***
— И что ты придумал, Кирид? — Ну, генерал, смотри. На байке впереди полетим мы с тобой. Типа самая опасная часть. Выкручиваем движок на полную и топим. За нами Тэйчик, ровнехонько сохраняет дистанцию в сто метров. — А Гилар один, сзади. Для подстраховки. — Ага, на батарианском мопеде, блять. Думаю, подобрать ее в случае чего даже у пидора получится. — В принципе, звучит как план, сержант. Я сзади. — Нихуя, я сзади. — Я полечу с тобой, Тэйчик. — Валорис, ты же говорил, я одна лететь должна. Маневренность, все дела. Кирид нервничал и напряженно переводил взгляд с Гилара на Гарруса, рассаживавшихся по аэробайкам. — Пожалуйста. — Да что с тобой такое? Валорис, мне очень жаль, что такая беда с деревней случилась, понимаю, ты за меня боишься, но нужно собраться. Сам сказал, от Левиафана нигде не спрятаться. Я на байке держусь лучше, чем ты, между прочим. С сиденья не слечу. Зуб даю. Ты с кем полетишь? — Тэй. Тэй сделала то, чего не должна была делать вовсе. В свою бытность коммандер она никогда не выпячивала романтические отношения на публику. Сейчас Шепард не была капитаном фрегата, который отыгрывал роль рекламного щита Альянса, но здравый смысл и опыт подсказывал, что «эта херня», а именно показушные объятия и демонстративные поцелуи — и не к месту и не ко времени. Но завтра для них может не наступить. Можно было и обождать. Можно было попробовать привлечь на свою сторону командование Иерархии и войска, но увеличивало ли это шансы? Все и каждый из них высказался, что нет. Тэй вспомнила о том, что индоктринация — процесс медленный, и, выходит, внезапность на их стороне. Действительно, пока прибудет подкрепление, пока разработают толковый план операции, Левиафан успеет дотянуть свои невидимые щупальца до каждого из противников «древнего зла». Они станут музыкантами его оркестра, играя каждый разработанную специально для него партию, а партитуру целиком будет видеть лишь это глубоководное чудище. Гаррус был прямолинеен, как настоящий военный. Он уже успел согласовать довольно сомнительную операцию, прибегнув ко всем мыслимым и немыслимым рычагам, имевшимся в его распоряжении. Тэй ухмыльнулась, когда заметила его посиневшую шею, и, поддразнивая, стала вслух предполагать самые разные варианты: от обещания ужина при свечах помощнице Примарха до звонка папе. Правдой оказалось последнее. Гилар с Киридом впервые за все эти дни спели дуэтом и сказали просто: «Сезон дождей близко.» Оба тутошних практично имели ввиду неблагоприятные погодные условия, а Тэй вспомнила об ушедших в лес. Похоже, во время тропических ливней Левиафан делался сильнее. Она с Валорисом восприняли это как данность, а Гилар начал строить предположения о том, что вода помогает настроить квантовую связь с могучим существом. — Ты интересовался Левиафаном? — Диссертацию по нему писал. — Ого! А на какую тему? — Это засекреченная информация, госпожа Тэй. Все три турианские морды посмотрели на нее нахально, и Тэй их готова придушить была, а потом рассмеялась, искренне и счастливо. Из них вышла отличная команда, у каждого было с кем-то другим немного общего, немного разного. Сейчас только одно ее грызло — Гаррус снова обжигал ее высокотемпературной голубой плазмой, и душа к этому все еще не была готова. Они прощались друг с другом перед опасным заданием. Демонстративный поцелуй должен был расставить точки над «i», и она это сделала. Тэй чувствовала это странно, представляла себя чуть ли не агрессором, когда вцепилась зубами в край нижней ротовой пластины и потянула вниз, заставив Кирида, смущенного, словно деревенская девушка, приоткрыть полную игольчатых зубов пасть. Он, в надежде утихомирить внезапно взбесившуюся человечку, нежно коснулся розовой губы синим языком — ей было мало. Теперь