Тяжело жить, когда по пятам за тобой следует тень смерти. Эта чертовка, ехидно скалясь, пытается сломить тебя, опутать своими чарами и в конце концов забрать в свои владения. Но он справится.
1
Если бы у Томы спросили, как тот докатился до подобной жизни, он бы лишь неловко улыбнулся и перевёл тему. Действительно, кто вообще согласится работать чуть ли не собачонкой в имении богатого клана? Это слишком трудно и ответственно, а из-за близости к важным людям тебя и вовсе могут убить. Но, честно говоря, Тома и не соглашался. Отец, накопив кучу долгов и исчезнув из семьи, не думал о своём сыне. Клан Камисато, взявший Тому к себе в качестве «оплаты долга», тоже особо не церемонился. Но мама верит в своего сына, он сильный мальчик, он справится. Иначе быть не может, Тома не допустит угрозу для своей матери. Связь с кланом Камисато — сплошная угроза. Все высокопоставленные лица здесь — это хладнокровные убийцы, которые на придворных балах строят из себя самых приветливых и воспитанных людей. Всё здесь насквозь пропитано фальшью, отчего Томе порой кажется, что он начинает медленно сходить с ума, а мысли его уже в процессе гниения: пути назад нет. Но ничего страшного, ему осталось верно служить Лорду Камисато всего лишь год. Всё ведь будет хорошо? Иначе быть не может. Тома вырвется из этих оков и вернётся домой, где его с тёплыми объятиями будет ждать любимая мама, которая постоянно пишет письма. Пугает лишь то, что последнее время их всё меньше и меньше, но ничего страшного: скоро разговоры их будут ярко звучать в уютном семейном домике, а не останутся сухо написаны на бумаге. Тома вновь погряз в своих мыслях столь сильно, что застыл на пару секунд, отвлёкшись от уборки сада клана Камисато. Все его руки уже перепачкались в пыли и грязи, но это не пугало так сильно, как кровь на руках остальных прислужников. Тома часто видел, как тех заставляли пытать провинившихся… Лорд Камисато — настоящий монстр, которому словно нравится казаться всем идеальным главой, заботливым отцом, нежным мужем, а ночью издеваться над своими подданными. Хотя блондин не сказал бы, что жена его лучше: на ней постоянно маска нежности и красоты, за которой прячется полное безразличие ко всему. Если муж её хотя бы получает какое-то мерзкое удовольствие от чужой боли, то Леди Камисато холодна абсолютно ко всему. Порой Томе становится настолько жутко с этого, что начинает казаться, что у этой женщины и вовсе эмоций нет. А вот о сыне Лорда и Леди сказать нечего совсем, того блондин видел совсем мало, мельком увидев лишь чужой пустой взгляд, по которому никаких выводов сделать не вышло. — Лия, не отходите от меня ни на шаг, иначе мой отец не будет столь благосклонен к Вам и назначит более мучительную казнь, нежели обычная быстрая смерть. Вы же знаете, с предателями у него разговор короткий, — чей-то стеклянно-бархатный голос окончательно вывел из мыслей, после чего Тома с небольшим испугом поднял взгляд. Он мог лишь предположить, кому принадлежит этот доселе незнакомый голос, но, пристально разглядев чужие матово-синие глаза, всё-таки понял, кто сейчас проходит мимо. Аято Камисато, сын безжалостного Лорда. Тело пробрало легкой дрожью, когда Тома получил чужой пустой взгляд в ответ. А вдруг его накажут за то, что так долго бестактно смотрел на человека, который выше его по положению? — Извините, Господин, я… Я задумался. Простите за мое столь некрасивое поведение, мне жаль, — нервно протараторил Тома, дёргано поклонившись и прикрыв глаза. Не услышав ответ, Тома неуверенно поднялся в исходную позу и коротко взглянул на юношу напротив. Почему-то блондину раньше казалось, что сын Лорда Камисато куда старше и грозней, но сейчас перед собой Тома видел весьма аккуратного молодого человека, который на вид был едва ли старше самого слуги. Аято так и не удостоил подчинённого ответом, лишь коротко кивнул и направился вместе с какой-то потрёпанной девушкой в сторону поместья. Почему-то Томе показалось, что в чужих глазах цвета аметиста промелькнуло отчаяние. И речь сейчас вовсе не о пленнице.2
