Птичка и Король

Возвращаюсь в свою комнату в нетерпении снять грязную промокшую одежду. Этот коридор - от кабинета Кэйт до своей комнаты - я выучила наизусть. С той разницей, что «моя» комната находится в том крыле, которое ещё не успели восстановить после взрыва. «Моя» комната сейчас - бывшая комната Кёнига. И когда я напоминаю себе об этом, горло сковывает ком, не давая дышать. С облегчением захлопываю дверь, на всякий случай на все замки, чтобы ни у кого не было соблазна влезть со своим желанием поговорить. На миссии я решила, что перестану быть тряпкой. Это возможно только в том случае, если никто не будет меня жалеть. Когда тебе все сочувствуют, чувствуешь себя уязвимой, и хочется быть в таком состоянии вечно, чтобы хоть немного побыть той самой маленькой девочкой, которой подарят все, что она захочет, лишь бы она перестала истерить. Надоело. Одежда и разгрузка с глухим стуком падают на пол у кровати. Иду в ванную, чтобы на пару минут прийти в себя, раздумывая над тем, что показала Кэйт. Я и Гоуст молча стояли, тупо смотря в бумаги. Это казалось чем-то нереальным - найти план нашей же базы в комплексе, где еще недавно были боевики Аль Каталы - но чем дольше я смотрела, тем больше узнавала помещения, коридоры и комнаты. Вот тут, в дальнем углу, были тренажерный зал, казармы и тир. А ближе к выходу со стороны аэродрома - личные комнаты, кабинеты, в том числе и Ласвэлл. – Но как? - МакТавиш сидел на том же месте, внешне сохраняя полное спокойствие, но то, как он сжимал кулаки, выдавало его напряженность. – Да, - поворачиваюсь к Ласвэлл, сжимая в руках документы, которые минутой ранее вырвала у Гоуста. – Нам всем хотелось бы знать, как это, блядь, возможно! Она не сдвигается с места, осматривая помещение и всех присутствующих, будто оценивая, задерживаясь взглядом только на мне. – У нас крыса. Была или есть, - Кэйт смотрит на меня на последнем слове очень долго, и при всем желании отвернуться, я выдерживаю зрительный контакт. Прайс тоже напрягается: – Была? – Да, была. Вот здесь, - Ласвэлл показывает пальцем на определенный квадрат на плане. – Была комната Фогель до того, как её взорвали. На данный момент там практически пусто и открытое небо, а значит на плане её быть не должно. – Зашибись! Твой вывод притянут за уши! Этот план могли нарисовать вчера, а могли неделю или месяц назад! Активно махаю руками, чувствуя подступающую ярость. Кто-то свободно гуляет среди нас, оценивая обстановку, срисовывая планы нашей базы, и скорее всего знает о всех наших планах и заданиях, а мы просто разводим руками и узнаем об этом случайно. – И как нам найти крысу? Это может быть кто угодно, в том числе кто уже давно отбыл в другие части, - Гас опирается рукой на стул, поправляя кепку. Кто вообще носит кепки зимой? Кэйт некоторое время раздумывает о том, что можно сделать, пока остальные переваривают информацию. Прайс даже закуривает очередную сигару, я следую его примеру, всего на секунду переводя взгляд на Саймона. – Усилить охрану. Не выпускать никого без моего личного разрешения. Вы пятеро… - Кэйт поочередно показывает пальцем на меня, Джонни, Прайса, Газа и Гоуста. – Вы будете следить за базой двадцать четыре часа в сутки! И только попробуйте пропустить крысу! Тупо пялюсь в зеркало, вспоминая этот разговор. Я не хочу верить, что среди нас может быть предатель, но это глупо отрицать - у террористов были все данные нашей и других баз, все ближайшие планы и даже, блядь, фотографии офицеров. Умываюсь горячей водой, пока она не начинает щипать и не становится трудно дышать, после чего осматриваю себя. Разбитая о прошлое зеркало рука почти зажила, как и плечо, хотя оно все чаще напоминает