уже Тэй насиловала рот Валориса, удерживая его открытым руками, проникая внутрь пальцами и языком. Он лишь робко отвечал, дрожа всем телом и неловко вцепившись ей в плечи. Женщина его не узнавала больше, безусловно, Валорис был уязвим и напуган, но чего он боялся, что с ним вообще творилось, Тэй понимала крайне смутно. — Я полечу с Гиларом. Он самый легкий из вас троих, Гаррус впереди, Валорис страхует сзади. Пока строй вольный, на подлете к болотам останавливаемся, выдыхаем и рвем. Они расселись, Гилар обернулся на «госпожу Тэй», обхватившую его за талию покрепче и прислонившуюся своей грудью к спине так, чтобы не слететь. Бедра землянки прижались к ногам турианца, и мандибулы порченого стали игриво подрагивать. Гаррус с Валорисом переглянулись: начальник заставы поднял надбровную пластину с беззвучным посланием «и что ты мне говорил?», а сержант только-только набирал воздуху в легкие, когда Гилар ударил по газам: — Тэй Ханнсен, а ну подожди! — землянка нахально сделала вид, что в рокоте мотора даже не расслышала команды Кирида. Пока двое придурков, надумавших себе проблему насчет особых предпочтений Гилара и героически ее решавших, рассаживались по мотоциклам, дабы отправиться вслед за коммандер и ученым, Тэй пыталась разузнать, что снилось Гилару под чарами болотного слизня. Поведать сию тайну он упорно отказывался, сославшись на неблаговидный характер видений, и тем большее любопытство охватило женщину. — Низкочастотная вибрация стимулирует либидо, Тэй. — Ну мы так и подумали. Бум, бум, бум… Мне такое снилось, что мама, караул. Прям, ух! И ты там был, кстати. — Взаимно. Признаться, ты меня тоже удостоила своим появлением во сне в весьма порочном виде. Очень неожиданно, но очень приятно. Тэй пригрозила праведным гневом «господина Кирида», поклялась всеми духами хранить развратные сны ученого в тайне и только тогда узнала, что ее бедственное намертво застрявшее положение в вентиляции с позиции наблюдения Гилара выглядело довольно пикантно. Операция «Винни Пух застрял в норе» произвела на него неизгладимое впечатление и потом получила свое естественное развитие под чарами болотного чудища. Любопытное продолжение так его увлекло, что проснуться Гилар сам не смог даже от звуков стрельбы, взрыва гранаты и не особо ласкового перемещения волоком за ногу. Точку в феерическом сновидении поставила только отеческая затрещина генерала Вакариана. Во сне ученый лихо отымел бывшую коммандер, застрявшую в трубе, ибо от этого зависело что-то очень важное, что именно — вспомнить он не мог. В его видениях стреляли, убивали поселенцев, взрывали что-то, а он трахал беспомощную землянку, которая не могла сопротивляться и звала на помощь то Валориса, то Гарруса — похоже, что какие-то звуки прорывались в его сон и там интерпретировались по-своему. — Но вообще я не фанат ксенофилии и уж тем более секса без согласия. Прошу меня простить, госпожа Тэй. — Знаешь, я тоже предпочла бы куда как более скромные отношения чем те, что мне приснились. То есть… Вот дьявол, Гилар, меня смутило, что все было настолько реалистично, словно это и не сон вовсе. Они продолжали лениво трепаться про эротические сны, приплетали к ним психологию, Левиафана, радиацию и болотные испарения, и болтать им обоим друг с другом было интересно до ужаса, но Тэй все больше и больше нервничала, что Кирид с Вакарианом отстали. Давно должны были нагнать. А те трындели о своем — Гаррус попробовал было изящно разыграть карту под названием «Витерис — убийца», даже не злобы ради, скорее, чтобы увидеть реакцию Кирида и понять его до конца. Ответ сержанта был честен и прост: тот пробурчал, что подозрения такие насчет брата были, да смущенно попросил рассказать, как тогда все случилось, коль уж генерал