Последняя песнь менестреля, или Поход за «Докторской»

      В отделении было тихо. Уютно, почти по-домашнему. Жетон, проглотивший банку консервов, спал возле стола, сложив голову на лапы. Игорь забился в угол КПЗ — наверняка ловил скипидарные грёзы. Полковник Жилин, украсив мишурой решётки и доску «Их разыскивает милиция», приступил к вырезанию бумажных снежинок из старых ориентировок — украсит потом окошечко дежурки.       День обещал быть спокойным: приличные люди заняты сегодня праздничными хлопотами, а неприличных в городе попросту не имелось.       Раздался стук в дверь, через минуту переросший в барабанную дробь. Жетон поднял голову и залился лаем.       — Бешеного какого-то, понимаешь, принесло, — пробормотал Жилин, потрепав пса за ухом, и пошёл открывать.       На всякий случай он заглянул в камеру. Может, пару часов потому и тихо было, что Игорь подкоп себе сделал и сбежал, а теперь вот в дверь ломится. Но нет — скрючился в уголочке, даже не храпел.       — Написано же: закрыто на учёт, — под звяканье ключей объяснял Жилин незваному гостю. — Или вас тоже, того, на учёт пора?       За дверью стоял журналист Девятого канала, фамилия у него ещё какая-то птичья: то ли Воробьянинов, то ли Воронин. Взмыленный, очки набок съехали, и глаза как-то странно блестели — как у Игоря в горячке.       — Дело необычайной срочности! — возбуждённо объявил Журналист, выкидывая вперёд руку.       — Голубчик мой, — Жилин постучал пальцем по протянутому микрофону и огляделся в поисках оператора, — что ж вы так орёте? У меня, между прочим, перепонки нежные. Что у вас стряслось?       Под сбивчивый рассказ он продолжал вырезать снежинки. Всё какие-то динозавры, шифры, радиосигналы, чёрт-те что. И не сидится ведь дома кому-то, хоть сам бери и сажай.       — Да поймите вы! Его наверняка уже совсем уничтожили, а может и хуже — похитили, — вещал Журналист. — Держат, как канарейку в клетке.       — У-у, это не ко мне вопросы, я птицами не занимаюсь. Все эти канарейки, попугайчики волнистые. Это ваш коллега адреналиновый лучше знает. Вот если бы собака была — тут, конечно, есть опыт. Да, Жетон? — Жилин заглянул под стол, но пса не обнаружил. — Игорь, ты чего с собакой делаешь?       Тот через решётку тянул Жетона за шею. Уж от кого-кого, но от товарища своего Жилин живодёрства ожидать не мог.       — По-подарок друж-жку нашему! — икнул Катамаранов, вскидывая руки в примирительном жесте.       На шее Жетона красовался ошейник, сплетённый из мишуры и проводов. Полковник готов был расчувствоваться, пока не пригляделся: провод был подозрительно похож на тот, что тянулся от телевизора к антенне. Сигнал из камеры был лучше, и он утром поручил Игорю закрепить антенну, чтобы новогодний концерт и — особенно! — выступление Ирландцева смотреть без помех.       — Эт-то что ещё за штучки?       — Т-тебе тож-же. В маш-шину повес-сишь, — Игорь протянул через прутья решётки плетёного чёртика из капельниц. Наверняка натырил, когда его повезли в больницу. Только врачи не знали, что у него организм — самоочищающаяся экосистема, вмешательств не терпит.       — У-у, что это ты, оказывается, ручищами своими бульдозерными умеешь! На тебя похож. — Полковник одобрительно заухал. — Пойду сразу и повешу, красоту такую! Ну что, — обратился он к журналисту, уже позабыв, с чем тот пришёл, — заявление писать будем?       — Да какое заявление, надо сразу по горячечным следам искать!       Выглядел журналист ну очень странно: мороз сегодня совсем лёгкий, а румянец с щёк так и не сходил. Жилин протянул руку и потрогал его лоб.       — Да… Следы горячки, как говорится, на-ли-цо. Всё, всё, голубчик… Пятнашечку строгого постельного режима! И чтобы мне тут заразу не разносили! Я хоть и крепкий, но уязвимый. Помру от чумки вашей — что делать без меня будете?       Жилин развернул журналиста и, покручивая на пальце новый брелок, стал подталкивать к выходу.       — Пры-прививка нуж-жна! — на прощание посоветовал Игорь.

