***
- Эва, не убегай от меня снова. Пожалуйста. Имперец был безумно красив, а этот был даже не с Инвиктуса. Он до сих пор задыхался даже после короткой пробежки - все еще не привык, хотя уже полгода, как здесь служил. Пришлых можно было вычислить со спины. Они были изящными, стройными и совершенно неприспособленными, и у Эвы сердце сжималось от жалости к молодым гарнизонным мальчикам. Они даже двигались иначе, словно центр тяжести тела был заложен где-то выше, в районе груди. Эва смотрела на Алектуса, и лоно ее трепетало в предвкушении. С ним должно быть приятно, хотя бы из-за внешности. Такая славная добыча. Настоящая жемчужина в коллекции. Медленно он раздевался и смотрел на нее, не отрываясь, своими необычными синими глазами, лишавшими остатка терпения. Мужчина остался, в чем мать родила, а Эва лишь выдохнула: - У тебя же спина голая. И грудь. Алектус даже не смутился - он упер руки в бедра, красуясь перед ней тонкими грудными пластинами, голыми и светлыми. Такое великолепие на теле взрослого мужчины казалось просто неуместным. Имперец повернул голову набок, и линия его гребня была просто совершенна - Эва ощущала, как в животе у нее что-то сладко ноет, тает и выкручивается, словно детеныши змей в яйцах, что вот-вот должны проклюнуться. Ее щель разомкнулась стремительно. Она его хотела. - Я слышал, что на Инвиктусе и тело покрывают. Покажешь? Он говорил мягко и доверительно, и Эва кивнула, внутренне усмехнувшись. Будто это он ее затащил на источник, чтобы трахнуть, а не наоборот. Туника пала к ногам турианки, и Алектус не выдержал: два шага, и он гладил пальцами кромку ее воротника, тянул за собой в теплую воду, и девушка уже представляла, как здорово сейчас будет. Камни омывало водой на палец, и мужчина поставил ее на колени, а сам встал сзади. Эва все повторяла про себя, успокаивала и уговаривала - это же простое баловство. Она уже делала это тысячу раз, пусть не с имперцами, но ведь нужно все в жизни попробовать. Подруги по секрету говорили, у пришлых член меньше, зато ласковые и не торопятся, вот она и убедится. Проблемой может быть, только если семья узнает про шашни с имперцем. Витерис ее придушит, это точно. Был бы дома Валорис, и Эва бы так не боялась, но он улетел служить. Валли бы за нее заступился. Вот проклятье, Иона ее обходит ровно на двух парней. Если бы этот гарнизонный не медлил, уже вечером она бы сравняла счет, а к заврашнему, возможно, и обошла бы подругу. - Ты уже это делала? Эва лишь хмыкнула - ну смешно же. Ей шестнадцать, в конце концов, а он все медлит, наклоняется, облизывает шею и царапает талию, будто она маленькая. - Ну давай. Правду про вас, имперцев, говорят - только лизать и горазды. Я сказала, вставь. Сейчас же! Он даже не был готов! Эва раздраженно обернулась, чтобы убедиться в этом, в то время как Алектус смотрел на нее своими печальными синими глазами. А вдруг у него там ну совсем маленький, поэтому он свой стручок и не показывает? Что тогда делать? А может, он не открывается, потому что считает Эву непривлекательной? Бред. Она самая красивая девушка в округе, это точно. А может, и на всем Инвиктусе. - Эва. Ты меня позвала для счета? Ты ничего не имела серьезного на уме? Она отвернулась, чтобы Алектус не видел картинно закатившихся глаз - вот идиот. Он же имперец, на что он вообще надеется? Что Эва Кирид ему нареченной будет? Или согласится на брак с пришлым? Таких, как он, только трахнуть и забыть. По-хорошему, она бы и не легла с ним, но тут было дело чести, притом срочное, плюс, да, он был действительно хорош собой. Длинный тонкий гребень, и сам такой необычно-бледный, даже глаза голубые, словно сквозь них кровь просвечивается. Интересно все же, у пришлых и правда мелкий отросток? - Я тебя позвала делом заняться, вот и займись. Меньше болтовни. Вас что, на заставе не кормят? Худые такие все. А ну, покажи мне, какой у палавенцев член. - Я так не могу. Прости, Эва. Я не так все понял. Только время потеряла. Придурок. Эва потратила на него целых четыре часа. Злость за бесцельно упущеное время настолько захватила, что собственная щель уже начала смыкаться, Эва развернулась, замахнулась, чтобы треснуть наглеца по морде, но он уверенно перехватил ее руку: - Значит, только мой член и нужен? Ты его получишь. И поверь, меня ты запомнишь. Эва довольно опустилась на корточки, окуная пальцы рук в теплую воду и предвкушая победу над Ионой, ожидая приятное развлечение прямо сейчас, и вот, оно началось. Алектус