— Ты, бесполезное отродье, снова не смог прикончить того, кого надо?! Или что, давно я тебя не бил? Может быть, мне стоит снова привести сюда Аяку, тогда у тебя в голове что-то наконец щёлкнет и ты начнёшь делать то, что должен? Ты потомок клана Камисато, так что ты обязан исполнять мою волю. Я твой отец, я — закон, а ты — безвольное оружие в моих руках. Если ты это не запомнишь, выродок, то твоя любимая сестрица вряд ли выйдет из заточения живой. — Хорошо, отец, я понял, — сухо ответил Аято, смотря глазами куда-то сквозь своего родственника. — Вот и молодец, а теперь иди и убей ее. Твое будущее — это сплошная чужая кровь на руках, так что ты обязан к этому привыкнуть. В мыслях Аято — сплошная пустошь. Наверное, в таких ситуациях нормальный человек мог бы сказать, что испытывает ужасный страх перед смертью, пусть даже чужой, однако сыну Лорда Камисато запрещено чувствовать что-либо. Несмотря на это, Аято и правда не хочет ощущать чужую кровь на своих руках, не хочет лишать другого живого человека самого ценного — возможности существовать. Порой его эти мысли заводят в тупик, заставляя размышлять о том, а реально ли всё, происходящее вокруг? Неужели мир и правда настолько безобразен и несовершенен? Ему нужно всего лишь спустить курок. Звучит несложно. Револьвер ложится в руку так плавно, словно был создан для этого человека. Или же эти руки, давно избавившиеся от дрожи, были созданы для того, чтобы держать оружие. Кто знает… Чужая кровь, расцветающая по небольшому темному помещению, выглядит уместно. Аято не почувствовал ничего, страх и непринятие реальности тоже отступили. На его душе наступил штиль.3
В этот раз ответное письмо от матери Тома ждал с ещё большим нетерпением, сильно нервничая, нежели раньше, ведь в прошлом своём послании юноша решил всё-таки спросить, почему мама его стала так редко слать конверты. А вдруг с ней что-то случилось, вдруг ей нужна помощь, вдруг она не справляется, вдруг… — Ай, да хватит думать о плохом, ещё рано… — легонько ударив себя по голове, тихо проговорил Тома отражению в зеркале. Ведь главное — верить, правильно? Хотя бы с этим слуга справляется на отлично. Дел сегодня у него было достаточно, так что следовало скорее браться за них, как раз получится отвлечься от переживаний. С этими мыслями Тома уверенно направился из предоставленной ему комнаты в кабинет Лорда Камисато, который должен вернуться лишь вечером, а пока у слуги есть время для того, чтобы навести порядок. Тома сам не знал, как так получилось, но почему-то уборка ему всегда нравилась. Смешно звучит, наверное, учитывая, что обычно общество скидывает подобные обязанности на девушек, пока мужчины занимаются чем-то… Чем они там занимаются вообще? Чем занимаются нормальные люди? Тома, к сожалению, не особо ознакомлен был с этим, так как в малом возрасте его уже забрали сюда. Порой парень и вовсе чувствовал себя какой-то игрушкой в руках клана Камисато, вещью, которой можно оплачивать долги… А на отца он, кстати, и не злился почти что. Разве что обидно за любимую мать, которую муж оставил в одиночестве. Она, конечно, сильная и справится, в чём всегда убеждает Тому, однако ведь каждому человеку свойственно иногда быть хрупким, верно? В этом нет ничего плохого, все мы всего лишь люди. — Тома, тебе письмо! — чуть ли не влетев в кабинет, воскликнула Нико, ещё одна работница, которая ответственна за уборку поместья. Блондин бы даже мог назвать эту девушку лучиком света в этом гнилом