в это дело влез. Когда Гаррус упомянул об аудио, Кирид умолк. Вакариан ждал просьбы «а ну, дай послушать», но ее не последовало. Тем временем они наперегонки уже приближались к аэробайку Тэй и Гилара, а Гаррус и сам пожалел, что поднял эту тему. Черностражник поджал жвалы и даже не пытался подруливать, жестко подпрыгнув пару раз на кочках в приступе не то мазохизма, не то похуизма. — А ну, дай послушать! Гаррус хотел было торжествующе улыбнуться, но вспомнил содержание аудио, и улыбку как ветром сдуло. Оба остановились, и генерал стал торопливо искать запись, чтобы перегнать ее на омнитул Валориса. — Может, потом включишь? Эти двое оторвутся далеко вперед. — Подожди, сейчас попрошу Тэй вернуться. Хотя… Тут две минуты всего. Не будем воду мутить. Секунду. Пока Кирид отходил в сторону и собирался с мыслями, Гаррус оценивал обстановку. Здесь величественный тропический хвойный лес стал реже, гораздо реже, деревья вырождались буквально на глазах — карликовые, скрюченные, будто от боли, в шипастое изуродованное нечто, тогда как возле заставы они вырастали величественными исполинами с гладкими стометровыми стволами. Кое-где хвоя порыжела, и одно это заставило напрячься — явно результат прорыва радиоактивного газа, а Тэйлор, разумеется, от него защищена не была. Собственно, поэтому они уже и пересели на байки, исключить вот возможность взрыва, хотя реальной угрозы пока еще не было. Просека закончилась, и в ней давно уже не было смысла — на песчаной почве все росло едва-едва. Колючие, в рост турианца кусты, которые даже на металле царапины оставляли, здесь превратились в стелющееся по кочкам почти декоративные насаждения, которые все равно хотелось спалить напалмом. Гилар объяснял, что болота оказались провальной попыткой экоформирования — агрессивные плетущиеся лианы, к примеру, которые должны были приглушать молодую хвойную поросль, вместо этого вступили в симбиоз со взрослыми деревьями, обосновавшись на их голых стволах. У насыщенной нуль-элементом воды же началась повальная мутация, и вместо усмирения джунглей агрессивные экзовиды взялись за иссушение целого океана. Исправлять недальновидность ученых прошлого теперь нужно было Гилару. Гаррус смотрел на это как на очевидно абсурдный приказ «сьесть весь песок в пустыне ложкой», но молодой ученый и правда что-то делал, хотя генерал пытался его нагрузить более насущными и реалистичными заданиями. Обстановка казалась спокойной, а Валорис тянул: прослушивал двухминутную запись снова и снова. Промедление не играло им на руку, и Гаррус решил было подойти к сержанту, когда увидел это. Оно внимательно смотрело огромными желтыми глазами поверх низких сосенок, и самым неправильным словом тут было «желтыми». Манящий перелив из золотого в медный был великолепен настолько, что кровь в венах останавливалась. Гилар всегда ворчал — мол, если что-то очень красивое, бей или беги, Гаррус, иначе не жить тебе. Красивое на Инвиктусе имело силы бросить вызов самим своим существованием. А огромный змей был невыносимо прекрасен, и форма его морды настолько напоминало турианское лицо, одновременно мужское и женское, что это не могло быть простым совпадением. Больше самого Гарруса раз в десять, гигантское гибкое тело безо всяких намеков на конечности и длинный хвост, увенчанный тяжелым шипом — взгляд генерала цеплялся за каждую блестящую желто-зеленую чешуйку, словно это была целая вселенная, словно он сам и был сим змеем. Пошевелиться не было ни сил, ни воли. Только он делал малейшее движение, как угол зрения неуловимо менялся, и мозг взрывался новыми отблесками золота в жидкой меди. Сколько бы потом начальник гарнизона себя не обвинял в том, что откровенно замечтался, на деле прошло всего пара секунд, как Гаррус утонул в искрах, и сознание его пробудил только острый шип, вонзившийся в живот с мерзким хрустом.***