и правда был нежен, конец у него оказался не большой, но и не маленький - обычный, и что там особо запоминать, она так и не поняла. Злость была хорошей приправой к сексу, и кончила Эва почти сразу, а теперь из вежливости стояла и разглядывала стрекоз, пока имперец наслаждался. Он уже заканчивал - ускорился, член разбух, и мысленно Эва была в соседней деревне, куда по слухам вернулось трое дембелей - легкая добыча, все равно, что на ручных тупоносов охотиться. И нужно, разумеется, поторапливаться, пока ребят в край не заездили. Если повезет, она сравняет счет. И в этот момент имперец захрипел и вжался, войдя полностью, вместо того, чтобы достать член и кончить ей на спину. Эва была шокирована и не сразу уловила: это даже не все, что он решил провернуть. Член у основания увеличился, намертво застряв в хватке ее жестких внешних пластин, и выйти мужчина сейчас не мог, даже если бы и захотел. Его семя оставалось внутри, и это худшее, что могло приключиться. Алектус и не стремился разорвать контакт, вместо этого прижался килем к ее спине и обхватил руками за талию - неожиданно сильно для такого тощего создания. - Придурок, ты что наделал?! Как бы ее не трясло от гнева, любое сопротивление делало только хуже. Эва буквально ощущала, как его семя вталкивается ей глубже в тело, и оставалось только представлять себе последствия. - Я же сказал, ты меня запомнишь. Ну и что делать будешь? Погуляешь, обставишь всех подруг, а потом все равно вернешься ко мне. Придется рассказать семье, что спала с имперцем. А я давно на тебя глаз положил, Эва. Сразу, как прилетел сюда. Блядь, он прав. Нельзя, чтобы кто-то узнал. Всякое бывает, в конце концов, большого позора в том нет, даже если вдруг и получится что. Но если у нее родится ублюдок с такими же белесыми пластинами и синими глазами, тогда пиши пропало. Будь жив отец - обошлось бы малой кровью, а может, и вовсе замяли бы дело. Но не когда старшим в семье остался Витерис, о нет. Он не успокоится, пока не убьет гарнизонного, его самого расстреляют, а Мендес тогда точно грохнет ее, Эву. Будь здесь Валорис, он бы сумел сдержать брата, но как назло, Рейла забеременела, и он, счастливый, укатил бабло зарабатывать на контракт. А может, и не получится ничего сразу. Вон, Рейла два года мучилась, и травы какие-то в лесу искала, и шоу целое бабушка Чира устроила, бегала с дымящимися ветками и завывала на всю деревню. А Мендес до сих пор залететь не может, поэтому и злая, как варрен. Точно, не такое это простое дело, чтобы с первого разу все вышло. Эва расслабилась и высокомерно посмотрела на Алектуса, который откровенно наслаждался, потираясь о нее сзади в полном блаженстве, полуприкрыв глаза. Ну-ну, воображай себе, придурок. А вообще, если подумать, было не так плохо. Так широко ее точно никто не раскрывал, и малейшее движение мужчины внутри снова распаляло. Эва прогнулась в пояснице, имперец зарычал, как настоящий зверь, и провел по ее телу большими пальцами, очертив растянутые до боли внутренние складки. Это прикосновение было таким нежным, а страстное рычание - таким жестким, и двух-трех толчков хватило, чтобы Эва снова кончила, почти физически ощущая, как утроба втягивает его запечатанное внутри семя. Потом девушка все же обскакала подругу, но Алектуса она действительно запомнила. Так приятно, наверное, не было ни с кем, но дело было не в этом. Положенное через три недели не пришло, и от страха девушка сама не своя сделалась. Рэйла в ее положении светилась от тихой радости, Мендес тоже визжала от счастья, как резаная, что наконец-то и у нее будет дитя, а Эва хотела бы вынять из себя то, что там росло, собственными пальцами, если бы могла. Решение было простым и очевидным - она собрала свои немногие вещи, ушла на заставу и поступила, как следовало. Теперь она была должна врачам, должна столько, что за всю жизнь не расплатиться, но ублюдка с белесыми пластинами и голубыми глазами у нее не будет. Хвала духам. И даже если придется всю жизнь на заставе работать - все лучше, чем такой позор. Через три дня за ней пришел Витерис, но дочь Киридов смотрела брату в глаза без страха, потому что внутри была чиста и пуста. Он умолял вернуться, пытался разузнать, что не так-то, почему она сбежала, а ей нужно было просто молчать, и секрет останется секретом. Она и молчала. Молчала, когда он ее тряс, молчала, когда угрожал. Крик из измученного тела вырвался, только когда в ее крохотный затхлый кабинет ворвался Алектус - и она в жизни не знала, какими страшными могут быть глаза турианца. Как же он был ужасен в этот миг - словно чудище из подземелья, бледное, голубоглазое, и такое яростное, что кровь в жилах стыла. Эва всего лишь раз с ним переспала. Она даже лицо его плохо запомнила. Девушка не понимала, чего он хочет, почему кричит, как безумный. Они тянули ее каждый в свою сторону, Эва билась между двумя мужчинами, как пташка, пойманная в силки, и в какой то момент Витерис схватил ее за шею, а Алектус дернул за руку, и она рассыпалась на тысячи осколков.***
