[echoes of eternity — aytekin ataş]
Османская Империя.
Эта бессонная ночь была самой ужасной в моей жизни. Я прижимала к груди спящую Махфируз, надеясь, что Аллах услышит меня и заберёт всю её боль, отдав её мне. Вечером, когда сестра ушла на улицу, я рыдала, не сдерживая слёз и крика. Моя жизнь поменялась за один день. После смерти Ахмеда я думала, хуже быть не может. После смерти Хюмы думала также. Но я не представляю, что должно произойти, чтобы мне было больнее, чем сейчас. Умер мой любимый брат, мой отец покинул Эдирне, а я должна пожертвовать самым дорогим — свободой, чтобы спасти сестру от бед и несчастий. Я никогда и ни перед кем не склоняла головы, чётко обозначая личные границы и выбирая то, что по душе мне, а не то, что твердят другие. Свобода была для меня самым важным. Отняв её, забрали часть меня. Меня сломили и приравняли к рабыне, хоть и не говорили об этом напрямую. Единственное, что осталось от той Ханде — это покои и наряды. После часа непрерывных солёных рек, льющихся фонтаном из моих глаз, я успокоилась, взяла себя в руки, отключилась от реального мира. Когда пришла Махфируз, я уговорила её лечь спать. И вот, до утра я сидела полностью опустошённая, мёртвая внутри. Я больше не чувствовала той радости к жизни, не радовалась каждому лучику солнца, не улыбалась всем подряд. Среди мерцающих ярких звёзд и круглой золотистой луны я видела лишь сумрак ночи. Глядя в окно, я не представляла, как в городе бурлит жизнь, не смотрела на весёлых торговцев, продающих что-то людям. Я видела маленьких детей, попрошайничающих у стен зданий, видела тех редких прохожих, падающих наземь от чумы, видела бедность и смерть. Мир больше не играл яркими красками, не возвращал меня вновь и вновь в детство, солнце отвернулось от меня и даже на улице, переполненной людьми, я чувствовала лишь безмерное одиночество. Слова любви больше не значили ничего, а счастье казалось лишь тем, о чём все говорят, но не могут до него дотянуться, как до дальней звезды. Солнце ещё не поднялось над горизонтом, но уже осветило небо, а вскоре, показавшись, своими лучами прошлось по реке, проходящей прямо около дворца. Я аккуратно переложила голову Махфируз с моих рук на подушку, после чего так же тихо и медленно вышла, пытаясь не разбудить девочку. После я отправилась к саду, где мы иногда виделись с Даниэлем и Владом. Выйдя на улицу я почувствовала сильный ветер, пробирающий насквозь. Был только рассвет, но я знала, мои друзья уже не спят. Однако здесь я их точно не увижу. Предусмотрев это, я взяла мешочек с деньгами и отправилась к корпусу янычар. Меня встретил один из воинов встретил меня с лицом, говорящим, что дальше он меня не пропустит. Я положила увесистый мешочек с золотыми ему в руку. — Возьми себе часть, остальное передай Ферит-бею. — Да благословит вас Аллах, госпожа. Не говоря ничего, с таким же каменным лицом я зашла в ворота. Меня встретил полуразлагающийся труп мальчика, висящего на деревянном коле. Первым порывом было отвернуться, закрыть глаза и не смотреть на это, но я продолжала смотреть смерти в лицо. — Что он сделал? — Украл что-то у старшего бея. — Что-то серьёзное? — Нет, кажется, один акче. Я прикрыла рукой рот. Один акче равен жизни семилетнего мальчишки. За эти деньги можно купить десяток яиц, но не убить маленького мальчика! — Это же всего один акче… — Здесь вам не дворец, госпожа. Здесь учатся будущие янычары, воины. Этот мальчишка провинился и послужил для других уроком. Я никогда не спрашивала друзей о том, что делают с ними, было слишком неудобно. Встречались мы только в их выходные или после занятий. Так как Влад и Даниэль были моими друзьями, а первый был принцем, к ним относились лучше. Это то, что они мне сказали. Ветер был таким сильным, что платок чуть не улетел с моей головы в розовое небо, встречающее новый день. Я шла по знакомому корпусу, ступая по песку вперёд. Ветер завывал, проносясь мимо меня, подталкивая вперёд. Я слышала шум в правой стороне и повернула к месту, где тренировались будущие янычары. Влад и Даниэль тоже были там. Отточенные синхронные движения напугали бы любого врага. Ферит-бей ходил с кнутом по периметру и следил за тем, чтобы никто не выбивался. Тучи начали сгущаться, а это значило одно: надвигается ливень. Первая капля упала на щёку, затем на плечо, а после дождь полил, как из ведра. Прогремел гром. Моё платье промокло до нитки почти за десять секунд. Капли воды были настолько частыми, что если посмотреть на последний видный дом на дороге, его трудно будет разглядеть. Лёгкий туман накрыл землю, скрывая даль от чужих глаз. Похолодало. Я стояла, обхватив себя руками, но это не помогало согреться. Влад заметил меня, но ни один мускул на его лице не дрогнул. Он так и продолжал оттачивать приёмы вместе с сотней таких же воинов. Их рубашки промокли, прилипая к мощным телам, но мужчины не переставали тренироваться. Один воин запутался в ногах и еле заметно споткнулся. Ферит-бей тут же оказался около него и ударил плетью по руке. Мужчина стиснул зубы, но не издал ни звука. Я бы уже кричала от боли, но он держался крепко. Это была обычная улица с домами, где жили рабы. Место, где тренировались воины было под открытым небом. Его окружали дома со всех сторон. Рядом было всевозможное оружие, рассчитанное на каждого мужчину. Бей заговорил так, что услышал каждый, так, что камень на камне не остался. — Тренировка