Женщины с острова Лесбос

      Старое оливковое дерево приятно скрывало солнечные лучи, а особенный воздух пропитался минералами. Горячий источник бил ключом, контрастируя с прохладой тени, что создавалась особым пушистым куполом. Нагретые камни покрыло льняное полотно оттенка сердцевины инжира. Пагона оголялась дрожащими пальцами, ослабляя кожаные ленты сандалий. Короткие волосы коснулись плеч, распадаясь из жалкого подобия собранной прически. Звякнул любимый змеиный браслет.              Она так плавно спускалась по ступенчатым камням, словно унция за унцией растворяясь в этой знойной жаре воды. Погрузившись до намокших прядей, вся замерла в мучительном ожидании. Ранее они неловко расстались у её спальни, в душе ликуя, а на людях важничая. Им бы стоило прежде всё обсудить, но… Но на практике пойдёт быстрее. Пагона больше не сомневалась в намерениях Вайи. Нужно попробовать снова. Смущённые и предвкушающие, каждая разошлась по разные стороны, договорившись встретиться поскорее. Этот момент растянется на лета, а низ живота погрузится в пекло. Так давно горит он там.              — Пагона.              Подбородок вздернулся, и гладь воды зашлась волной. Её позвали со спины тихим голосом, полным одновременно вожделения и глубоких чувств. Пагона встрепенулась, в спешке разворачиваясь и небрежно вскакивая под добрый смешок сверху. Её Вайя. Её дражайшая, она, облачённая в полупрозрачный белый хитон, держала крупную ветвь бугенвиллеи. Сочные цветы, точно окрашенные соком раздавленной малины, тянулись от ключицы к животу, слегка скрывая перетянутое тряпичным мешком плечо. Запахло сладостью.              — Персики?              — И крупная черешня.              — Ах ты, прока-а-зница, — протянула Пагона, сглатывая накатившую слюну. Какое купание без вкусностей? И ведь знает о её любимых фруктах.              — Я именно такая и не лучше, — прыснули в ответ, ныряя рукой в мешок. В маленький рот дразняще улетела спелая ягода. В уголок затёк сок, язык мягко раздавил мякоть, губы подмяли друг друга, сложились в трубочку, торжественно избавляясь от косточки.              «Она такая красивая, что хочется задохнуться», — Пагона неспешно нырнула обратно, топя импульс рвануть к ней прямо сейчас. Остановившись в районе подбородка, она, не моргая, застыла взглядом на той, что разложила у ступней цветочную ветвь и завёрнутые дары природы. Узел ослаб, и раскрытое полотно без зазоров оказалось покрыто красочными фруктами. Это купание будет сладким.              Протянутая навстречу бугенвиллея оказалась в ладонях спартанки, что тотчас принялась отсоединять бархатные лепестки от основания. Они неразрывно дрожали вместе, напрочь связанные одним взглядом — пока ладони Вайи потянулись вверх, задевая складки хитона, пальцы Пагоны освобождали ветвь от её главного украшения. Белая ткань смотрелась на ней волшебным облаком, как когда в беспечное утро небо купается в подсвеченной воздушности измалёванных небесным творцом островков. Любимое Пагоной тело показывалось и скрывалось одновременно, справедливо просвечивая острые концы напряжённых сосков, но нечестно скрывая Элизий у бёдер. Невинная афинянка будоражила сильнее искусной жрицы любви, нарочито неспешно оттягивая узелок за узелком, складка за складкой обнажая кожу, пока наконец последняя преграда между ними не улетела к поспевшей черешне.              Крохотная ступня выгнулась, потирая пальцами пятку второй. Во рту Пагоны пересохло, а глаза увлажнились от нахлынувшего наваждения — к удивлению, роскошные волнистые пряди держались заколотыми. Она стояла неподвижно, словно мастерски выточенная скульптура, и в этот раз не позволила себе прикрыть красоту. Сделав шаг навстречу, Вайя очутилась подле Пагоны лицом к лицу. Та потянулась, надавив на позолоченную фибулу в прическе, на днях подаренную ею же — волосы всколыхнулись, вмиг утопая под тяжестью воды источника. Словно мифический цветок, они раскрылись, колючей мокростью царапая предплечья.              Захотелось срастись с ней, как витой стебель с бутоном, чтобы от дуновения ветра качаться вместе, чтобы хоть так стать ближе. Затонуть в горячем море, что разбушуется между ними — лишь бы впиться в эти нежные сладкие губы, напористо впутываясь пальцами в затылок, прижимаясь и не отпуская, утонуть под одной волной.              — Небрежно ешь. Впрочем, как и всегда… — Пагона и не заметила, как в раздумьях у неё разыгрался аппетит, побудивший активно закусывать мысли, словно те бойко вырывались из смелого рта.              Косточка за косточкой, томный взгляд за взглядом… Сплетенная тройная черешня в мгновение Ока погрузилась в рот Вайи, и она небрежно хмыкнула, почти нахально дергая бровью. Переиграть её собралась? Такая — только проигравшая в инициативе. И безусловно, побеждающая в удовольствии — растает она в нём, как думающая Пагона однажды растаяла от потерянной в лесу незнакомки. По губам побежал липкий сок. Концентрированный нектар охватил подбородок, сбиваясь в капли, что коснулись шеи, тут же просочились на изгибы пульсирующей жилки, окропили зону декольте, в конце концов подсластив воду источника. Спартанка не моргнула. Персик снова надкусили, грубо потянув на себя мякоть. На этот раз засмотреться пришлось Вайе. Это кто ещё здесь небрежно ест?              — Хорошо хоть, мне черешню оставила, — бросили в ответ сплюнутой косточке плода, и Пагона вмиг пробудилась от марева – её шанс! Прямо сейчас, да-да, ах молодец, её речная нимфа!              — Постой, я сама! — сорвалась она, отбирая полотно с ягодами. Вайя непонимающе на неё уставилась. Как явно получилось, ведь даже деревья стиснулись поближе, закрывая их от нежелательных глаз.              Пальцы отбрасывали ягоды одна за другой, явно торопясь. Сегодня они будут любить друг друга правильно — данное утро будет пробуждать самые яркие мурашки, разгоняя пульсирующую кровь до самых бёдер… Ягода выбрана. Столь крупная, самая спелая, её насыщенный оттенок говорил о сладком соке, достаточно сладком, чтобы вызвать положительный стон, но не свести зубы. Отчего-то затряслись ладони. Спартанка небрежно заправила короткую прядь у виска, что тут же вернулась на место. Мякоть осторожно надломили, избавляясь от несъедобной косточки.              У Вайи отняло воздух — полные губы раскрылись, Пагона осторожно закусила черешню, зажимая тут между зубами, и поддалась вперёд. Словно вода подтолкнула её навстречу. Словно Вайя вновь застряла между камней, приросла к этому дну, как то самое дерево черешни, и единственное, что она может ей дать — ту заботу, о которой не попросят, то нематериальное, что не блестит россыпью в сундуках. Она отдаст саму себя, и примет все, чем одарит её Пагона. Пятки охотно приподнялись, неловко наклоняясь вперёд. Вода больше не шумела. Всё, что будет помнится Вайе — это возникшее вблизи горящее и откровенно честное лицо, и вся её любовь в надкушенном плоде черешнИ.              Губы соприкоснулись, и Пагона несдержанно поддалась вперёд, отбирая незримое расстояние между ними. Язык подтолкнул мякоть, половину оставляя себе. Во рту засахарило, и сухость исчезла вместе с влажным касанием напористых губ. По позвоночнику задрожала сильная ладонь, притягивая любимую. Та обмякла, прижалась, растерялась — но большего от неё и не требуется, лишь позволить себя обожать. Вайя размеренно засопела, от непривычки не понимая, как нужно действовать, но нежные касания со стороны успокаивающей приструнили её нервы. Мокрые руки ответно вынырнули из горячей воды, решительно нащупывая бока Пагоны. Она постаралась прижаться в объятия, но её догадливо опередили, проявляя инициативу. Упругие губы прощупывали её ощущения, полагаясь на невербальное познание — Вайя расслабилась, и поняв принцип, начала отвечать. Хотелось уточнить, что нет нужды спешить — уж с ней-то она может не пытаться. Нет нужды угождать, выкручиваться, есть только они и весь мир на двоих, заключённый в объятия минерального пара.              Пагона осторожно оттолкнулась, одаривая улыбкой смущенную Вайю, а затем утянула в новый поцелуй. Губы коснулись подбородка, носом щекоча уголок рта, а затем влажно обхватили его, давая в неверии моргнуть, прежде чем снова принять горячий язык внутри. Эти будоражащие сердце прикосновения рук, оглаживающие лопатки, побаливающую спину — достать черешню с её невысоким ростом оказалось той ещё задачей. Пусть трогает, щупает, оглаживает, смущает и напрягает, пусть позволит ей улететь прочь. Она не осознает, чего ей хочется, но чувствует — туда дорога ей неопытной. К противоположности самой себя.              — Позволь себе сегодня доверять мне. Позволь, Вайя, я так тебя люблю, — от вырванных меж поцелуями слов у неё потемнело в глазах. Как хорошо!              — Ну как же я тебе не доверюсь, — верх щёк порозовел под стать покрасневшему бочку нектарина. У бёдер горело особенно сильно.              Любить её позволено не каждому. Вайю принимали и обхаживали в их женском кругу. Вайю не ценили и сторонились в кругу мужском. Любила Вайю только Пагона. Остальные многое потеряли на радость ей одной.              — Ах, Пагона, — у затылка оставили влажный чмок, подув прохладным воздухом. Мягким узором посыпались следующие, выстраиваясь в извилистый путь от плечей к складке подмышки. Душа пела от сопения, что усиливалось по мере продолжения ласк. Пальцы слабо оглаживали воду, притягивая новые лепестки бугенвиллеи к Пагоне, словно пытаясь так отблагодарить. Тихо и хорошо.              Талию заключили в кольцо, спускаясь ниже к пояснице. Её потянули на себя, утягивая на каменные ступени. Усадив Вайю, Пагона подступила на одну повыше. Натренированная голень последней исчезла из бокового взора — Пресвятые Богини, чего её так будоражат эти стальные мышцы ног… Гладь расступилась, а её обняли со спины собственным телом. К ней прижались, раскрыв сильные бёдра, и уткнулись особенным местом в спину… Вайя простонала просто от непонимания.              — Тише, тише, я же даже не начала, — с неким удивлением улыбнулась Пагона, отчего болотные глаза вспыхнули новой возбужденной вспышкой – не терпелось.              Вайя чуть сгорбилась, когда её поясницу прогнули на себя, позволяя лечь на живот. Так странно. Спартанские тренировки чертили рельеф тела, строили мышцы, выделяя ноги и плечи. Живот же, как и руки, оставались крепкими, но мягкими одновременно, позволяя льнуть в объятия и ощущать сильную нежность. Культ красоты, развитого тела колесил от острова к острову, но женщинам в Афинах было положено думать обо всем и сразу, только не о собственной привлекательности. А жаль. Вайя была чувственнее всех повстречавшихся ей прежде женщин. А ещё имела самые мощные ягодицы — истинная горная прогульщица. Затворница в Афинах, свободная птица на Лесбосе.              — Не бойся ничего, и просто поддайся ощущениям, — с секунду подумав, упомянула Пагона, замечая развёрнутую макушку. Жмётся за поцелуем, будет ей – подбородка, а затем и губ коснулись, словно не сразу попав копьем. Тем самым, что вонзилось в тополь одним вечером. — И… Не думай, как выглядишь со стороны. Вообще ни о чем не думай. Расслабься.              Неизвестность возбуждала и пугала. Спартанцы всегда отличались от остальных, и ей пришлось приготовиться в мыслях — её удивят.              — Мм-ах! — объятия разорвали, и немаленькие ладони заскользили по рёбрам, неожиданно сжав грудь. Затем ещё раз, и снова, уже увереннее. Пагона давала понять – нужно привыкать сразу, пугаться её совершенно не стоит, а вот вскрикивать от внезапно включившихся пальцев – вполне.              Большие надавили на плоть сдвигая её к центру. Грудь сию секунду разъехалась обратно, устремляясь в разные стороны — она ей снилась с того самого раза в купальне. Вайя и ее неприкрытая грудь. Мельче персиков, наверняка слаще черешни. Полная противоположность её тяжелой, что нависала прямо, доставляя дискомфорт летом. Было жарко, и так неудобно бегать… Не то, что эти очаровательные округлости, легко помещающиеся в ладони.              Она сомневалась, не царапнет ли шелковую кожу. Из губ Вайи посыпались первые довольные вздохи — прислушалась к её настойчивой рекомендации. Подушечки пальцев игриво пробежались по коже под грудью, очертили её полукруги, собирая капельку пота, образованную от пара. Или же от её не совсем богоугодных ласк. Пагона предпочла скрестить кисти, впиваясь локтям в мягкие бока Вайи — в таком положении она подцепила соски, оттянув их разок. Та напряглась — переборщила с давлением, доставив новые ощущения. Её любимая, что нежнее цветущего миндаля. Тепло разошлось по затвердевшем концам, когда на смену пришлись несильные прокручиваний туда-сюда. На ступеньках поерзали бёдра.              — Не молчи. Я хочу знать, что все делаю для тебя приятно, — в ухо зашелестел горячий шёпот в полуприказном тоне. Любящая повелительница… — Вайя?              Мизинцы очертили ареолы. По очереди последовали остальные пальцы, пока снова не заключили в свою хватку напряженную плоть. Вайя застонала громче — как для начала славная реакция.              — П-Пагона!.. Мне хорошо, м-мне уже так хорошо, — она снова потерлась поясницей об упирающийся лобок, и от мысли, что сие действо – чистой воды естественная случайность, у Пагоны загорелись уши. Дева совсем не понимает, что творит своим телом.              — Ты погоди. Помнишь, ты только наслаждаешься, а я этого добьюсь, — на редкость обнажились здоровые зубы, совсем мелкий разрез у рта, чьи губы неосознанно смялись, а растекшаяся слюна вышла за край. Пагоне сухо и влажно одновременно, а вообще, хотелось мокрого лица, подбородка, и своего работающего языка. И сидящей на лице Вайи.              Но прежде они познают её тело вместе, уже исследовали некоторые зоны: оказывается, с ума способно свести поглаживание живота, особенно под мягким выступом внизу, а если подключить извилистый язык, что откровенно покрывал шею влажными полосами, сменяясь на безболезненные укусы или громкое всасывание кожи…              Бугенвиллея уплыла далеко от них, ничто не скрывает пятно между бёдер. Как раскалённый пепел, кудрявые пряди вились и пушились, взывая запустить пальцы в их щекочущую мягкость. От неожиданности Вайя дёрнулась, но не отпрянула. Ногти случайно полоснули по лобковой кости, пока волосы проникли в складки ладони.              — Нечто неописуемое, не то, что можно вставить в лирику? Что ощущаешь?              — Мне жарко, Пагона. Ещё ниже жарко.              Спешить нельзя — Вайя заслуживает удовольствия, что забредёт в беспечные сны. Ребро ладони на миг неспешно прошлось в направлении от колена к тазовой косточке. Затем спустилось снова, и тут же раскрытые пальцы вызвали разряды по телу — на этот раз она требовательно двинулась по внутренней поверхности бедра, прерываясь, чтобы изредка впиваться в кожу, а после продолжить маршрут. Выше, выше, ещё немного…              — Ах! — млеющее тело встрепенулось.              Одним пальцем Пагона провела по складкам больших губ. Неизведанные ранее ощущения заставляли рваться навстречу, оставаясь зажатой в тугих объятиях. Сбоку выглянуло довольное лицо, и кажется, даже скулы стали чётче. Пагона протянула мокрую ладонь к губам, погружая два пальца в рот. Щеки афинянки без промедления облило соком граната.               — У покорной Вайи дрожат коленки, — второй слог последнего слова Пагона растянула аж трикратно, уходя в таинственный шёпот. — Чего тебе так сильно хочется?              — Не зна-аю… — голос содрогнулся, когда пальцы вновь погрузились под воду и широко развели губы, раскрывая её там. — Наверное, тебя?..              Пагона причмокнула, а безвкусный смешок передался через грудь в спину Вайи. Вожделеющие губы не прекратили ласки, с шумом всосав мочку, прокружили языком по кругу. Затем оторвались под нить слюны, проходясь кончиком по изгибам ушной раковины. Такой сводящий с ума поступок не смог отвлечь от активных пальцев внизу, что проходились по складкам, намокшим не от нагретой воды. Два связались вместе, пощекотав очертания входа. Пагона вдавила свой вес в плечи сидящей, пытаясь рассмотреть её там получше — будто не предоставится шанс сделать это в дальнейшем.              