- Валорис, не уходи от меня снова. Пожалуйста. Валорис был безумно красив, красив так, что у Рэйлы сердце останавливалось от одного только взгляда на его широкие плечи, массивный торс и крепкие руки. Два самых больших осколка в ее сердце - когда он уходил в первый раз и в последний. А между ними - океан боли и одиночества. Духи, как же она любила. И как она страдала. С Валорисом случилось что-то в его пятнадцать по глупости, по пьяни - наверное, что-то серьезное, коль отец и старший брат настояли на службе в войсках. Он не хотел говорить, но произошедшее так его ранило, что любимый отказался побыть с ней на прощание вместе. Валорис стыдился случившегося, отворачивался, клял себя, но обещал приезжать и писать ей почаще. Он приезжал раз в год. И каждый раз, когда они виделись, сердце разрывало ей горло, а Рэйла прижимала руки к шее, боясь погибнуть от нахлынувших чувств. И каждый раз он немного менялся - на пластинах появлялись новые сколы, в глазницах по коже пролегали морщинки, а метки выцветали все больше от света чуждых солнц. И каждый раз они занимались любовью, Валорис оживал, краски на его пластинах становились ярче, глаза любимого снова начинали гореть зеленым огнем, а она... Рэйла спрашивала, почему. За что эти муки? Духи, пятнадцать лет. Пятнадцать лет. Он мог остаться дома, из местных мало кто уходил в имперскую армию, для Инвиктуса было много поблажек, но он отправился служить. Чудовищно долгая разлука, наконец, закончилась, и Рэйла сияла от счастья. Теперь любимый принадлежал ей одной, и пусть родители его не дождались, но какой веселой, какой душевной была их свадьба! Пили и гуляли до зари, а потом они потерялись друг в друге. Два года счастья. По утрам Рэйла гладила его лицо, не веря себе. Он был рядом. Валорис был рядом. Одно омрачало - дети все не появлялись. Ей перевалило за тридцать, самое время родить. Пугало, что у Мендес тоже ничего не выходило. Шельма сестра даже по секрету попробовала с кем-то еще, не с Витерисом, но дело, похоже, было в ней. Они собрали свои украшения, отдали бабушке Чире, и та спросила у Рэйлы - чего она хочет больше, мужа или сына? Рэйла ляпнула, что сына, и так оно и случилось. Она забеременела, Валорис ушел в Черную Стражу. Сказал, по-другому не может. Мендес ответила, что хочет мужа, но понесла тоже, а потом чуть дитя не потеряла, когда случилась история с убийством сестры Киридов, Эвы. Обвиняли Витериса, хотя тот любил сестренку до одури, заботился о ней после смерти родителей, как о маленькой, а та только наряжалась да кавалеров меняла. Мендес родила дочь, а Рэйла - сына. Их собственные ответы бабушке Чире висели над сестрами проклятием. Рэйла не видела собственного мужа, но Акейро рос крепеньким, смышленым и симпатичным, а Мендес похоронила двух сыновей, пережила четыре выкидыша, но жила с Витерисом душа в душу. У них подрастала дочь, тихая и красивая. Когда Валорис решил сломать проклятье и забрать их с Акки на Палавен, и года не прошло, как началась война. Снова ничего не вышло, и к боли вечной разлуки добавился панический страх за мужа. Этот ужас стал частью ее жизни, но парадоксальным образом за Акки и за себя Рэйла не боялась, хотя Жнецы добрались и до Палавена. Она же выбрала сына, значит, ничего с ними не случится. А за Валориса, каждый день отправлявшегося на смерть, было страшно, страшно до тошноты. Черную Стражу посылали на какие-то суицидальные задания, которые те неизменно успешно выполняли, хотя муж каждый день и писал о том, что потерял кого-то из бойцов. Потом новый Примарх, по слухам, отозвал их от безнадежных позиций, решив сохранить элиту турианских войск. А после случилась Коби. Рэйла так и не успела понять, что это было за безумие. Обе дрожали от страха, когда на нежные, едва раскрывшиеся лепестки палавенских роз опускался пепел, но их маленький поселок оставался относительно спокойной гаванью - слишком незначительная