Game on

Хлопнув дверью изо всех сил, так, что хлипкое стекло задребезжало, грозя осыпаться на осколки, Ватсон выскочила из тамбура и бросилась вперед, не разбирая дороги. Пол вагона плавно качался под ее судорожными шагами, колеса мерно стучали, ни на такт не сбиваясь со своего единообразного ритма. Прохладный ветер близящегося вечера задувал из приоткрытых окон и хлестал по разгоряченным щекам. Насмешливое лицо Шерлока Холмса еще стояло перед глазами гриффиндорки, когда она, наконец, замедлила шаг, осознав, что промчалась через весь вагон и даже не заметила, как проскочила свое купе. Тяжело дыша, она замерла у окна, опершись локтями о подоконник, и подставила лицо прохладным воздушным струйкам. Мысли плясали и путались. Какое-то время Джейн стояла так, все еще ощущая пульсирующую в венах ярость, заставляющую ладони сжиматься в кулаки, а ногти болезненно впиваться в кожу. Дождавшись, пока сердце перестанет колотиться так бешено и гневно, а дыхание придет в норму, она заставила себя не думать о произошедшем. Все это было настолько глупо, что Джейн невольно усмехнулась, ощущая горечь усмешки на языке. Ей казалось, что она давно сумела побороть свою обиду и разочарование. Что она давно успокоилась, и что все это уже давно перестало задевать ее. Вот только оказалось достаточно одной единственной фразы от практически незнакомца, чтобы порушить этот глупый зыбкий самообман. Вот так легко и просто Шерлок Холмс вскрыл едва затянувшуюся рану и вернул назад все то, что болело так долго. Как будто он сделал это нарочно, будто точно знал, куда бить больнее. Шерлок Холмс имел репутацию проницательного и меткого в своей наблюдательности человека. Джейн с ним не общалась — они лишь виделись на общих парах, однако и этого было достаточно, чтобы подметить точность закрепившегося за ним образа. Впрочем, до этого ей лишь случалось наблюдать со стороны то, как легко Холмс мог читать других, подобно открытой книге, но никогда прежде не думала, что однажды и сама станет его жертвой. В конце концов они вряд ли обменялись хотя бы одной фразой за все шесть лет в Хогвартсе, и у нее были все шансы сохранить тенденцию и в этом году и ни разу не пересечь с ним пути. До этого самого дня, когда удача изменила ей. Джейн судорожно вдохнула, а затем медленно выдохнула. Проделав это еще с десяток раз, она наконец почувствовала себя достаточно спокойной, чтобы вернуться к друзьям. Быстро пригладив растрепавшиеся от бега волосы, она зашла в свое купе, изо всех сил стараясь выглядеть как ни в чем ни бывало. — Вот ты где! — стоило ей войти в купе, как две пары глаз воззрились на нее, и приветственный возглас лучшей подруги не заставил себя ждать. — Мы уж хотели идти искать тебя. Джейн выдавила улыбку и небрежно плюхнулась на сидение рядом с Мэри. — Я просто хотела еще шоколада. Вот только не нашла продавщицу с тележкой. Мэри Морстен одарила Джейн внимательным взглядом, и на миг Ватсон ощутила себя так, словно ее просвечивают рентгеном — так, будто ее видят насквозь и ничего нельзя скрыть, но затем Мэри понимающе улыбнулась и перевела взгляд. — Жаль. Я бы тоже не отказалась от еще одной шоколадной лягушки. — Как будто ты мало съела, — саркастично произнес Грег Лестрейд и обвел руками сидения, засыпанные пустыми обертками от сладостей. — Я же не ради шоколада! — возмутилась Мэри, — Мне не хватает Рона Уизли, чтоб собрать всю коллекцию карточек. — Ну да, ну да, — усмехнулась Джейн, — Оправдывайся. — Эй, — Мэри пихнула подругу в плечо, стараясь сохранять серьезное выражение лица, но затем не выдержала и рассмеялась. Джейн и Грег вторили ей — настолько заразителен был ее смех. Голос ее звучал хрипловато и одновременно мелодично — парадокс, свойственный