— Очухался, наконец? Где Валорис? Лицо Тэйлор было свирепо, сурово, зло, и тянуть с ответом Гаррус не рискнул: — Змея. Его сожрала змея. — Чего, блять? Как, сожрала? А ты, что, стоял и смотрел? — Тварь мне брюхо пробила. Нет. Ее лицо до этого было, в общем и целом, нормальным. А вот сейчас оно стало просто ужасным. Мало того, что цвет глаз разный, так еще и размер зрачков стал отличаться, а рот перекосило судорогой. А потом место Тэйлор на фоне яркого неба заняла озабоченная рожа Гилара, который начал больно ковыряться в животе начальника, обрабатывая рану, и все же это было лучше, чем видеть гнев бывшей… бывшей коммандер. Тэй шла по следу, и вело ее чистое отчаяние. Казалось неверояным, что вот эти огромные извилины, размахом метров в тридцать — следы живого существа. Еще более невозможной представлялась гибель Валориса. Ну он же просто не может вот так глупо помереть в брюхе змеи? Они потерялись из виду буквально на двадцать минут — Тэй только успела обрадоваться, как увидела за плечом две полосатые морды на байках, рыжую и синюю, и вот, они снова пропали, а потом они с Гиларом возвращаются, находят Гарруса, который запросто заявляет, что Валориса сожрала змея. Бред. Следы делались все прихотливее, и ритм рисунка стал хаотичным. Когда Тэй заприметила капли крови на земле, то сердце ее зазвенело в пожарной тревоге. Она неслась вперед по рыжему песку, по еще свежим синим брызгам, не замечая ничего вокруг, вопреки здравому смыслу не поднимая винтовки, а раскаленный шип снова начал впиваться в висок. Хреновый знак. Никогда еще железная рука не казалась такой тяжелой. Тэй поджала ее к себе и приобняла, прижав к груди, а потом собралась, словно рука сама прошептала: «Булки расслабила, коммандер Шепард… Тэй Ханнсен…» — Я — Тэй Ханнсен. «Твоя правда, Тэйчик. Не передумаешь? Нехорошо получится.» — Не передумаю. Моя фамилия Ханнсен. Пожалуйста, кто-нибудь. Духи, боги… Ну кто-нибудь! Пусть Валорис будет жив. Я так его люблю. «Так что это ты, Ханнсен, в любви мне призналась, а? Думаешь, я не вернусь? Зачем за мной ломанулась?» — Валорис, ты мудила костежопый. Ну куда я без тебя, а? «Ты правда за мной пошла? Не за ним?» — Я его оставила. На песочке. У него дыра внутри. Ему больно, но рана закроется. Все затягивается со временем. «Я хочу только свое имя от тебя слышать ночью.» — Я его имя не произносила. «Трахалась с ним?» — Придурок. Я с ним за все то время меньше трахалась, чем с тобой за месяц. Я уже даже не помню про него ничего, не помню, как он двигался, не помню, какой у него член, больше твоего или меньше. Не помню, кричит он, когда кончает, или просто рычит… или сопит. У него на панцире татуировок не было, это точно. Наверное, я неправа была, что от него пряталась, но тогда бы я не нашла тебя. «Я люблю тебя, Тэй Ханнсен.» — Я тоже тебя люблю. Люблю тебя, Валорис Кирид, так люблю, что ноги отнимаются, и винтовку поднять от страха не могу. Чья это кровь на песке, а? Твоя? «Неее, Тэйчик. Это секрет. Я подписку давал.» — Какую, блять подписку? Ну что ты несешь, обормот? Если с тобой что случилось, я сдохну просто. У меня сердце встанет. Ты же знаешь, мне нервничать нельзя. Врач на заставе так сказал. И курить нельзя. И бухать нежелательно. Пыхнуть бы, да ты сам запретил, только вместе и по праздникам. — Блять, что ты несешь, умалишенное создание? Ты там с ученым шмаль дубасила что ли, пока нас с генералом полоз рвал? У невысокого обрыва след обрывался. Тэй Ханнсен, фермерша с Гивура, боялась посмотреть вниз и убедиться, что последняя громкая реплика — всего лишь плод воображения, но ноги сами несли ее вперед. Шаг, шаг, еще шаг, и… Тэй не могла