добыча для Жнеца, а хасков успешно отстреливала на подходах пехота. До поры до времени. И вот, нужно было эвакуироваться, она позвонила Валорису и призналась во всем. Тот даже не понял сначала ничего: фоном слышалась стрельба и крики солдат, она сказала, что улетает с Коби, и мужу достаточно было услышать ее срывавшийся от волнения субвокал, то, как она произнесла имя подруги, чтобы догадаться об измене. Его рык был страшен. Даже металлический рокот Жнеца, раздававшийся на фоне, был не так ужасен, как крик Валориса. Он велел оставаться на месте, сказал, что скоро за ними вернется. Она принадлежит ему навсегда, и он ее скорее убьет собственными руками, чем отпустит. Рэйла оставалась до конца, а потом рассыпалась на тысячи осколков, когда почувствовала, как ее разрезает лучом Жнеца. За Акки она была спокойна. Он будет жить, что бы ни случилось - Рэйла выбрала его. В пустом холодном космосе летел второй большой осколок - последнее с Валорисом прощание. Черная броня истрепана, он уставший и мрачный. Рэйла чувствует, что это их последие минуты вместе. Она уже его похоронила, наверное, поэтому потом позволит себе ответить Кобилис "да". Рэйла видела перед собой живого мертвеца, и обратилась к нему именно так, как спросила бы обелиск над погибшим, без особой надежды услышать ответ. Скажи, за что эти годы разлуки? Валорис, за что? Они занялись сексом - муж явно прибег к обходному маневру в попытке убежать от ответа. А Рэйла не чувствовала ничего, впервые за все это время. Ее тело открылось ему скорее по привычке, чем из страсти, и Рэйле было тошно и больно от каждого движения. Ее трахал чужой мужчина - озлобленный, весь в своих мыслях и заботах. Чем больше она сжималась от ненависти, тем больше он распалялся, погружаясь в нее и пытаясь убежать от ужасов, которые стали его жизнью. Она бы хотела, чтобы этот осколок улетел от нее куда подальше, но он был тяжелым и крутился рядом. В космос улетали те, что полегче - Акки произнес первое слово, Валорис привез им что-то живое в коробке с таинственным видом, Акки сделал ей ожерелье из черепов крысят, Валорис приехал на целую неделю, и они без конца занимались любовью. Ее короткая, несчастная и счастливая жизнь. Воспоминания остались, но ей больше не принадлежали. Рэйлы не было. Вместо этого осколки сознания Рэйлы Кирид ранили Тэй Ханнсен, которая все еще трепыхалась в попытке сделать вдох.***
- Эва. Пора бы нам поговорить серьезно. - Мам, не сейчас. - Ты думаешь, я не вижу? Скоро даже отец заметит. Не хватало, чтобы ему соседка какая донесла. Да, это могло быть проблемой. Когда Витерис узнает, бухтеть неделю будет. А когда он узнает, чей это ребенок, обеспечена будет еще одна неделя головной боли. - Ладно, мам. Я сама ему скажу. - Так-то лучше. Сегодня он в настроении должен быть, так что не тяни. Эва закатила глаза, а Мендес поразилась, насколько она похожа на тех Киридов. Вылитая покойная Эва, плоть от плоти ее тетка, Витерис не ошибся, когда дочери дал именно такое имя. А от Мендес девушке досталась по традиции фамилия, которая была ровно такой же, как и у Витериса. Мендес говорила себе, что поэтому дочь и не любит особо. Ты ихняя, вся в своего батю. Да, красива, как дух, а толку-то? - Мам, сходишь со мной? - Как трахаться, ты меня не звала за ручку подержать? Сама вроде справилась? Кто это тебе так? Как такое позволила? Эва нахмурилась, потому что это был имперец. Красивый, как дух - с темными пластинами и казенными рыжими метками, медноглазый, высокий и крепкий. Из пустынных районов - ну и пусть! В конце-то концов, с ним поговорить хотя бы интересно. - Отец тебя убьет. Эва наклонила голову, потому что твердо знала, что Витерис ее никогда пальцем не тронет. Так оно и случилось. Эву и Мендес скорее напугало, что Кирид горько рассмеялся и покачал головой. - Он в курсе? Имперец твой? - Нет. Пап, а бабушка Чира говорила, раньше в клан и имперцев принимали, а сейчас наоборот, кто с имперцами водится, тех из деревни выгоняют. Почему так? - Бабке Чире больше двухсот лет. Она из ума уже выжила, дочка. - И что, мне придется уехать? Оставить тебя и маму? Тут вмешалась уже Мендес, которой Чира и правда приходилась бабушкой. Витерису, кстати, двоюродной прабабкой, хотя шутили, что веселая старушка тут всем была с какого-то боку, да родственницей. Мендес была большей тутошней, чем кто бы то ни было, "патриоткой-с-Инвиктуса" настолько, что над ней даже Витерис посмеивался, знала все обо всех: - Это давно было. Как