Птичка и Король

Приказы надо выполнять, говорили они. Это не сложно, один выстрел - и всё закончится. Он ведёт девушку чередой длинных коридоров. Грязные запутавшиеся волосы прикрывали спину в шрамах. Она была знакомой ему, он понимал это по татуировке на руке, по шрамам от пулевых, которые он сам когда-то целовал. По глазам, которые когда-то излучали любовь, надежду, счастье. Сегодня все закончится, он точно этому поспособствует. Коридор, поворот, еще поворот. Девушка зачем-то считала в слух каждый шаг, и это раздражало. Условия его пребывания здесь - убийство. Регулярное. Жестокое. Эта девушка, она… помеха. Она цель. Никаких имён, никаких привязанностей. Блядь… Он не до конца уверен, что сможет это сделать. Не уверен, что не остановится. Он мог бы спасти её, мог бы придумать какой-то план как вывести ее с базы, но разве это возможно? Тогда его убьют. Либо она, либо он. Внутренний двор был в ужасном состоянии. Снег, который валил целый день, уже создал приличные сугробы, а пронизывающий ледяной ветер просто обещал скорейшее обморожение конечностей. Черт, да здесь промерзнуть до костей можно без проблем. Теплая армейская куртка не давала ему замерзнуть, пока девушка шагала в легких штанах, майке и босиком. Ему было почти жалко её. Почти. Мучатся осталось не долго. Скоро все закончится… Он буквально чувствовал, как она вздрогнула, когда он толкнул её так, что ей пришлось упасть на колени. Ледяной ветер и снег уже даже не таяли на ней. Она не боялась. Девушка видела его тысячи раз, и даже сейчас, перед угрозой смерти, она не боялась. Хотя должна. Должна бояться, должна стараться спастись, должна плакать, умолять не убивать. Что угодно, но она просто сидит со связанными позади спины руками, а лицо не выражает ровным счётом ничего. Разве что она внимательно разглядывает нашивку. Чертова нашивка в форме волка… Конечно же, девушка не видит его взгляда. Оно и к лучшему. Ей не за чем знать, что ему на самом деле жаль, но приказ нельзя игнорировать. Так будет лучше для них обоих. Будет лучше, если это сделает он. Какой бы родной она не была, сейчас это уже не важно. Эта форма, эта нашивка связывает обязательствами, которые нельзя нарушить. Они сказали, что она проблема. «От проблем надо избавляться» - это он услышал утром. Они сказали, что она помеха. «Она будет тебе только мешать» - это ему сказали буквально пол часа назад. Он взводит курок, наставляя пистолет практически в упор. Ей не страшно, а если нет страха – нет и боли. − Прости… Прости меня, Фогель… Она даже не закрывает глаза. Выстрел. Кровь… Очень много крови… Металлический запах буквально оседает на губах. Проникает внутрь как паразит, как вирус. Вызывает острую интоксикацию и резкое желание помыть все внутренности с хлоркой. Липкая, тёплая, от неё тошнит, от неё не избавиться, не скрыться. Это первое, что я вижу, пытаясь сконцентрировать взгляд на своих руках. Они липнут, собирая пыль и грязь. Кто-то определённо кричит в коридоре, я слышу это, но будто бы где-то далеко. Уши заложило. В голове словно вертолеты летают. В комнате темнота непроглядная, не помогает даже луна и фонари за окном. Пыль оседает на волосах, забивает лёгкие, но у меня нет сил даже откашляться. А ещё здесь был Кёниг. Должен быть здесь. Я пытаюсь подняться с кровати. Тяжело. На ощупь пытаюсь сползти с кровати, спотыкаясь о кирпичи. Чёрт, больно ужасно. Дышать тяжело. С трудом нахожу Кёнига. Он у шкафа. Лежит. Разбитое зеркало везде. И опять кровь. Кровь, кровь, кровь… Кое как доползаю до него на