Пришлось откинуть Вайю на спину, отодвинуть волосы — малые губы не так уж малы, что недавно ощутилось пальцами, а её нежная природа просматривалась даже там. Такая светлая, как пыльная роза, чей бутон распустится в скорейшем времени её усилиями. Подушечки продавились в плоть сверху, нащупав чувствительный бугорок. У неё он меньше, чем у самой Пагоны, какие же женщины все разные и прекрасные наряду с этим. Пальцы задвигались по кругу, упорно держа темп. Трясущаяся Вайя замычала сильнее. Её веки давно прикрылись, гладкий лоб пробили складки от сведённых бровей, а через рот совершались попытки добрать недостающий кислород.              Позабытую грудь вспомнила вторая рука. Ладонь поочередно взвесила округлости, словно оценивая на торгах — левая чуть больше и на вид, и на вес. Но это ничуть не портило её вид. Не портили его и длинные златистые волосы на руках и ногах; ни бесчисленное количество различных по величине и цвету родинок; ни распущенный живот, не падкий на гимнастику; ни проступающие синие узоры сквозь тонкую кожу рук и голеней. Она уже самодостаточна, уже достаточно хороша. И никакой мужчина не имеет на неё право.              Пальцы зашевелились быстрее, а губы отдали свою липкость даже сквозь воду. Увеличился клитор, а тугой вход позволил ей войти на одну фалангу. От сухости во рту Вайя перешла на хрип, и Пагона развернула её лицо, впиваясь в губы. Неглубоко проникнув языком, она нетерпеливо провела им за зубами, глотая поступающие звуки. Бёдра затряслись — так дело не пойдёт.              — Р-родная моя?              Разорвав поцелуй, она завидела смущенное желание на разгоряченном лице. Вайя тяжело дышала и робко прикусила губу, словно запретив самой себе задавать вопрос. К чему вдруг было прерывать пленительные ласки? Пагона наморщивала нос, лучезарно улыбнувшись. Проскочили хитрые ямочки. Она не устала, нет, ничуть — как же могут устать столь сильные руки? Неискушенной Вайе потребовалось бы совсем немного, чтобы прокричать её имя в кульминации. Стоит подождать, и добраться до чего-то не менее вкусного, не менее приятного им обеим. Но Вайе придётся отойти от предельной чувствительности.              — Я как-то не так?..              — Ничуть, моя возлюбленная, — она впервые обратилась к ней так, отчего происходящее удивило еще сильнее.              Звучно плесканула вода. Спартанка вытянулась во весь рост, едва ощутимо шлёпнув любимую по спине. Та поддалась навстречу вытянутой ладони, схватившись крепко, сделала шаг. Они подступились к наспех стянутым хитонам и остаткам фруктов на развёрнутом полотне. Ткань второпях сложили, смягчив царапающую поверхность борта. Пагона соорудила подобие подушки, отодвинув фрукты. Их сплетенные пальцы разорвались, когда она первой приземлилась на хитон, жестом указывая Вайе проделать то же самое. Едва не растеряв присутствие духа, та сначала подсела подальше, а после прильнула желанно — Пагона добротно раскинулась, выставляя назад руки, и позволила своей жемчужине ухватиться за талию, опуская тяжелую голову на ключицы — умиротворение в сердце. Ещё бы заслушаться мелодией лиры, да вот только играющие спугнут их покой.              — Зашуганная моя, не желаешь лечь мне на грудь? Или она тебе не по душе? — дернула уголком рта Пагона, выдавая хмыкающее недовольство.              — Ты что! Конечно, всё наоборот, — в ответ на поспешное опровержение Вайя увела глаза, от безнадеги прикрывая веки.              «И лилии меркнут в схватке с её деликатностью».              Округлая щека прижалась к груди, ухом случайно задев сосок. От внезапности Пагона издала тихий стон — на самом деле, интимность ситуации никак не могла сравниться с тем, что это была именно Вайя.              — Я могу тебя коснуться? — зашептали так тихо, что едва ли можно было различить слова сквозь журчание воды. Вайя сдвинулась влево, прислушавшись к сердцебиению – стучало так же сильно, как и её. — Прошу, мне можно?              — А что тебе нельзя? — фыркнула Пагона, как будто её вынудили сказать очевидное. — Тебе можно всё. Прикоснись ко мне, Вайя. Потрогай меня.              Шумный вздох. Вайя отодвинулась, позволяя себе внимательнее присмотреться к груди — она не раз видела её очертания. После — только ощущения. После — только буравящие лопатки острые соски. После — только дурные мысли. Сейчас же в ход вступила непослушная грань её характера, словно не умеющий ждать птенец, она припала к ней, как пернатый ребёнок под крыло любимой матери.              Через приоткрытые губы показался язык, впервые коснувшись кожи. Подсохшая влага смешалась с проступившим от жара потом, и на вкус она оказалась чуть соленой. Посыпались небрежные поцелуи в попытке ярче ощутить вкус. Она оставляла влажные следы, стараясь пометить каждый уголок. Соски напомнили ей розовый виноград.              Хотелось схватиться за лиру от нахлынувшего вдохновения, но все после, а пока, она обхватит их своим ртом. Пагона сдавленно промычала, надавив языком на нёбо — маленькие губы окружили розовую кожу, полностью погружая набухший конец. Она запойно всосала плоть, мягко потянув на себя под чмокающий звук. Ни капли хождения вокруг да около. Второго коснулись пальцы, не желая оставлять без внимания. Сосок очутился в хватке сразу трёх, что не играючи потерлись о него быстро-быстро, а затем подцепили на себя, прокрутив вместе с грудью. Вайя поняла принцип на практике с ней, и как бы не было приятно от её старательных попыток, дух управления задавала не она.              — Всё-всё, молодец, — неохотно очнулась Пагона, считая важным поблагодарить свою маленькую ученицу. Последовал преданный взгляд из-под полуприкрытых век. Она нежно потрепала её по щеке, подталкивая принять сидячее положение, но… не на хитоне.              — Что?.. — согнанная на соседний камень, Вайя недоуменно взглянула на Пагону, что поудобнее разлеглась на спине, раскинув руки. — А что мне делать?              — Тебе, хмм… — Пагона увела глаза. Её не пробило на смущение, скорее на непонимание, как к ней подступиться. В мыслях возник прообраз из фантазий – как они в разных местах любили друг друга, и неизменно Вайя раскидывалась на её лице, радуя чрезмерной сладостью… А когда дело дошло до практики, она почему-то растерялась. — Расслабиться. Иди сюда.              Вайя неспешно придвинулась, остановившись сбоку локтей. Она махнула — ещё ближе. Небольшие ступни наконец оказались у лица.              — Теперь присаживайся.              Афинянка зашевелила ресницами, склоняя голову набок. Ответный кивок за кивком — да-да, присаживайся, я тебя жду! Рядом, у лица? Да нет же…              — Пагона! — она была признательна Вайе за старания, но пришлось согласиться, что не все она сможет объяснить словами. Всё равно придётся объяснять через рот, но другим способом.              Её запястье схватили, резко дёрнув на себя. Вайя не удержалась на ногах и повалилась вперёд, едва не придавив ей голову, и уперлась ладонями в скомкавшийся хитон у макушки. Воспользовавшись заминкой, Пагона ловко перекинула девичье бедро через голову, так, что та нависла надо лбом. Пальцы впились в ягодицы, оттянув таз подальше к ногам. Вайя пришла в себя, внезапно приняв прямое положение, и очутилась на ключицах лежащей Пагоны, что откровенно её разглядывала.              — Напугала, — выдала Вайя, наливаясь от показательной позы и взгляда напротив, что впервые смотрел не в её глаза. Её рассматривали во всех подробностях, насколько позволяли скрывающее все интересное волосы.              — На меня. Просто поддайся вперёд на меня, не раздумывай, — её повелительный тон околдовал Вайю, не оставляя выбора. Она с сомнением придвинулась к шее, и последний рывок сделали за неё.              Внизу смешалась влага и жгучий огонь. Пагона разошлась, от удовольствия облизав губы — наконец-то она сидит на её лице. Вайя естественно откинулась на руки, видно боясь смутить весом. Пагона медлила. Напоследок послав вспыхнувшее возбуждение сквозь встретившиеся глаза, поддалась вперёд, слыша первый стон.              Выставленный язык широким рывком прошёлся по чувствительным складкам, вкушая впервые. Слаще самой спелой мушмулы, едва солёная, она задрожала тут же, пуская сок. Просочившаяся капля вознамерилась стечь ниже, но Пагона поймала её, не позволив ускользнуть десертному лакомству. Сегодня настоящий пир. Язык очертил форму малых губ, прорисовав их контур без доли упущенного края. Слегка задетый клитор вызвал ощутимый вскрик, но сперва она собиралась её изведать, а уже после застыть в сумасшедшем темпе на точке, что доведёт до выпорхнувшего рассудка. Хотелось помочь себе руками, хотя бы раздвинуть изгибы, но Пагона добровольно вступила в соревнование с самой собой — как скоро она сможет довести до оргазма одним ртом? Непорочной Вайе только он положен в это утро, и никаких пальцев, не сегодня. Сидящая дёрнулась, и Пагона выпустила руки, посильнее придержав за ягодицы, тем самым помогая удержаться на её лице.              Со рта сбежала вязкая частица слюны. Язык задвигался быстрее, пока что поспешно проходясь от низа к верху, но чем дольше она продолжала свою пытку, тем сложнее было оставаться неподвижной Вайе. Она начала неосознанно колыхаться навстречу, запрокинув голову. К сожалению, не получалось увидеть её лицо, но Пагона знала, как очаровательно она наслаждалась языком. Виделось, как подрагивал аккуратный рот; как мелкие зубы впивались в припухшие губы; как часто-часто прикрывались веки, а округлые брови набирали остроту. Руки сместились с ягодиц в стороны, нащупав кисти — ухватившись за запястья, ей передалась эта мелкая дрожь. Когда она случайно привстала на колени, Пагона подняла свои ноги, стиснув бёдра, и грубовато толкнула Вайю прямо на них, вынуждая разместиться на своеобразной прислон. Она повиновалась, не желая проявлять любую реакцию — делайте со мной, что хотите, лишь продолжайте ласкать внизу.              Исполнительный язык попадал в самую точку. Изредка отрываясь, Пагона позволяла себе отдохнуть за мимолетными поцелуями, что оставлялись на бархатистой коже бедра, на лобке, где волосы были короче, а запах ярче, и на крохотном родимом пятне. Она часто приподнимала голову, пытаясь достать до неё везде — своего рода дегустация любимой сладости. Ох, ну как же умиляли её стоны, точно тихий щебет маленькой горлицы… Грудь Вайи всё чаще вздымалась, и ладони Пагоны накрыли её, оглаживая большими пальцами соски. Движения выходили грубоватыми, было непросто держать нужный темп, одновременно дотрагиваясь к ней сверху. Припухшие губы расходились от языка, что носился в извилистом порядке. Влажные звуки блуждали в сознании, словно Элизий вот-вот их накроет. Чуть только пульсирующая точка показалась крупнее, Пагона шумно вобрала её, начиная запойно посасывать.              Когда язык раздвинул основание входа, она попыталась аккуратно скользнуть внутрь. Её тугость засасывает, как водоворот из мифов. Вайя движение за движением приподнялась, снова сидя с прямой спиной. Пагона бросила взгляд мельком, наблюдая, как она часто-часто кусает губы. Ладони нежно обхватили её лицо, начиная оглаживать в качестве благодарности за подаренное блаженство. Пагона разомлела от ласковых поглаживаний её щёк, продолжая хлестать клитор.              