ID работы: 12969080

Каждому дьяволу положен свой ангел

Гет
R
В процессе
124
Размер:
планируется Миди, написано 35 страниц, 6 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
124 Нравится 65 Отзывы 52 В сборник Скачать

3. Рыжие

Настройки текста
Османская империя славилась своей жестокостью и беспощадностью по отношению к врагам. Но это мелочи по сравнению с тем, как жилось женщинам и девушкам в гареме султана испокон веков. Содержались они в особых условиях, где ими управляли, пускали в расход словно пушечное мясо и в первую очередь обучали тому, как удовлетворять нужды султана или его сыновей и услаждать их взор своей красотой, восточными танцами и женскими хитростями. Эти женщины, полученные в качестве подарков или заявленные как военная добыча, олицетворяли власть и богатство исламского халифата. Как и сцена из «Тысячи и одной ночи», повседневная жизнь в османском гареме была жизнью в подвешенном состоянии, полном чувственных наслаждений, а также бесконечных правил, ожиданий и границ. В гареме свято верили лишь в то, что женщина была создана исключительно ради страстного вожделения к ней и использовать её можно и нужно было для удовлетворения собственных потребностей.   Доступ в гарем имелся только с помощью тщательно спрятанного входа, располагавшегося внутри самого дворца. Женщины, занимавшие эти безукоризненные жилые зоны, не часто выходили за пределы отведённого им места, постоянно находясь в богато обставленных интерьерах, словно птицы, пойманные в золотые клетки. Никто не имел права смотреть на них, за исключением специально обученных евнухов, которые следили за жительницами гарема, выполняя все указания султана и его подданных. Но женщины, жившие в гареме могли и пробиться к вершине власти, если они были достаточно умны и удачливы, могли достичь большого авторитета, уважения и богатства при султанском дворе. В гареме, как правило, было несколько десятков девушек, в том числе и официальные жёны султана, его мать, дочери, родственницы и прислужницы. Сыновья султана также проживали в гареме до определённого возраста, после чего они считались мужчинами и им дозволялось завести собственный гарем. Полуденная суматоха царила вокруг дворца Топкапы, где за решётками окон томилось и скучало столько прелестных созданий одновременно. И невольно думалось о сокровищах красоты, навеки утраченных для людских глаз, обо всех этих изумительных женских типажах, которые угаснут здесь, не увековеченные ни в мраморе, ни на полотне для восхищения будущих поклонений. Какой же счастливый билет в земной лотерее – жизнь падишаха! Он срывал лишь самые чистые лепестки, самые безупречные розы в саду красоты, останавливал взор лишь на самых совершеннейших формах, не запятнанных взглядом ни единого смертного, на дивных пахучих цветках, чья жизнь от колыбели до могилы текла под охраной, среди мерцающей роскоши бриллиантов и золота. Мать старшего наследника Сулеймана, черкешенка Гюльбахар, наглядный тому пример. О её красоте слагали легенды. Только в гареме изысканной прелести и утонченных манер казалось не достаточно, дабы удержать любовь и привязанность государя. Поэтому главенствующее место Махидевран очень быстро заняла молодая православная, своенравная, вздорная рабыня и бунтарка Александра, получившая имя Хюррем. Родившая султану четверых сыновей и луноликую дочь. Освободившаяся из цепей рабства и ставшая его законной супругой. С появлением Хюррем жизнь Гюльбахар пошла под откос. Она проливала слёзы, лёжа ночами в холодной постели и с болью на сердце вспоминала о дивных временах в Манисе. Её кровинушка и отрада души и ясных глаз, Шехзаде Мустафа Хазретлери, не выдержавший печалей выпавших на долю матери, потребовал у своего отца поездку в Эдирне, и получив его одобрение, незамедлительно отправился вместе с ней в путь. Вдали от дворцовых интриг и распрей, безутешная Махидевран, наконец, осознала истину подлинного счастья и покоя. Вернулась в Топкапы она уже через месяц с рождения Шехзаде Джихангира. В таком ритме прожили они два спокойных года, прежде чем гарем потрясло известие – болезнь Валиде Султан, слёгшей от приступа по не выясненным причинам. Валиде корячилась от кинжальной боли в сердце и непрекращающейся отдышки, из последних сил хватаясь чуть шевелившимися пальцами за простыни. В столице зловеще выли мартовские ветра, словно вторя её страдальческим стонам. С новым приступом боли на лице женщины вырисовывалась гримаса, похожая на мрачную усмешку. В её покоях холодило, хотя в камине и горел слабый огонь. Крошечное пламя металось на сквозняке. Оно боролось за жизнь, взметая искры ввысь, в точности как и Хафса металась в предсмертной агонии. Тело Валиде сводило судорогой боли, не ощущала она ни ветра, дующего сквозь щели, ни холода, которым тянуло из-под отверстия дверей. Веки слипались, грозились уснуть вечным сном. — Примите мои соболезнования, госпожа, — выскользнув в освещенные горящими факелами коридоры, нескольким часом позднее, шёпотом произнесла лекарша и опустила голову. Хатидже едва не оседая на пол, вцепилась в запястье хатун мёртвой хваткой. — Наша Валиде Султан отошла в мир иной. Да простит Аллах её грехи. Ибрагима паши в очередной раз не было рядом с ней. Ни в дни рождении их совместных близнецов султанзаде Османа и Хуриджихан Султан, ни в дни траура. Но она привыкла. Настолько, что даже не обратила внимание на отсутствие мужа. Разум застила пелена тоски, горечи и разочарования. Сколько Хатидже молилась, сколько просила она Валиде не оставлять её. Но она ушла. Не прислушалась к ней.  Вести разлетелись во все окрестности могучей империи. По умершей скорбели и взрослые, и дети. Хатидже Султан приходилось труднее всего, ни чьи слова не служили ей утешением. Бродила она по дворцу, словно опустошенный сосуд, окутанная в чёрное одеяние.

