Силовой приём

      Гэвин остался рад и тому малому, что принёс с собой в кармане Коннор от соседей жертвы. Свидетелей оказалось совсем немного: пожилая пара, в момент убийства выгуливающая своего шпица, и один безработный мужчина-параноик, который всё никак не мог высмотреть в окно своего фантомного преследователя. Словам второго едва ли можно было верить, судя по следам от уколов на запястьях, по наблюдениям Коннора, но версии всех трёх соседей почти что точно совпали. Действительно, около девяти часов утра, за час до прибытия полиции, из дома Елены выскочил неизвестный мужчина атлетичного телосложения и скрылся на белой «Хёндэ Туксон» — предположительно две тысячи двадцать пятого года выпуска — с разбитой задней фарой слева. Подозреваемый носил дутую белую куртку и тёмно-синюю кепку. Супруги смогли рассмотреть лишь затылок — «чёрная и красная краски» — и обратить внимание на то, что тот прихрамывал. Номер автомобиля муж и жена разглядеть не успели, зато в этом немного преуспел Клейтон Марш, ранее судимый за оборот наркотиков: он утверждал, что тот начинался с цифры шесть-один-два, а вот в буквах был не уверен, каждые три раза называя три разные, объясняя это тем, что машина стояла далеко от его окна и повёрнута так, что кусты заграждали символы. «Хёндэ» попала в объектив единственной камеры, расположенной под крышей цветочного магазина, на выезде из района, и преступник словно заранее прочесал улицы вдоль и поперёк, чтобы узнать, под какие камеры не попадёт номер его машины, — он успешно скрылся к девяти двадцати трём утра.       Гэвин откинулся на спинку кресла и прикусил кончик карандаша. Он поклевал и эти крохи информации, теперь они знали приметы: крепкая форма, хромая походка, крашенные в красный и чёрный волосы — первые три символа номера авто — шесть-один-два...       — И то, что у этого парня отвратительный вкус в тачках, — задумчиво пробубнил лейтенант. Белый «Хёндэ Туксон» две тысячи двадцать пятого года с битой левой фарой сзади...       На фоне защебетала Тина, и ему пришлось оторвать взгляд от терминала — глаза тут же покрылись песочной плёнкой, которую он попытался сморгнуть. Рид заметил, что коллега, укутанная в верхнюю одежду, идёт к выходу и громко прощается с каждым, кто немного задержался в участке, и поднял свой смартфон — в плену незавершённых висяков и отчётов он не заметил, как часы перевалили за семь вечера, а в окне, несмотря на непроглядные морозные узоры, уже господствовала темень.       Ричарда на месте не оказалось — и его исчезновение стало загадкой. Они не разговаривали с обеда, когда Гэвин сорвался с места и вышел, чтобы перевести дух.       В тот момент он хотел поймать Коннора, но тот, как марафонец, в считанные секунды преодолел расстояние между ним и соседним отделом и испарился, поэтому его спасением стала комната отдыха, где он благополучно смог расположиться на десять минут, благодаря Ричарда за то, что тот не последовал за ним хвостиком. Раздражение солевыми каплями плескало на колотые раны прошлого, и порыв чувств мог спровоцировать его на ссору, окажись он с партнёром в одном тесном помещении.       Гэвин всю жизнь боролся с несправедливостью по отношению к подсудимым, жертвам, преступникам, но вскоре к нему пришло озарение, что мир не место, где все блюют радугой и срут бабочками, поэтому его фокус был направлен на предвзятость к себе, и иногда практика этой борьбы играла против него, когда он оказывался тем, кто проявляет задатки бесчестия. Ему незачем самоутверждаться — годы работы с андроидами оправдались с лихвой, проверив его нервы на прочность. У него нет причин доказывать свою важность — стоило взглянуть на его послужной список.       Нежданно-негаданно его начала заботить репутация окружающих, и не просто «каких-то», а тех, кого когда-то он имел смелость подпустить к себе ближе, чем на выстрел из глока. Рид, прокладывая путь через тернии к должности детектива, был вынужден терпеть всякое, однако и терпению приходил конец — и это происходило часто: чуть что — боевая стойка, кошачий оскал и очередной выговор за драку или скандал. Он всегда мог защитить себя, но что делать тем, кто не имел такой привилегии? Гэвин всегда считал подобных людей сопляками со слабой волей, он презирал их и не скрывал этого. Эпизод, когда лейтенант припечатал Коннора за ворот рубашки к стене и пытался выбить из него ответ на вопрос: «Если ты не можешь распорядиться собственной свободой, то на кой чёрт ты вообще за неё боролся?», не стал исключением.       В этот раз ситуация круто пошатнула его принципы — он понимал почему. Сколько помнил, Коннор и Ричард, несмотря на разногласия, всегда стояли за спинами друг друга, чтобы прикрыть в любой момент. Они заботились друг о друге и поддерживали в трудные минуты. Да, они ругались — в основном телепатически — но так или иначе всегда приходили к компромиссу. Сейчас же они походили на двух шакалов, готовых вгрызться друг другу в шеи, стоит только одному отвернуться. Гэвина настораживало, что причиной этой вражды является он. Жизнь словно разделилась на до и после: вот Ричард и Коннор славно обсуждают утренний брифинг и мило перемигиваются, а вот — не желают даже смотреть друг на друга.       