***

      Может, поездка в отделение и не принесла результатов, но слова Катамаранова навели Юру на мысль. Умные люди, разбирающиеся, обретались в НИИ. Уж кто-нибудь сможет расшифровать морзянку, а дальше Юра будет действовать сам. И не придётся делить почётную лаврушку с Жилиным.       — Стремление — ко всему дорога, но мне… Перерезали путь! — пересекая заснеженный пустырь перед институтом, рассказывал Юра микрофону. — Здание было закрыто. Сотрудник НИИ, дежуривший на проходной, от комментариев отказался. Вполне вероятно, что он попусту был мёртв. А это значит, что я напал на след.       Складывалось ощущение, что загадочный «кто-то» это почувствовал и действовал упреждающе — оттого и расследование не клеилось. Но ничего, и не таких раскалывали.       Дворники едва успевали смахивать налипающий на лобовое стекло снег. Видимость была ни к чёрту, Юра щурился, подавшись к рулю, надеясь не пропустить поворот. У пешеходного перехода возник знакомый силуэт в неизменной беретке.       Нагнать Инженера получилось только во дворе.       — Извините, пожалуйста, вам удобно разговаривать?       — Ну, вообще-то, я вот рыбу заливную хочу готовить, — Инженер вынул из-за пазухи газетный свёрток, в котором что-то трепыхалось. — Особа моя её та-а-ак любит… Так что времени у меня, как бы, ну… Его нет, понимаете? А куда, ну, смотреть-то?       Юра не сразу сообразил, о чём идёт речь.       — А вон туда, — он указал пальцем на голубей, клевавших хлеб с канализационного люка. — Новое слово в технологиях, камеры спрятаны в глазах. Обзор на все сто, триста, всех градусов!       — Да-а-а, Лёшка что-то такое говорил. А я думал, он фантази-и-ирует… У него, знаете, фантазия така-а-ая! — Инженер махнул рукой. — Но я птицами не занимаюсь, у меня только, ну, крыски. Так чего, поздравление надо сказать?       — Морзянку расшифровать!       — Ну вы чего, это мороз… морзянщик нужен, а я — химик. Всё, я пошёл, — нерешительно протянул Инженер, прижимая к себе свёрток.       Юра немного разочаровался, но сдаваться не собирался. Хотя бы пару адресочков других сотрудников нужно вытрясти.       — Передача про уровень эрудиции населения, знаете ли. Вот в вашем НИИ кто самый умный?       Инженер тут же приосанился.

***

      — Давай-давай, блин, впитывай! Для суставчиков твоих, нахрен, скрипучих полезно, ю ноу? — Роза протянул ледяную посудину и, откинув волосы с лица, снова скрылся в грудах хлама на балконе. — А, Шершняга, мусор выбрось сначала, а то у нас воняет, блин, какой-то тухлой дичью, я те кричу.       Стараясь не греметь эмалированным лотком и не выронить мусорное ведро, Шершень спускался по лестнице. Дилемма перед ним стояла апокалиптическая: Роза старался-старался, чуть не подрался вчера на рынке, вот только мысли о свиных копытцах напрочь отбивали желание есть холодец. А всё же отправить на помойку кулинарный шедевр рука не поднималась.       — Оп-па, — проскрипел Шершень, увидев на площадке соседа снизу. Решение нарисовалось само собой. — Холодец в-вам. От нас с Розой. — Он потоптался на месте и добавил: — В качестве извинений за шум. Только кастрюльку верните, ю ноу?       — Ну дела-а-а, — протянул очкарик в беретке, взяв лоток. Он приподнял крышку и понюхал. — Это даже лучше, чем заливная рыба! Особа та-а-ак обрадуется…       Сосед скрылся за дверью квартиры, и только тогда Шершень заметил, что тот был не один.       — О, вы-то мне и нужны! — сказал трясогузник с телека так громко, что эхо разнеслось по всему подъезду. Всех бабусек переполошил, наверное. — Есть информация, что на вашу братию объявлена охота.       — В… В каком смысле, блин?       — В городе орудует банда, похищающая музыкантов. — Телевизионщик опирался о стену и как-то тяжело дышал. Точно окисленный. — Всеволод Старозубов уже стал их жертвой.       — Коллапс, блин, — Шершень на всякий случай поднялся на пару ступеней выше. Обещал же Розе от всяческих токсификаций подальше держаться. — Примите глубочайшие…       — По всем приметам вы будете следующими! — добавил трясогузник, сверкнув демоническими глазищами.