лишь одной единственной Мэри Морстен. Она сама вся состояла из противоречий — так было с самого первого дня, когда Джейн впервые встретила ее на платформе 9 и ¾ первого сентября шесть далеких лет назад. То был странный день. Порой, когда Джейн пыталась припомнить его в деталях, он казался сном или вымыслом, плодом разгоряченного воображения, выдумавшего волшебную сказку и принесенное совой приглашение в новый чудесный мир. И даже сейчас, спустя долгих и стремительных шесть лет, проведенных в мире волшебников, все это иногда казалось нереальным — лишь причудой фантазии, стремящейся вырваться за рамки привычного обыденного болезненного и горького мира. Но Мэри Морстен всегда была самым реальным, что когда-либо существовало в жизни Джейн. Даже тогда, в суете и суматохе платформы, стоило Мэри улыбнуться и протянуть свою тонкую шершавую ладонь, Джейн знала, что какие бы безумия ни ожидали впереди, она никогда не будет по-настоящему потеряна, до тех пор, пока Мэри рядом. Вот и сейчас, стоило Морстен оказаться рядом, как горячий клубок злости и обиды, все еще рвущийся наружу где-то в груди, несмотря на все попытки успокоиться, постепенно отступил и растворился. Джейн глубоко вдохнула и улыбнулась, на этот раз по-настоящему, отставив все притворство. — Что ж, надеюсь, вы тут без меня не скучали. — Да мы сами только пришли с собрания, — ответил Грег, — Ты представляешь, мы сможем снимать баллы с нарушителей! Только подумай, сколько всего мы сможем сделать! — Да ну, профессора всегда смогут отметить наши санкции, — зевнула Мэри, — А еще придется дежурить по ночам. Тоже мне, привилегии. — Да при чем тут привилегии! — с жаром воскликнул Грег, — Раньше ведь как было — пытаешься навести порядок, а потом тебе же и влетает. А сейчас нас будут слушаться! — В этом и смысл привилегий, — парировала Мэри, — Иметь власть устанавливать свои порядки и наказывать тех, кто ослушается. Только власть-то сомнительная — по факту придется делать кучу всего, а любые наши санкции всегда смогут оспорить. — Только если мы ими злоупотребим, — заспорил Грег, — Мы же будем нести справедливость во имя порядка и правил Хогвартса. — Ну да, — усмехнулась Морстен, — Дело, конечно, только в порядке, а не в возможности наказывать зарвавшихся слизеринских задир. — Дело не во власти ради власти, — возразил Грег, все больше распаляясь, — А в том, чтобы в Хогвартсе царил порядок и мир. Голоса друзей звучали все громче и громче, перерастая в какой-то громкий неразборчивый шум в ушах Джейн. Она отклонилась на спинку сидения, с улыбкой наблюдая за ожесточенным спором друзей, но не слыша из него более ни слова. «Шесть лет», — подумалось ей, — «Шесть лет. А эти двое не изменились ни на йоту». Все те же увлеченные споры ни о чем, те же баталии и перебранки, неизменно заканчивающиеся ничем, ибо обе стороны слишком упрямы, чтобы суметь переспорить друг друга. В этом и была суть их дружбы — ожесточенные споры, жаркие баталии и громкий смех — оба такие разные, и слишком похожи, чтобы это признать. Джейн же всегда выпадала роль миротворца. За редкими случаями, когда она сама увлекалась спором слишком сильно, чтобы остановиться. Сейчас же ей вовсе не хотелось вмешиваться. Джейн откинулась на спинку сидения и потянулась, внезапно ощутив смертельную усталость. Первое сентября каждый год оказывалось переполненным событиями и ощущениями, и каждый раз Джейн лишь хотелось, чтобы день поскорее подошел к концу. Даже сейчас, несмотря на радость воссоединения с друзьями после долгого утомительного лета, ей хотелось лишь оказаться в своей постели в гриффиндорской башне, закрыть глаза и не думать более ни о чем. Она позволила себе отстраниться от реальности и вместо