Сегодняшние слова девятисотого резанули по слуху так, будто они адресованы ему лично. «Ты бесполезен», «Свали с дороги» — фразы, которые щипали тонкие нити терпения, взывали к защите: врезать, нагрубить, совершить подлость... Коннор не заслуживал такого отношения — не когда он столько сделал для брата.       Ему бы хотелось просто исчезнуть, чтобы эти двое вели себя как прежде. Чтобы, смотря на них, невозможно было сдержать улыбки. Чтобы они свободно вели диалог. Чтобы они подшучивали над ним — он был согласен даже на это!..       Гэвин думал, что афиширование их отношений с Ричардом облегчит жизнь, а произошло ровно наоборот.       Лейтенант вошёл в квартиру первым. Скинул ботинки, бросил куртку на крючок и, устало потягиваясь, потопал к дивану, не обращая внимания на обступивших его кошек. Плюхнувшись в объятия подушек с дурацкими принтами, он растянул руки по спинке и вслушался в шорох позади. Повернув голову, краем глаза Гэвин увидел, что Ричард, как ни в чём не бывало, не торопясь, проходит мимо к спальне и попутно стягивает через голову рыжий джемпер. В участке Рид запомнил черты лица, искривлённые в детской обиде и взрослом упрямстве — сейчас морщинка между бровями разгладилась, губы приоткрылись, зрачки заиграли спокойным светом. Со стороны могло показаться, что напарник отпустил ситуацию, но игра в молчанку, длившаяся вплоть до конца дня, буквально кричала об обратном. Гэвин, уперев взгляд в очертания его позвоночника, покусал щёку и, прикрыв веки, выдохнул.       — Эй, Ричи, — окликнул он.       Тот отозвался не сразу. Лейтенант услышал неуверенное шарканье по полу и сел вполоборота, чтобы рассмотреть партнёра, неловко застывшего в дверном проёме. Андроид всё ещё мял в руках джемпер и неестественно кривил губы — улыбкой назвать это сложно, мимика словно словила глюк, придавая лицу Ричарда странный, даже жуткий вид. Радужку затопила тёмная синева, рассеянный взгляд блуждал по лицу Гэвина, как сканер, из-за чего спину на секунду лизнула короткая дрожь.       — Да? — голос ровный, как и всегда.       — Иди ко мне, детка. — Рид слегка улыбнулся и похлопал по месту рядом с собой.       Напарник немного помялся, переступив с ноги на ногу, и всё же внял просьбе. Он сложил джемпер на тумбочке, а сам расположился на соседней подушке, куда дальше от Гэвина, чем обычно, положил ладони на колени и выпрямился, глядя в одну точку. Лейтенанта дёрнуло в те времена, когда Ричард только привыкал к амплуа девианта, поэтому он поначалу неодобрительно сморщил нос.       С другой стороны, такие детские замашки партнёра даже забавляли. Прямо как сейчас, когда тот строит недотрогу, которого против воли притащили на смотрины. Мужчина в отместку провокационно провёл пальцем по его плечу — неигриво, скорее, чтобы посмотреть на реакцию. Ричард опустил взгляд в пол, и тогда тот уже внаглую придвинулся, чтобы их бёдра соприкоснулись.       — Кое-кто обещал найти с тостером общий язык, не напомнишь кто? — весело сощурился Гэвин, но ответа не последовало. — Вся ситуация напоминает мне сериал, который моя мама смотрела в выходные, как привязанная — я даже забывал, что не сирота... И всё ещё молчишь...       Партнёр, может, и хотел ответить, но не мог найти подходящего слова, чтобы описать свои чувства — читай на лице: блестящие глаза бегают по полу, как по невидимому для человека тексту, впалые щёки подрагивают вслед за плотно сжатыми губами, одна ладонь нервно перебирает пальцы другой. Проследив за судорожными движениями, Рид закинул руку за спину Ричарда и любовно огладил его плечо.       — Просто... чёрт. Да, тостер суёт нос туда, куда не следует, но посуди сам: в условии сказано, что нам позволят работать вместе в случае успешного раскрытия дела, так? С ним мы можем покончить с этим раньше...       — Ты снова это делаешь.       Гэвин тупо моргнул.       — Что?       — Скрываешь истинную суть вещей под подвернувшимися обстоятельствами, — заявил андроид и поднял взгляд. На лице ни тени улыбки. — «Мы прекрасно справимся без Коннора» — это ведь твои слова. Что изменилось?       — Просто подумал о том, что вместе мы управимся быстрее, — пожал плечами Гэвин. — Помнишь же, что люди склонны менять свою позицию.       — Ты сам знаешь, что дело не в этом. — Между бровями Ричарда образовалась большая складка. — Почему ты его защищаешь?       — Потому что эта консерва, как-никак, мой друг!.. По крайней мере, приходилась мне другом, — неловко почесал затылок Рид. — И я уверен, что он сделал бы то же самое.       — Гэвин... — девятисотый положил руку на колено лейтенанта. Повёл вверх, по бедру, к месту, где касалась ладонь Коннора, — ответь, все друзья зажимают тебя в углу и оставляют следы? Нарушают твоё личное пространство? Задерживают руки на талии? Смотрят на тебя, словно на добычу? Возможно, Гэвин, ты и думаешь, что Коннор для тебя лишь друг. Но я сомневаюсь, что он того же мнения.       Пальцы опустились на внутреннюю сторону бедра и остановились, но и этого хватило, чтобы немало взбудоражить мужчину. Бархатное прикосновение ощущалось угрозой, а испытующий взгляд из-под опущенных ресниц — недобрым предзнаменованием. Мышцы ног немного кольнуло, и Рид пошевелился, чтобы унять мелкую дрожь. После оцепенел, словно лишнее движение могло разбудить зверя. Всё, что он чувствовал, — острая обида, направленная на себя, потому что прекрасно понимал, о чём речь и к чему клонит Ричард.       — Ричи, у него есть пассия, — когда ладонь андроида чуть сжалась на бедре, он накрыл её своей и ласково очертил форму костяшек пальцами, — я ему не сдался. Даже если он и ведёт себя как придурок, то явно с целью побесить, особенно тебя. А что до сегодняшнего... просто... я вспомнил кое-что.       — Что ты вспомнил? — Партнёр заметно расслабился под нежной рукой и откинулся на спинку дивана. Рид, выдерживая паузу, покусал губу, глядя в одну точку.       — Когда я только оказался в департаменте, меня в грош не ставили — обычная практика, никто бы не доверил такому сопляку серьёзное дело, разве что раздавать штрафы за неправильную парковку. Отстаивать свои идеи не получалось, зато, когда оказывалось, что мои теории были верны, заслуги уходили к старшим. А я оставался ни с чем. Ну вот и... — Гэвин вздохнул, — Коннор напомнил мне об этом. Хуже этого только то, что ты повёл себя так по отношению к нему. Вспомни, как вы были близки — сейчас кажется, что всё являлось иллюзией. Хм... Ричи, мне не хотелось бы становиться яблоком раздора. И если ты во мне сомневаешься...       — Я не сомневаюсь в тебе...       — ...я скажу, что не променял бы тебя. Не после всего пиздеца, что мы пережили.       Под потолком повисла непроницаемая тишина. На фоне гудел холодильник, а в окно комьями бил падающий с крыши снег. На кофейный столик вскочил Бельмо, громко мяукнул и, мурлыча, стал мять столешницу лапами. После к ногам бесшумно подступил Пушок, боднул голень Ричарда и задел пушистым хвостом щиколотку Гэвина. Надежда обратить на себя внимание не оправдалась.       Сердечный ритм сбился на короткие медленные удары, пульс конвульсивно забил в виски, стоило Риду задержать на напарнике пристальный взгляд. Блики от настольной лампы чудно играли в движущихся радужках девятисотого, напоминая об открытом море, свет оставлял загадку на скрывающихся в тени чертах лица, родинки, подкрашенные розоватым свечением, отчёркивали рельефность сильной фигуры, изображая перед мужчиной фарфоровое изваяние. Ричард с не меньшим любопытством рассматривал своего партнёра, будто намереваясь найти ключ к разгадке тайны. Оттаял и смягчился под сразившей его искренностью. Он знал, как тяжело давались Гэвину сильные слова, уж не говоря о словах любви.       — Поэтому уж решите свои разногласия, как взрослые мальчики. Или придётся поставить вас в угол, — усмехнулся мужчина, тем самым выдавив смешок из андроида.       — Хорошо. — Ричард положил голову ему на плечо, и лейтенант тут же прижался к его лбу губами. — Но, Гэвин... хочу, чтобы ты знал: я не отношусь к тебе как к своей собственности, но меня бесит присутствие Коннора рядом с тобой.       — А мне кажется, мы прекрасно сработались.       Андроида передёрнуло, и тот поспешил высказать недовольство, скривив озлобленную гримасу. Однако, когда взгляд встретился с наглейшей ухмылкой мужчины, морщинки выровнялись в недоумении, и Рид захохотал.       — Поймал!.. Ну охренеть. — Закончив смеяться, он прочистил горло и добавил: — Кто бы мог подумать, что мне достанется такой ревнивец.       — Тебе правда понравилось работать с Коннором? — с щепоткой разочарования поинтересовался Ричард. Лейтенант вновь прыснул и снисходительно покачал головой. — Мы ведь с ним... похожи?       — «Похожи»? — Гэвин смутился, как если бы партнёр спросил, почему небо голубое. — Эм... нет? Нет. Только если внешне, чу-у-уть-чуть, с отрывом. Коннор, как бы сказать... наивнее, чем ты. Помягче, что ли. Мордобою чаще предпочтёт разговор. Поэтому был бы ты с ним терпимее, младшенький. Он, конечно, лучше переносит эмоциональные встряски, но тостер такой же ранимый, как и ты... Что, чего уставился?       Мужчина заметил, что девятисотый, лыбясь от уха до уха, внимая без перерыва, недвусмысленно его исследует, поэтому поспешил в первую очередь проверить макушку и провести ладонью по лицу на наличие чего-то, что могло зацепить внимание андроида. Ничего не обнаружил, и стало понятно, что лукавый взгляд Ричарда не таил в себе ничего мистического.       — Ты показываешь нечеловеческую проницательность, когда говоришь о нас, — игриво заметил девятисотый. — И к тому же хорошо чувствуешь эмоции других.       — Я всё-таки полицейский, — лениво потянулся Гэвин, встал с дивана и размял руки, — да и не был бы человеком без эмпатии.       — Незнакомцы и близкие — разные вещи. Я говорю о тех, кто тебе дорог: ты заботишься о Ките, беспокоишься о Конноре, поддерживаешь Хэнка, ободряешь Тину и любишь меня — мы для тебя особенные. Со стороны может показаться, что тебе всё равно, но на самом деле ты очень чуткий человек.       Рид в этот момент стянул свитер и хотел было приняться за ремень джинсов, но остановился и озадаченно на него посмотрел. Ричард не говорил в укор, скорее, восхищался, а Гэвин, не привыкший к такому, незамедлительно фыркнул:       — С первым соглашусь: да, вы мне дороги. Но чуткий? Ты меня идеализируешь. Не перестану говорить, что ты меня любишь больше, чем я самого себя.       — Возможно. Но я люблю тебя такого, настоящего.       — Пф, считай, у тебя привилегия. Проявляй я такую доброту по отношению ко всем, не дослужился бы даже до детектива.       Девятисотый ничего не ответил, и лейтенант, кокетливо подмигнув, стянул с себя остатки одежды и потопал в сторону ванной. На ходу бросил вещи в корзину для белья и, прежде чем встать под душ, услышал:       — Я поговорю с Коннором.       На душе отлегло, тревогу смыло в сток вместе с мыльной пеной, однако сердечный тремор не спешил отпускать Гэвина. Подставив лицо под жёсткие струи, мужчина зажмурился с надеждой, что, открыв глаза, смутное чувство вины тут же унесёт вслед за остальным, но оно только прибавило в силе. Обращённая к себе злость разогрела тело, что теперь на контрасте с едва тёплой водой кожа покрылась мурашками.       «Кто мне дорог», — одними губами произнёс лейтенант. Все близкие дороги ему в одинаковой степени, исключая Ричарда — всё же он ставил его на уровень, а то и три выше. Но почему Рида вдруг стала посещать мысль, что Коннор мог бы встать на одну ступень с его партнёром?       «Мог бы»? — Гэвин встрепенулся и потёр лицо. Нет. Никаких «мог бы». Хватит, пора прекращать этот цирк. Перестать мучить и себя, и Ричарда. В его жизнь точно не «мог» вписаться тостер, у которого по иронии судьбы оказались к нему чувства. Ричард. Только Ричард. И он никогда не откажется от своих слов.       Он никогда его не оставит.

***

      Стены и пол зала, как взрывом вакуумной бомбы, накрыло единой звуковой вибрацией, подхватываемой силой мягкого и в то же время звонкого голоса, принадлежащего чертовски колоритной исполнительнице со сцены. Девушка, объяв обеими руками микрофон, словно опытная швея, нить за нитью плела из высочайших нот полноценное произведение, достойное ушей концертного холла. Живое исполнение стало дорогим удовольствием с тех пор, как голограммы заменили собой выступления настоящих людей, поэтому полноценный номер порвал помещение торжествующими визгами. Хор голосов следовал за певицей так же активно, как та отплясывала на месте, шевеля округлыми бёдрами, музыка меняла оттенки, как хамелеон, будто подстраиваясь под её ритм. Искренние эмоции, неподдельные впечатления, чистый звук — то, по чему скучали люди годами.       Протяжная нота достигла высшей точки громкости и резко оборвалась, и зрители, как по команде, затихли вместе с мелодией. Приглушённый свет спустя пару секунд стал неторопливо возвращать себе прежние краски, и в тишину зала шёпотом прокралось пение. Девушка заголосила совсем в другом диапазоне, придав тону мощи, а выступлению — больше очарования. Цвета преображались, голос возносился к потолку постепенно, пока рядом с певицей не вспыхнула тень, появившаяся из искусственного тумана. На сцену ворвался парень с микрофоном наперевес, вызвав всеобщее изумление, и, выдержав паузу, присоединился к партнёрше. Настроение тут же вернулось к аудитории, и та заорала.       До Рождества оставалось всего ничего, поэтому эта неделя стала для «Рая» карнавальной: в планы руководства входили вечерние шоу с переодеванием персонала в выбранные ими цвета, и понедельник встретил работников вызывающим огненно-красным оттенком. Между рядами клиентов носились официантки в красных мини-сарафанах с перьями как неотъемлемой частью образа, а рядом суетились их коллеги в красных рубашках и чёрных обтягивающих брюках. Чтобы вдруг не спутать их с посетителями, велено носить на голове фероньерки из чёрных перьев с закреплёнными на них колокольчиками, поэтому временами до ушей доносился звон, как от бубенцов. Таким образом они, конечно, сливались с красно-зелёным интерьером, утопая в зелёных и красных блёстках и теряясь в красном и зелёном освещении, что вырви глаз.       Многолюдность в вечер понедельника обоснована не просто фактом, что неделя подразумевала тематику. Обновлённое меню и барная карта привлекали клиентов не меньше, чем андроиды в униформе. Первый рабочий день не помешал большинству оказаться на танцполе, чтобы растрясти кости, онемевшие после просиживания штанов в офисе. Усталость и не ощущалась вовсе, стоило хлебнуть пару стаканчиков горячительного. Правда, с такими ценами провести здесь вечер могли себе позволить далеко не все, поэтому среди гостей нередко мелькали знакомые с телевизора лица. Вопрос в том, с какой целью они здесь: хорошо выпить или снять андроида? Нерадужная репутация «Рая» не могла бы позволить публичным личностям открыто заявлять, что бывают в заведениях, подобных этому. Однако же со второго этажа можно ясно видеть, как, например, ведущий блога «Правильный интим», пропагандирующий секс и отношения исключительно с людьми, уводит красавицу-андроида в сторону приватных комнат: либо ему плевать на репутацию канала, либо у него достаточно средств, чтобы откупиться от сплетников.       — Услышал от персонала, что Кормака собираются посадить за шестым ВИП-столиком, вон там.       