четвереньках, царапая колени о мусор. Нет времени разбираться со взрывом. Сейчас важен только он. − Кёниг, пожалуйста, вставай… Пожалуйста… Кто-то появляется в дверном проеме (там же раньше дверь была, да?). Даже не поднимая головы, трясу Кёнига за плечи в надежде что он встанет. − Пожалуйста, пожалуйста… Я прошу тебя… Всё будет хорошо, всё пройдет, просто вставай… Чьи-то сильные руки тянут меня за плечи назад, дальше от Кёнига. Я пытаюсь вырваться, но меня крепче сжимают, удерживая на месте. Кажется, я кричу, прошу отпустить, но меня не слышат. Чей-то силуэт садится напротив меня. Я хочу сконцентрировать взгляд, увидеть, что происходит, но меня захлестывает паника. Даже дышать становится сложнее. Резкая пощечина обжигает щеку, и я будто просыпаюсь после страшного сна. Соуп? Он смотрит на меня, даже осматривает, видимо на предмет повреждений. Взгляд сочувствующий. Теперь осознаю, что в комнате слишком много людей. Врачи. Они суетятся вокруг. Кто-то продолжает держать меня за плечи. Теперь я осознаю, что это Рейч. Его перчатки. − Остановка сердца… Раз, два, три… - пытаюсь вслушаться в разговоры врачей, пока руками вытираю слезы. Этого не могло произойти так. Не здесь. Всё было хорошо. Он обязательно будет жить. Он не может умереть. Не может? − Пожалуйста, мой родной, только живи! - я шепчу себе эти слова снова и снова. Мой родной… Я никогда не думала, что кто-то станет мне настолько близким, что мне придется сказать это. Приятное чувство, граничащее с помешательством. Уверена, что все последующие события забудутся под действием адреналина. Наверное, это к лучшему. Боль… Хотела бы я никогда не чувствовать боли от потери близких, но это невозможно. Рейч знает, что я никогда никого не жалею. Он не прав. Я просто этого не показываю. Пусть с виду я и хладнокровна, но каждая смерть бьет по мне, будто из крупнокалиберной винтовки, оставляя каждый раз только дыру вместо сердца. Так было и три года назад. Слишком много значил мой отряд для меня. Я сама их собирала, сама обучала, и они стали моей семьей. Я всегда думала, что после их смерти не смогу найти никого ближе. Но нашла… Когда врачи забирают Кёнига, я подрываюсь на ноги, собираясь последовать за ними. Хочется убраться из этой комнаты. Теперь она будет напоминать мне только о боли и слезах. Доктора подбегают ко мне, осматривают, но серьезных повреждений нет. Сама знаю. Я обессилена, сложно стоять на ногах, но вместо того, чтобы упасть, аккуратно сажусь на остатки кровати. Шок и глухота немного отпускают, осматриваю масштаб повреждений комнаты. Стена, отделяющая ванную от остальной комнаты, разрушена. Поломана мебель, выбиты окна. Повсюду кирпичи, много пыли и грязи. Даже шкаф, стоящий у противоположной от ванной стены, пострадал. Я отделалась парой ушибов, несерьезными царапинами и испугом. А Кёниг… Он сидел в изголовье кровати, и весь удар пришелся на него. Но был ли он целью? − Пойдёшь с нами, - в дверях комнаты появляется Прайс, зовя меня с собой. Он приводит меня в кабинет Ласвэлл. Воспоминания прошедших часов всплывают в голове – обыск с Кёнигом, потом подсобка, а потом мы в моей комнате… Присаживаюсь на стул, Кэйт ставит передо мной чашку чая. С пару минут смотрю на чаинки в кружке. Она не пожалела времени, раз сделала мне заварной чай, а не пакетированный. Довольно мило с её стороны. Вид у меня, наверное, слишком сочувствующий. Хотелось бы смыть с себя следы этой ночи, но едва ли я могу думать об этом. Вместо этого стараюсь сосредоточиться на произошедшем. Судя по всему, Кэйт собрала