этого принялась бездумно разглядывать друзей сквозь пляшущее на полуприкрытых ресницах закатное солнце. Золотисто-алые лучи, доносящиеся сквозь туманную облачную дымку, путались в коротких неровных прядях прически Мэри, подсвечивая их выбеленный тусклый блонд оттенками розового и золотого. Мэри всегда стриглась коротко и нарочито небрежно — но каким-то удивительным образом это лишь добавляло ей обаяния и харизмы. Еще Мэри практически никогда не расставалась со своими любимыми свитерами оверсайз — даже когда того требовал школьный дресскод. Вот и сейчас, несмотря на еще царящее последнее летнее тепло, Мэри куталась в широкий свитер крупной вязки, пряча в растянутых рукавах ладони, обхватывающие дымящуюся жестяную кружку, и без всякого зазрения совести скрестив ноги в пыльных белых кроссовках прямо на сиденье. Каким-то образом из них троих именно Морстен умудрялась производить впечатление маглорожденной несмотря на то, что таковой не являлась. Наверное, именно этим Мэри когда-то и привлекла внимание Джейн — далеким сентябрьским днем, когда привычный мир рушился и трещал по швам, а новый зачаровывал и пугал, и выбивал землю из-под ног, и хотелось зацепиться за что-то привычное и знакомое. Тот день давно канул в лету, но Мэри осталась прежней. Джейн улыбнулась своим мыслям, наблюдая за увлеченным спором друзей, не вслушиваясь ни в единое их слово, пока вдруг не обнаружила, что те выжидательно смотрят на нее. — Простите, что? — растерянно спросила она, и Мэри закатила глаза. — Я спрашиваю, а ты как думаешь? — Думаю… — протянула Джейн, — Я согласна с Грегом. — Слышала? — победно воскликнул тот, уткнув палец в оппонентку. — Да она опять не слушала, — возмутилась Морстен, — Ну-ка, Ватсон, о чем мы только что говорили? — Как обычно, — парировала Джейн, — Спорили о всякой ерунде. — Я же говорила, — сквозь смех простонала Мэри, и Грег и Джейн, тоже не сдержавшись, рассмеялись. Смех, звонкий и искренний, казалось, наполнил весь поезд, заглушая стук колес и свист ветра за окном, прежде чем застыть последней отзвучавшей нотой и уступить место повисшей на несколько минут тишине. — Ну, так как прошло собрание? — наконец, прервала молчание Джейн и скрестила руки на груди, выжидательно уставившись на друзей. Не то, чтобы ей действительно хотелось начинать этот разговор, но часть ее желала и боялась этого. В ответ Мэри лишь притворно зевнула. — О, скукота. Флитвик объяснял правила и все такое. Придется патрулировать и ходить на собрания. — Наводить порядок, — с ноткой гордости в голосе возразил Грег, назидательно вознеся вверх указательный палец. — Как я и сказала, — отмахнулась Мэри, — Скукота. Джейн застыла, ощущая механический холод улыбки на собственных губах на контрасте с внезапно затопившей рот горечью. Она выпрямилась, практически машинально, выровняв спину до идеальной осанки, чувствуя, как мышцы напряглись, словно в предчувствии схватки. В следующим миг усилием воли она заставила себя расслабиться. «Все это, конечно, глупо и бессмысленно», — напомнила она себе. Взгляд блуждал по лицу Мэри, по ее тонким белесым ресницам, в которых играли алые закатные искры, по ее живому смеющемуся лицу без единого намека на макияж и ее насквозь магловской одежде, не выдававшей ни единого намека на то, что ее обладательница, вообще-то являлась старостой древнейшей волшебной школы. Не любить Мэри было сложно. Нет, не так. Не любить Мэри было невозможно. По крайней мере для Джейн, в жизнь которой Мэри всегда вносила необходимую дозу хаоса, веселья и тепла, жить без которых, скорее всего, было бы абсолютно невозможно. Но иногда Мэри была испытанием. Например, сейчас, когда она с таким безразличием и откровенной скукой говорила