стали с ума сходить и уходить в лес по дождю, так и начали больше чужих сторониться, Эва. Раньше да. Почетно пришлым было в клан попасть. Абы кого не брали, а как начались изменения, так и вовсе прекратили. Жить своей деревней спокойнее. - Родишь, три года ребенку сравняется, там посмотрим. - Валорис был практичен и скуп на разъяснения, но понятно стало и так. Самый распрекрасный ребенок не повод нарушать правила, и выживет ли вообще малыш - вопрос. Эва приуныла, но хоть уезжать не придется, и это можно было сообщить возлюбленному. Хотя он был имперцем до мозга костей, таким же, как Мендес - тутошней. Смеялся над Эвиным чванством, в упор не понимал, чем он хуже. А потом уже и Эва перестала понимать - а чем он хуже? Умный, смелый и красивый, умеет хорошо говорить. Он ей рассказывал о пустыне, а она ему - о джунглях. В ночь, когда получилось это, она оседлала любимого и отымела так яростно, что он сам испугался. Эва вцепилась руками ему в глотку, не позволяя пошевелиться. Она контролировала каждое движение, свое и его - только он начинал дергаться как-то не так, хватка на шее усиливалась, и красавчик с янтарными глазами замирал, испуганно глядя на хищницу, захватившую его в плен. Потом Эва позволила себе быть чуть поласковее - опустилась и провела языком по его подбородку, приглашая открыть рот. Он был таким сладким на вкус, этот имперец. Эва закусила его язык, когда наглец полез слишком далеко, сжала его горло и стала вдалбливать себя в желанное тело внизу, вталкивать его глубже и глубже, пытаясь оставить в себе навсегда. Так и случилось. Он кончил, но Эва не отпрянула, а прижалась к нему еще сильнее, уже зная, что произойдет дальше. Он вырос так, что перед глазами сверкнула молния, а между ног обрушилась теплая волна, уносящая за собой в темную ночь, в ясный день, где уже не было ни имперцев, ни тутошних, ни мужчин, ни женщин, ни живых, ни мертвых - имела значение только любовь. Их любовь, глупая любовь некстати, любовь двух подростков, любовь слепая, любовь наощупь, любовь вопреки и назло - теперь она имела вполне материальное продолжение, спустившееся откуда-то сверху, из того самого таинственного измерения. Эва не успела рассказать своему имперцу о том, что беременна. Он увидел это сам, когда упаковывал ее тело в черный мешок. А она разлеталась осколками, вихрем вилась вокруг любимого. Тонкие осколки ее души не могли оцарапать его, все еще живого, сходящего с ума от горя, а вместо этого царапали Тэй, Тэй, которая стала собирать себя по частям.***
- Тэй. Ты жива. Валорис гладил ее щеку, а Тэй пугал цвет неба за его головой - красное раскаленное до боли пространство закатного света. Валорис легко касался губ подушечкой большого пальца, а Тэй боялась его голоса, лишенного интонаций, красок и обертонов. Валорис смотрел с нежностью и удивлением, а она с трудом могла сфокусироваться на его любимом лице. - Солнышко, прости меня. Пришлось сделать еще один вдох, и Тэй ощутила, что имеет тело. Оно болело. Она любила. Она жила. - До взрыва минут десять, не больше. Хорошая моя, прости. Я думал, ты умерла. Не дышала совсем. Хотя порченый бы тебя все равно с собой не забрал, он генерала повез. На байк втроем не влезть. Она не знала, как оказалась тут, что вообще с ними произошло. Последнее, что вспоминала Тэй - к ней на мотоцикл пересаживался Гаррус, потому что ему стало хуже. Валорис должен был ехать впереди и провоцировать взрывной коридор, а Гилар был замыкающим. Гаррус сидел спереди, а потом стал заваливаться набок. - Что произошло? Голос был не ее - булькающая хриплая агония звука. Кашлянуть Тэй боялась, каждое лишнее движение отправляло ее в ад. - Все пошло не по плану. Времени не осталось, а я не знаю, что и сказать тебе. - Скажи хоть что. - Когда ты мертвая лежала, речь ручейком лилась. А с живой тяжелее говорить, знаешь. - Пиздец. Тэй набралась смелости, вдохнула поглубже, да кашлянула - башка взорвалась болью, легкие надорвало, но это было настоящее. Рядом сидел живой Валорис, а это уже хорошо. - Сержант Кирид. Чо случилось-то? - Генералу хуево стало. Похоже, эта змея ядовитая была, а мы не просекли вовремя. - Это я помню. Они с Валорисом дождались остальных перед болотом, и тогда началось неладное. Гарруса повело. Тем не менее, его присутствие требовалось для "плана Б" - если там действительно Левиафан, и Левиафан этот на контакт пойти не захочет. Да и оставлять раненого на болотах одного было, считай, смертным приговором. Гилар