Джим втиснулся между Коннором и Ричардом и указал на нижний этаж, в противоположную сторону зала. Вокруг места, с двух сторон укрытого зелёными полупрозрачными занавесками, судорожно хлопотал персонал из четырёх человек, удостоверяясь, что встреча хозяина пройдёт идеально. Со стороны выглядело смешно: им взбрело в голову то переставить цветок, то поменять местами подушки, то изменить сервировку — они так нервничали, будто заведение находится на грани закрытия и к ним вот-вот должен нагрянуть очередной инспектор.       — Это гиблая затея, — резанул Коннор, сканируя зал.       — Я всё ещё жду от тебя идей получше, — почти пропел Джим и задрал нос.       — Мы расположимся у бара — так нам удастся контролировать ситуацию, — заявил Ричард и кивнул в сторону барной стойки.       — Хорошо, — согласился парень. — Как уже сказал, всю неделю я буду втираться к нему в доверие. Попытаюсь, Коннор! — Поймав на себе взгляд с прищуром, цыкнул он. — Только сами не натворите глупостей. Помните: Кормак — профессиональный манипулятор, его действия могут запросто спровоцировать вас. Не подскакивайте, если заметите за ним агрессию по отношению ко мне. Не шевелитесь, не вмешивайтесь, когда я с ним разговариваю. Я не буду давать никаких сигналов, ваша задача — наблюдать... И присматривать за мистером «Я здесь самый крутой коп».       Зал зашёлся заразительными аплодисментами, когда исполнители закончили песню. С не меньшим восторгом он встретил и следующую, когда до ушей дошли трели гитары в сопровождении мелодии, отбивающей сердечный ритм, и стены отозвались эхом низкого мужского голоса. Троица пронаблюдала за впадением зрителей в раж, и Джим процедил:       — Всё для хозяина, всё, чтобы его ублажить. И так будет всю неделю, пока он здесь.       — Джим, — Ричард отвлёк его от противных мыслей, — ты не вдавался в подробности, когда говорил о мистере Беверли. Я был бы очень признателен, если бы ты рассказал о нём побольше.       Парень в один момент стушевался, выразив боль одним лишь туманным взглядом. Он дёрнул уголком губ, поразмышлял над ответом и вернулся к залу, сжимая и разжимая натёртые до блеска перила обеими руками.       — Вряд ли он отличается от тех бандитов, с которыми вы уже имели дело. Хотя, нет, — Джим поднял указательный палец, — всё же у него имеется ещё одна особенность, помимо одержимости своими затеями. Он не умеет проявлять эмоции... так, как мы привыкли. Он может улыбаться, но в мыслях уже прогоняет твоё тело через мясорубку. Если наоборот — разделывает тебя взглядом — то можешь надеяться на благосклонность. Он может оставаться беспристрастным, когда ему смешно, и смеяться, когда вне себя от ярости. Червоточина воспитания: когда Кормаку было шесть, его заставили присутствовать на казни одного из подчинённых его семьи, а в пятнадцать — впервые убить человека. Родные воспитывали его тем, кем он и стал. Это... жутко. Отношения с ним походили на путешествие по канатной дороге над каньоном. Без страховки.       — Ты был с ним, потому что тебя вынудили?       — Нет. И это ещё страшнее.       — Мне жаль, — сочувственно покачал головой Ричард. — Выйти из насильственных отношений крайне трудно. У нас было дело, когда женщина отказывалась подавать заявление на своего мужа, который колотил её годами. Мы пытались её вразумить, аргументируя тем, что у неё новорождённый ребёнок, но она оказалась непреклонна. Раньше я этого не понимал, поэтому был... шокирован, возмущён? Потом Гэвин объяснил мне, и я ещё раз удивился тому, какими люди могут быть отвратительными: удерживать человека финансово, связать с собой ребёнком, убеждать, что все непотребства ему во благо — это малое из того, на что вы способны. Это... до омерзения поражает.       — Верно... до омерзения, — вздохнул Джим. — Особенно если безнадёжно влюблён.       Беседу прервало резкое движение парня вперёд. Он прижался к перилам животом и предвкушающе зашевелил по ним вспотевшими ладонями, что сталь заскрипела. Андроиды заметили, что его взгляд обращён к шестому столику, который обступили четыре человека в чёрных костюмах, и присмотрелись. Те что-то скрупулёзно искали: двигали посуду, заглядывали под стол, смещали мебель — переворачивали место, которое так тщательно подготавливали сотрудники, вверх дном. Когда же они ничего не обнаружили, один из них прикоснулся к наушнику, быстро отчитался начальству, и мужчины расступились по углам, с самым важным видом осматривая зал. Посетители за соседними столиками подозрительно на них косились, а работники, не подавая вида, что возмущены, принялись за то, чтобы привести место в былой порядок.       — Он здесь, — хрипло произнёс Джим. — Кормак и его оркестр.       К мужчинам через некоторое время присоединились трое — Ричард сразу узнал в них братьев Анесторов и Кайла Маклагена. На брюки те поскупились, видимо, напялили на себя первое, что более-менее походило на официальный костюм. Они бесцеремонно шлёпнулись за стол, который сотрудники любезно подготовили специально для них, совсем рядом с главным, и стали выжидать.       Но, вопреки ожиданиям, главный виновник торжества всё никак не объявлялся.       — Идём. Пора действовать, — уже увереннее объявил парень и двинул назад в коридор.       Восьмисотый, как по приказу, последовал за ним, когда его остановил младший, заставив замереть и повернуть на него каменный взор.       — Коннор, постой. Я хочу извиниться.       