только самых доверенных лиц. Здесь нет Рейча, зато есть весь её отряд. Они постоянно пялились на меня, думая, что я этого не замечаю, и от этого хотелось просто сбежать. Впервые мне нечего на это ответить. Продолжаю пялиться в кружку. Вспоминаю, как Кёниг сделал мне чай в первое наше совместное утро. На глаза опять наворачиваются слёзы, а пальцы начинают подрагивать. Ищу сигареты, которые судя по всему оставила в комнате. Чёрт. Смотрю на Кэйт, и она будто бы читает мои мысли – протягивает мне пачку и зажигалку. Тишина становится невыносимой. Все молчат, смотрят друг на друга, будто пытаются узнать, кто кого пересмотрит. Ласвэлл что-то ищет в компьютере. Соуп оттирает кровь с рук, скорее всего мою. Гоуст, как всегда, стоит дальше всех и делает вид, что ему всё это не особо интересно. Прайса вообще нет. − И чего сидим, кого ждем? – решаюсь нарушить тишину, потому как хочу побыстрее отсюда убраться. Мне нужно попасть к Кёнигу, узнать, как он там и что делать дальше. Но судя по всему, Кэйт для начала хочет разобраться с причинами и последствиями взрыва. − Ждём ещё одного человека. Не успевает Ласвэлл договорить, когда к ней в кабинет входят двое. Прайс. И ту, которую я ожидала увидеть меньше всего. Я даже позволяю себе улыбнуться, хотя на душе пусто и хочется застрелиться. Впервые я искренне радуюсь тому, что встречаю знакомого мне человека. За последние несколько дней это только доставляло проблем. − Фара! – подрываюсь с места, обнимая её. Я действительно рада её видеть. Она мне очень помогла в одно время в Урзикстане, и сейчас она здесь. Значит всё уже не так плохо и я не одинока. А Рейч? Последнее время я мало думаю о нём, а ещё реже вижу. Нас ничего не связывает кроме служебных отношений, а события ближайших нескольких дней буквально изменили всё. Он останется для меня всегда самым близким человеком, но на данный момент я могу думать только о Кёниге. Фара же для меня будто бы лучшая подруга. Мы многое прошли вместе, будучи в одно время в Урзикстане, и её появление меня даже в какой-то степени удивило. Кёниг буквально с пару часов назад упоминал, что Ласвэлл оправляла отряд на помощь Фаре, но он не успел ответить на мой вопрос. − Выглядишь хреново, - Фара отстраняется, отбирая сигарету у меня из рук, проходя вглубь кабинета – мы так и стояли в проходе. − Чувствую себя ещё хуже. Кэйт так внимательно за нами наблюдает, что становится не по себе. Бьюсь об заклад, в её голове крутятся шестеренки в попытке проанализировать ситуацию, сделать выводы и сохранить их, но удается видимо с трудом. − Откуда вы друг друга знаете? – она обходит стол, осматривая всех присутствующих каким-то равнодушным взглядом. От её вопроса, даже Гоуст в углу напрягся, ожидая ответа. Она его не получит. Кэйт всегда всё использует против тебя, если ты открываешься и доверяешь ей. − Много будешь знать - скоро состаришься, а кладбище тут недалеко. Повторю вопрос: зачем мы здесь? – я сжимала чашку крепче обычного. Мне нужно быть рядом с Кёнигом, ждать пока он проснется или хотя бы узнать у врачей, что с ним. Но вместо этого я сижу здесь, пока все пялятся на меня, в ожидании того, что Кэйт родит хоть какую-то информацию. Фара присела рядом со мной, и мне даже становится спокойнее рядом с ней. Она меня поддерживала в самые трудные моменты жизни, но нам пришлось оставить нашу импровизированную дружбу во имя службы. Мы обязательно поговорим с ней, после того как я наконец-то уйду отсюда. В ожидании делаю затяжку за затяжкой, пока Кэйт делает то же самое, после чего