о доставшейся ей роли. Безразличие, конечно, ничего не значило — Джейн знала наверняка — Мэри, замечательная, бойкая и бесстрашная, прирожденный лидер, справится с этой ролью блестяще и безупречно, так, что даже самый пристрастный критик не сумеет обвинить ее в несерьезности. И все же для нее это было всего лишь весельем. Просто глупой забавой, от которой можно было с легкостью отмахнуться и не воспринимать всерьез. Это было несправедливо. — Ты чего? — встревоженно спросила Мэри, всматриваясь в лицо Джейн, словно заметила на нем тень, отбрасываемую ее мыслями, и Ватсон поспешила перевести тему. — Да представляешь, пока шла сюда, наткнулась на с слизеринцев с третьего курса, которые задирали новичков. — Вот засранцы, — с жаром воскликнула Мэри, — Ну, ничего, вот доберусь я до них! — И что произошло? — встревоженно поинтересовался Лестрейд, — С мелкими все нормально? — Да, — Джейн неопределенно взмахнула рукой, — То есть, когда я вмешалась, они убежали, так что будем надеяться, что они больше не влипнут. — Вот и хорошо, — кивнул Грег, — А что со слизеринцами? Уверен, им повезло, что им встретилась ты. Доберись до них Мэри, они бы уже полетели с вагона. — И шли бы пешком, — воинственно подтвердила Мэри, — Ну а то! Можете не сомневаться — уж я-то наведу порядок в этой школе. — Мне уже страшно, — Джейн сделала над собой усилие и улыбнулась, слабо, но искренне. В конце концов злиться было глупо, да и Мэри никогда не заслуживала подобного. Она скучала по ней каждую минуту этого бесконечно долгого лета. По ней, и по Грегу, по их долгим бессмысленным перепалкам и разговорам ни о чем. По стуку колес и по длинным мантиям с алой оторочкой, по причудливым сладостям и по прохладной тяжести волшебной палочки в руке. Джейн прикрыла глаза, позволяя тусклым солнечным лучам вырисовывать вспышки мерцающих узоров на оборотной стороне век, а мерному стуку колес погрузить себя в нечто наподобие транса, позволяя себе на миг отстраниться от реальности. Приближение сентября каждый раз напоминало надвигающийся шторм — подобно порывам ветра, легким поначалу, но набирающим силу с каждым стремительно мчащимся днем, оно несло долгожданный глоток свежего воздуха после долгого удушающего лета, но грозило разнести ее жизнь на щепки. Джейн ждала сентября с замиранием сердца. Ждала больше всего на свете и боялась его прихода. Таким было для нее каждое возвращение в Хогвартс. И это, последнее, не стало исключением. Лето выдалось нежарким. Столбик термометра редко поднимался выше 20 градусов, чаще упрямо зависая на отметке в 15, но менее невыносимо от этого не становилось. Пригород Лондона, в который шесть лет назад забросило семейство Ватсон, постоянно как одеялом покрывал душный тяжелый воздух, напитанный туманом, смогом и фабричным дымом. Плотная пелена облаков нависала низко над покатыми выщербленными крышами, блокируя солнце и грозя клаустрофобией. Дом Ватсонов на вид несильно отличался от всех остальных домов, ровными одинаковыми рядами тянущимися вдоль клеток улиц, с их кирпичными стенами, выбеленными заборами и жухлыми газонами. То был ничем не примечательный дом со стенами, сложенными из бурого кирпича, местами крошащегося от времени, с шиферной крышей с нелепым скрипучим флюгером-петушком, и широкими вечно мутными окнами. Единственной особенностью было его расположение — в какой-то паре метров уродливо скалился пустырь, напоминая разинутую пасть зверя, грозящую поглотить зазевавшихся на краю неосторожных путников. То был практически самый отшиб города. То и дело то одна, то другая компания объявляла о своих планах по застройке, но каждый раз находилась какая-нибудь юридическая несостыковка с правами на собственность, так что