Алый свет в карих радужках заинтересованно дрогнул, губы невольно приоткрылись от изумления, и андроид вернулся к перилам, сложив на них пальцы в замок. Вопрошающе покосился, обнаружив, что Ричард, будто не надеясь на продолжение разговора, взволновался и быстро заморгал.       — За что? — Коннор действительно не понимал, или же другому так показалось. Так или иначе, диалог его заинтриговал.       RK900, глядя неотрывно в лицо напротив, заговорил чуть тише:       — Мне не стоило на тебя срываться. Всё это время ты хотел, как лучше, но я препятствовал, из-за чего теперь кажется, что мы порознь. Я не хочу портить отношения. Ты мне дорог, много для меня значишь. Прости меня.       Сначала лицо Коннора вытянулось в нескрываемом потрясении. После тот смущённо пожал губами и понурился. А затем произошло то, чего точно не ожидал Ричард — восьмисотый засиял лучистой улыбкой, а его щёки покрылись малой синевой. Старший молчал, продолжал таращиться на него, как на потерянного ранее родственника, и младший принял это за отличную возможность, чтобы заговорить на не менее важную тему.       — Я также не хочу, чтобы мы видели друг в друге соперников. — Ричард неловко помял ворот водолазки, и после — пиджака, и отвёл глаза к танцполу, но даже так смог увидеть, как меняется настроение брата. — Я не думал, что бороться с ревностью будет сложнее, чем производить захват грабителей голыми руками. Мне стоит недюжинной силы противостоять ей, Коннор, хочу, чтобы ты отнёсся к этому с пониманием. Ты прав, Гэвин не моя собственность, но он всё, что у меня есть. Я обращаюсь к тебе не потому, что такова его воля. Ситуация... мучает меня. Ты мой брат. Я не хочу ревновать его к тебе... Возможно, именно ревность заставляет думать о тебе в отрицательном ключе. И, поразмышляв об этом, я пришёл к выводу, что хочу больше доверять тебе.       Девятисотый притормозил, чтобы дать возможность восьмисотому обработать информацию. Затем он поднял голову и спросил прямо и твёрдо:       — Я могу доверять тебе, Коннор?       Старший, силуэт которого потерялся в приглушённом свете, походил на инопланетное существо, чуждое эмоциям. Привычная ему улыбка ещё в начале речи сошла с лица, а плескающаяся в глазах радость вся иссохла. Коннор, как бы с сомнением, или затем чтобы потянуть время, покрутил головой, прикрыв глаза, переложил болтающийся клетчатый пиджак с одного предплечья на другое и смахнул несуществующую пыль с его рукавов.       К тому времени, когда он вдруг выпрямился, как заводная игрушка, взлохматил волосы и неспеша вышел из тени, Ричард успел известись ожиданием. Мысли разбежались, как тараканы, когда восьмисотый снова бодро засветился и вдруг шагнул ближе. В следующую секунду RK900 сгребли в братские объятия и сжали так, что под тяжестью тела скрипнул полимер. Ошарашенный, он сначала врос в землю, но, когда к нему пришло осознание, поспешил объять старшего в ответ с тем же запалом. Преисполненный чувством лёгкости, он даже улыбнулся. Насос бахнул в грудь, в венах забулькал тириум.       — Спасибо, — наконец обрёл дар речи Коннор, отчего стало ещё теплее. — Спасибо, что поделился, Ричард. Ты... я тоже много думаю об этом. О том, что ты тоже мне дорог. Я разделяю твои чувства.       Восьмисотый обнимал так, словно до этого долго сдерживал свои порывы, и девятисотый охотно ему отвечал, осознавая, что Гэвин оказался прав. Раздор мог повлиять на них куда больше, чем казалось. Братья друг без друга никто. В Ричарде зародилась светлая надежда, что всё поправимо, что есть шанс начать сначала, потому что голос брата звучал уверенно, а слова сыпались быстро, словно Коннор боялся потерять нить мысли в процессе. RK800, не боясь за то, что одежда помнётся, сжал девятисотого чуть сильнее, прижавшись вплотную, не позволяя тому отстраниться самому. Ричард, ослеплённый яркостью момента, позволил ему проявить чуть больше эмоций, чувствуя себя при этом свободно. Плечи окутало безмерным спокойствием, а за этим андроида посетила светлая мысль о том, что согласие Коннора могло в один разговор закопать топор войны.       Если бы не одно «но»...       Когда Коннор отпустил его, вновь отряхнул пиджак и со словами: «Нас заждались» — зашагал за Джимом, RK900 вновь окликнул его:       — Коннор... Ты не ответил. — RK800 остановился и повернулся, не снимая с себя радости. Голос Ричарда моментально затвердел. — Я могу доверять тебе?       Старший открыл рот и вдруг его дёрнуло, как электротоком. Уголки губ, как таявшее мороженое, медленно поползли вниз. Брови жалобно сошлись у переносицы, на скулах тревожно вздулись желваки. Пальцы в раскрытых ладонях стали подрагивать, и, чтобы удержать тело под контролем, Коннор сжал их в кулаки и прерывисто выдохнул. В потускневших, как завянувшие цветы, глазах, обращённых куда угодно, но не на собеседника, застыл предательский страх, покрытый толстой коркой стыда.       И тогда всё встало на свои места. И тогда Ричард ощутил, как его искренность жестоко сравняли с землёй, а привязанность подлым образом пожевали и выплюнули. Температура тела зажгла под лопатками и прокатилась к солнечному сплетению, агрессивными толчками гоняя кровь по телу. Ричард, смаргивая алую пелену, продолжал свирепо глядеть на брата исподлобья, ожидая внятного ответа, но чем дольше тот молчал, тем стремительнее выдержка близилась к точке невозврата. Раздражённый тем, как Коннор, опустив голову, лихорадочно пытался спрятать взгляд, он почти взревел:       — Коннор!       