окончена. Готовимся к парному бою. Отдых пять минут. Все стали разбредаться по территории. Мои друзья вмиг оказались рядом. Их лица оставались серьёзными, но глаза приобрели какую-то тоску. Я тут же оказалась в объятиях Влада и Даниэля, которые говорили мне что-то успокаивающее, тяжело дыша после изнурительной тренировки. Я отступила на шаг, избавляясь от мужчин. — Не надо. Я пришла сюда, чтобы забыть обо всём, а не проживать это ещё раз. Они понимающе кивнули. — Мы сейчас скорее всего сможем уйти. Нас почти перестали ставить против других — у них слишком мало опыта. — А вместе вас не поставят? — Не должны. — Вы пить хотите? Могу принести. — Нельзя. Запрещено. — Хорошо. — Как ты? — неожиданно спросил Влад. — Мне нужно влюбить в себя того, кого я даже не видела. Мой брат умер… Всё отлично. — Ханде-Хатун! — донёсся до меня громкий голос Ферит-бея. Мужчины встали передо мной, заслонив меня спинами. — Вам запрещено здесь находиться. — Прошу вас, я заплачу сколько хотите. — Нет. — Да я что угодно сделаю, только не выгоняйте меня. Я тут же прикусила язык, поняв, что эти слова могут серьёзно обернуться против меня. — Всё, что угодно, говоришь? — Д-да. — я замкнулась, отчего вызвала смешок у многих воинов, однако под свирепым взглядом бея все замолчали. — Ну что ж, Хатун, если победишь Оздемира в парном бою, — он показал на одного из янычар, — Можешь хоть жить здесь. — повисла тишина. — А теперь провалива… — Я согласна. Я перебила Ферит-бея и обратила на себя всеобщее внимание. Даниэль и Влад начали отговаривать меня и говорить старшему бею, что я пошутила, но я уже не слушала их и вышла вперёд. — Не дури, девчонка, он тебе все косточки переломает. — Вы поставили условие — хорошо. Я его выполню. Думаю, я могу выбрать оружие. — Пусть будет меч. Слышал, ты умеешь с ним обращаться. Как и Оздемир. Я подумала всего секунду. — Хорошо. Мне дали меч прямо в руки. Даниэль и Влад наперебой говорили, как с ним обращаться. Янычар вышел вперёд с мечом. Он покрутил им в воздухе, привыкая к новому оружию. — Может, возьмём сабли? — Не позорь себя! И покажи Хатун, где её место. — Слушаюсь. — Играем до первой царапины. Игра? Вот, как он это называет? Я отошла от соперника на два метра, а воины окружили нас. Уверена, душа человека, стоящего напротив, была такая же чёрная, как и его закрученные усы. — Начали! Мы ходили по кругу, точно, как с Даниэлем. Только теперь я должна была быть аккуратней. Я чуть не поскользнулась на грязи, но вовремя нашла баланс. Оздемир сделал выпад, но я успела увернуться. Меч пролетел в миллиметре от меня. Я замахнулась мечом, но дрожь в коленях из-за холода и дождя меня подвела, и я упустила возможность докоснуться металлом до его кожи. Я уверенней взялась за рукоять и одной рукой подняла меч, вонзившийся в землю. Несмотря на мой провал, мы парировали ещё пару минут, пытаясь докоснуться оружием друг до друга. В толпе кто-то закричал: «Давай уже, Оздемир!» Он отвлёкся, а я замахнулась и ранила бы его, если не меч, оттолкнувший мой со звонким лязгом. Я осталась безоружна, в то время, как мой противник надвигался с жестокостью в глазах, готовясь нанести удар. Я нырнула ему под руку и перекатилась к оружию. Платье вмиг стало грязным, а я проскользила чуть дальше положенного. Моя рука потянулась к рукоятке, но, словно палач, янычар отрезал меня от меча, оставляя беспомощной. Я вскочила, увернувшись от очередного удара. — Ханде, лови! Влад бросил свой меч ко мне, и я его поймала. Теперь наступала я, а беззащитно пятился мужчина. Одним резким ударом я обезоружила Оздемира. Во мне бушевала непонятная ярость. Янычар испуганно смотрел на меня. Я замахнулась мечом и сделала выпад. Но перед тем, как меч оставил глубокую царапину на плече воина, я почувствовала боль в области шеи. Он победил. Ему хватило доли секунды, чтобы достать спрятанный кинжал. Я отошла от него. Я проиграла. Это был удар для меня. Я никогда раньше не проигрывала и не хотела. — Не смотря на проигрыш, хочу сказать, что это было прекрасное зрелище. Не каждый из нас может драться также, как ты. Родилась бы ты мужчиной… Оставим это. Ты хорошо показала себя, а потому можешь посещать корпус янычар. В любой другой момент я бы запрыгала от счастья, но сейчас я лишь сдержанно благодарно кивнула, игнорируя апплодисменты. — Чего расслабились? Продолжаем! — он опять начал раздавать команды. — Но перед этим хочу сказать. Завтра новый султан займёт трон. Каждый здесь должен знать его имя. Султан Мехмед Второй. Сегодня вы должны запомнить всё необходимое. Вы, пусть и рабы, но вы будущие янычары. В честь такого события двое из вас войдут в состав личной гвардии султана. Самые талантливые. Влад и Даниэль. Через две недели должен был состояться поход на мятежников, но они отступили, склонив голову перед новым государем. Слава султану! — Слава султану! — повторили все, в том числе и мои друзья. — Ханде-Хатун, эти двое сегодня не освободятся. Вы можете увидеться послезавтра. — Но… — Прощайте. Он указал на дверь, я коротко поздравила мужчин и скрылась за воротами. Весь оставшийся день я учила танец вместе с наложницами, которых выбрала Валиде. Когда мы закончили, была поздняя ночь, и я уснула, как младенец. Махфируз вновь заснула рядом со мной. Я решила, что должна забыть всех людей, покинувших меня. Теперь их нет в моей жизни. Мёртвые в слезах не нуждаются. Мне стало легче после этого, и я решила, что проснусь на утро другим человеком, забывшим причинённую боль.[invisible scars — aytekin atas]