пустырь так и стоял нетронутым. Разрастаться городок не спешил, словно когда-то время здесь попросту остановилось, не выдержав вечной скуки. Окраина медленно, но верно пустела — даже низкие цены на недвижимость в этом районе не слишком привлекали новоселов, а старожилы стремились прочь, в поисках лучшей жизни и более разнообразных рабочих мест. Не добавляли презентабельности местности и дымящиеся трубы завода, расположенного совсем неподалеку. В городе все знали друг друга в лицо — неизменно здоровались при встрече, оживленно обменивались сплетнями через изгородь, приглашали друг друга на барбекю по субботам на заднем дворе и неохотно привечали чужаков. От статуса «чужака» отделаться было непросто. Немудрено — в городе, где одни и те же семьи жили поколениями, приезжим можно было прожить здесь не один год и так и не стать «своим». За шесть лет Ватсонам этого сделать так и не удалось. Они, впрочем, не очень-то и стремились. Отец Джейн, старый солдат, к моменту выхода на пенсию обзаведшийся привычкой налегать на горячительное, общаться с соседями не стремился, предпочитая, чтобы его оставили в покое. У Джейн и вовсе не было шанса здесь освоиться — в год переезда сова принесла письмо, пропуск в другой мир, где отныне и было ее место большую часть года. Пожалуй, только Гарриет могла бы попробовать влиться и быть принятой этим городом, если бы только захотела. Но младшая Ватсон ненавидела его всем сердцем и только и ждала повода вырваться. Каждый раз, приезжая сюда, Джейн ощущала свою чужеродность практически кожей. Таксист, отвозивший их с отцом с вокзала, хмурился и задирал цену, тонкие улыбки продавцов в бакалее становились натянутыми и неискренними, стайки мальчишек-подростков кидали на них косые взгляды, о чем-то перешептывались, а затем взрывались гоготом. Отец неизменно встречал дочь с летних каникул. Она никогда его не просила и старалась не называть дату своего приезда, но он приезжал всегда. В такие дни он бывал небритым и покрасневшим, а запах перегара почти не ощущался, но Джейн казалось, что его чувствуют все присутствующие на платформе Кингс-Кросс, а затем и все пассажиры в пригородном поезде до дома. Присутствие отца тяготило, словно он вел ее не домой, а на эшафот или в тюрьму. Этот дом и был тюрьмой, в которую Джейн отчаянно хотела вернуться каждый день в Хогвартсе и ненавидела мысль о возвращении туда. Летом же она хотела вырваться, но боялась этого момента. Дом неизменно встречал ее неуютом. Отец, проведший всю жизнь в полевых условиях и привыкший сниматься с места на место, не обременял себя мелочами вроде излишней уборки, переклейки обоев, покупки красивых занавесок и скатертей или чего угодно, что не входило в список самого необходимого. Ремонт в доме сводился к починке то и дело протекающей крыши и труб, смазывании скрипучих петель, и починке всего, что периодически ломалось — от мебели и до ступеней лестницы. В этом плане Джон Ватсон был мастером — в моменты, когда был трезв, оправившись от очередной запоя только, чтобы после погрузиться в следующий. Гарриет же чаще предпочитала запираться в своей комнате или проводить время за стенами дома, чем поддерживать уют. Так что дом медленно ветшал, хоть и оставался крепким и надежным пристанищем, но лишенным всякой жизни и тепла домашнего очага. До отставки отца Ватсоны переезжали практически каждый год, ведомые долгом, забрасывающим отца от одной военной базы к другой. Джейн казалось, что им троим станет легче, когда они, наконец-то, осядут на одном месте, вот только не стало. А потом она уехала, и в ее долгие отсутствия все разваливалось больше и больше, не оставляя никакого шанса все починить. В моменты встречи или прощания на платформе 9 ¾ если закрыть глаза, то можно было притвориться, что они до сих пор семья. Джейн могла бы этому даже радоваться, не знай она наверняка, какое тяжелое влияние это оказывает на отца. Он продолжать мучить себя и ее, и Гарри. О том же, что было с сестрой в ее отсутствие, Джейн порой было страшно даже думать. Каждое лето она пыталась сократить все растущую пропасть и собрать по кусочкам то, что осталась от ее семьи, даже давно поняв, что это попросту невозможно. Летом Хогвартс делался чем-то далеким и практически нереальным, эфемерным, похожим на полузабытый сон. Иногда Джейн почти верила, что придумала его себе сама в попытке вырваться из замкнутого круга, в котором она жила после смерти матери. Впрочем, доказательства реальности мира магии были достаточно убедительными. Дело было вовсе не в толстых томах учебников по зельям и по истории магии, не в побрякивающих монетах причудливой формы и даже не в волшебной палочке, бережно хранимой в особом футляре. Доказательством всегда была Гарриет. Гарриет, милая и смешная девчонка, обожающая в детстве сказки о драконах и феях, выросшая в чужую язвительную и грубую девушку, которой нет дела до магии и чудес. Выдумай Джейн для себя новый чудесный мир, полный магии и возможностей, она бы ни за что на свете не оставила сестру позади. Дома она не упоминала о школе. Не выносила книг и свитков за пределы своей всегда запираемой комнаты, прятала подальше палочку и редко писала письма, стараясь не раздражать сестру одним видом совы, ее частыми полетами и вечным клекотом. В этот раз усилий можно было не прилагать — Гарриет дома почти не ночевала. Она уходила по вечерам и не возвращалась до утра, или же выскальзывала в окно, когда Джейн пыталась ее наказать и закрывала в комнате. Летние короткие ночи в такие моменты казались бесконечно длинными и тягостными. Джейн не спала до рассвета, то и дело срывалась на поиски с тусклым фонарем в руке, кружила по городу, находила и пыталась привести домой, кричала, злилась, а потом долго беззвучно плакала в подушку от бессилия. Отец же спал как убитый, и Джейн не могла до него добудиться, а если он и просыпался от криков, то лишь раздражался и приходил в ярость. Иногда Джейн думалось, что если бы не он, она могла бы быть почти счастливой в Хогвартсе, могла бы не тревожиться и не переживать, могла бы даже спасти Гарри. Она ненавидела себя за эти мысли. Ей хотелось бы уехать или вовсе не приезжать. Мэри то и дело приглашала ее погостить к себе, и Джейн отклоняла приглашение каждый чертов раз. Нет, она должна была остаться. И оставалась каждый раз, словно в наказание себе за то, что осмелилась родиться волшебницей. И в сентябре, измученная после лета, она чувствовала почти стыд за то облегчение, которое испытывала. — Смотри, что ты наделал разговорами об экзаменах, — донесся до нее приглушенный голос Мэри, — Ты утомил Ватсон настолько, что она уснула. Джейн встрепенулась. — Я не спала. Мэри и Грег в ответ лишь рассмеялись. Ватсон бросила быстрый взгляд в окно. Ей казалось, что она задумалась всего на минутку, но судя по тому, что солнце почти успело закатиться за горизонт, а дождь — из мелкой мороси превратиться в полноценный ливень, поток мыслей унес ее намного дальше от реальности, чем она предполагала. — Просто задумалась, — пояснила она и потянулась. В мышцах скопилось напряжение, а эмоциональная усталость, тяжелым багажом пронесенная через все лето, ощущалась совсем физической. Быть может, поспать немного и правда было хорошей идеей. Ватсон сбросила на пол тяжелые ботинки и забралась с ногами на жесткое кожаное сиденье. Мэри с готовностью подвинулась дальше к окну, чтобы Джейн было удобнее лечь. Устроив голову на коленях у подруги, Ватсон