о себе впоследствии нагрузки. После долгого нахождения на морозе лицо приобрело небольшой румянец, и я стала выглядеть по крайней мере живой. Устало падаю на кровать, анализируя произошедшее. В кабинете, когда все ушли и остались лейтенант, Прайс и Кэйт, я уже будучи за дверью услышала, что Аль-Катала возможно готовит нападение на одну из баз. Причины мы вряд ли узнаем, может быть это из-за смерти Зияни, а может им просто что-то остро необходимо здесь. От мысли о том, что кто-то из своих может быть этому помощник, начинает тошнить. Перекатываю в пальцах жетон на цепочке, мирно висящий на моей шее. Это успокаивает. Саймон просил связаться с Рейчем, но сколько бы я не писала по закрытому каналу связи, ни на одно сообщение не было ответа. Я переживала и до сих пор продолжаю, несмотря на большой груз заданий, давящий на меня. Раздумываю над тем, куда могли деться мои ребята. Они так быстро уехали, пока я была слишком озабочена здоровьем Кёнига, что я даже не успела попрощаться или хотя бы узнать, куда они направляются. Саймон прав - я никого не замечала кроме Кёнига и упустила столько важных моментов. Если бы я только могла к ним съездить. Идея появляется сама собой. Нужно было всего лишь попасть на одно из наших постоянных мест пребывания. Раньше, до встречи с ОТГ, я точно знала, что у нас есть несколько таких мест. Все они были относительно недалеко друг от друга. Последнее мы сделали для себя незадолго до того, как боевики Азхара взяли нас в плен. Тогда нас тоже сдали, потому что ожидаемого подкрепления не было. Мне некого просить о помощи, но и сама я уехать не могу. Кэйт посчитает это странным на фоне всего, что происходит. Я бы посчитала. Но когда я начинаю анализировать, кого бы взять с собой для помощи, выбор остаётся невелик, и эта идея становится нелепой. Собираю волосы в тугой пучок прежде, чем надеть чистую теплую одежду. Можно было бы, конечно, для начала поспать, чтобы пережить эту мысль, и может быть на утро я бы передумала идти на такой опрометчивый шаг, но время не терпит. Большая часть солдат уже спит или дежурит, поэтому по коридору мне удается пройти незамеченной. Около главного выхода останавливаюсь за поворотом, наблюдая в окно за главной площадкой. Некоторые солдаты еще сновали туда-сюда, видимо дежуря, кто-то курит в стороне, смеясь видимо над чьей-то шуткой, а кто-то и вовсе грел скамейку. Возвращаюсь тем же путем по коридору, но сворачиваю к другой двери, которая ведет к ангарам. Обычно, именно в этом крыле стоит более доступный транспорт вроде какого-нибудь внедорожника. Стук ботинок гулом отражается от стен ангара. Стараюсь выбрать самую неприметную машину, но, когда сажусь на водительское сидение, рядом со мной хлопает дверь. – И куда ты собралась? Не нужно быть слишком умной, чтобы даже не поворачиваясь понять, кто опять появился, буквально вторгаясь в мое личное пространство. Чёртов Саймон Райли. Ему будто медом намазано рядом со мной, а он сам, как назойливая муха, никак не отлипнет. – Рейч не отвечает уже долгое время. Нужно проверить… может с ними что-то случилось, - барабаню пальцами по рулю, будто это поможет успокоиться. – И поэтому ты решила свалить одна, никому ничего не сказав? Почему мне кажется это странным? Я знаю, о чем он подумал. Зная, что среди нас есть человек, который сдает наши данные Аль Катале, я собираюсь куда-то уехать, не говоря никому. – Знаешь, общество твое малость поднадоело за эти дни. Решила проветриться в одиночестве. Ещё сильнее сжимаю руль, в надежде что Саймон уйдёт, но он продолжает сидеть. Уйди, уйди, уйди… – Без меня тебя не выпустят, - он смотрит на меня сквозь маску с черепом, но у меня не получается разобрать