Так и случилось. Я открыла глаза и не лила слёзы водопадом. Махфируз сонноо потянулась и попросила не будить её. Я вскочила с постели. Дверь позади открылась и на пороге показалась Эсма. — Ох, ты уже проснулась. Одной проблемой меньше. Она протянула мне два платья. — Ты посмотри на них… Одно, белое, надевай сейчас. Лёгкая ткань прикрывала грудь и бёдра, опускаясь до пола. На платье был огромный разрез, зона декольте и оголённый живот. — Ты меня в таком сразу в постель к новому султану отправишь? — Прикуси язык, Хатун. — Извини. — Это самое красивое платье. Его из Греции привезли. — А второе? — В нём будешь танцевать. — Оно такое же открытое? — Нет. Я облегчённо выдохнула. — Ткани там ещё меньше. — Эсма, ты чего? Я, как из борделя выбежала! — Надевай и бегом вниз, дружки твои заждались. Эх, будь моя воля… — Влад и Даниэль здесь? Я побежала к двери, совсем забыв, что на мне почти нет одежды. — Платье я для чего принесла? Переодеться и выходи на улицу, воздухом подыши. Я нацепила на себя полупрозрачную ткань, облегающую грудь и талию. — Помнишь, что говорила? Сейчас замуж не выйдешь — так старой девой и помрёшь. Тебе уже… — Уже шестнадцать, помню. Я ушла. — Как улыбка твоё лицо озаряет… Не плачь больше, у меня сердце разрывается. Я не слушала её и побежала по ступеням вниз через гарем. Наложницы с завистью смотрели на меня, но я не одарила их даже взглядом. — Влад, Даниэль! Влад закружил меня в воздухе и поставил на место, а когда отошёл… — Ханде! — он отвернулся. — Что не так? — Ты забыла переодеться. — Нет, Влад. Даниэль, хватит на меня пялиться! Ты ещё платье для танцев не видел… — Ты будешь танцевать? — его жевалки заиграли, стоило мне только сказать о простом танце. — Да, а что? — Султан же может выбрать тебя для хальвета. И ты не сможешь отказать. — Эсма была бы счастлива, если бы падишах выбрал меня для ночи. — Но ты ведь… — Делаю, что должна ради сестры. — Ты этого хочешь? — Меня никто не спрашивает. — Я спрашиваю. — Я не знаю, ладно? Не знаю. Я запуталась. — Когда это будет? — Сразу после того, как Мехмед предстанет перед воинами. Праздник будет большой. Всё готовились к этому два дня: еда переполняла кухни, а золото текло рекой. — Ты будешь танцевать с наложницами, подумать только… Раньше ты бы ни за что не согласилась. — Времена другие, Влад. Кстати, ты слышал, Санджак-Бей Манисы Искандер здесь. Он богат и красив, как Эсма сказала. Если Мехмед не обратит на меня внимание, ещё не всё упущено. Мы поговорили ещё немного, а потом мужчины ушли обратно. Всё время я была, как на иголках. В своей комнате мне не виделась, и я покинула её, направляясь на балкон, о котором почти никто не знал. Большинство наложниц и жён отца выслали в старый дворец. Это даже чувствовалось — меньше сплетен и интриг витало в воздухе. Стоило мне выйти на балкон, я заметила движение рядом. Инстинкты сработали за меня и я ударила на отмашь, попав по челюсти мужчины. — Кто ты?! Я же тебя убить так могла… — я глубоко дышала, пытаясь унять дрожь в руках. — Ты меня сильно напугал. Красивый мужчина, ровесник Влада, с прямой осанкой и тёмными кудрями ошарашенно смотрел на меня. В его голове наверняка смешались все мысли, потому что он открыл рот и замер в таком положении на пару секунд. — Прошу прощения? — Это я должна извиниться. Налетела тут на тебя… На вас. Простите. Я покраснела и опустила голову, но попыталась скрыть смущение и тут же вздёрнула подбородок. — Вы не здешний. Я вас раньше не встречала во дворце. — Да. Я из Манисы. Я открыла рот, не веря своей удаче. — Так вот, кто вы… Искандер, верно? Я о вас много слышала. — Правда? — он улыбнулся и нагло вскинул брови. — Нет. Но моя служанка упоминала о вас. Он рассмеялся. — Ты единственный живой человек в этом городе. Остальные лишь стараются мне понравится. — Ты? Пусть вы и Санджак-Бей, но даже Паши ко мне на «вы» обращаются. — Как я могу искупить свою вину? — Хм… Придумала. Я буду обращаться к вам также. Тоесть… Буду обращаться к тебе также. — Хитро. Как тебя зовут? — Тебе не обязательно знать моё имя. Может, я скажу. Потом. А теперь мне пора. — Откуда ты? — В каком смысле? — Где ты родилась? В Греции, в Крымском Ханстве, в Персии… — Почему ты так уверен, что я не от сюда? — Наложниц редко берут из столицы и провинций. Обычно из привозят из других стран. Он что, назвал меня наложницей? Какой ужас. Я конечно больше не являлась членом правящей семьи, но чтоб наложница… — Всё в порядке? — Ты слышал, что говорят о новом султане? — перевела тему я. — И что же? — он нахмурился. — Девушки рассказали мне кое-что. Но это секрет. Султан не должен об этом узнать. — О, он не узнает. — Наложницы, которые будут танцевать для него говорили, что он безногий и безглазый, а ещё старый. Но последнее — враньё. А вот то, что он уродлив… — Погоди, безногий? — подавился воздухом Искандер. — Да. Не все такие красивые, как ты. О, Аллах, я сейчас сказала это вслух? Лицо залило краской. — Прекрати смеяться! — Ты назвала меня красивым? — Сказала, не подумав. Я подошла к перилам, ограждающим меня от падения в сад. — Как ты нашёл это место? О нём почти никто не знает. — Теперь знает. — Я надеялась побыть одна, если честно. — Тяжёлый день? — Да. — Я могу уйти, если хочешь. — Нет, я не это имела ввиду. — я развернулась и разрез на