поворачивается ко всем. − Бомба была заложена в ванной, под раковиной. Камеры в том крыле были отключены, кто заходил – не понятно, - Ласвэлл бросает папку с содержимым на стол, и в этом обычном движении можно легко распознать раздражение и усталость. Все по очереди рассматривают содержимое папки. – Управление, скорее всего, было удаленное, а значит кто-то следил, пока вы вернетесь в комнату. Тушу сигарету, опять уставившись на чаинки в кружке. Кажется, даже температура в комнате похолодела градусов на десять от неловкости, которая внезапно возникла. Особенно тщательно на меня пялится Соуп, который, кажется, начинает догадываться. Он пришел одним из первых и видел мою истерику, видел, как я переживала за Кёнига, видел, как меня накрыло панической атакой. А ещё он не дурак, он знает, почему Кёниг пострадал сильнее, чем я. Не дай Бог он сейчас хоть слово скажет, я его похороню рядом с Кэйт. Но он молчит, продолжая многозначительно меня рассматривать. Надеюсь, что он просто оценивает то, как я выгляжу, потому что его глаза смотрят мне в душу, собираясь вытащить все события последних дней на поверхность. Когда папка доходит до меня, даже не касаюсь её – я уже успела заметить, что там фотографии с места взрыва. Смотреть на это ещё раз нет никакого желания. − Фогель, а где вы были всё время до взрыва? Судя по всему, вы пришли незадолго до него. Вопрос Прайса ставит меня в тупик. Я не могу сказать что-то вроде «извините, мы обыскивали кабинет Кэйт Ласвэлл, потому что ищем доказательства, чтобы ее наказать». Чёрт, да за это он пристрелит меня на месте. А в целом, с чего бы начать? Мы подозреваем Кэйт в том, что было три года назад. Мы решили обыскать её кабинет. Я сделала Кёнигу минет в подсобке, пока вы, возможно, были здесь. Любой из вариантов – прямой билет в могилу. К счастью, Фара не дает мне придумать ответ, буквально уводя тему в другое русло. − Мы постараемся узнать, что произошло. Фогель нам очень помогла в своё время в борьбе с террористами. Возможно, кто-то всё-таки решил передать «привет». Когда Ласвэлл нас всех отпускает, первая вылетаю из кабинета, чтобы избежать лишних вопросов. Но меня догоняет Соуп чертов МакТавиш, многозначительно улыбаясь, в ожидании, пока коридор опустеет. Мой внешний вид буквально кричит о том, что я не настроена на диалог. Нет сил даже сарказмом ему отвечать. Тем не менее, Джона это нисколько не смущает. Он опирается плечом на стену и в этой позе я узнаю Кёнига. Мне нужно к нему, а не стоять, оправдываясь как пятиклассница за двойки. И с чего вдруг я вообще должна оправдываться? Встречаю дальше по коридору Фару и осознаю, что это мое спасение от дурацких расспросов. Догоняю ее быстрее, чем Соуп успевает задать первый вопрос, и вместе мы ретируемся за ближайший укромный угол. Теперь каждый угол, каждый кабинет и коридор напоминает о Кёниге. Даже не думала, что наши отношения, как бы они не назывались, так много значат для меня. До тех пор, пока его не потеряла. Фара протягивает сигарету. Находится с ней рядом гораздо приятнее, чем с кем-либо на этой базе. Во всяком случае, она разделяет мое мнение, пусть и не всегда на самом деле с ним соглашается. Едкий дым проникает в лёгкие, становится трудно дышать. − А ты так и не перестала курить всякую дрянь, да? Фара лишь пожимает плечами, протягивая другую пачку, сильно потрёпанную, но целую. Скорее всего, она долго носила ее с собой. Но… зачем? С пару секунд ее рассматриваю, и наконец-то принимаю предложение. Фара же в свою очередь кажется о чем-то задумалась, по