идентифицировать это, как Валориса Кирида, уроженца северной провинции Инвиктуса, пятидесяти лет от роду, ветерана Черной Стражи. Оно сидело у трупа гигантского золотого гада с дырой в брюхе, покрытое синей кровью, желчью, кишками и хрен пойми чем, но даже так было видно, что броня на нем уже не черная — там, где она не была покрыта грязью, просвечивались голые металлические пластины. Валорис принялся материться, стягивать с себя перчатки и тереть лицо: — Глаза щипет, сука. А Тэй уже летела вниз по круче, не веря глазам, причитая, подворачивая ноги и осыпая саму себя песчаными фейерверками. — Ну, не надо, Тэйчик. Не лезь, испачкаешься. Я весь в потрохах этих. Ты чего трясешься? — Укусил? Больно? Кирид, кряхтя, поднялся на ноги, а Тэй все тянула к нему руки. Тот ловил ее за запястья, не позволяя измазаться. — Бля, ну проглотил вообще-то. — Как проглотил? — Так проглотил. Я задумался, и тут на тебе. — А ты что? — А я что. Я вообще охуел, если не сказать больше. Темно, тесно и дышать нечем. — А потом что? — Ну я сразу ножичек достал и хоба: на, сука, на! Дыру прорезал нахуй и вылез, во как. Бля, ну что ж такое, шею щипет. Тут вода должна быть рядом, давай посмотрим. Сыростью тянет. Жидкий ручей и правда протекал совсем рядом. По мере того, как Кирид отмывался, Тэй понимала, что с ним что-то не так. — Кирид. А ну посмотри на меня. — Что такое? — Ты можешь меня выслушать? От его красивых витиеватых рыжих полос не осталось и следа. Неудивительно, если даже черная краска на броне от желчи чудища растворилась. Удивительно, что Валорису только «шею щипало». — Надеюсь, ты воспримешь новость с мужеством. Валорис, тебе метки на морде смыло. Подчистую. У тебя лицо голое. Поверил Кирид не сразу. Он включил камеру на инструментроне, а потом заорал так, что Тэй хотелось сбежать куда подальше и спрятаться. Он выл и не затыкался так долго, что на отчаянные вопли успел прибежать не только ученый, но и притянуться согнувшийся от боли пополам Гаррус. Начальник гарнизона, казалось, даже не удивился чудесному воскрешению черностражника и пробормотал безо всякой интонации: — О, живой. Невкусный оказался. При этих словах Валорис картинно пал на колени, как подкошенный.***
— Валорис, я с тобой поеду. — Тэй. — Не тэйкай мне. Опять скис. Ну что, нельзя подрихтовать тебе рожу? Вон, Вакариан себе гля как татуировки заполировал, красавец стал вообще. А у него полморды разъебано было. Ну что тут такого-то? Валорис продолжал мрачно молчать, а Гилар, сочувственно смотревший на земляка, только покачал головой. Гаррус, скорчившийся от боли, всем своим видом говорил: «Мне очень больно, но спасибо, что поддерживаете в эту непростую минуту. Ой, не поддерживаете… Ну ладно.» — Ну мы найдем кого-нибудь, бабла дадим. Сделают тебе полоски на роже в два раза круче, чем были. Слушай, а чего ты там так замечтался, что даже змею не заметил-то, а? До этого пустые глаза Кирида зажглись мыслью, но повернулся он к Гаррусу, и Тэй далеко не сразу поняла, о чем вообще идет речь: — Слышь, генерал. Их там двое было. Два голоса. Похожи до усрачки, плюс запись такая себе. Даже по тому, как Эва реагирует, и то понятно. Они стали слушать запись все вместе, и переводчик Тэй даже не все схватывал, а уж о каких вторых голосах он там толковал, женщина вообще не понимала. На записи девушка с двухтональным голосом умоляла оставить ее в покое, в какой-то момент срывалась на крик, настоящий вопль ужаса, начинала хрипеть, и запись обрывалась. Голос мужчины был плохо слышен, но кое-что понять было можно: Эва, одумайся, Эва, смирись и подчинись, вернись, пока никто не узнал. Потом — дикий ор, и признания мужчины стали носить куда как более откровенный характер. Валорис покачал головой: — Пришел кто-то еще второй. Не