платье чуть не сдул ветер. Я успела придержать ткань, не опозорив себя. — Чёрт бы побрал эти наряды! — Так зачем надевать их? — Сегодня ведь праздник. Нужно султану понравиться и всё в таком духе. Все так выряжаются. — По-моему, красивое платье. — Но жутко неудобное. Ты бы видел, как я по ступеням поднимаюсь, со смеху бы умер. — Мне ещё рано умирать, но раз ты настаиваешь… Я засмеялась и облокотилась спиной о перила. — Может, назовёшь своё имя? — После того, как ты достанешь вон ту лозу винограда, — я указала на кисть ягод на самом верху живой изгороди, покрывающей стену. — А пока я буду готовиться к празднику, если ты не против. — Ты будешь там? — Я танцую для султана сегодня. Ещё не знаю, кто там будет, но… — Значит, увидимся на празднике. Я улыбнулась и скрылась за стеной, оставляя Искандера одного. Пусть Мехмед окажется хотя бы наполовину таким красивым, как он. Или как Влад. Один не уступает в привлекательности другому. … Прошло пару часов. Султан уже сказал приветственную речь янычарам, пока я переоделась в более откровенное платье и ждала нужного времени. За окном послышался странный звук. Я подошла к нему. Ничего необычного. Тёмно-синее яркое небо, звёзды и… Рука! Чёрт, кто-то хочет забраться ко мне в комнату! Я посмотрела вниз и увидела чёрные прямые волосы, а затем и голубые глаза Влада. — Непристало принцам так бесцеремонно к Хатун вваливаться. — сказала я, когда он влез в окно целиком. — Второй этаж, шею же свернёшь! — Есть повод. — Ты теперь янычар? — Я теперь янычар! Он хотел обнять меня, но заметил, что на мне стало ещё меньше одежды и не сделал то, что хотел, смущённо отведя глаза. — А завтра я снова загляну в это окно и увижу тебя голой? — Если хочешь увидеть меня без одежды, только скажи. — я открыла рот и подмигнула, а потом мы оба подавились смехом. — У меня ещё одна хорошая новость. — Слушаю, мой принц. — Мне разрешено посещать все праздники и дворец без разрешения. Кто-то заметил мой титул и доложил Мехмеду. — Постыдился бы! Он Султан, а не Мехмед. — Он сам разрешил мне так его называть. Он выпучил грудь и поднял голову, ожидая восхищения. — Сам Султан? Ты видел султана? Да ты везунчик! Ну конечно видел. Всё янычары видели… — Теперь я смогу следить за тем, чтобы твоя честь осталась незапятнанной. — Влад… — Клянусь, я заберу тебя как только меня отпустят на родину. Тебе не придётся выходить замуж по расчёту. — Дело не только в этом. — За сестру волнуешься? Мы и её заберём. И Эсму-Хатун. И всех, кого пожелаешь. — Влад, меня очень многое связывает с этой страной, с этим дворцом. Я не смогу всё так бросить, как бы ни хотела. Он опустил голову и уставился в пол. Я подошла к нему и обняла крепко-крепко. — Не расстраивайся. Так будет лучше. Он набрал в лёгкие воздух, готовясь начать высказывать всё, что думает. — Помнишь, ты сказала не вестись на глазки Фатьмы? Так я послушал. Ни на шаг к ней не подошёл. Говорила перестать противиться здешним правилам? Я перестал. Сказала принять вашу веру, как приказал Ферит-бей? Я принял. Почему же ты меня не слушаешь? Почему ты такая упрямая? — Тут другое. Я понимаю тебя, но против себя не могу пойти. Я обнимала его и гладила по голове, будто успокаивая. Я не чувствовала себя взрослой, успокаивающей ребёнка, наоборот, я была ребёнком, ищущим защиту, которую давал мне Влад. — Я люблю тебя. Ты самый прекрасный друг. — Я тоже тебя люблю, Ханде. В этом не было ничего такого, обычное признание в дружеской любви, но я на секунду почувствовала, что это нечто большее, чем дружба. Что за мысли? Это наряд на меня так дурно влияет. — Кстати, на счёт Фатьмы. Кажется, она так и не найдёт себе мужа. — Ты так уверена в этом? — Ей двадцать семь! Она уже женщина, а мужа нет. Через ещё три года она уже будет старухой считаться. Не хотелось бы такой судьбы. — Узнаю Ханде. Каждую секунду верит в любовь с первого взгляда и во всепоглощающую любовь! — он раскинул руки и повысил голос, улыбаясь. — Тише ты! Услышат ведь. — Ты всегда такой была? — В детстве мне было не до этого. Все девочки мечтали о любви, а я училась и тренировалась. Но меня окружала любовь: Хюмы и брата ко мне, служанок к неизвестным, о которых они говорили часами… Я росла в любви и заботе и сама стала верить в неё. — Слышал бы Даниэль тебя сейчас. — Он постоянно смеётся надо мной, если я проявляю чувства и наивность. Это нечестно! За дверью раздался шум. — Быстрей! Уходи! — зашептала я. Влад быстро перелез через окно и успел зацепиться руками, прежде чем упасть. — Ханде, ты всё ещё здесь? — Эсма… — я выдохнула. Голова Влада показалась в окне с идиотской улыбкой. — И ты здесь! Никак не отвяжитесь от бедной девочки. Давай, иди, иди. А ты уже должна была выйти. Я подбежала к окну и перегнулась через него. — Пока. Я чмокнула его в щёку и выбежала из комнаты, не успев увидеть его круглые глаза. Пройдя мимо гарема, я словила восхищённые и завистливые взгляды. Моё платье переливалось на свету. Не знаю, можно ли назвать это платьем, скорее топ и юбка. Я выделялась среди наложниц, а потому наряд был красным, в то время, как у остальных он был белым. Зона декольте у меня почти всегда была закрыта, а сейчас грудь оголялась почти наполовину. Я на секунду вспомнила, как я с друзьями плавала в озере и ездила на лошадях. Вот бы вернуться в то беспечное время… — Ханде-Хатун. — меня позвала коренастая женщина со скрюченным носом и загорелой кожей. — Меня