взгляду сложно распознать ее мысли, но я стараюсь. Кажется, начинаю догадываться, но сказать это вслух просто страшно. − Зря ты так к Ласвэлл, она хороший человек. Да что ж такое, вы сговорились все? − Конечно, хорошая. Белая и пушистая, пока тряпочкой не оботрешь. Фара даже смеётся над моими саркастическими шутками, и на мгновение я оказываюсь в прошлом, где мы с ней так же курим, шутим зная, что в скором времени нам идти на штурм и нас останется в половину меньше. Но это было в прошлом. Наши пути разошлись, но мы знали, что когда-нибудь обязательно встретимся. А ещё я знала, что она может и будет хранить секреты, даже под страхом смерти. − Как прошли поиски Алекса? - вопрос сделает с моих губ быстрее, чем я успеваю об этом подумать. Почему меня волнует какой-то малознакомый агент ЦРУ? В страхе за свой отряд я готова узнавать любую информацию. Даже если ради этого придётся влезть в кабинет Кэйт. Фара даже не удивлена моему вопросу: − Никак. Нашли пару трупов террористов, но его нигде нет, - больная для неё тема. Она переводит разговор на меня, пока я не успеваю ответить: − Что насчёт вас? Я закашливаюсь, подавившись дымом. Сначала Соуп, теперь Фара. И всем интересна только моя личная жизнь, а не, например, тот факт, что кто-то приходит как ни в чем не бывало и закладывает взрывчатку в ванной одной из комнат. − Не смотри на меня так, между нами ничего нет. − Люди, между которыми ничего нет, так себя не ведут. С минуту внимательно рассматриваю девушку рядом с собой. Черт, да она даже не шутит. У Фары осунулось лицо, хотя она едва выглядит на свой возраст. В душе она всегда останется ребёнком, чьё детство закончилось с началом войны и смерти отца. А единственный брат оказался предателем. У неё никого не осталось, но тем не менее Фара не сдавалась. Она была сильной настолько, что спустя столько времени и стольких потерь продолжала быть лидером сопротивления. Это достойно уважение. Я бы вряд ли так смогла. И, кажется, поиски Келлера были для неё чем-то личным. Чем-то, о чем она не хотела бы говорить даже со мной. Фара знала, когда я вру. Смысла молчать не было. − Карим, когда ты стала такой проницательной? - пытаюсь язвить и шутить, хотя тема не особо шутливая. − Никогда не знаешь, что значит для тебя человек, пока его не потеряешь. Правда? Фара так резко повернулась в мою сторону, что я даже отшатнулась. Черт, я не хотела задевать её за живое. В ее глазах едва можно было рассмотреть боль. − Ты паршиво выглядишь, - переводить тему для нас стало чем-то вроде традиции. − Тебе бы в душ, поесть, поспать. Встаю прежде, чем она успевает договорить. Мне нужно к Кёнигу, нужно быть с ним во что бы то ни стало, даже с учётом того, что я буквально валюсь с ног. Голова продолжает гудеть, с трудом добираюсь до санчасти в поисках медсестры или хотя бы санитарки. Черт, это всего лишь база, а коридоров и кабинетов больше чем в клинике в Принстоне. Поворот налево, ещё налево, до конца коридора в поисках хотя бы одного врача, потом направо. Какая-то санитарка многозначительно указала пальцем на тупиковый коридор. Заглядываю в каждую дверь, натыкаясь на кабинеты и оборудование, пока за следующей не нахожу реанимацию. Блядь, проще иголку в стоге сена найти, чем одно человека в маленькой санчасти… Твою ж мать… Слёзы сами наворачиваются на глаза при виде Кёнига. Лицо в синяках, мелких и крупных царапинах, порезах. Светлые волосы, которые буквально недавно были окрашены в красный его же кровью, стали немного чище и убраны назад. Куча