Витерис. Поэтому Эва так и испугалась, а до этого брата чуть ли не нахуй посылала. А на видео что было, генерал? — Камеры только снаружи устанавливали. По ним видно, что один Витерис в помещение заходил. — Ладно, это дело прошлое. — Если выберемся живыми, я посмотрю внимательнее, обещаю. Тэй смотрела на Валориса, и не верила глазам — он словно ожил. Улыбался, глаза блестели, словно провернул весьма прибыльную сделку и уже подсчитывал навар. Непривычно было видеть его счастливым и… гололицым, будто с метками он стер с себя заботы долгих лет жизни. Не успела Тэй озвучить сомнительный комплимент, как Валорис нахмурил «брови» и коснулся лица пальцами. И вот они снова рассаживались по байкам, Тэй отвоевала свое королевское место возле рыцаря в сверкающей металлическим блеском броне, а Гилар с Гаррусом позанимали отдельные транспортные средства, и опять каждый переговаривался о своем. Гаррус донимал Гилара расспросами о змее, но планетолог ничего о ней не знал, как оказалось. Генерал тянул с самым сакраментальным вопросом, а когда его задал, ученый начал посмеиваться: — Нет, Гаррус, не думаю, что золотая змея родня нашему виду. Природа часто повторяет удачные решения, и это, скорее всего, именно такой случай. — О, пошел прахом единственный мой шанс попасть в научную работу, хотя бы как первый увидевший «турианского змея». — Ты так хочешь попасть на страницы научной работы? Зачем? — Это почетно, как мне кажется. — Могу тебя в свою вписать. Все равно их внимательно от корки до корки никто не читает. Только тезисы. Ни у кого времени на это нет. Как тебе такая фраза: по информации, полученной от ведущего специалиста по истреблению биологических видов Г.Вакариана, «турианский золотой змей» продолжительное время строил ему глазки, а потом вогнал в него свой шип. — Ты издеваешься? — Зато правда. Ни словом не покривил. — В принципе, насчет специалиста по истреблению мне понравилось. А оттаявший Кирид, длина рук которого позволяла сидеть сзади и управлять аэробайком, мурлыкал Тэй впереди на ушко о своих безумных планах: — Тэйчик, я все разузнал. Если в том магазине показать свеженькое свидетельство о браке, скидка на двухспальный матрас будет двадцать процентов. Прикинь. — Валорис, это железобетонная причина расписаться, не спорю. — А на подушки — пятьдесят. — Уговорил. Только ради подушек. — Естественно. Подушки пиздатые, анатомические, бля. Но скажи мне вот что, Тэйчик. У людей обязательно невесту трахать всем гостям после свадьбы? Тэй не выдержала и заржала: — Ты порнухи насмотрелся что ли? Не лучшее пособие по человеческим обычаям. — Первое, что в экстаранете вылезло по запросу. — Какому запросу? — «Что делают с человеческой девкой после свадьбы.» Тэй боялась свалиться с байка со смеху. Она уже представляла, какие интересные видео выпали в поисковике: как говорится, какой вопрос, такой ответ. — Валорис, а ты не знаешь, что делать? Вроде бы все уже изучил. Можешь сам придумать. — Бля, ну тогда… И он начал шептать всякие похабности, от которых сиденье байка вдруг стало для Тэй чертовски возбуждающе впившимся между ног, да еще и трясущимся весьма эротично. Еще больше заводил голос турианца позади, который стал ощутимо ниже и бархатней. Судя по совершенно очаровательному пыхтению и придыханию, женщина могла поклясться, что доспехи героя сейчас Кириду жмут пониже пояса. — Для начала я бы побаловался с твоим ротиком. И знаешь что, Тэй? После этого тебе краска для губ не понадобится. Натру так, что пищать будешь. А потом, солнышко, ты все проглотишь, достанешь язычок и покажешь, какая ты послушная девочка. Тэй сдержала свое коронное «с хуя ли», хотя и подозревала, что потом может об этом пожалеть. Ей хотелось, чтобы Валорис продолжал нести свою милую