вытянула ноги и прикрыла глаза. Теплые пальцы Мэри осторожно коснулись ее лица, откидывая со лба пряди волос. Джейн улыбнулась, не открывая глаз. — Щекотно, — пробормотала она, — Не обращайте на меня внимания, говорите, о чем вы там говорили. — Да ни о чем, — мягко произнесла Мэри, — Спи давай, до Хогвартса еще часа полтора. — Надеюсь, распределение не затянется, — зевнул Грег, — Тоже спать хочу — встал сегодня ужас в какую рань. — Да я-то выспалась, просто… — Джейн попыталась было объяснить, что усталость ее была совсем другого рода, но слова не шли, и она неловко закончила одной фразой, — С Гарри опять поссорились. — Бедная моя девочка, — Мэри нежно погладила ее по щекам и лбу, невесомо касаясь костяшками пальцев разгоряченной кожи, — Не будь так к ней строга. Она обязательно образумится. Вы помиритесь, вы же сестры. — Конечно, — тихо, почти беззвучно ответила Джейн. Мэри, конечно, искренне верила, во что говорила, но ей это было легко. Но спорить не хотелось, и Ватсон попробовала поверить, что так и будет. — Но тебе необязательно было так мучить себя все лето. Приезжала бы ко мне. Ты же знаешь, тетя Роуз была бы рада. — Или ко мне, — подхватил Грег, — Поиграли бы в квиддич — ты бы видела, как Мэри продула матч, а потом так психанула, что улетела к маглам и едва не врезалась в самолет! — Твой старый «Чистомет» унесло ветром, — возмутилась Мэри, — Привези я свою метлу, ничего бы не было! И вообще — я проиграла всего один раз, а ты — все остальные. — Это метла моего отца, и я на ней сам летал — ничего ее не уносит! Ты просто психанула, что я забил три мяча подряд. На пару минут между друзьями завязался ожесточенный спор. Джейн не вмешивалась, но ее губы сами собой расползлись в улыбке. — Тебе просто повезло, — яростно возразила Морстен. — Ну да, ну да. — Знаешь что, вот встретимся в первом матче сезона, и я тебя в порошок раскатаю! — Мы, вообще-то, в одной команде, — осторожно напомнил Лестрейд. — А, да, — остыла Мэри, — Ну, значит, раскатаем всех остальных. Оба прыснули от смеха — их перепалки бывали частыми и жаркими, но погасали столь же быстро, как и разгорались, и не приводили никуда, потому что темой споров всегда была какая-нибудь ерунда. На пару минут наступила тишина, прерываемая лишь ровным стуком колес да доносящимися откуда-то из коридора голосами. — Я серьезно, — помолчав, первой прервала молчанье Мэри, — Я зову тебя который год. Приезжай обязательно. Марк о тебе все лето спрашивал. — Ах, Марк спрашивал, — тихо проворчал Грег куда-то в сторону. Лежать разом стало некомфортно. Ватсон ощутила, как где-то в груди словно натягивается какая-то невидимая струна. — С чего бы это? — спросила она ровным голосом, из которого мигом ушел весь сон. — Ты же знаешь, — Джейн не рисковала открыть глаза, опасаясь, что те выдадут ее с головой, но, судя по голосу, Мэри закатила глаза, — Я до сих пор в шоке, что у вас так ничего и не срослось. Я-то думала, что на следующее лето ты приедешь уже в качестве моей новой сестры. — Мэри! — Ватсон распахнула глаза и подскочила, едва не упав на качающийся пол. Но подруга тут же ухватила ее за руки и потянула обратно. — Ладно, ладно, — успокаивающе произнесла она, — Все, я молчу. Хотя, честно, из вас вышла бы отличная пара. — Мэри! — предупреждающе воскликнула Джейн. — Все-все, — сдалась Морстен и на этот раз действительно замолчала. Снова повисла тишина, на этот раз более долгая и напряженная. — Но правда, приезжай, — вновь заговорила первой Мэри, — Следующим летом, после экзаменов. Ты ведь все равно не поедешь надолго домой. А потом можем сразу начать искать квартиру. Джейн снова закрыла глаза и опустила голову на колени подруги. — Я приеду, — тихо пообещала она