трубок, иголок. Капельница, присоединенная к сильным рукам, покрытым чередой гематом. Кислородный аппарат качал воздух, необходимый ему, сквозь маску, давая Кёнигу ещё несколько часов жизни. На негнущихся ногах подхожу ближе к кровати. Датчики на аппаратуре размеренно пищат, указывая на нормальное сердцебиение и пульс. Этот звук эхом отдаётся в голове, заставляя поморщиться. Присаживаюсь, игнорируя стул в углу комнаты. Руки Кёнига холодные, кожа побледнела, но я знала, что он жив. У него ещё есть шансы, он поправится и выйдет отсюда сам. Я долго сижу у кровати, держа его за руку, которая нагревается от моего прикосновения. Когда я просыпаюсь, солнце уже скрывается за горизонтом. Уснуть вот так, сидя у кровати, опираясь лбом, было неудобно, но и оставлять Кёнига я не планировала ни на секунду. Мышцы ужасно болели, а глаза настолько опухли от слез, что открыть их едва получалось. Тяжелая рука ложится на плечо, и на секунду будто воскресаю, подпрыгивая на месте. − Ты хотя бы спала? - оборачиваюсь на голос. МакТавиш застыл в дверях со страдальческим выражением лица. Больше всего это ненавижу. Я не тот человек, которого нужно жалеть. А ещё ненавижу, когда кто-то оказывается прав. − Вы вынесете из этой палаты либо мой труп, либо мы выйдем вдвоём. Тебе чего? Тем не менее, Соуп игнорирует мой вопрос, и я решаю, что он просто пришёл проведать сослуживца. У меня же наверняка вид побитой собаки. Кровь запеклась в разных местах, с волос буквально осыпается штукатурка, незначительные гематомы и царапины. Темные круги под глазами за этот день превратились в нечто привычное. Кажется, со стороны я выгляжу хуже Кёнига. − Спасибо тебе. Ты точно знаешь, как успокоить девушку в истерике, - пытаюсь шутить, в надежде, что это немного разрядит обстановку. Юмор единственное, что действительно спасёт сейчас от плохих мыслей и ожидания худшего заключения врачей. Об этом даже думать страшно… − Да ты просто взбесила меня в прошлый раз, решил не упускать возможности треснуть тебя, - МакТавиш пытается шутить, пока я вымученно улыбаюсь. Да уж, язвит он похлеще меня. − Кстати, стащил со столовой. Только Прайсу не говори. Многозначительно приподнимаю бровь, складывая руки на груди, пока Соуп достаёт из кармана булочку с маком. Чёрт, теперь меня ещё и подкармливают. Но отказываться не имеет смысла - я не ела уже больше суток, все силы понадобились, чтобы доковылять до медблока и теперь при виде сдобы у меня ужасно урчал живот. Пока я раздумываю над предложением Соупа, он как ни в чем не бывало опирается о дверной косяк в желании продолжить лекцию про сон и еду. В этой позе опять узнаю Кёнига, и аппетит пропадает сам собой. − Иди поспи. Если он очнётся, тебя позовут. Его «если» режет уши, так, что я практически морщусь. Никаких «если» быть не может. Я уверена, что с ним все будет хорошо. Он жив, это главное. И он поправится. Но МакТавиша такая формулировка ничуть не смущает. Ах да, а ещё у меня нет больше комнаты и негде спать… − Куда я пойду? Вряд ли моя кровать теперь пригодна для сна, - не успеваю договорить, как встречаю многозначительную ухмылку Соупа. Опять. Он определённо надо мной издевается. Я не хочу показывать, что его догадки верны, даже если это так и есть. Но этот словесный поток озвучивания его мыслей уже не остановить, поэтому он продолжает даже, не спрашивая моего мнения. − Ладно тебе. Просто скажи «спасибо», что я пришёл одним из первых и никто не видел твоей истерики. Если об отношениях никто не знает, то они и не запрещены, - он подмигивает, на что я закатываю