чушь, которая подогревала так, что проносившийся мимо унылый пейзаж — чахлые кусты да деревца на песке — начинал представать в каком-то особо извращенном свете. Рогатины веток казались раскинутыми в страсти женскими ногами, а кусты — жмущимися к ним исполинами. Вот же блядь. — А потом я бы загнал тебе сразу и все. — Сразу и все? — Ага. Ты же у нас взрослая девочка, правда? Раз поперлась в страшный темный лес с большими дядями. Значит, в тебя влезут взрослые игрушки. Феерический момент, когда Тэй не знала, что делать. То ли смеяться, особенно, учитывая, что она была старше как минимум двух больших дядь, а одного из них вообще как-то раз погнала на первой Нормандии сортиры драить, когда проштрафился. То ли расслабиться и попробовать потереться о мягко вибрирующее сиденье байка. Интересно, заметит ли Валорис? И что скажет? А сказал он ровно вот что: — А потом я бы показал тебе один фокус. Тэй решила подыграть, хотя фокус этот ей уже кое-кто пытался показать: — Какой такой фокус? — А вот такой. Правда, с тобой это немного по-другому сработает, ну да ладно. Поиграем в одну игру. Знаешь, что эта штука в основании раздувается по случаю? — Не может быть. Как так-то? Приторные выдохи изумления были исполнены на отлично, и Валорис продолжил мурчать Тэй на ухо всякую дичь о том, как ей будет хорошо да приятно. В попытке оторваться подальше от компаньонов он выжимал из байка какую-то нереальную скорость, а Тэй больше всего на свете хотела убрать руки от руля и хоть немного себя потрогать внизу, тем временем как речи Кирида делались все неприличнее, и он все фантазировал о том, как бы заполнил ее до краев и держал бы в своих руках, не выпуская, чтобы она… Щеки начинали гореть от смущения, и нестись вперед, к месту проведения практически суицидальной операции было уже не страшно, а сладко. Шептал бы он ей так на ушко, потираясь о него подбородком, и Тэй сунулась бы к черной дыре, только чтоб продолжать это слышать. — А потом, Тэйчик, пришло бы время тебе исполнить свое обещание, и нормально, не выебываясь. Ты ляжешь на бок, а я обниму тебя за животик и согрею. Для начала, чтобы расслабилась. Валорис начал дуреть от собственных выдумок и в приступе сладострастия потерся мандибулой о ее висок. Он сопел так тяжело, словно прямо сейчас делал то, что описывал, раз за разом входил в ее задницу и наглаживал все остальное. — А ты? Чего бы хотела ты? Сказать: «чтобы мы живы остались», означало испортить игру, но сейчас Тэй только это и стало заботить. — Секс на пляже. С тобой. — Ясен пень, что со мной. Или ты с кем-то еще отжигать собралась? Только знаешь, что? Я песок терпеть ненавижу, потом из пластин его хрен выковыряешь. Я бы тебя в кабинке для переодеваний отпердолил. И чтоб прям очередь собралась у входа, и все бубнели, чо это там происходит. — Угу, у тебя что, административок мало? Еще и за еблю в общественном месте не хватало. — Да заманали они. Ничего нельзя: курить в людном месте нельзя, бухать нельзя. Ебстись нельзя. Материться нельзя. Задницу почесать тоже неприлично. Да что ж такое-то, а, блять? — Дома можно. — Дома неинтересно. Хотя, интересно, чо там наши пиздюки вытворяют. Ты звонила? — Не, я думала, ты позвонил. О, стой. Кажись, болота начинаются.***
