Нефертари испытывает недостаток в утешителях, а для меня сейчас самое оптимальное — поскорее разложиться на молекулы и собраться в другом месте.       — Всё ты. Твоя вина, смердящая ты жаба.       У-у, началось в колхозе утро, что на этот раз?       — Он позабыл меня. Совсем не посещает. Будто я нефрут старая, хемуст исчезнувшего рода, — это прозвучало так горько, что у меня защемило сердце, — Словно краса моя погибла, и лицо теперь не лучше твоего, а мои груди поникли, как увядшие цветы. Как будто кожа моя ссохлась, огрубела, и волосы не мягче того сена, что ты даёшь коровам каждый день.       Нефертари выглядела такой разнесчастной, что даже оскорбления не смогли заглушить моей жалости к ней.       — Ну, госпожа, это ведь неправда, ты очень красивая.       — О да, но муж мой этого не видит. Встречая меня даже в коридорах, он смотрит мимо, ему стены, мебель, утварь куда как интересней и дороже, чем я. Да будь ты проклята богами!       Вот те раз… Я даже не знаю, чему здесь больше удивляться: тому, что гордая, высокомерная Нефертари позволяет себе так убиваться на глазах у рабыни, или… Тому, что Нефертари, оказывается, любит Рамсеса. Разве она не должна быть влюблена в Моисея?       — Ну чем могла ты так прельстить Рамсеса! — возопила царевна, у которой накипело, — Пусть облик твой слегка и необычен, но ты страшнее заурядной нефрут и жалкое, ничтожное созданье.       — Эй, полегче! Вообще-то старший строитель Бака так хочет меня получить, что даже готов похитить.       — И всё ж Рамсес тебя лишь вечерами желает видеть, от себя не отпускает. Вот странность! Ты приставлена к коровам его приказом, личным повеленьем, но всё ж ему милее, чем все нефрут.       Ой, это всё моё природное обаяние, с которым не сравнятся все сиськи женского дома, ха!       Хотя, кроме шуток, Нефертари любит Рамсеса… Нефертари любит Рамсеса…       — Слушай, госпожа, но у нас ведь даже не было ничего.       — Что ты несёшь, отродье из навоза?       — Так, госпожа, смени-ка тон, а то ничего говорить не буду.       Нефертари воззрилась на меня глазами, принявшими форму аж двух квадратов. Ну да, вряд ли кто-то из рабов разговаривал с ней раньше таким образом, но правда! Сколько можно терпеть это непролазное хамство. Нефертари открыла рот. Я не стала ждать, пока она разорётся.       — Хочу сказать, госпожа, что у нас с моим господином не было… — блин, как это будет по-египетски, —… Отношений. Мы не делили ложе.       — Не делили? Но… Что ты делаешь с Рамсесом вечерами?       Блин, зря я, наверное, язык распустила. Жалость жалостью, но Рамсесу это может не понравиться.       — Я не уверена, что могу сказать тебе, госпожа. Но у тебя точно нет причин так огорчаться! А теперь извини, но мне надо возвращаться к работе. И просто помни, что у нас с господином ничего нет… И не будет. Я же понимаю, у вас ребёнок и… Всё такое. Кстати, не знаешь, в какой стороне тут коровник?