месте, единственной подругой. Аккуратно передав письмо Томе, который к тому времени отложил из рук нуждающиеся в сортировке документы, Нико ещё раз улыбнулась другу и, помахав ладошкой, вышла из комнаты. Руки юноши чуть дрожали от волнения, пока он бережно открывал столь значимый для него конверт. Тома уже знал, от кого письмо, ведь кроме матери никто не помнил о нем. Ну, не особо уж и тяготило парнишу осознание собственной ненужности кому-либо в этом мире. Зачем ему быть нужным кому-то, кроме родной матери, если он нужен себе? Не главное ли это? Внимательно пройдя взглядом по небрежно оставленным на бумаге буквам, Тома оцепенел. «Привет, сынок. Наверное, мне стоит извиниться за то, что так долго не писала, но, честно говоря, мне уже безразлично всё это. Я устала, понимаешь? Совсем одна. Одна, понимаешь? Твой отец бросил меня, и ты поступил также. Я долго пыталась делать вид, что все в порядке, что я люблю тебя, что мы справимся, но мне больно. Ты во всем похож на своего отца… Тоже сбежал. Я не верю в то, что ты всё ещё у этих дурацких Камисато. Не верю. Мне кажется, они давно уже тебя отпустили, а ты просто оставил свою старушку умирать в одиночестве, верно? Знаешь, вчера я просидела в окне так долго, что замёрзла. Собиралась с мыслями… И не смогла убить себя. Твоя старушка такая жалкая, да? Именно поэтому вы все меня бросили? Смех да и только! Даже не пытайся спорить. Хотя, думаю, когда это письмо дойдёт до тебя, спорить будет уже не с кем. Удачи в жизни, где меня не будет, мой маленький глупый Тома. Надеюсь, хотя бы ты будешь счастлив. Прощай…»Больно дышать. Больно больно больно.
Почему всё так? В чём он ошибся?
Что снова сделал не так… Всё же хорошо, он же… Всегда…
Всегда что? Писал письма?
Ха-ха-ха, словно это хоть как-то помогло матери пережить одиночество. Она всегда мучилась.
Тома не мог прийти в себя. Просто не получалось. Он ведь так старался быть хорошим сыном, так любил её… И что теперь? Неужели всё это было напрасно? Зачем тогда он здесь? Зачем ему продолжать жизнь? На дрожащих ногах блондин, облокотившись спиной о стену, опустился на пол и уткнулся лицом куда-то в колени. Кошмарные мысли терзали так сильно, что прийти в себя у парня совсем не получалось, он до сих пор оставался в какой-то прострации.Бессмысленно… Всё это просто бессмысленно.
Просидев так некоторое время, Тома не спеша поднялся и безмолвно окинул помещение пустым взглядом. Глаза его сейчас напоминали скорее какие-то стекляшки с едва заметными трещинками. Нужно закончить уборку… Дела не ждут, а Лорду Камисато все равно, какие там проблемы у его вещицы. Верно, Тома — всего лишь инструмент. Он не должен расстраиваться, он обязан быть сильным. Глаза предательски защипало, влага всё-таки успела попасть на побледневшие щеки. Несправедливо…4
К вечеру вся работа была выполнена. Иначе быть просто не могло: не стоит забывать, что в этом поместье вокруг монстры, способные без капли сожаления убить тебя. Письмо Тома не смог выбросить, убрать куда-то далеко, вновь вцепившись потёртыми пальцами в грубую бумагу. Слёз не осталось, да и подобную слабость блондин не мог себе позволить. Он должен быть сильным… Хотя теперь в живых не осталось того последнего человека, ради которого Тома оставался сильным. Имеет ли смысл теперь заставлять себя быть таковым? Пусть уж лучше эти монстры сожрут его. Уснуть не получалось. Честно говоря, парень даже не пытался погрузиться в царство Морфея, просто бессмысленно смотря в потолок. Пора было признаться самому себе в том, что он не всесилен, а недавняя весть и вовсе оказалась необычайно метким убийцей душевного равновесия. Когда тело всё-таки затекло от долгого лежания в одной позе, Тома беззвучно поднялся с кровати и также тихо вышел из поместья, во дворике