Вайя не узнавала саму себя — как пьяно она подмахивает бёдрами, отчего-то в такой момент не заботясь ни о ком, кроме себя. Ни капли разбавленного вина не смочило неба, а неугомонный язык открывает в ней новые грани. Вначале он был везде, то напрягаясь до натяжения, то расслабляясь полностью, вкушал её так смачно, словно десертный кумкват. После он вызывал дрожь, щекоча её где-то глубоко внутри. Каждый раз, когда Пагона случайно задевала точку сверху, её погружало в прогретые оливковые ванны. Хотелось вульгарно скулить.              Круг за кругом, она обрисовывала острые круги. Пагона застряла в ощущениях, больше не собираясь отрываться ни на секунду. Такой приятный вид сверху, язык приятно занят делом. В рецепторах смешался солено-сладкий вкус и свежий аромат близ плывущих лепестков. Затекшие колени заездили по ткани, сдвигая ту к обнаженной спартанке. Она близко, и это чувствуется. Доказывает соком, что непрекращающимся потоком течёт ей прямо на язык, едва успевающий его собирать. Мгновение раз, мгновение два…              — Гха-а! — Вайя испустила последний сдавленный хрип, прежде чем бёдра прекратили метаться, а тело зашлось протяжными конвульсиями. Частота дёрганий понизилась, а дыхание начало набирать глубину. Её познавшее удовольствие тело требует времени на восстановление.              Пагона слабо улыбнулась, медленно выползая из-под тяжелой задницы. Хорошо, когда вкалываешь, вкладывая всю себя, а результат оказывается лучше ожиданий. В принципе хорошо застревать между бёдер Вайи.              — Это… Я, значит, вознеслась к Олимпу?              Пагона от изумления открыла рот.              — Вероятно, так оно и есть, — пустив озадаченный смешок, она придвинулась поближе. Вайя сжалась клубком, раскинувшись на боку, едва протянула ладонь – Пагона тут же сжала её, оглаживая пальцами контуры проступающих сосудов. — А мне поможешь испытать то же самое?              Вайя тотчас пришла в чувство, посерьёзнев на глазах. Она с ответственностью делала все в этой жизни.              — Мне нужно помочь тебе… Так же? — она закусила губу, когда чувственный голос дрогнул на последнем слове. Казалось, загорелись даже уши.              — Нет-нет, попробуем иначе, — Пагона закачала головой, сгребая хитоны под себя. — Ну же, иди ко мне.              В её глазах проблеснул солнечный луч. Она буквально пропела последнюю реплику, лучезарно улыбаясь ползущей навстречу Вайе. Та придвинулась ближе, нависнув, едва не упала на лежащую девушку, от неожиданности громко ойкнув. Голоса сплелись в негромкий смех.              — Моя Вайя, — Пагона медленно моргнула, словно проверяя, а так ли действителен девичий силуэт над нею. Она — земная, осязаемая, близкая, родная, она живет и есть причина для существования других. Её Вайя.              — Моя Пагона…              В ответе прозвучала благодарность и ответное желание заявить о том, как же она для неё важна. Хотя это и так очевидно. Придвинувшись, она склонилась над лицом, сбрасывая тёплые влажные волосы на внушительную грудь, что расплылась от позы. Они так близко друг к другу. Вайя совершила глубокий вздох, прикрывая глаза, и подставилась для поцелуя. Пагона потянулась к ней, раскрывая уставшие губы. Они растворились, снова и снова касаясь друг друга. Губами Вайи охотно овладевали, поочередно оттягивая на себя. Ею не могли насытиться, увлечённо одаривая новыми поцелуями. По плечам прошлась кисть, запястье пару раз стукнулось о шею. Золото в волосах поддалось крупным пальцам, что перебирали каждую промокшую прядь. Ногти щекотливо огладили макушку, начиная мягкий массаж. Вайя же уперлась локтями подле головы, сложив те в острый угол — ей ничего не оставалось, как принимать поступающие со стороны любимой ласки, оставаясь сверху, покорствуя.              Они оторвались, и Вайя принялась оставлять беглые следы на носу — пока позволяют, она прикоснется губами, тем самым вызвав рефлекторный чих.              — Это так ты хотела меня обрадовать?              — Не совсем, но так тоже могу, — возникла характерная стеснительная улыбка. Пагона немедля приподнялась на руках, поднимая их вдвоём, и развернула её в диагональ, перекидывая бедро за талию. Теперь их ноги скрещены, а Вайя сидит лицом к плечу. Их лобковые кости соприкоснулись.              — Я всё сделаю сама, — прочитав смятение в глазах, заверила она, ухватившись за бедро, что поближе. — Ты только немного подвигаешься.              — Подвигаюсь? — она прервалась, когда её бедро двинули на себя, создав влажное трение.              Их малые губы соприкоснулись, и Вайя беспрепятственно соскользнула вперёд, пользуясь естественно проступившей смазкой. От возникшего ощущения прозвучал их общий стон. Вайя рефлекторно раскинула ноги широко, начиная жмуриться. Крупная ладонь сместилась с её бёдра на запястье, не забыв одарить напоследок слабым шлепком, и создала нужную опору. Пагона не солгала, начиная буквально управлять её телом собственной рукой. Длинные волосы спутались на плечах, шлепая от каждого рывка по взмокшей спине. Не отдавая себе счета, Вайя потянулась к ним, прочесывая пальцами макушку. Она оттянула их на самый затылок, держа в кулаке. От такого зрелище Пагона шепнула грязный комментарий, точно бесстыжая на говор жрица, вызывая в ответ мучительный стон сверху. Зарывшись всей пятернёй, Вайя ещё сильнее приподняла пряди у висков, где было знойнее всего. В