послала Нилюфер Гюльбахар-Хатун. — сказала она грубым голосом. — Валиде? — Да. Она ожидает от тебя покорности и уважения. И надеется, что ты сможешь покорить сердце нашего Султана. Она с гордым видом протянула мне ожерелье из бриллиантов. От такой красоты я замерла и не сразу приняла подарок. Я поклонилась, опустив голову, чтобы скрыть улыбку. — Передайте Валиде мою благодарность и восхищение. Это изумительное ожерелье. Я закрепила его на своей шее. — Надеюсь ты выкажешь должное уважение Валиде и не станешь помогать в коварных планах Хунди. — Хунди-Хатун? — Да. — она ядовито прыснула это слово. — Она замышляет что-то против Султана? — Скорее против Валиде. Разрешили ей, видите ли во дворце остаться, так уже правила свои диктует. Девушки её любят. Но ты должна понимать, кому принадлежит власть. — Я не подведу, Фахрие-Хатун. Её имя уже всё знали, хоть она и провела совсем недолго в гареме. — Надеюсь, девочка. И Валиде на тебя большие надежды возлагает. Женщина ушла с такой же поднятой головой и грубоватым видом. А я подошла к наложницам, танцующим вместе со мной. Мы встали около зала, где сидел султан. Нас отделяла прозрачная ткань, сквозь которую можно было слышать музыку и разговоры господ. Влад тоже должен быть там. Музыка резко изменилась, а значит пора идти. Сейчас я увижу султана.Ад.
Я сидела у постели тёти до глубокой ночи. Асмодей был рядом. Он не хотел мучить меня расспросами, но изредка бросал взволнованный взгляд в мою сторону. Смерть будто насмехается надо мной, принося всё больше жертв. Неужели все они связаны со мной? На стене кровью было написано моё имя и то, что я ошиблась. Это могло значить только одно — в смерти тёти не было вины Драгомира. Я закрыла руками лицо, представляя, что было, если бы мы не успели. Заклинание заставило кровь остановиться, но это было ненадолго. Тётя появилась в нашей жизни совсем недавно, после смерти Цереры, но я всегда ощущала её присутствие. Иногда мне казалось, что она смотрит на меня из-за окна. Я представляла её совсем не такой, какой она была. Такими же остались только ярко-зелёные глаза и седые волосы. Асмодей свёл брови и о чем-то думал, не сводя глаз с тёти. Мы были одни в комнате. Врач не разрешил находиться здесь толпе. Я чувствовала себя максимально неловко после поцелуя и ни разу не посмотрела на демона. Молчание было слишком долгим, и мужчина устал его хранить. — В Аду говорят, что у вас, ангелов, есть некто, соединяющий в себе семь добродетелей. Это правда? — Любовь, доброта, щедрость, усердие, целомудрие, мужество и смирение. Семь смертных грехов и семь добродетелей. Все они в одном ангеле. Но это всего лишь старая легенда о ребёнке ангела и демона, которое послужит началом Великой войны и завершит её. — Дети ангелов и демонов не выживают. — Один выжил, будут и другие. — И кто это? — Кто-то из моих дальних предков. Я рассказывала. — Раз так, почему ты не считаешь себя этим воплощением добра и зла? — Во-первых, это легенда, а во-вторых, у того «избранного» должны проявиться способности. У меня из способностей максимум слишком реалистичные сны. Асмодей перестал дышать. — Сны, говоришь? — Да. Ну бывало, они как-то связывались с реальностью, например, когда я болела. Царапины оставались, предметы находились, но это совпадение, которое нельзя считать реальностью. — И давно у тебя так? — Может быть, два года или год, а что? — Арес видел вещие сны. — У меня нет такого. Просто совпадения. Мы замолчали, остановившись на моей гневной ноте. Я стыдливо отвернулась и спрятала глаза в пол. Какая-то непонятная сила тянула меня к этому демону. Когда я была не с ним, то постоянно тосковала по нему, а когда он был рядом, порой я забывала, как дышать. Мой разум не работал, а тело влекло к исчадию Ада. Мне хотелось ощутить его жадные губы на своих, а когда я это получала, хотелось большего. Моё воображение рисовало нас в разных местах и позах, отчего лицо покрывалось плотным слоем алой краски. Всё напоминало мне о нём, а я начинала понимать ту неизбежную истину: я влюблена. Я это поняла пару дней назад, но, не найдя взаимности в его холодных, как сталь глазах, решительность мгновенно покинули меня, оставляя место горечи. Я не хотела отпускать Асмодея из своего вида, не могла терпеть его отношение к Бейзе, не хотела даже представлять, что он чувствует что-то к другим девушкам. Самым больным была правда. Я ему не нужна, и он ничего мне не обещал. В двери настойчиво постучали. — Я узнаю, кто там. Выйдя из комнаты, я увидела напуганную Бейзу. В её глазах застыл животный ужас, а слёзы текли ручьём. — Что случилось? — Асмодей там? — Да. Что стряслось? Расскажи мне, я помогу, чем смогу. — Возможно, тебя это тоже касается, но… Она заплакала ещё сильнее. — Пойдём на воздух. — Нет, я в порядке. — Ты не выглядишь так. — Ты говорила с Рафаэлем после той ночи? — Нет. — Его убили. — Опять убийство? Очередная смерть. Да за мной идёт кровавый след, с кем только я не знакома, всё умирают. Я удивилась, с каким равнодушием отнеслась к такому. — Его сильно избили перед тем, как убить. Кто-то его правда ненавидел. — Кого подозревают? — Последние, с кем он ссорился — это ты и Асмодей. Но я не верю, что кто-то из вас мог это сделать. Вы были вместе тогда. — Когда это произошло? — Днём. Вы сидели всю ночь с Малитией, а потом вместе ушли. Понятное дело, спать тоже нужно. Потом к тебе прилетел Израэль, но к тому времени