вколол своему начальнику чуть ли не всю аптечку, и у Тэйлор Шепард поперли болезненные флешбеки - вот так он качался, весь обожженный, в их последний день вместе. Тогда она могла вызвать целый корабль, чтобы его спасти, сейчас - нет. Бывшая коммандер настояла на том, чтобы ехать в обнимку с действующим генералом. Он сел впереди нее, благо, не был таким рослым, как Валорис. Охуенное начало операции. Гаррус так и норовил свалиться с байка, и сердце Тэй рвалось на части - и от жалости с тревогой, и от злости на саму себя: держать его было сложно, турианец был пиздецки тяжелый, а с другой стороны... Куда еще его посадишь. - Гаррус, не спи. Больно? - Ммм... Во всем этом есть плюс. Не нужно квартальные отчеты начальству сдавать. - Ты со мной опять от отчетов начальству сбежал? По-моему, именно так все у нас и начиналось. - Так что, начнем все заново? Она готова была ему луну с неба пообещать, которой на Инвиктусе и не было, лишь бы Гарруса трясло поменьше да голос был уверенее. - Будешь год прятаться от меня за Мако, потом на два сделаем перерыв. И еще годик калибровок. А там посмотрим. - Вот никак нельзя без шуток про калибровки, да? - Я считаю, это стержень твоей личности. И еще снайперка с визором. - Очень смешно, Шепард. Собственная прежняя фамилия царапнула уши, и Тэй из какого-то суеверия захотела "опровергнуть это утверждение" - бессмысленно и беспощадно, как Спаратус, отрицавший очевидное. Она Ханнсен. Она не передумает. И в этой точке пришло какое-то странное понимание, что придется выбирать. Кто-то погибнет на этой операции, и кто именно - выбирать ей. Ровно так же, как сейчас она стала выбирать дорогу. Летящий впереди Валорис был зол, и Тэй даже себе бы не могла объяснить, как это поняла: по наклону головы, по тому, как он выворачивал кисти рук, газуя, или издевательски сказал "Слушаюсь, коммандер Ханнсен". Началась самая опасная часть пути, из-под впереди летящего байка стали появляться одиночные искры. Валорис ускорился, а Тэй, наконец, отвлеклась от дел сердечных, натянула шлем и приготовилась нырять во взрывной коридор. - Генерал на полном ходу свалился, а ты за каким-то хуем остановилась и сама его стала на байк затаскивать, хотя ученый вас сзади страховал. Я не мог видеть, что ты отстала, Тэй. За мной огненная стена висела, и мне не до разговоров было. Пока сообразил, ты безнадежно отстала. Вот, почему ей так больно было. Тэй посмотрела на свои покрасневшие руки и удивилась, что брони на ней не было. - Валорис, ну как так-то? - Тэй. Если бы ты Вакариана оставила там, где он упал, все бы нормально было. Порченый бы его подобрал. Иногда просто надо оставить прошлое позади, понимаешь? Отпустить, бля. У меня был такой урок в жизни. Теперь и у тебя есть. Жалко, поздно уже. - Я не помню ничего. - Так я тебе напомню. Гилар посмотрел на Валориса и сказал единственное: - Нужно поторапливаться. Тэй только потом поняла, почему, когда была вынуждена остановиться и снять шлем. Ее начало рвать без перерыва. Боль от радиоактивных ожогов неплохо снимали инъекции, но со рвотой они не помогли. В какой-то момент желудок скрутило в судороге, казалось, навечно. Похоже, дело швах, раз стало плохо через пару часов после облучения. Не повезло, изо всех смертей ей достанется самая мучительная. Рядом встал Гилар, едва удерживавший на байке своего генерала. Тэй было уже все равно, боль продиралась даже через сильнейший наркотик, а доза панацелина ни на йоту не облегчила состояние. Валорис вернулся, снял шлем тоже, и Тэй испугалась, испугалась одного его вида, несмотря на свое кошмарное состояние. Шансы выполнить задачу стремились к нулю. - Тэй. Там просвет уже виднеется. Полетишь со мной? Она кивнула и согнулась пополам. Она была живым трупом, и правда, уже не имело значения, как много радиации она хватанет дополнительно. Ее настоящий глаз перестал видеть, и страшные черные деревья вокруг стали походить на те самые масляные тени, что мучили ее во снах. Валорис вел медленно, одной рукой придерживая Тэй так бережно, насколько это вообще было возможно. - Тэй, будь со мной. Сильно болит? - Терпимо. Было адски больно. Тэй старалась дышать через раз, чтобы не отключиться раньше времени. - Опять свой человеческий пиздеж врубила? Она смогла сказать что-то среднее между "хм" и "угу", прежде чем потерять сознание. - Валорис, чет мне поплохело. - Тэйчик, так ты помираешь, милая, радиации хапанула дохуища. Потому поплохело. Правда, все никак не помрешь. Ну, нам