***

Удивительно, но на следующий день погода в Стамбуле выдалась достаточно спокойной. Ветер утих, и на небе появилось тусклое, холодное солнце. С момента переезда Ланы в ветхое поместье Кязыма многое изменилось и прежде всего изменилась сама Лана, её характер и привычки. Она окончательно убедилась в том, что обратного пути у неё нет, она проживёт эту жизнь заново, пусть и не в своём теле, и даже не в своей эпохе. Теперь османские земли – её дом, дядюшка Кязым и тётушка Зулюф – её семья, ислам – её религия, Аллах – её Господь и Алев – её настоящее имя. Избушка слуги покойного Искандер-бея считалась удобной, уютной, вместительной и с практической точки зрения у них в отдельном помещении располагалась и собственная ванна или говоря иными словами традиционный турецкий хамам, которую редко встретишь в типичных для бедного населения маленьких хижинах. Вишенкой на торте конечно являлась личная спальня Ланы, отличающаяся просторностью и чистотой. Лана помогала Зулюф в уборке дома, которую та устраивала в конце каждой недели или в конце каждой второй недели, всё зависело от настроения хатун и её здоровья. Свою комнату Лана предпочитала приводить в порядок каждое утро. Заправляла постель, меняла белье, вытирала пыль с полок и подоконников, раскладывала одежды, мыла полы и открывала окна, наполняя покои свежим запахом горячих симитов, полевых растений и оживлёнными голосами торговцев. Зулюф приняла Алев как родную дочь, ведь на долю сироты выпало немало испытаний. Вот и в это утро беда не обошла Лану стороной, ещё на рассвете Зулюф-хатун стянула с неё одеяло и протянула свиток, завязанную нитями. — Сегодня мы отправимся в Топкапы. Валиде Султан достопочтенная и уважаемая, да пребудет с ней мир и вечный покой, покинула нас. Поторопись, Алев, мы должны сходить и выразить наши соболезнования, — указательным тоном воскликнула женщина. Лана, лишь недовольно фыркнув, вновь натянула на себя одеяло и демонстративно отвернулась. Однако, Зулюф это ни капли не остановило, и утро их началось со споров и недовольных цоканий языком. Доводы Зулюф невозможно было обойти. В конце концов, Алев пришлось согласиться, с горем пополам, да и воочию лицезреть Топкапы подумалось ей заманчивой идеей. Чувство вины и ответственности за своё положение, смешанное с затуманенным от короткого сна разумом, пришли к таком выводу. Было решено сопровождать Зулюф от дома до дворца. Девчушка собиралась долго, кружилась у зеркала и мерила сшитые портнихами платья. Она не любила выглядеть неопрятно или непривлекательно. Её наряды всегда были скорее красивыми, чем защищёнными и выглядела она слишком эффектно и привлекала к себе внимание. Она и сейчас выделялась на фоне нравственных мусульман, для которых открытость принималась за вульгарность. Поэтому порой обычные прохожие с недоумением смотрели на Лану. Длинный цветной сарафан доходил до щиколоток, а белоснежный воротник полностью закрывал шею, чем добавлял владелице возраста, грациозности и