На восьмисотого слова подействовали острой пощёчиной. Плечи вздрогнули, их обладатель скуксился и весь сжался, как ёж, пытающийся защититься от хищника.       — Ало-о, Кормак будет с минуты на минуту! Идём, а то наши что-то притихли.       Коннор, благодарный самой судьбе за то, что та преподнесла спасение в такой нужный момент, так и не почтив ответным взглядом брата, подорвался с места и устремился за Джимом. Ричард закругляться не собирался, потому послал ему телепатический сигнал:       — Я с тобой не закончил.       А через мгновение ему пришёл ответ, который ввёл в замешательство:       — Я не знаю. Правда не знаю, Ричард.       У гримёрки действительно было тише, чем на кладбище, и троице сразу пришла единая мысль, что Гэвин всё же не сдержался и покусился на жизнь мистера Бьянки. Внутри помещения в глаза сразу бросались две вещи: размеры комнатушки, сравнимые разве что с комнатой отдыха в участке, и настоявшийся запах дорогой косметики, перебиваемый разве что терпким парфюмом. Удивительно, как такое маленькое пространство смогло уместить в себя низкий диван, длинную вешалку с образцами тканей и даже пару манекенов, а за широкой ширмой — зеркало с подсветкой в ширину стены, длинный столик и три высоких стула. Вокруг царствовала тишина, прерываемая только сосредоточенным пением, свидетельствовавшим о том, что гримёр ещё жив. Под перегородкой вокруг стула, пританцовывая, передвигались туфли, в чистоте которых можно было рассмотреть собственное отражение.       Коннор и Ричард остались торчать у двери, Джим же, потерев ладони, весело заговорил:       — Как дела, маэстро?       — Удивительно, но пациент вес-сьма очарователен, когда не открывает рот! — восхитился мужчина с горячим южным акцентом по ту сторону ширмы. — А теперь чуть выше, юнош-ша. Вот так.       Девятисотый приподнял бровь: его партнёр за всё время не произнёс ни слова и даже не шевельнулся — что-то из области фантастики. Он понадеялся, что мистеру Бьянки не пришлось прибегнуть к помощи кляпа и смирительной рубашки, учитывая, с каким настроением Гэвин вошёл сюда изначально. Лейтенант при знакомстве с гримёром сразу же посыпал колкостями и каламбурами, а выслушав предложения, и вовсе разорался, по своему обычаю выводя беседу на конфликт. Мистер Бьянки, к счастью, не принадлежал к числу стереотипных визажистов с раздутым самомнением, и, следовало отдать ему должное, не отреагировал на открытые провокации. Он попросил оставить их наедине, на что Ричард согласился не сразу, переживая, скорее, за него, а не за Гэвина.       — Уже час-с?       Из-за перегородки показалась жилистая фигура мистера Бьянки и, уперев руку в бок, постучала по нему пальцами. Внешность мужчины оправдывала звание бывшего стилиста. Он не скрывал возраста за «молодящей» краской для волос, а, наоборот, подчёркивал благородную седину как натуральным цветом, так и укладкой. Одежду подбирал соответствующе моде, противостоя шаблонному представлению о том, как должен выглядеть мужчина его возраста, и далеко не многие могли похвастаться таким тонким чувством вкуса. Ричард также отметил, что мужчина так же остёр на язык, как и Гэвин, с разницей в том, что первый сохранял невозмутимость и был осторожен в выражениях.       — Полтора, если быть точным, — ответил Джим, глянув на наручные часы. — Он готов?       — М-м, — мистер Бьянки кинул быстрый взгляд в сторону своего подопытного и вернул обратно, — ещё один штрих, пожалуйс-ста?       — Ты это говорил десять минут назад, — подал голос Гэвин, и звучал он не слишком весело. Послышалось, как он поёрзал на стуле, — хорош меня облизывать, задница затекла.       — Юноша, ес-сли я берусь за дело, то с-стараюсь выкладываться на макс-симум.       — Ты вложился так, что меня теперь мать родная не узнает. Заканчивай.       — Хорошо-хорошо! Вс-ставайте.       Мистер Бьянки сдался, закатив глаза и всплеснув руками. Рид, судя по звукам, вскочил со стула, громко шлёпнул ногами по полу и размялся. Через маленькое пространство между рамками ширмы нельзя было рассмотреть и малого — лампочки на зеркале ослепляли взор — но двигающиеся плечи и шея всё же предались взгляду. Ричард от нетерпения обрисовал тело партнёра через программу и предположил, кого из него мог сделать визажист, но долго ждать не пришлось. Гримёр обошёл перегородку лицом к присутствующим, выпрямился орлом, положил на неё руку и торжественно произнёс:       — Итак. Я предс-ставляю вам своё произведение искусства!       Интрига достигла того пика, когда зрители готовы молить о том, чтобы мистер Бьянки отодвигал рамы быстрее, однако тот, как назло, уловив их настроение, только самодовольно усмехнулся. Время тянулось улиткой, точка терпения пересекла черту.       А потом они увидели его. Лейтенант, размяв кулаки, неохотно развернулся, заставив новоприбывших осознать, что мастерство гримёра не знало границ. Под особым впечатлением остался Ричард, когда в посветлевших зрачках возник силуэт незнакомого ему мужчины.       