усевшись на скамью, с которой открывался вид на бескрайнее море. Интересно, свободно ли оно в отличие от Томы? Парень лишь горько усмехнулся. Ночной холод забрался под кожу. Хотелось бы сказать, что он отрезвляет, только вот в данной ситуации он оказался уж слишком бесполезен. Ветерок не может воскресить человека или хотя бы подсказать, что делать. — Хватит уходить в себя… — на грани слышимости сам себе проговорил Тома, закрыв лицо руками в попытках привести себя в чувства. Просидев так какое-то время, юноша услышал аккуратные тихие шаги позади себя. Ну вот и все, сейчас вернувшемуся в поместье Лорду доложат о маленьком проступке слуги, которому вообще-то нельзя ночью выходить куда-либо, и его накажут, изобьют, увеличат нагрузку… Хотя какая уже разница? Блондин потерял единственную драгоценность, свой смысл жизни, неужели что-то ещё сейчас может иметь значение? — Прислуге строго запрещено находиться на улице ночью, если не был отдан приказ. А ты, я посмотрю, смелый, раз сидишь здесь в столь поздний час? — безмолвно простояв за чужой спиной небольшой промежуток времени, незнакомец всё-таки начал диалог. Тома не сразу определил обладателя голоса. Ему казалось, что это Лорд уже пришел выносить свой приговор, но нет, это был Аято Камисато, чья речь звучала достаточно спокойно. Обманчиво-спокойно. Тома не ответил, лишь неоднозначно пожал плечами, словно почувствовав холод. Холода не было. Ничего не было. — Неразговорчивый. Это тоже нарушение правил. Повернись, — продолжил Аято спустя время, в голове его прозвучала сталь. Тома чувствовал себя потерянно, словно всё это происходит не с ним, из-за чего почему-то стало всё равно на дальнейшие события. Он не спеша обернулся на сына Лорда, как-то глупо и разбито улыбаясь. Взгляд Аято упал сначала на чужую улыбку, а после на пустые покрасневшие глаза. Хотя нет, всё-таки не пустые, а наполненные болью.Жалкое зрелище.
Младший Камисато едва заметно переменил свой взгляд со спокойного на презрительный. Обычно таким взглядом смотрят на предателей, слабаков, низших людей. Любой бы на месте Томы сейчас почувствовал опасность и начал бы кланяться в ноги этому весьма властному юноше, только вот в блондине не осталось сил на даже мысли об этом. Он бесконечно опустошён. — Иди за мной. Возражения не принимаются, — строго проговорил Аято, ожидая действий слуги и после направляясь в сторону поместья. Тома настолько устал, что безвольно пошёл туда, куда велят, сломленно посмеявшись про себя. Его опять не спрашивают, не хотят слышать. Кукла. Пустышка. Инструмент в чужих руках. Вернулся в реальность блондин лишь тогда, когда за спиной захлопнулась тяжёлая железная дверь. После этого Аято вновь пошёл перед подчинённым, проводя его по мрачному мало освещённому коридору. — Пришли, — коротко объявил юноша, остановившись перед какой-то из многочисленных дверей. Разобравшись с замком, Аято неспешно отворил комнату, в которой едва можно было заметить сжавшегося в комок человека. — Этот маленький мальчик — сын предательницы, которую вчера казнили. Тома не понимал, зачем здесь находится. Почему Аято привёл его сюда? Разве не в отдельную камеру должны были посадить нарушившего правила слугу? — Ты убьешь его, — словно нечеловеческим ледяным тоном проговорил младший Камисато, продолжая смотреть в пустоту, какое-то время словно размышляя о правильности своих действий. Пауза эта длилась недолго, и уже спустя пару мгновений он почти аккуратно вложил в руки своего подданного револьвер. Тот самый, которым вчера лишил жизни не заслужившего смерти человека. Это было его первое убийство. В голове до сих пор было пусто, а оружие младший Камисато отчего-то так и не выпускал из кармана своего одеяния. Тома оцепенел, тело его вновь настигла дрожь. Он с испугом