его взгляд. Осторожный? Внимательный? Сейчас на нем балаклава с рисунком черепа, которая будто влитая на нем под накинутым капюшоном. – Да ладно? А с каких пор у других к тебе кредит доверия? - он не отвечает, продолжая сверлить меня глазами. – Ладно, но тогда ты и поведешь. Выхожу из машины, пересаживаясь на пассажирское сидение, параллельно раздумывая, а стоит ли поездка проведенного времени с Гоустом. Может быть и стоит. Нам явно есть что обсудить. Спустя полчаса пути наконец-то решаюсь нарушить молчание. Пейзаж не меняется почти всю дорогу, за окном проносятся лиственные деревья и густые заросли, и чтобы не уснуть мне остается только разговаривать. – Это странно. Саймон всего на минуту поворачивается ко мне, вопросительно рассматривая, после чего возвращается обратно к наблюдению за дорогой. – То, что ты мне рассказал, - уточняю я. – Ты знаешь меня гораздо дольше, чем я тебя. И знаешь обо мне больше, чем я о тебе. Ты как… школьный учитель или крестная фея, я не знаю. Премию за самый тупой диалог мне. – Я сомневаюсь, что ты захочешь узнать меня лучше. Теперь моя очередь удивляться: – Это несправедливо! - разворачиваюсь лицом к Саймону насколько могу. – Почему я не могу узнать о тебе больше? – Ты перестанешь спать ночью, - его взгляд слишком сосредоточен на дороге, но даже с маской я вижу, как его взгляд смягчается, как при смехе. – Боже мой, он смеется. Что-то определенно сдохло в лесу. – Ты начала больше разговаривать и чаще шутить, чем язвить. Это действительно радует. Я наблюдаю за его руками на руле, за взглядом, которым он следил за дорогой; за тем, как периодически он поглядывает на меня, когда думает, что я не вижу. Мне становится неловко от собственного вопроса. Не хочется лезть в душу к нему, потому что за этим явно скрывается что-то ужасное. Рассказ Соупа о нем не давал никакой конкретики, а любопытство только нарастало. Я не имею права заставлять его делиться этим. – Я уже не помню, когда нормально спала, - лейтенант опять молча поглядывает на меня; почему, когда мне важно поговорить - он молчит, а когда я не хочу его слышать - у него рот не закрывается? – Кажется, это было… никогда? Периодически мне кажется, что схожу с ума. Будто я заперта в дурдоме со всеми своими страхами из детства. Только вместо таблеток и сеансов психотерапии меня заставляют впахивать в три смены, рискуя жизнью. – Раньше ты была подчинена сама себе, и сама решала, как тебе жить. А сейчас это решают за тебя. Ты привыкнешь. Ко всему всегда привыкаешь. Машина сворачивает с асфальта на грунтовую дорогу, пейзаж за окном меняется с лесного на степной. Холмы, покрытые снегом, завораживают. Природа, находясь вдали от городской суеты, кажется такой умиротворенной. Хочется остаться здесь подольше, прогуляться, полюбоваться красотой. Но что-то мне подсказывает, что любовь ко всему прекрасному во мне настолько очерствела, что без пары автоматов и гранат увидеть прекрасное уже не получится. – Зачем ты это сделал? – Что именно? – Не отвечай вопросом на вопрос. Ты знаешь, о чём я говорю. Саймон сильнее сжимает руль, видимо раздумывая, как бы получше отказаться от этого разговора. Но я не собираюсь сдаваться. Это единственное, что мы так и не прояснили. – Мы же кажется договорились закрыть эту тему, - он даже не смотрит на меня, наблюдая за дорогой. – Да, договорились. Но ты сам это начал. – Я просто посчитал, что могу хотя бы попытаться… – Попытался? - понимаю, что язвить сейчас совсем некстати, но ничего не могу с собой поделать. – И как успехи? – Ты мне скажи. Я знаю, что он имеет в виду. Я ответила. Не оттолкнула, хотя могла. А если бы не вошел МакТавиш, кто знает, чем бы это закончилось. Чувство