обоим в принципе, недолго осталось, минут семь, потерпи уже. О, опять соскочило, движки вырубились. Хочешь сама вот тут кнопочку нажать? Чтоб как ебануло, так ебануло. - Подожди. А там точно Левиафан этот? Вы проверили? - Так а хули мы ученого-копченого с собой брали? Он туда два инженерных дрона захуячил, под воду. Аномалия там, здоровенная такая, вот что он сказал. Хотел, конечно, чтоб ты с тем чудищем побалакала, но чет тебе хуево стало совсем к тому моменту. Генерал созвонился, с кем нужно, подтвердил сход станции, а я остался обеспечить максимальную зону поражения. - Нихуя не помню. - Нихуя не удивлен. Хотя странно, что ты сейчас оклемалась. Тэйчик, ты мне скажи, ну хули ты слезла генерала спасать? Ну ни холеры бы ему не сделалось, его бы замыкающий подобрал. Ты что, правда его любишь до усрачки? - Не, Валорис. Я бы так за любым полезла. Привыкла так. - А, ясно. Твоя дурь эта, человеческая. Как вы, блять, с такими установками вообще в космос вышли? - Ой, блять, да ты точно такой же. - Твоя правда, Тэйчик. Твоя правда. Странно вот, осталась пара минут, а я не знаю, что и сказать-то. - Ну давай, скажи уже. - Я б тебя засосал, но ты обваренная вся. Извиняй. - Чо, брезгуешь, падла? - Дурында. Тебе же больно будет. Вроде бы ей стало получше. Тэй приподнялась и села. Они все же добрались до Лика Вод, и это странное место в тени падающей на них орбитальной станции казалось еще более мистическим. По сути, они находились на берегу бескрайнего водоема с белесой непрозрачной водой, окаймленной каменистым пляжем. Воздух был неподвижен и мертв, словно природа затаилась от страха перед тем, какая разрушающая страшная сила летит к ней - притом, дело рук ее же приемышей, тех, кого она приветила на этой планете. Тэй присмотрелась к тому, на чем лежала - берег покрывали мелкие полупрозрачные камушки ярких цветов. - Слышь, Валорис. На этом пляже песка нет. - Очень смешно, Тэй. Знаешь, малышка, в такой ситуации даже у меня не встанет. - Злишься на меня? Что я операцию завалила? - Я с твоим трупаком тут пять часов сидел. И кричал, и говорил, и выл, и рычал, и песни погребальные пел. Пиздец, Тэй, повезло тебе, что я успел таблетку похуина ебнуть, чтоб подыхать не страшно было, а так бы придушил нахуй. Одного не понимаю, ты же мертвая совсем была. Холодная и не дышала. Пять ебаных часов. - Ладно. Говоришь, Гилар с Гаррусом съебались? - Ну да. Чо им тут помирать-то? Молодые, перспективные. Генерал, правда, не живее твоего казался, но может, оклемается. Кто знает. - А ты все-таки вызвался добровольцем. Камикадзе, блять. Объяснишь причину? - Ну я чет расстроился очень, знаешь. - Ты мне, блять, правду, наконец, скажешь? - Да хуй знает, Тэйчик. Я уже и сам не знал, кто я. - Ну я тоже. Хуй поймешь, да? И говном быть тошно, и героем уже сил нету. - Да, прям точно сказала. Я бы, знаешь, и жил потихонечку, а как прилетели на Инвиктус, а здесь твой этот красавчик. Такой уже, сука, правильный, что тошнит. - И не говори. - И не подумай, ты поводу не давала. Но я сам понимал, что как бы гной из-под когтей. Недотягиваю. Он тебя и спасал, и такой весь... ебаный в рот. Ну а я, сука, просто войну воевал, бля. Я подвигов не совершал, понимаешь? Я делал свою работу, и делал ее заебись. - Ну Гаррус он такой, да. Все погибнуть за меня рвался. А ты сделай круче, Валорис. Он за меня готов был умереть, а ты для меня живи. - Ну как это, живи, Тэйчик? Уже все, как ни крутись, а жопа сзади. Видишь, летит на нас? Ну давай, что ли, обнимемся. На прощание. Не сильно больно тебе будет? - Не, Валорис. Если бы я так легко сдавалась, как ты, хуй бы мы ту войну выйграли, поверь. Смотри, я те щас фокус один покажу. Память вернулась к Тэй полностью, а состояние становилось все лучше по мере того, как кровь, насыщенная нанидами, омывала внутренние органы. Кибернетика, та, что была сожжена и болталась внутри мертвым грузом, включалась и начинала действовать - фильтровать плазму, создавать недостающие компоненты крови, вбрасывать гормоны ровно в тех пропорциях, чтобы тело начинало жить. Действие медигеля усиливалось многократно, а еще больше бодрили спокойствие и уверенность, ведь все будет хорошо. Левиафан не для того вел ее с самого Гивура - руками Валориса, черт бы его побрал, чтобы угробить на подступах к своей обители. Он хотел лишь двух вещей - ее и умереть. Убить свое тело, но ей отдать большой бессмертный осколок себя. Тэй пришлось убить на какое-то время тоже. Операцию на