то время как сквозь её веки и капля света не пробивалась, Пагона упрямо не закрывала глаза. Она наблюдала за ней из-под прозрачной пелены, пока от наваждения не увлажнились веки. Слезинка затряслась, скатившись от уголка на мочку уха. Теперь уже от неё исходили протяжные всхлипы. Изредка возвращаясь в здесь и сейчас, Вайя опускала подбородок, упираясь взглядом прямо туда. Боги Олимпа, что они творили…              Остальные розы цветут в саду для других, а только одна бросилась в глаза, темноватая и готовая удивлять. Она и там была темнее. Нет никого прелестнее женщин в этом мире. Даже если кто-то расцветает гладкой анемоной, а кто-то — красочной россыпью орегано на стебельках. Чей-то аромат близок к солнечной кислинке апельсина, а кто-то источает пряность дикого винограда. Кого-то окунули в вино, размягчив до крайней доброты, а кто-то, как опунция — красноречиво держит в боевой готовности острые колючки.              Самый красивый сад — тот, что полон многообразия цветущих элементов, какими бы разными они не были. Самые лучшие женщины — те, что просто существуют в своём уникальном характере и всесторонней красоте.              — Ко мне… Сейчас же, Вайя, — наконец и Пагона не сдержалась, почти прокричав её имя.              Вайя на ощупь втиснулась в губы, без рук упала, даже не проникая во встречающий рот, просто пропала от последних хаотичных движений. Ею задвигали мощными рывками, и нечто пробубнили между поцелуями. Остатки персиков случайно скинули в воду. К Олимпу они вознеслись вдвоём.              Солнце проступило сквозь вечнозелёный лес, и осветило спину неспокойно дышащих девушек. Её голова замерла под подбородком Пагоны, прижимаясь щекой к скоплению родинок над грудью. Теперь точно пора взяться за лиру. И во рту просилось вино, пожалуй, из той бочки с забродившим белым виноградом. Сапфо обещала её открыть в особенный вечер.              — Устала как-то, — выдохнула Вайя, медленно завалившись подле неё. Пагона тут же среагировала, прижимая к себе миниатюрные плечи.              Даже их ступни притулились друг к другу, игнорируя повисшую духоту. Пахло только их любовью.              — Оставь ногти, в чем пробудился непокой? — Пагона шлепнула Вайю по пальцам, что незаметно для себя принялась подцеплять кутикулу. Она на глазах похолодела, прижав ладони к своей груди. — Что от меня скрываешь в мыслях?              Вот так всегда. Всё ей хочется видеть прозрачным, как собранная дождевая вода. Вайя же стремится затеряться в собственных мыслях. Помолчать, управляя своей раковиной самовольно. Порой она не закрывается, впуская слишком много посетителей. А бывает, и щели для самой близкой не оставляет. Она заерзала, попытавшись вырваться, и её неохотно выпустили из объятий. Вайя скрутилась на хитоне, показывая очертания позвоночника, и туго обхватила колени. У Пагоны пропал настрой, и она присела следом, бережно прикасаясь к её плечам.              — Ты меня не пугай. Что тебя беспокоит?               — Опять смотрины. Арэта.              — Замуж?! — хрупкая организованная жизнь разрушилась неохотным шёпотом Вайи. Пагона вскочила вперёд, заглядывая в глаза. У неё серьёзное лицо, полное печали – не пошутила. — И за кого, когда?              — Под вечер ожидается винодел из Аргоса. Сапфо упомянула — добр нравом и спокойнее филина. Богат. Ей подойдёт такой.              — Её место в нашей общине, — воспротивились в ответ, до вмятины комкая хитон. Чтобы превосходную Арэту, умную на мысли, честную в дружбе, да за работающего в земле? И пусть, что в золоте не нуждается! Эос уже отдали, разбив сердце тщательно скрывающей боль Сапфо, Арэту отдадут вскоре, а… А Вайю тоже?                     «Ἕγων δ᾽ ἐμαύτα, — Пагона затянула ноту, протяжным движением проведя по струнам лиры. Внимательные взгляды, полные поддержки и веры уставились на стоящую рядом Вайю. Сегодня особенный день, и даже Сапфо не шевелится, боясь спугнуть волнующуюся ученицу.              «Давай же, душа моя!» — Пагона стиснулась изнутри, словно это она себя сейчас пересиливает, и только громче дернула струну, закрывая веки в такт музыке.              Вспотевшие ладони лишь на миг уперлись в бока, комкая хитон, но в этот раз она смелее обстоятельств. Полная отваги Вайя, чья душа больше не подвластна отцу, брату и дурацких устоям мужчин. Её сердце принадлежит ей самой.               — …τοῦτο σύνοιδα, – шумный общественный вздох. Вайя не скрутилась, оставаясь стоять с гордостью от самой себя, и благо, что длина одеяния позволила скрыть тряску в ногах, а бешеный пульс оставался неизведанным остальными. Румянец на щеках наконец запятнала соленая влага, и она бесстыдно продолжила стоять колонной, не поднимая пальцев к глазам. Наконец. Полные чувств всхлипы приглушила лира…»                     — Я больше не хочу замуж, — вдруг высказали с сомнением. Пагона замерла. Ей послышалось, или Вайя действительно… Светлые брови сжались, но слова никто забрал, и она подняла глаза, бойко смотря на ошеломлённую возлюбленную. — Возможно ли это, не знаю, но не хочу. Хочу всегда здесь жить с каждой из нас. С тобой хочу.              — Вайя!              