глаза, складывая руки на груди. Тем не менее, он продолжает, скорее уже предаваясь воспоминаниям: − Есть у меня одна знакомая немка… Блядь, он серьезно?.. − Почти уверена, что не хочу знать эту историю, - злость, раздражение и усталость разом накатывают на меня и я уже не контролирую свои же слова. − Он, - показываю пальцем на Кёнига. − Он тоже не хочет слушать идиотские истории про бывших или настоящих подружек! Он может не выжить, понимаешь? Может больше никогда не очнуться! Он может лежать под ИВЛ неделю, месяц, и больше никогда не открыть глаза! Слёзы градом катятся по щекам, а голова раскалывается от постоянного эмоционального напряжения, будто по ней кувалдой бьют. Но сдерживать себя ещё сложнее. Я не могу остановиться кричать, и скорее всего сейчас сбегутся все врачи послушать мою истерику. − Ты послушай для начала, - прошлый шутливый тон пропал, и я даже напрягалась, хотя мышцы так и кричали, что пора отдохнуть. − Нас отправили на миссию. Она была с нами. И… Ну, в общем-то долгая история. Её группа попала в засаду, а террорист с гранатой очень не вовремя вылез. Хвала небесам, она выжила. А я… По итогу - несколько месяцев я грел больничную койку с диагнозом «паралич нижних конечностей». Поднимаю глаза, чтобы внимательно посмотреть на Соупа, пока он сложа руки на груди, смотрел на мою реакцию. Черт, это же практически невозможно. Не может быть, чтобы вполне себе здоровый МакТавиш с таким диагнозом участвовал в миссиях, свободно брал любые нагрузки и стоял сейчас передо мной как ни в чем не бывало. Пока я переваривала эту информацию, Соуп продолжил: − И знаешь, мне хотелось послать всё и всех к черту. И в какой-то момент мне даже захотелось покончить с собой. Но она всегда была рядом и не дала мне сдаться. Именно поэтому я сейчас могу стоять здесь и говорить с тобой. Солнце уже скрылось за горизонтом, и единственным источником света в палате остались приборы и индикаторы. Я наблюдала за сержантом, за изменениями в его лице в полумраке палаты. Сейчас он выглядел старше своих лет, и кажется, теперь я понимаю, что стало тому причиной. Человек, переживший такое, априори силён духом. Чёрт, как же я ошибалась на его счёт… − К чему ты клонишь, МакТавиш? - кажется смысл его рассказа доходит до меня быстрее, чем осознание происходящего. − Если ты думаешь, что я его брошу в таком состоянии - ты глубоко ошибаешься. Соуп подходит ко мне, заставляя посмотреть в глаза, и ощущение будто тебе проникают прямо в душу крепко селится у меня в голове. − Ты захочешь сдаться. Через день, неделю или месяц, пока врачи будут рассказывать об улучшениях, ты будешь думать о том, что все окончено. Но в данной ситуации у него есть только ты - ни сослуживцы, ни врачи, никто не поддержит Кёнига лучше тебя, Фогель. Голос Соупа становится тише, будто он боится, что нас могут услышать, но я свободно могу разобрать каждое его слово, которые как острые ножи – проникают в самую душу, вытягивая все мои страхи на поверхность. − Почему ты думаешь, что я не справлюсь? - стараюсь рассмотреть в его глазах хотя бы намёк на то, что я права, и даже хмурюсь, потому как в темноте сделать это не так легко. − Когда наступит степень отчаяния, ты будешь готова на всё, лишь бы это закончилось. И тогда ты поймёшь, что у него кроме тебя никого нет и придётся делать выбор - либо уйти, либо быть с ним до конца. Моя Штербен осталась со мной, поэтому я здесь. Выбор за тобой. Соуп уходит быстрее, чем я успеваю осмыслить его слова. Но одно я поняла точно… С этой дня начался мой личный ад…