Асмодей был у себя. Ты сама с ним виделась. — Больше никто не мог делать зла Рафаэлю? — Подозревают его слугу. Над ним уже ведётся суд. — она всхлипнула. — Что было после того, как мы с Мали ушли? — Асмодей взбесился и начал наезжать на Рафаэля. Они чуть не подрались, а после он ушёл. Я вспомнила события прошлого дня. Ранним утром мы ушли от Мали и распрощались до вечера. Что делал он, когда меня не было? — Бейза, мне правда очень жаль. Я пойду, расскажу Асмодею. Только я развернулась, меня остановил голос блондинки. — Тебе жаль? — А тебя это смущает? — Я ведь всё делаю, чтобы вернуть Асмодея, а ты жалеешь меня? — Я потеряла не одного близкого ангела. Твои чувства мне понятны. И да, мне правда жаль. Это ужасно, но ты справишься. — Ты не ревнуешь? Да что с тобой не так? — Если бы я ревновала к каждой девушке, Асмодей бы меня так не любил. Враньё. Внутри меня всё закипало от ревности. Я готова была ударить её, если она ещё раз заявит, что-то про моего демона, поэтому я ушла, натянув улыбку до ушей. В моей голове до сих пор оставался один единственный вопрос. Что делал Асмодей целый день? Вот я уже в комнате, где лежит тётя без сознания, стою прямо напротив него и смотрю с подозрением сверху вниз. — Что не так, ангел? — Что ты делал вчера? — Тебя не касается. — Что. Ты. Делал. Вчера. — Раз ты не расслышала, повторю почётче. Тебя это не касается. — проговорил он с паузами каждое слово. — Ты видел Рафаэля? — Нет. Мы не общались с того дня. — Ты мне не врёшь? Не смотря на его вспыльчивость, лицо оставалось спокойным и честным. Я уже не знала, когда он говорит правду, а когда ложь. Это сводило с ума. «Демонам нельзя верить» — твердила мне тётя с самого детства. Проклятые на жизнь в преисподне, они особо пылко ненавидят ангелов, будь они на небесах или под землёй. Никто из них не имеет хороших качеств. Каждый лжёт, когда только предоставляется возможность. Эти существа объединились с нечестью и назвали себя одним народом, будь то ангелоподобный или монстр с козлиной головой. Жестокие, не способные на любовь и другие чувства, кроме ненависти и жажды мести, они не упустят ни одного шанса досадить вам. «Потомки Люцифера», как называют падших ангелов и их детей, прекрасны, как самый изумительный цветок среди суровых скал, живущий в ужасном мире, но сияющий ярче звезды. Их красота заставляет опуститься в бездну греха, оказываясь в плену у красных глаз и идеального тела, превосходящего по красоте любого ангела. Однако за несравненными чертами ангельского лица скрывается дьявольское нутро. Коварные, жестокие, алчные, завистливые они захотят завладеть душой чистого создания божьего. Все учения тёти разом всплыли в голове. Я задала вопрос ещё раз. — Ты мне не врёшь? — С чего бы? — Ты демон. Вы все всегда лжёте, придумываете уловки! Даже если ты дашь мне своё слово, что говоришь правду, чего оно будет стоить? — Ты права. Я демон. Лживый, бесчестный и опасный. — он встал с кресла и подошёл ко мне вплотную. Я отступила на шаг, а затем ещё на один. Демон всё приближался, пока я не упёрлась спиной в стену. — Опасный. Ты поняла? Я могу убить тебя щелчком пальца, могу сжечь тебя изнутри. Почему ты меня не боишься? — Ты не причинишь мне вреда. — С чего такая уверенность? — Просто знаю. — Просто знаю? Он схватил меня за горло своей пламенной рукой, одним этим движением вселяя ужас и страх. Мужчина не делал мне больно, не заставлял задыхаться, но я знала, ему не потребуется и секунды, чтобы свернуть мне шею. Раздражённые глаза горели красным огнём, готовым пожирать всё на своём пути, в том числе и меня. Его злость питала этот мир, наполняя одними гадкими чувствами, каждый сантиметр этого тёмного, мрачного дворца, возвышающемся на пепелище. Асмодей склонился надо мной, однако чувство тревоги отступило, стоило только его лицу оказаться прямо напротив моего. Наши взгляды встретились и, клянусь я увидела неестественный блеск в его зрачках. Брови, сведённые вместе вмиг расправились, а его взгляд стал похож на взгляд зайчонка, с болью смотрящим на смерть матери. Я уверена, что выглядела также, даже хуже. Наше дыхание стало тяжёлым и прерывистым, а кислород будто исчез вовсе. Пару секунд мы заглядывали в бездну глаз друг друга, пробираясь в глубины души. Рука демона по-прежнему покоилась на моей шее, заставляя кожу под ней гореть от желания. Я еле сдерживала себя, чтобы не поцеловать демона рядом с чуть не умершей тётей. Мысли разбросались по разным частям моей головы, не концентрируясь ни на чём, кроме демона. Он заполнил собой всё пространство, заставляя меня забыть о существующем. Это нездоровое влечение в моей голове порой находило объяснение действия любовного зелья или заклинания, но сейчас всё было реально. Эта связь между нами была с первого взгляда, с первого прикосновения. Я неустанно путала её с ненавистью, но за последнее время я начала осознавать, что моё презрение к демону лишь скрывало всепоглощающую любовь, от которой я бы не убежала, как бы не старалась. Это была яма, болото, затягивающее всё глубже вниз, навстречу чувствам, которое так прятало моё сердце тысячи лет, лишь дважды проявляя какую-то увлечённость. Мы стояли, отчаянно борясь с желанием не впиться друг другу в губы и прервать это ожидание неизбежного. Время тянулось дольше обычного втрое. Рядом с ним всё было по-другому. Время, восприятие реальности, чувства, мировоззрение, да всё