взглянул на стоящего рядом парня, который грубо и крепко держал запястья слуги своими холодными пальцами, словно контролируя чужие действия. — Убить?.. Зачем? Почему я?.. — растерянно задал вопросы Тома, переводя взгляд то на оружие в своих руках, то на невинного ребёнка, то на безразличное лицо напротив. — Это приказ, — холодно ответил Аято, проходя за спину подчинённого и вновь хватая того за дрожащие руки, держащие револьвер. После этого младший Камисато, давно уже находясь в какой-то прострации, помог Томе направить пистолет на ребёнка, смотрящего на незнакомцев слезящимися глазами. — Ну, давай же, спусти курок, это же так просто. Лиши его жизни. Убей его. Убей. Тома зажмурил глаза, пытаясь хотя бы мысленно сбежать отсюда. Аято, чуть ли над ухом говорящий убить человека, казался самым ужасным монстром. Стало страшно. Не за себя, не за ребёнка, не за кого-то ещё. Просто страшно. Не было сил держаться. Словно ощутив это, младший Камисато надавил на пальцы слуги, после чего послышался оглушающий выстрел. Тома в ужасе распахнул глаза. Ребёнок больше не смотрел в ответ, завалившись на пол всем тельцем, пачкая кровью пол. Он мёртв. Осознание этого больно ударило по и так истерзанным за сегодня нервам, отчего блондин резко оттолкнул от себя синеглазого монстра, на ватных ногах подошёл к бездыханному телу и рухнул на колени, переворачивая ребёнка лицом наверх. Мёртв. Точно мёртв. Убрав от трупа руки, Тома взглянул на них. В крови. Убийца. Это всё он виноват. Слабак. Ничтожество. Это ему нужно было умереть, не невинному ребёнку. Про чудовище за спиной парень и вовсе забыл.Щелчок.
Блондин не выдержал. Слишком большая ноша сегодня обрушилась на него. Руки Тома резко ударил о пол, после опустился на локти, чуть ли не лицом уткнувшись в холодную мерзкую поверхность пола. А потом парень кричал, снова и снова раня руки о грубый бетон, оставляя на коже внушительные ссадины. Хотя какая разница, если руки и так уже в чужой крови? Теперь не разобрать, где своя, а где чужая. Больно. Почему все это происходит? Почему он не может просто умереть?5
Первая вспышка прошла нескоро, оставив после себя бесконечную пустоту. Тома так и остался сидеть на грязном полу, бессмысленно смотря перед собой. Быть может, здесь ему и место? Среди грязи, темноты, боли и в безграничном одиночестве. Жалкие мерзкие слёзы предательски продолжали пачкать щеки. Ненависть к себе полыхала новыми красками. Слуга не поднялся с места ни через десять минут, ни через полчаса, ни через час, продолжая дрожать и безмолвно смотреть в пустоту. Это ожидание кое-как вернуло Аято в реальность спустя время. Он не совсем понимал, что происходит, так как ранее не особо то и отдавал себе отчёт в действиях. Младший Камисато не знал, что ему следует делать в этой ситуации, ведь он привык действовать лишь по написанным кланом сценариям. Безвольный актёр. — Тома? — тихо позвал парень подчинённого, но тот не среагировал никак. Аято неспешно присел напротив дрожащего тела, не обращая внимания на то, что белые одеяния наверняка примут скверный вид после этого. — Ненавижу тебя. Ненавижу вас всех. Сборище бесчеловечных монстров. Ненавижу. Из-за вас… Это всё из-за вас. Лучше бы твой отец покончил с собой, а не моя мама, а потом и вся ваша семейка вслед за этим чудовищем слегла в могилу. Ты тоже, — Тома, услышав то, как напротив него сели, всё-таки поднял взгляд и с нескрываемой злобой смотрел в чужие глаза. Они больше не были похожи на драгоценные камни. Хотелось разбить их. Аято не нашёл подходящего ответа, отводя взгляд в сторону, не желая сталкиваться с чужими наполненными ненавистью глазами. Не играли роли сейчас формальности и положения в обществе. Ничего сейчас не играло роль в принципе. Он потерял контроль над собой, не