элегантности. Под одеждой были тёплые шерстяные колготки, а ноги закрывали бежевые туфли. Поверх одежды Лана надела меховой плащ светло-розового оттенка, расшитый узорами. Волосы она собрала в пучок, оставив распущенными лишь две пряди, которые красиво обрамляли лицо. Ещё несколько раз осмотрев себя и оставшись довольной своим видом, девочка помчалась на улицу. Топкапы, подобно хищному зверю, устрашающе возвышался над всем городом. Можно сказать, что он отображал весь суровый пыл османов и олицетворял их силу и отвагу, и некую отчуждённость. Однако стоило отметить, что не все османы имели столь богатый букет негативных черт. Как и не все имели хотя бы одну положительную. В общем, здесь не было никакой закономерности. Дойдя до дворца, Лана слегка замялась. Нет, ну всё же, она вот-вот лицом к лицу встретиться с такими великими людьми в истории, как Султан Сулейман, Хюррем Султан, Махидевран Султан, Михримах Султан. Она не знала, как себя правильно вести, как разговаривать и что вообще делать рядом с ними. Она не знала их лично, не знала выглядят ли они словно киноактеры из сериала, или словно личности с портретов художников или вообще нечто совершенно чуждое для глаз. Решительно выдохнув, Лана вошла в главный сад следом за Зулюф. И тут же оторопела, удивившись, но не окружающей обстановке, а тому, что увидела сериальную Шах Султан, любезно повисшую на плече старушки. — Зулюф-хатун! Сколько мы не виделись с тобой! Какая приятная встреча, — Зулюф моментально обмякла в объятиях черноволосой султанши. — Примите мои соболезнования, госпожа. Да упокоит Аллах душу нашей Валиде Султан. Не видела ещё империя женщины могущественнее её. Сколько хорошего сделала она ради благополучия народа. Кто теперь о нас позаботиться? — Да уж, — пробормотала по-прежнему удивлённая Лана. Чёрт с ней с этой Валиде. Лану волновал другой вопрос, почему Зулюф целых два года скрывала о том, что знакома с представителями султанской семьи и никогда не навещала их? Это до того было странно, что Лана начала представлять самые худшие варианты развития событий.   — Разрешите представить – это Алев. Отец у неё умер в военном лагере и мать скончалась. Кязым из Диярбакыра привёз малышку сюда. Теперь её воспитанием занимаемся мы. — Здравствуйте, — скромно произнесла Алев и приветственно кивнула Шах Султан головой. Ответа Шах она ждала буквально две секунды, хотя ей показалось, что прошла мучительная вечность. Куча мыслей пронеслось разом: что же она скажет, как отреагирует, не грубо ли она поздоровалась. — Приветствую, Алев-хатун, — раздался глубокий низкий голос с приятной хрипотцой. — Какая маленькая и уже несёшь такую тяжкую ношу. Если вам понадобится моя помощь, Зулюф-хатун, не стесняйтесь, обращайтесь. Я постараюсь сделать всё от меня зависящее. — Благодарю вас за беспокойство, султанша, — Лана избегала прямого зрительного контакта и смотрела куда угодно, лишь бы не на сводившую пристального и изучающего взора Шах. — Давайте пройдём во внутрь.