Это не его Гэвин. Точнее, не тот, что однажды пустил корни в памяти, а версия помоложе, если бы тот придавал большее значение своему внешнему виду. Девятисотый наконец смог представить, каким выглядел партнёр до первой ссадины, до первых синяков, до первых мешков под глазами и мимических морщин — секрет макияжа, молодившего лет на пятнадцать, открыл иное лицо, не испещрённое шрамами прошлого опыта. Всё настолько гармонично и естественно, что даже присмотревшись нельзя разглядеть сгустков пудры или мазков крема. Ничего лишнего: ни подводки, ни туши, ни помады — но и без этого цвет глаз, от которых отскакивали блики лампочек, стал ярче, а оттенок губ — сочнее. Мистер Бьянки поколдовал разве что с румянами на идеально выбритой коже — что, кстати, оказалось немалым сюрпризом: Рид шарахался от бритвы, как от собак, признавал только триммер. Признать его можно было только по топорщащимся волосам, к которым он, естественно, не дал прикоснуться и пальцем — в этом, видимо, и заключался их компромисс на основе временного перемирия.       — Вижу, вы в вос-сторге, — гордо заключил визажист, а затем обратился к подопечному. — Покрутитес-сь, юноша.       — Я вам дама на выданье? — буркнул Гэвин и осуждающе подбоченился.       — Покрутитес-сь, — повторил тот уже строже.       Рид цыкнул, мученически вскинул голову и лениво выполнил просьбу. Ричард заметил, что новый образ доставляет ему дискомфорт, но больше озаботило то, как сидела форма на натренированной фигуре. А сидела она хорошо. Слишком хорошо, чтобы девятисотый удержал взгляд от бёдер и ягодиц, теснящихся в узких брюках. Тут же захотелось ощупать, проверить, насколько тонкая ткань, ощутить сквозь неё гибкость человеческого тела. Потом переместиться на заправленную рубашку и повторить контуры мускулов. Возможно, после — под неё.       Из мыслей его вышвырнул Коннор, который бесстыдно пялился на Гэвина, не скрывая жаркого взора. Ричард скрипнул зубами.       — Как вам это удалось? — восторженно поинтересовался Джим.       — Ну-у, — загадочно протянул мистер Бьянки, разглядывая свой маникюр, — баночка «Жоли», упаковка «Ниль»...       — Нет, — остановил его парень. — Как вы заставили его замолчать?       Ричард изменился в лице вслед за Коннором, повернув голову: вопрос их повеселил, и в ту же секунду они осклабились. Гримёр выпятил грудь вперёд и фыркнул, а Рид начал подыскивать на столике что-нибудь небьющееся, чтобы зарядить этим в лоб Мартину. Найдя пластиковую баночку с диффузором, он тут же воспользовался ей как снарядом, но все, включая Джима, удачно увернулись в сторону.       — Пришлось пригрозить, что применю труднос-смываемый грим и не с-скажу в какой момент, — пожал плечами мистер Бьянки, а затем вдруг вскинулся. — О! Забыл!       Гримёр проскочил мимо Гэвина к столику и между тем попросил пациента приземлиться обратно на стул. Команда недоумевающе переглянулась, но высказать вопрос не успела, так как мистер Бьянки быстро возник перед лейтенантом с маленькой коробочкой и пинцетом, загораживая своей спиной вид. Повозившись с лицом, он отошёл и официально объявил:       — Теперь всё.       Рид поднялся и посветил перед публикой лицом. Теперь на виске красовался диод, совсем как настоящий. Отсвечивал чётким голубым, на свету переливаясь имитацией электроники.       — Юноша, ваше мнение?       Глаз Гэвина дёрнулся, и лейтенант развернулся, чтобы присмотреться к себе в зеркало — тут глаз Ричарда зацепился за шов на ягодицах, и андроид вновь поплыл в своих фантазиях. Диод только подогрел интерес к возникающим перед глазами пикантным образам, рождая в девятисотом новое, неизведанное. В очередной раз ломающее рамки приличия.       Гэвин бы смог притвориться андроидом на часик-другой? Для Ричарда.       Мужчина покрутил лицом и телом, придирчиво оглядел себя и резко выдал:       — Мы таких в школьные годы в переулках пиздили.       — Маэстро, снимаю шляпу! — воскликнул Джим. Мнение Рида мало кого интересовало. — От настоящего не отличить.       — Годы работы в театре делают своё дело! Надеюсь, мой долг уплачен?       — Несомненно. Благодарю, мистер Бьянки! — Парень поблагодарил гримёра, пожав ему руку, а после повернулся к Коннору и Ричарду. — Мы все должны вести себя естественно. Помните, что вы и Гэвин друг друга не знаете. Не лезьте, только если это не чрезвычайная ситуация. Вы просто клиенты, которые решили скоротать вечер здесь — не более... Что с вами? Расслабьтесь, а то выглядите так, словно вам в задницы пробку затолкали.       Помещение взорвал приступ неконтролируемого гортанного смеха, когда Гэвин схватился за живот и разинул рот. Лейтенант пару раз хрюкнул со словами: «А я говорил!» — и едва нашёл в себе силы, чтобы успокоиться. Он едва не задохнулся, приходя в себя, а когда ему всё же это удалось, то обнаружил, что команда вылупилась на него так, будто у кого-нибудь из неё вот-вот потянется рука для вызова неотложки.       — Больше не с-смейся, — шокированный, шепнул мистер Бьянки ему на ухо. — Ни-ког-да-а. — И мигом упорхнул к зеркалу, чтобы собрать вещи.       — Это точно гиблая затея, — недоверчиво сощурился Коннор, и Ричард с Джимом с пониманием на него зыркнули.