Когда Акки возвращался на ферму с пачкой чипсов «Бласто» в руке, было уже темно. Изо рта вырывался пар, и варился юноша в своих мыслях так плотно, что не замечал почти ничего. Тревожные звоночки в уставшей башке появились, когда младший Кирид увидел, что во всех, совершенно во всех окнах дома на «Кристофере» горит свет. Первой мыслью было, что пришли все-таки за ним, за Акки, ибо найти явно не могли, и именно поэтому повключали свет и искали. Акки дернулся со страху, но усилием воли загнал мерзкое липкое чувство куда подальше. Валорис сказал, что он никому ничего не должен, сейчас Кирид — свободный турианец и больше бояться за семью не хочет. Он вышел из того самого бизнеса, расплатился, с кем нужно, и будет жить потихоньку в свое удовольствие. Потом Акки было подумал, что вернулись Тэй с отцом, но пара черных дорогущих каров возле ворот совершенно не вязались с этой теорией. Очень шикарных и очень гламурных аэрокаров, которые он сам видел только в экстранете, и вообще не знал, что на Гивуре у кого-то водилась подобная роскошь. Отец тоже с такими личностями навряд ли имел дела. Логичным казалось набрать Томми и провентилировать обстановку, чем Акки и хотел было заняться, когда ему в поясницу уперлось что-то твердое: — Как зовут? Целившийся в него был батарианцем — их низкий хриплый голос хрен с чем спутаешь. Акки решил держаться той тактики, что учил его отец — говорить по максимуму правду, а врать только в крайних случаях. — Акейро Кирид. Я подрабатываю на «Кристофере». Яйца сортирую, говно гребу. — Заебись. Знаешь там такого пацаненка батарианского? Лет двенадцати, Томараш зовут? — Ну видел, да. Зеленый такой. Батарианец сзади довольно хрюкнул на очевидно тупое замечание, а потом спросил уже строже, угрожающе втиснув дуло в тело, так, что у Акки нервные мурашки в штаны посыпались: — А может, знаешь, где он прятаться может? — Ну, наверное, в доме. Это приемыш аж самой хозяйки, мастера Тэй Ханнсен. Я-то тут при чем? — В доме его нет. — Тогда я не знаю. Акки знал — скорее всего, в пустой силосной башне, там же, где ханнсеновский пиздюк прятался и рыдал во время своих любовных неудач с мелкой кварианской возлюбленной. Как же хорошо, что допрашивал Акки батарианец, который ничего подозрительного в стыдливом от вранья субвокале не распознал. — Ну не знаешь — так не знаешь. Иди, куда шел. И куда ему идти-то? В дом — не годится, тогда его тряханут уже посерьезней, как члена семьи, найдут, к примеру, контакт Томми в инструментроне, заставят позвонить и позвать мальца. Акки решил подняться на холм, и пачка дорогущих чипсов с припасенным пивком оказались как никогда кстати: для имитации расслабленного безделья. Батарианец в черном деловом костюме ничего не сказал, проводив его взглядом, а потом и вовсе засобирался к машине со словами, обращенными к собеседнику по внутренней связи: «Слушаюсь, господин Дар’Села». Акки сидел на возвышении у всех на виду и, потягивая из горла полторашку «Дикого гуся» и закусывая чипсами, наблюдал за тем, как батарианские граждане рассаживались по аэрокарам и укатывали — к счастью, Томми среди них не было. Младший Кирид заставил себя посидеть еще немного, допил пиво, покурил, успокоился, и только после этого набрал подопечному. Не ответил. Хорошо это или плохо, пока было непонятно, и Акки отправился к силосной башне на полусогнутых затекших от долгого сидения на земле ногах. Интересно, на кой батарианский пацаненок сдался таким людям? А еще интересно, сколько мелких пацанят, как Томми, нужно продать в рабство, чтобы купить себе такой дорогущий кар. И каждый из них бы ревел, кричал от боли, когда его клеймили, звал мать по ночам, как Томми, и вся бы его жизнь в дальнейшем была бы рекой слез. То, что произошло с Томарашем, его спасение Тэй, как ни крути, счастливая случайность. Юный батарианец оказался именно там, куда его и полез искать Акки. На удивление, тот и не думал реветь, а вот дробовик Тэй пацаненок вскинул и прицелился в нежданного гостя вполне технично. — Бля, это ты. Чуть не обосрался. — Томми, это я чуть не обосрался. Дробовик убери. — Сука. Томми буквально сполз по стенке, опустив оружие, а на вопросы Акки, кто за ним явился и что вообще происходит, ответил тихо: — Это батя. Кстати, ты мне чипсы привез?