вины преследовало бы меня ещё долгие месяцы, пока моя работа вместе с ОТГ не закончилась бы. А что дальше? Но я не унимаюсь: – И это имело смысл? Или от скуки? – Да, имело. Если ты завтра умрешь, о чем будешь жалеть? О том, что сделала или о том, что не успела сделать? Мне нужен был якорь. Чтобы был смысл в ежедневных пробуждениях, миссиях. Чтобы можно было жить дальше. Я вынуждено усложнила себе жизнь, чтобы перестать себя жалеть и наконец-то начать что-то делать. Глупо, да, но что поделать? Мы приезжаем ещё спустя пару-тройку часов. В какой-то момент мне казалось, что если Саймон не сбросит скорость, то мы обязательно уедем в кювет. Но даже несмотря на то, что ехали мы с бешенной скоростью, дорога заняла слишком много времени. Даже слабо представляю, насколько далеко мы уехали. Ещё не выходя из машины чувствую необъяснимую тревогу, но не придаю ей значения. Что могло случиться за это время? Это не группа гражданских, а хорошо подготовленный бойцы, многие из которых служили ещё при моем отце, а после него - при Лиаме. Имя последнего предпочитаю вспоминать реже после рассказа Гоуста. Ещё несколько футов прохожу пешком, и первое, что привлекает внимание - отсутствие любых признаков жизни. В воздухе явно стоит запах гари. Я не могу справится с эмоциями, когда перед глазами появляется полная картина произошедшего. Множество трупов. Некоторые с пулевым ранением прямо в голову. Ювелирная точность. Большинство тел тлеют, будто попали в пожар и не смогли выбраться. Кто-то явно торопился замести следы и не успел. От противного запаха жженых тел выворачивает наизнанку. – Только не теряй самообладание, - Саймон кладет руку мне на плечо. Его поддержка мне важна, но хочется вопить во весь голос и лечь прям здесь умирать. Когда живот перестает так сильно болеть, осматриваю тела на предмет знакомых лиц. Вообще они все мне знакомы, многие служили с отцом, некоторые пришли служить уже под моим командованием. Но я не нахожу Рейча. Заглядываю в каждое лицо, подавляя приступ тошноты, но среди них его нет. Некоторые тела уже успели обуглиться достаточно, чтобы не иметь возможности их опознать. Единственное, что нахожу, его жетоны. С таким же пулевым ранением. Сажусь на бревно у почти догоревшей палатки. Находится здесь противно. Земля усеяна трупами, что негде ступить, в воздухе резкий зловонный запах. Тошнит. Я надеялась найти их живыми, а не кладбище. Единственное, что у меня осталось - жетоны Рейча. Они достались ему от отца, который служил вместе с моим. Блядь, он тоже был здесь. Почему он? Почему не я? И где он сейчас если не здесь? После такого ранения не выживают - жетоны он никогда не снимал. А если он здесь? Кто будет проводить экспертизу? Это не то же самое, что в обычной жизни… Я устала. От постоянных заданий. От риска умереть. От постоянных ранений и швов - каждый день в ванной я вижу себя в зеркале и ощущаю дуршлагом. Устала видеть оружие чаще чем солнце. Устала от того, что у меня даже дома своего нет - долбанная комната в двенадцать квадратов, куда каждый раз кто-то приходит с желанием поговорить! Хочется хоть раз проснуться и испытать счастье, а не тяжесть разгрузки на плечах, и автомата в руках. В тлеющей палатке нахожу старую флягу, чудом уцелевшую. Даже смеюсь, шмыгая носом скорее от холода. Отпиваю всего пару глотков, будто это поможет мыслить здраво. Не знаю, что за адовое пойло было здесь налито, но, обжигая горло, оно хоть немного приводит меня в чувство. – Здесь небезопасно, надо уходить. Они могут вернутся. Не хочу уходить, но Саймон прав. Кто бы это не сделал, они могут быть недалеко. Мы никому не сказали, куда едем, а поэтому и помощи не дождемся. Лейтенант