вокруг искажалось. Я смотрела на Асмодея, вглядываясь в серые глаза, резко потерявшие красный окрас, а он глядел на меня. Впервые я видела его таким уязвимым. Его губы потянулись к моим, медленно, почти не меняя положения, а когда наши уста разделяли миллиметры, он, будто обжёгшись, отпрянул, оторвал руку от моей шеи и, посмотрев на меня ещё раз с разрывающей, пронзительной болью в глазах, быстро ушёл, захлопнув дверь. Я застыла от шока и обиды, но спустя минуту плюнула на свою гордость, пробежавшись по ней, как по полу, который поскрипывал от моих быстрых ног, несущихся за Асмодеем. Я увидела его только у своей комнаты, закрывающего дверь. — Стой… Стой! Но поздно. Только я подбежала к дубовой преграде, как раздался щелчок, не дающий мне пройти дальше. Замок повернулся несколько раз, а затем за дверью всё затихло. Я осела на пол, оперевшись о дверь, тяжело дыша после бега. Тихие всхлипы раздавались медленно, затем чаще и чаще. Воздух окончательно перестал существовать для меня. Я уже задыхалась от слёз, которые душили меня. — За что ты так? — сказала я сквозь плач не громко, но зная, что мужчина меня услышит. — Зачем ты меня мучаешь? Почему не оставишь в покое? Как же низко я опустилась… Это больше не я. Это другой, неизвестный мне человек. Прежней меня больше не существует, она исчезла, а виновен в этом демон с глазами холоднее самого чистого льда. Сидя вот так перед ним, оголяя душу и сердце, я закрывала свою гордость и честь. Никогда раньше я не могла подумать, что буду вот так сидеть перед демоном и даже ангелом на коленях, победив высокомерие и гордыню. Моих чувств порой не видел даже Израэль, а он знал обо мне всё. — Поговори со мной, прошу, скажи хоть слово. Но в ответ мне доносилась тишина. Одна лишь тишина. Я знала что он там, чувствовала это, но не имела возможности увидеть или услышать демона. — Асмодей, пожалуйста… Всё то же молчание. Ни одного слова. — Уходи. Слух резануло это слово. Я почувствовала удар в самое сердце, но не сдвинулась с места ни на шаг. — Я буду сидеть здесь, пока ты не откроешь. Пожалуйста… Открой мне, мы поговорим, только поговорим. Скажи мне, что ничего не чувствуешь ко мне, что между нами ничего нет, и я уйду. Тишина впервые была для меня не необходимостью и благословением, а самым жестоким наказанием из всех возможных. Тихие всхлипы проносились у моих ушей и таяли в воздухе, едва доходя до древесины за моей спиной. Сейчас хотелось перемотать свою жизнь на месяц назад, чтобы не дать себе совершить ту ошибку, не стать женой Асмодея и не полюбить демона всем своим сердцем.Асмодей.
Мне внушали, что любовь — это слабость, с помощью которой сильные управляют слабыми. В моём мире это чувство было грехом. Я часто встречал влюблённых ангелов, демонов и людей, но всегда презирал этих глупцов, связавших себя и посвятившим свою жизнь другому. Любовь была для меня недопустимой, а потому я и выбрал Бейзу. Она идеальна, как жена и к ней у меня нет никаких чувств. Когда я встретил Ангела, мир начал меняться со скоростью света, а у меня появились совершенно незнакомые, далёкие чувства, будто мой разум и ощущения больше не принадлежат мне. Мне нельзя было любить. Нельзя было любить её. Но у меня плохо получалось. После всего, что я натворил, мне нельзя быть рядом с ней. Я убивал, обманывал, манипулировал… Я был злом во плоти, а она не могла быть с таким чудовищем, как я. Если она узнает всю правду, сама сбежит от меня. Рафаэль был моим другом. Вместе мы росли, учились, шутили… Но это в прошлом. Пусть это я начал спор, но Рафаэль не остановился. Он пытался увести моего ангела, я чувствовал, научился читать его, как открытую книгу за тысячи лет. Когда брюнетка с сестрой ушла, Рафаэль решил пошутить и сказал, что он бы с радостью повторил спор. Мне это не понравилось. Рафаэль не слушал меня и продолжил шутить, а гнев внутри меня всё нарастал. И я не выдержал. То, что случилось месяц назад, повторилось. Я сорвался. Удар по челюсти был неожиданным для него, он буквально застыл от шока. От драки меня останавливала только Бейза. И я ушёл. Через десять минут, когда я успокоился, пришёл к Рафаэлю, чтобы обсудить вчерашнее и поставить рамки. Он не имел права трогать мою Амарэ. Но я стал невольным свидетелем его разговора с Бейзой. — А ведь она всё равно будет моей. — Завтра вечером я введу Асмодея, а ты можешь остаться с ней. Так уж вышло, что друзья предают. Я знал это ещё с детства, отец твердил, что никому нельзя доверять, ни друзьям, ни врагам. Дети бывают жестокими. Я это знал на собственном примере. Однако я отомстил каждому. После этого со мной остались только Рафаэль и Бейза, но я всегда понимал, что они в любой момент могут уйти из моей жизни. И вот, на следущий день я пришёл к своему «другу». Перед глазами маячил образ Ангела и те его слова, не выходившие из головы. Перед его смертью он молил о пощаде, просил прекратить, а я хладнокровно выпотрошил его от рёбер до бедра. Тогда я потерял голову, дикое желание крови толкало на ужасные поступки. Я убивал до этого лишь по необходимости, но сейчас было по-другому. Я не знал, почему стал таким собственником. Хоть я никогда не отличался уступками, тут всё было иначе. Когда избитый мёртвый Рафаэль лежал у моих ног, я на секунду опомнился, разум будто твердил: «Ты не хотел этого. Это не ты.» И я знал это, но чувства вмиг затуманили мой разум, и гнев и что-то ещё заполнили меня