***

Лана бродила в нескончаемых лабиринтах, опасаясь затеряться в этом великолепии. Отовсюду доносились чьи-то стенания и причитания по покойной. Становилось не по себе от развернувшейся перед ней картины, ноги подкашивались и земля ускользала из-под ступней. И с Хюррем ей встретиться не повезло. Только мальчик с рыжими кудряшками и рассыпными по лицу веснушками, напоминающий маленького Селима, стоял в отдалённом углу, желая починить сломанный деревянный солдатик и тихо всхлипывал. Точно с Баязидом не поладил. — Шехзаде, — осторожно позвала его Лана и состроила улыбку, приблизившись к Селиму. Селим на её повадки не повёлся и ещё пуще хмурился, сводя светлые брови к переносице. — Ты кто? — раздраженно спохватился мальчик, пряча игрушку за спину. — Что тебе надо? Тебя Баязид прислал, да? Позлорадствовать пришла? Лучше уходи. Иначе я охрану позову. Лана продолжила крутится вокруг Селима, как бы он не отворачивался от неё. Нравился ей этот негодник, сопереживала она ему и его дальнейшей судьбе. Даже в сериале Лана выделяла его среди братьев, его всегда незаслуженно обделяли вниманием, поэтому он и вырос таким отстранённым, замкнутым и любил уединяться вдали от докучливых родственников. — Нет, Шехзаде, — наконец вымолвила Лана, заметив абсолютное безразличие со стороны Селима. — Меня не Шехзаде Баязид прислал. Я приехала во дворец со своей тётей, она сейчас в покоях Валиде, молиться за неё. А меня прогуляться отправила. Но дворец я совсем не знаю, вот и заблудилась. Забрела ненароком в неизвестность. Простите, если я вас потревожила. Я, наверное, пойду. Рыжий недоверчиво оглядел гостью. Её волосы тоже отдавали золотом, как и его, и взгляд у неё был такой же непоседливый и загорался детским любопытством, как и у него, и одета она была со вкусом. Наверное дочь какого-нибудь влиятельного паши. А какой изумительно-очаровательной леди она будет, когда станет по старше. — Стой. Не уходи. Извини. Я не специально. Не хотел срывать на тебе свою злость. Мой братец довёл меня своим ребячеством, сломал моего солдатика. Он просто завидует мне, и никак не может успокоиться, — оправдывался наследник, осознавая что спугнул незнакомку сгоряча. — Значит, ты заблудилась? Как тебя хоть зовут? — Алев, Шехзаде. Меня зовут Алев, — приседая в аристократичном реверансе, представилась Лана. — Твоё имя тебе подходит. Оно означает огонь и пламя, и твои волосы и правда, словно огонь и пламя. Твои родители не ошиблись с выбором. Кстати, хочешь я покажу тебе наш сад? — Почту за честь. Во дворцовом парке нарушала тишину лишь трель птиц и шелест ветра в листве. Кроны деревьев гордо парили в недосягаемой вышине. Крепкие, покрытые зеленью ветви тянулись к голубизне неба. Следуя почти по неразличимой тропе, вьющейся среди этих диковинных глыб, Лана с наследным принцем Селимом вышли к большому струившемуся фонтану. Локоны её в солнечном свете сияли медным блеском и кожа казалась прозрачной. Она подбежала к мраморному сооружению и, опустившись на колени, на мгновение погрузила ладошку в воду и отряхнула прохладные капли. Из гладкого зеркала на Лану глядело её отражение и рассматривая его, она заметила подошедшего сзади Селима. Лана обернулась и уста её раздвинулись в широкой усмешке. — У нас в саду фонтана нет, — с долей огорчения призналась девочка и села на край бортика. — А ты далеко живёшь? — Нет, совсем близко. Из окна нашего дома виден ваш дворец. Селим опустился подле неё и задумчиво поднял глаза вверх. Его тёплые ладони едва коснулись её замёрзшей кисти. Лана вздрогнула, но не отпрянула. — Знаешь, а я бы взял тебя в свой гарем. Жаль, что ты ещё такая маленькая. Может я бы даже женился на тебе. Эх. Увидимся ли мы ещё с тобой когда-нибудь? Видимо Шехзаде испытывал непосредственный интерес к ней, к милой и кроткой Алев. Забавно. Какая всё-таки детская симпатия невинная и целомудренная. — Может. Может и увидимся, может и нет. Кто знает, что нам судьба готовит, — издали зов Зулюф напоминал отчаянный крик раненой волчицы, она пробиралась сквозь лесную рощу и корила себя за то, что отпустила шестилетнего ребёнка в незнакомом дворце без сопровождения взрослого. Лана с отрывистым вздохом вскочила и поправила юбку платья. — В чём дело? — Прошу прощения, Шехзаде, но меня зовёт тётя. Если я не пойду, она разозлится и отчитает нас двоих. Прощайте! У ворот Топкапы Лана остановилась, терпеливо выслушав трёхчасовую тираду от старушки, и словно в замедленной съёмке уставилась на то, как стража возилась с увесистыми замками, пытаясь отворить массивные двери. Резкий порыв ветра всколыхнул и развеял её волосы. — Вот блин! — выругалась под нос Лана и поджала губы. Испортили причёску. Собрав их кое-как в небрежную косу, она демонстративно развела руками. Стоило ли столько времени впустую проторчать перед зеркалом? Прежде чем Лана сдвинулась с места, боковым зрением она уловила на себе чей-то взгляд. Кто-то смотрел на неё оттуда, с террасы, кто-то очень важный и влиятельный. Седьмое чувство подсказывало. — Алев, идём! Опять это девчонка размечталась на полпути. Лана преодолела разыгрывавшееся воображение, глотая подступивший к горлу ком. Было страшно и любопытно одновременно. В какой-то момент её даже охватил мандраж. В итоге она просто наплевала и побежала за Зулюф, не оборачиваясь назад. С этими людьми никаких нервов не хватит.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.