буквально заталкивает меня в машину, а когда садится рядом на водительское место, запирает двери. В любой другой ситуации это могло бы меня испугать, но сейчас мне плевать. Почти уверена, что он переживает, будто я могу выйти на полной скорости из машины. Назад едем в полнейшем молчании. Теперь это напрягает еще больше. Между пальцами кручу жетоны. Ещё одни. Те, что оставил… забыл Кёниг, мирно висят на шее, дожидаясь своего владельца. А вернется ли он? – О чем думаешь? - Саймон решается нарушить молчание. – Ни о чем. Ложь. Нельзя думать «ни о чем». Мозг регулярно обрабатывает тысячи полученной информации, включая цвет, запах, вид, ощущения. Определяет, нравится нам это или нет, приятный запах или нет. Постоянная работа. Думать «ни о чем» - тоже думать. Когда машина останавливается за один поворот до нашей базы, стена между нами становится практически осязаемой. Смотрю в окно, не решаясь выйти из машины. Дорога обратно - единственное время, когда я была далеко от всего происходящего, несмотря на карабин в моих руках. – Я не понимаю, - Гоуст непонимающе смотрит на меня. – Целая группа вооруженных людей просто убита. Ощущение, будто они палками отбивались. Хрень какая-то. Лейтенант продолжает молчать, но теперь его взгляд более осознаннее. Он что-то хотел бы мне сказать, но либо боится моей реакции, либо боится ошибиться. – Говори уже. Хуже не будет. – Большинство убиты ножом. Чужих тел нет, значит бойни не было. Такое мог сделать только кто-то из своих. Кто-то из своих. Опять. Теперь это уже даже не смешно. Я отправляла сообщения Рейчу почти всю неделю, а все они, судя по виду, умерли не дальше пары дней назад. Действительно бред. Устало потираю переносицу, жмурясь настолько сильно, насколько могу. От переполняющих эмоций начинает болеть голова. Усталость тоже сказывается на моральном состоянии. Саймон не торопит, опираясь на руль, ждет пока я сама уйду. – Ты спросила зачем я тебя поцеловал… Не решаюсь повернуться к лейтенанту, продолжая пялиться в окно выражая искреннюю заинтересованность окружающей нас природы. Но его слова действительно волнуют меня, заставляя сердце делать бешеные кульбиты в попытке проломить ребра. – Я… - Саймон колеблется, будто подбирая нужные слова, и я даже удивляюсь. Как будто что-то пытается сказать и не может. – Обещай, что несмотря ни на что, сохранишь самообладание, - он кладёт свою руку, обтянутую верной перчаткой с рисунком костей, на мою и этот мимолетный знак внимания не остается незамеченным мной. – Несмотря ни на что? В каком смысле? – Просто обещай. Не отвечаю, оставляя лишь кивок. Какое-то странное ощущение недосказанности остается между нами, но я стараюсь не придавать этому значения. Череда странных событий не дает покоя. Важнее беспокоиться об этом. Когда мы заезжаем на охраняемую территорию, быстро выскакиваю из машины, через чур сильно хлопая дверью. Навстречу идёт Соуп, который будто ждал нас тут с самого отъезда. Опираюсь о машину спиной, подкуривая очередную сигарету. – Почему последнее время, когда я ищу одного из вас, вы отказываетесь вместе? - сержант не скрывает усмешки, а мне уже хочется стереть её с его лица. Чертов МакТавиш как всегда метит в самое больное. Саймон же не оставляет места для фантазии, парируя: – Почему каждый раз, когда мы остаемся вдвоем, ты оказываешься рядом? Сержант складывает руки на груди: – Мне кажется, между вами что-то происходит. И вы хреново это скрываете. – Джонни, - отталкиваюсь от машины, решая прекратить его догадки. – Займись своей девушкой. Ей явно нужна психологическая помощь. Прохожу мимо сержанта. Мне нужно идти дежурить, сменить Газа, который там, наверное, уже инеем покрылся, пока мы с