Впервые Пагона набросилась на неё с криком, стискивая в самых крепких объятиях за свою жизнь. До боли крепких. Впервые она кричала от раздирающих переживаний внутри — они обнажились так, как никогда не ощущала себя обнаженной Пагона. Её последнюю неприступную стену Вайя раскрошила на кусочки. Она заставила её испытать страх. Признаться, как леденеет кровь от мысли о её потере; как боязно будет увидеть упакованный сундук, высылаемый на Афины; как жутко захочется кричать от прощальных напутствий наставницы; и как стыдно будет не прийти на последнюю встречу, оставшись рыдать в одиночестве, забиваясь в самый угол спальни. Как на самом деле трагична эта нестабильная жизнь. Как страшно, что мы не всесильны, и даже бравая спартанка не способна изменить устои.              — Давай останемся, прошу, — пропала дерзкая хрипотца, как и исчезла присущая уверенность.              Непробиваемая Пагона смотрела на неё сквозь влажную пелену, и по фиолетовым синякам на тонкой коже понеслись дорожки слез. Она не сразу их утёрла, показывая себя вот такую, неприкрытую, и только спустя время подняла пальцы. Выпуклое веко стало ещё заметнее, когда она сильно растерла его, показывая красноту изнутри.              — Любимая, давай всегда будем здесь? Я попрошу Сапфо сделать нас её приспешницами.              Вайя прильнула сильнее, сливаясь с её обнаженным телом, словно это могло защитить душу. Прижавшись щекой к плечу, она сомкнула руки неразрывное кольцо, не желая расставаться. Какой чудесный план, она опять всё просчитала. В чём одна женщина сильна, другая будет уязвима.              — Как долго сама Сапфо останется незамужней, а, Пагона?              Боги. Пагона чахла изнутри от бессилия, осознавая ещё одну свою ошибку — так ли ценна правда, к коей она всегда стремилась, если как оказалось, она может стать самой острой стрелой, что Вайя выпустит со слезами на очах?              — Я верю, что она не выйдет снова замуж, — колеблясь, пробормотала она. — Она до сих пор не может говорить о почивших муже и ребёнке без горечи. Она говорила, что её смысл в нас.              Солнце засветило блекло, продвигаясь за хвойные верхушки. Сколько морганий им позволено разделить вдвоём? Вайя, собравшись с мыслью, со слабой надеждой прошептала:              — Пагона, слышишь? — зашелестела крона, заставляя Пагону подставить ухо поближе дрожащему голосу. — Я хочу верить, что это так.              

***

      Крик чайки, пробуждающий ото сна. Утренние волны ещё тихие: они мягко ударяются о чёрные камни, расходясь по берегу. Из пещеры особенно хорошо наблюдать, как природа проживает свою жизнь, не тревожа её. В этой части острова не бывает людей — городские живут в противоположном конце, а ученицы спускаются у другого склона. Это место принадлежит только ей, Сапфо Митиленской.              Женщина потуже укутала плечи в платок из тонкой шерсти, наслаждаясь умиротворением — её утренний бокал вина. Вот только не помнится, чтобы здесь хоть отдалено слышались голоса. Неужто эту тайную часть острова раскрыл некто иной? Сапфо неспешно высунула голову, сощурив глаза. Не так далеко к берегу прибилась лодка, полная народу во главе с молодым моряком. Тот выгружал людей, потуже затягивая канат на стоящей опоре. Ветер разыгрался, толкнув Сапфо в спину, сорвал с головы тканевую материю, что она изредка надевала при выходе за пределы общины. Платок полетел вперёд, пока не уткнулся в лицо внезапно развернувшегося лодочника. Тот по инерции поймал ткань, удивлённо осматривая прилетевшую вещь. Ничего не поделаешь, стоит подойти забрать. К тому же вдруг молодой человек симпатичен?              Продвигаясь неспешным шагом, она словила привычный заинтересованный взгляд в её сторону, но подойдя ближе, остановилась в молчании. Мужчина всё понял без слов, начиная знакомство:              — Не думал, что здесь могут быть люди, точнее, не ожидал встретить здесь женщину.              — Мы бываем загадочны, — дернула бровями Сапфо, взглядом опускаясь на платок. Он тут же поспешил отдать, учтиво извинившись. — Я раньше вас здесь не встречала, это моё место на острове.              — Прошу простить, вероятно, теперь и мое, — своенравный характер женщины ничуть не смутил его, напротив, заинтересовал ещё сильнее. Он слыхал, что на Лесбосе женщины бывают независимыми, но чтобы настолько… — Я Фаон, лодочник из Митилены, теперь мой маршрут будет лежать сюда. В эту часть острова.              — А вы наглый. И не обладаете вежливым нравом, раз назвали своё имя прежде, чем спросить мое, — хотя по положению она должны была укутать голову, Сапфо не стала этого делать, закинув платок поверх второго на плечах. Ветер распушил её кудрявую чернь волос, заставляя моряка всмотреться в короткие завитки у ушей.              — Пожалуй, раз не только приплыл на эту часть острова, но и не узнал имя его хозяйки, — доброжелательно усмехнулся он, незаметно придвинувшись ближе. Сапфо осталась стоять на месте. — Так что, как ваше имя?              — Сапфо.              — Та самая, Митиленская? — он знатно удивился. Пусть и женщина, а столь известная на каждом острове, и шанс познакомиться с ней лично предоставился лишь ему. Ещё больше удивило, что она не стала отрицать, держа гордую прямую осанку. — Что же, надеюсь прославленная Сапфо столь же великодушная, как велики её произведения.              — Зависит от того, что вы мне поведаете на нашей следующей встрече.              Солнце отныне пекло сильно, ознаменовав полноценный приход утра. Ученицы так и не смогли выведать, отчего уголки губ Сапфо возвышались сильнее, чем когда-либо. Масло созревших апельсинов красило ногти, и сезон свежих фиников подошёл к концу. На следующее утро её платок снова поймал один неместный моряк, медленно разрушая идиллию их беззаботной жизни.