душе не делают наживую, и теперь она несла в себе что-то очень тяжелое - сознание погибающего, задыхающегося Левиафана. Единственная во всей галактике, кто мог это сделать. Теперь у Тэй был ответ, ради чего она была мертва два года и для чего он вновь напомнил ей, каково это, быть не-живой. Она вспомнила совершенно безличностное состояние, когда ее сознание расширялось и разлеталось в темном измерении, страдая и становясь лишь сильнее. Два года не то агонии, не то неистового блаженства. Поэтому она единственная за миллионы лет могла смеяться в лицо Жнецам - воскресшая из мертвых. Теперь она осознала цель своей смерти. Осталось лишь перерезать пуповину, которая удерживала существование несчастного, обезумевшего и задыхающегося Левиафана в стремительно мелеющей и сжимающейся водной среде. Но Тэй должна остаться в живых. Он не позволит ей погибнуть, ведь это будет означать и его смерть тоже. Тэй поднялась в полный рост, глядя на черно-красный метеор над головой. Ей показалось, что это будет смешно. Полуголая женщина нахмурилась и подняла вверх руки в притворной попытке сдержать огненный вихрь над головой, подобно титану. Титаны в ее культуре и культуре Валориса были разными, но он должен был понять намерение Тэй. - Ты что творишь, женщина? - Чудо, Валорис. Смотри. Она не знала, что тот хапанул, таким спокойным казался ее любимый. Может, он устал убегать от смерти и ждал ее, как друга? Не дождется. Такого мощного поля стазиса не создавал никто и никогда. Выглядело так, будто Тэй стала "богом биотики" и удерживала целую орбитальную станцию от стремительного падения, но на деле такой силой, разумеется, не обладала. Умирающее в море существо защищало часть себя в ней - ту часть, что вскоре обретет тело, пусть и механическое. - Выебываешься? А Тэй устало подумала лишь одно: черта с два Валорис хоть когда покажет, что впечатлен ее фокусами. Падение станции замедлялось, а Тэй красовалась перед своим возлюбленным с ехидной улыбкой: - Ну что, есть идеи, как вытащить нас отсюда? - Бля, ну вообще-то есть. На станции есть шаттлы. Должны быть, по крайней мере. - Дык чего тупим, Кирид? На байк и вперед. Пока я станцию держу. Высоко байк не подпрыгивал, да это и не было нужно - поле биотики, сочившееся из самого Лика Вод, подбросило его вверх, и Валорису оставалось лишь подрулить к шлюзу. Притворяться больше не было нужды, и Тэй похлопала себя по шортам - в пачке дешевых папирос, которую Гаррус спер у ученого, оставалось еще пара штук. Такого удовольствия от затяжки она не получала еще никогда. Умопомрачительное шоу, и только ради того, чтобы покурить спокойно в одиночестве, пока Валорис угонял шаттл с падавшей орбитальной станции, и осмыслить, что она сейчас сделала. В целом - ничего. И в то же время все сложилось именно так, как нужно. Когда тело Левиафана умрет, фокусам конец. Хотя, возможно, похмелье у нее теперь не будет таким жестким - кибернетика разогналась на полную, даже шрамы на руках позатягивались. Тэй вспомнила, как прижимала к голове мороженую рыбину и тошнила в кастрюльку, когда в первый раз услышала о Валорисе. Змея проглотила свой хвост, и вот, снова тошнит, голову скребет полудохлая рыбина, а Валорис протягивает за ней свою руку из двери шаттла, и окурок летит на камни. Позади раздается взрыв, но шаттл уже далеко. Жаль, они так и не займутся сексом на этом пляже. Пусть песка здесь нет, и красивее места не найти во всей галактике, но черт возьми, это же чужая мечта, хотя сейчас Тэй было на это уже глубоко наплевать. Они даже ухитрились подобрать по дороге двух имперцев, несущихся на байке по жидкому недолесу. Гаррус был плох, почти мертв, но так и должно было быть. Он слишком давно хотел умереть за свою коммандер, искупая несуществующую вину - может, тогда у него появятся силы жить дальше? Он выживет, это крепкий сукин сын. Тэй была в нем уверена. Валорис смотрел на нее, не мигая, а потом все же сдался: - Я наверное, все же там сдох, Тэй. Так не бывает. Гаррус, над которым все хлопотал Гилар, стал кашлять и задыхаться, приходя в себя после инъекции панацелина из стандартной аптечки, а Тэй улыбнулась - ну кто бы сомневался. Вакариан был слишком крут, чтобы вот так вот умереть на самом кончике хвоста змеи. К тому же, она выбрала сегодня умереть самой - умерла, воскресла, покурила и всех спасла. Ну, технически говоря, не она, а Левиафан их спас, но зачем это знать другим? - Ты кой-чего сделать хотел, Кирид, так я теперь не обваренная.