Гоустом катались. По правде говоря, я бы с удовольствием упала спать прям здесь на бетонном полу, но боюсь если я простужусь мир рухнет без меня. Неправда, конечно. Я рухну вместе с ним. До меня доносится крик Соупа: – Она не… Она тебе ещё фору даст! Вот это я понимаю, высокие отношения. Я стараюсь обойти Газа так, чтобы он меня видел. Глупо подкрадываться к человеку с оружием. Так делают только отчаянные самоубийцы. И я. Потому мне плевать, что Газ уже устал и может меня застрелить. Справедливости ради, я действительно старалась быть в поле зрения. Когда ветки под моими ногами начинают хрустеть, и сержант в панике вскакивает, вытаскивая пистолет. – Эй, спокойнее. Свои, - Газ с облегчением выдыхает. – Хреново ты дежуришь, раз к тебе так легко подкрасться. Он отряхивает штаны от снега и устало потирает переносицу, собираясь возвращаться. – Задолбался я здесь сидеть уже, - пожимаю плечами, соглашаясь. – Кстати, а куда вы ездили с лейтенантом? Я не собиралась придумывать правдоподобную ложь, считая, что должна рассказать о происходящем. Но сейчас раздумываю, стоит ли говорить, чтобы напрячь ещё больше, или это может подождать. Вдруг наши опасения напрасны? По итогу резюмирую: – Много будешь знать - скоро состаришься. Вали уже, на тебя даже смотреть больно. – Кто бы говорил. Надеюсь, не придется тебя в сугробах искать потом. Очень остроумная шутка, сержант. Пять баллов. По правде говоря, я сама бы не прочь лечь спать. Нервы на пределе. Я мало ем, мало сплю, много нервничаю и злюсь. Нервная система держится на честном слове и моих молитвах. Четыре часа дежурства прошли слишком быстро. Конечно, если не учитывать, что я не чувствую рук и ног из-за мороза, а бесконечный снег промочил выбивающиеся пряди, которые успели покрыться морозной коркой. Время от времени я продолжаю наблюдать то в бинокль, то в оптический прицел за территорией. И в одно из таких наблюдений замечаю противоположного мне человека. Он так же замечает меня, удивленно отшатываясь от своей винтовки. От моей винтовки. У него никогда не было Barrett M82. Чертов сукин сын. Сердце бешено стучит, грозясь сломать ребра. Пальцы дрожат, особенно тот, что удобно расположился на курке. В памяти всплывают события нашей последней встречи. Плечо напоминает ноющей болью. Прежде чем я успеваю наломать дров, он скрывается за заснеженными деревьями. Какого хрена он тут забыл? Соуп должен скоро сменить меня, поэтому несмотря на приказ Ласвэлл срываюсь с места. С холма спускаюсь достаточно быстро, не боясь споткнуться и кубарем полететь вниз. Не замечаю ничего и никого вокруг. МакТавиш, который как раз идёт навстречу, чтобы меня сменить, отскакивает в сторону, но не разобравшись в ситуации торопится за мной. Я вижу его боковым зрением, но мне нет дела до его вопросов. Дверь в казармы открываю практически с ноги, которая за моей спиной чуть не ударяется о Соупа. Всю дорогу я могла думать только о том, что это, должно быть, ошибка. Может быть мне показалось или у меня уже галлюцинации. Может пора к психиатру? Но нет. Вот он стоит. Форма практически та же, только чуть темнее. Тот же шлем, маска, только с красными пятнами вместо белых. Он почти не изменился с момента нашей последней встречи. Сейчас смотреть на него практически болезненно. Он разговаривает с кем-то рядом - мужчина почти на голову ниже него, в пиксельном камуфляже, такого же цвета маске и темных очках. Кто носит очки в помещении? – Почему посторонние в помещении? - скрещиваю руки на груди, будто одержала победу. Если они здесь, значит Ласвэлл в курсе. Тогда почему не в курсе я? – Ли… - МакТавиш за моей спиной осекается. – Фогель, полковника пригласили для усиления охраны