выдержав клеймо убийцы, которым вчера стал. Мало того, что сам убил, так ещё и другого заставил. Может быть, это он на самом деле слаб? — Мне жаль, — на грани слышимости прошептал Аято, на мгновение прикрыв глаза, словно это было маленьким спасением от чужого испепеляющего взгляда. Он сам всего лишь подросток, которому запретили испытывать эмоции, отчего сейчас в голове его творился хаос. Должен ли бессердечный убийца, наследник великого клана Камисато, прилежный идеальный сын испытывать вину? Едва ли. Только вот это чувство терзало душу, о существовании которой у себя Аято часто жалел. Он слишком чужой для всего этого места. — Тебе не жаль, тварь, тебе ведь всё равно на чужие жизни, мы все для тебя и твоего папаши являемся всего лишь куклами, — бесцветно ответил Тома, опустив взгляд. Усталость и отчаяние пришли на место ненависти и злости. Просидев в тишине какое-то время, блондин вновь взглянул в чужие глаза, в которых невооруженным взглядом можно было увидеть сожаление. А вдруг это Тома здесь монстр? Вдруг он сам убил ребёнка? Вдруг он сам убил мать своим вынужденным уходом? Вдруг это он всем больно делает? Слабый и бесполезный, несёт только беды и разочарование. Вон, накричал на чужую бесчеловечную оболочку так убедительно, что у того маска по швам расходится. Ничем не лучше их всех. Такое же чудовище. Полностью скрыв сознание в тусклых мыслях, Тома бессознательно подался вперёд, ткнувшись лицом в чужое плечо, ища в этом действии что-то из прошлого, что поможет ему справиться. Только вот у него даже воспоминаний хороших не было: мама почти никогда не успокаивала своего ребёнка, потому что тот не показывал своей слабости. Ему запрещено было грустить. Не хотелось быть проблемой для своей и так уставшей матери, которой и без него слез хватает. Хватало… Аято не знал, как ему отреагировать. Конечно, как член своей семьи, он должен был прикончить этого юношу. Слишком много грубых слов сказано было тем, слишком много правил нарушено. Но младший Камисато хотел поступить, как человек, а не как «раб» клана убийц. А человек ли он?.. Всего лишь бездушное оружие в чужих руках. Может ли бездушное оружие неуверенно тянуться руками к чужой дрожащей спине в попытке успокоить? Вроде бы, мама в детстве так делала, когда сам Аято плакал. Помогало. Спустя пару мгновений руки уже более уверенно обнимали Тому, пока сам парень пытался не думать ни о чём. На этот свой безрассудный поступок не хотелось искать объяснение. Ну а блондин, не воспринимая болезненную реальностью, крепко ухватился окровавленными пальцами за чужую спину. Он сейчас не осознавал, кто перед ним, пока в голове звучал голос матери. Закончилась вся эта пытка для обоих нескоро. Аято окончательно погряз в своих весьма мрачных мыслях, не сразу заметив, что живой человек в его руках перестал дрожать и начал медленно отстраняться. Ярко-зелёные глаза больше не смотрели с ненавистью, в них отражалась лишь безысходность и тоска. Младший Камисато сейчас прекрасно понимал эти чувства. Подумав об этом, он на миг застыл. Понимать свои эмоции для него в новинку. Прикрыв глаза и устало выдохнув, Аято задумался ненадолго, а после с неподдельной усталостью вновь пристально зацепился взглядом за чужие не погасшие глаза цвета нефрита: — Давай сбежим? — голос его звучал разбито, не было там больше места для формальностей и фальшивого спокойствия. Задав вопрос, парень аккуратно поднялся с пола, протянув руку Томе, чтоб помочь тому встать. Блондин долго пытался найти в чужом поведении что-то странное, развеять притворство, но сейчас Аято был кристально настоящим. Ну, ладно, всё равно жизнь подчинённого ничего не стоит, так что какая разница, что случится дальше? Терять уже нечего. Тома взялся за протянутую руку, принимая предложение.