вновь. Я видел перед собой голубые глаза с собравшимися в уголках каплями слёз, хотел отомстить каждому за боль, которую эти чудовища причинили ей, но главным чудовищем был я. Клинок остановился у моей шеи. Я сжал рукоятку и надавил на горло. Потом кинжал, испачканный в крови моего друга упал со звоном. Я испугался себя, того на что способен. И ведь это всё из-за неё… Из-за брюнетки с ужасным нравом. Это то, что случилось той ночью. Я ничуть не жалею о случившемся. Теперь же Амарэ плачет за моей дверью, а я держусь за голову обеими руками, отойдя от входа на пару метров. Всё стало слишком сложно. Я чувствовал не любовь, а маниакальную зависимость, заставляющую идти на ужасные поступки. Это напомнило мне рассказ отца о матери Ангела, то, как он убил её отца, и я подумал, что мне передались не лучшие отцовские качества. — Асмодей, пожалуйста… — Уходи. Я совсем не хотел, чтобы она уходила, хотел быть рядом и зарыться пальцами в копну её волос и никогда не отпускать. Амарэ стала для меня кислородом, который отобрали и перед смертью отдали обратно. Без неё невозможно было дышать, а все мысли были заняты ей одной. — Я буду сидеть здесь, пока ты не откроешь. Пожалуйста… Открой мне, мы поговорим, только поговорим. Скажи мне, что ничего не чувствуешь ко мне, что между нами ничего нет, и я уйду. Не уходи, останься, будь со мной. Это я хотел сказать. Ноги сами вели меня к той двери. Я хотел видеть её, прикоснуться к ней и обнять. Весь мил стал серым без неё. Каждая вещь, приносящая мне радость больше не имела значения, всё потускнело и ничего не хотелось. Раньше я был другим. Теперь же поменялось всё. Среди серых красок был один лучик света, пробивающийся через хлам заброшенной души. Им был ангел, сошедший с небес и спустившийся в горящую бездну смерти, где правил мой жестокий отец, ангел, спустившийся в мой мир, осветив его одним своим пребыванием. Я слышал её всхлипы, чувствовал боль не меньшую, чем то, что ощущала она. Амарэ разбивала моё сердце о каменный пол, потом бережливо поднимала кусочки, собирала воедино, скрепляя их вместе, чтобы потом снова разбить. Любовь не делала мой мир счастливее, как вещают все романтики, писатели, поэты… Осознавание того, что я могу любить и быть любимым приносило мне боль. Я боялся любых её проявлений. Маленький росточек, прорастающий в пепле надежд, мечт и привязанностей грубо раздавливался отцовскими кулаками. То, что я чувствовал было невыносимым. Я стоял у двери, держась за ручку. Тело не слушалось меня, разум отключился и мог показывать одну лишь девушку, чьё присутствие было для меня, как глоток свежего воздуха.Ариана
[cornfield chase — dorian marco]
Щелчок. Дверь открылась. Я вскочила со своего прежнего места и отошла на метр от двери, медленно открывающейся. Я вижу лицо Асмодея, его душераздирающий взгляд, смотрящий на меня, пробирающий до костей. Наши глаза встретились сразу же, а через секунду мы уже двинулись друг другу навстречу с огромным желанием и вихрем эмоций внизу живота. Наши губы встретились, мозг перестал работать, чувства обострились, перед глазами была темнота, отчего прикосновения были более ощутимыми. Этот порыв страсти невозможно было остановить, а я и не хотела. Этот жадный поцелуй был ответом на многие мои вопросы, он заменил тысячи слов. Всё вокруг сжалась до малюсенького пространства, окружающего нас. Были только мы и никого больше. У меня не было чувства одиночества, я была с тем, кого люблю, отдавшись ему целиком. В глубине души я понимала, что мы не можем быть вместе, есть слишком много всего, что не дало бы нам счастливо жить, но сейчас мне было плевать на это. Я люблю тебя, мой принц Ада и буду любить вечно. Пока я жива, мои мысли будут лишь о тебе, и даже после смерти моё сердце будет отдано тебе единственному. Слуги, другие демоны исчезли, испарились, превратились в пепел, развеявшейся по ветру. Вокруг нас кипела жизнь: люди влюблялись, ненавидели, умирали, рождались, терпели неудачи, становились успешными, ссорились, мирились, но нам не было дела. В нашем маленьком мире не было никого кроме нас. Творец вспомнил про своих порочных детей, жаждущих любви и счастья, одарил их надеждой и избавил от слёз и страданий. Беды и несчастья были неотделимой частью меня, затягивая в тягучую бездну отчаяния. Однако теперь в этом болоте, почти поглотившей меня, появилась надёжная рука, дарующая спасение, о котором я и вспоминать боялась — таким болезненным оно мне казалось. Чем дольше я нежилась в лучах солнца, неожиданно согревшего меня, тем страшнее и ужаснее была правда. Я ангел, а он демон, мы из разных миров. Те, кто близок мне ненавидят Асмодея, те кто близки Асмодею ненавидят меня. Смерть ходит за мной по пятам, убивая каждого дорогого мне ангела или демона. Пока убийца не найден, мне нужно подозревать всех, а я вместо этого так беспечно отдаюсь демону. Я, сжав всю свою силу воли в кулак, прервала поцелуй и отошла на полшага от него. — Мы не можем быть вместе, ты должен это понимать. Просто скажи, что ничего ко мне не чувствуешь, и я уйду. Ты будешь с Бейзой, я буду Богиней Мироздания. Всё, как мы и хотели. — Ты мне безразлична, Амарэ. Я опустила глаза и поджала губы. — Я всё понимаю. Прости. — Я могу так сказать, но тогда я солгу. Асмодей положил руку на мою щёку и поцеловал, на этот раз нежно, боясь причинить мне вред. Что же это всё значит для нас? Что теперь с нами будет?