и поисков Азхара. Через плечо смотрю на сержанта, который явно не удивлён прибытию Кёнига. Он продолжает стоять, видимо опасаясь моей реакции. Не дождетесь. Полковник копирует мою позу, скрещивая руки. Глаза ничего не выражают, а вокруг нас уже собралось несколько людей, которые лично решили посетить новую мыльную оперу. – Полковник значит? - не могу удержаться от ухмылки. – Что ж… Выставляю одну ногу чуть назад, присаживаясь настолько низко, насколько могу. Получается своеобразный реверанс. Стараюсь не сводить взгляда с его глаз, наблюдая за реакцией на мою издевку. – Mein König… - кажется, я даже сквозь тряпку вижу, как тяжело он сглатывает и как при этом дергается его кадык. – Фогель, субординация… - Соуп подходит ближе, но я успеваю встать раньше. Двигаюсь в сторону выхода. – Субординация - это не только уважение и подчинение. Это ещё и не пытаться убить своих коллег без объяснения причины, - останавливаюсь, чтобы ещё раз посмотреть Кёнигу в глаза; сердце вот вот сломает ребра своим стуком. – Все, концерт окончен! Выходя, хлопаю дверью сильнее положенного, отчего она чуть не слетает с петель. Он не сказал ни слова. Ни единого, блядь, слова. Из кармана достаю сигареты. Долго кручу пачку в руке, не решаясь закурить. Живот сводит в болезненном спазме. Жизнь разрушается с молниеносной скоростью, сменяя одни проблемы другими. «Клянусь Богом, если бы КорТак не успели его забрать, я бы убил его на месте!» Слова Гоуста, сказанные скорее на эмоциях, теперь обрели смысл. Что лейтенант сделает с Кёнигом, если узнает, что тот вернулся? А если он уже знает и не сказал специально? Все-таки решаюсь закурить, вдыхая едкий дым. Стоило бы уйти подальше, чтобы больше не видеться с полковником, но я настолько устала, что не могу даже с места сдвинуться. После всех слов, сказанных Саймоном, после всех откровений с его стороны, абсолютно не знаю, как к нему теперь относиться. Что мне делать с его отношением ко мне? На глаза наворачиваются слёзы, но я спешно вытираю их тыльной стороной ладони, когда дверь позади меня снова хлопает. Только бы не Кёниг, только бы не Кёниг… Краем глаза замечаю МакТавиша, который по идее должен быть сейчас на дежурстве, но какого-то хрена теперь стоит здесь. – Ты в порядке? – Да, - еще раз вытираю глаза рукой. – Да, я в полном порядке. Хуже быть уже не может, правда? Складываю руки на груди, чувствуя, как голова начинает кружиться. Опираюсь на стену, концентрирую взгляд на чем-то одном, но это все равно не помогает. – Слушай… - отталкиваюсь от стены, чуть не теряя равновесие. – Разбирайся со своими отношениями. Вам явно есть о чем поговорить. А от меня отвали! Достали уже! До комнаты бреду на негнущихся ногах, и только запирая дверь могу расслабится. Состояние будто перегрелась на солнце и теперь срочно нужна ледяная ванна. Вместо этого я иду к раковине, пару раз умываюсь ледяной водой из-под крана. Легче не становится. Пытаюсь сфокусировать взгляд на предметах, но комната будто кружится по спирали, в то время как предметы делают тоже самое в противоположную сторону. Кое как ковыляю до стола в комнате. Аппетита нет, но пару кубиков сахара приводят в чувство, и комната перестает делать кульбиты. Эта чертова работа убьет меня раньше пули. Ложусь в кровать. Пока есть хотя бы несколько часов спокойствия, я могу их использовать для более-менее недолгого сна. Может быть станет легче. Хоть бы стало легче. Стук в дверь рушит все мои планы. Я не отвечаю, пока кто-то продолжает стучать с перерывами, ожидая ответа. Если я достаточно долго буду игнорировать, человек же уйдет? Но стук не прекращается. Ощущение будто бы за мной следили. – Фогель, давай поговорим, пожалуйста…