и почти поверила в свое обещание. Может быть, она даже сумеет его сдержать. Может быть, следующее лето окажется совсем другим, и вся долгая боль предыдущих лет останется там, где ей и место, — в прошлом. А может и нет. В любом случае, хорошо это или плохо, но следующим летом все изменится навсегда. Хогвартс с его суетной, уютной и ограниченной жизнью за четырьмя стенами останется позади, и придется шагнуть в неизвестность. Тогда-то и придется сделать выбор — идти вперед или возвращаться. И этот выбор Джейн еще предстояло сделать. — Как Марк, кстати? — поинтересовался Грег, — Рассказывал что-нибудь про аврорат? — Только о нем и говорит — ну, когда не говорит о Джейн, — оживилась Морстен, — Но сейчас у него пока ничего интересного — в основном тренировки, потом надо будет сдать экзамены, и только потом его примут в штат. — Что, неужели блестящих ЖАБА оказалось недостаточно, чтобы попасть в отряд сразу? — несколько ехидно поинтересовался Лестрейд. — Даже наоборот, — рассмеялась Мэри, — Оказалось, что к умникам с Когтеврана претензий вдвойне. Но ты же знаешь, Марк всегда был больше, чем просто отличником-заучкой. Он об этом всю жизнь мечтал. Он своего добьется. — Может, тогда он и за меня замолвит словечко через год, — пробормотал Грег. — Тебе это не понадобится, — Мэри ободряюще сжала его плечо, — Ты тоже справишься. — Поверить не могу, что ЖАБА уже скоро, — разговор плавно соскользнул на то, чему предстояло быть самой животрепещущей темой обсуждения для всего седьмого курса в этом году — экзамены. — Даже не начинай опять, — простонала Морстен и звучно хлопнула себя ладонью по лицу, — Еще куча времени впереди, что паниковать-то раньше времени? — И как будете совмещать учебу с должностью старосты? — вклинилась в разговор Ватсон. — Да обязанностей не так уж и много, — неуверенно протянул Грег, — Не думаю, что будет так уж сложно. — Я что-нибудь придумаю, — Мэри небрежно взмахнула рукой, едва не задев Джейн по лицу, — На крайняк, брошу квиддич. — Что? — в один голос воскликнули Грег и Джейн. Ватсон вскочила с места и на этот раз не удержалась на ногах и грохнулась на колени. Мэри расхохоталась, заливисто и безудержно. Она попыталась помочь подруге подняться, но не могла разогнуться от смеха. На ее щеках выступили красные пятна, а в глазах блеснули слезы. — Мерлин, видели бы вы свои лица! — задыхаясь, простонала она, — Да я же пошутила — как же я вас брошу, вы же, бедолаги, продуете Кубок без меня. — Не смешно, — буркнул Грег, — Напугала, блин. — Мы, вообще-то, и продули в том году, — сердито произнесла Ватсон, поднимаясь обратно и отряхивая пыль с мягкой ткани узких джинсов, — Когтврану, если помнишь. 640:310. — Ой, да это только потому, что у них был Марк, — отмахнулась Мэри, — Ненавижу это признавать, но он лучший. В этом году без него все посыпется, вот увидите. — Как бы у нас не посыпалось… — Джейн почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Она наклонилась к своим ногам, делая вид, что все еще отряхивает джинсы, и потому не увидела, как переглянулись между собой ее друзья. — Нет, не посыпется, ведь теперь у нас лучший в мире капитан, — уверенно заявила Мэри. — И кто это? Познакомишь? — пробормотала Джейн, уставившись в пол. — Да ну тебя, — Мэри пихнула ее рукой, — Не принижай себя. Ты это заслужила — ведь ты лучшая. — Думаешь, я справлюсь? — она осторожно подняла взгляд и встретилась с сияющими глазами Мэри. — Я это знаю, — просто ответила и приглашающе распахнула объятия, — Поздравляю, дорогая. — Спасибо, — Ватсон подалась вперед, позволяя рукам Мэри обвить ее в теплом объятии, и ощутила, как тугой узел, затягивающийся в груди с самого момента получения значка, ослабевает и растворяется. — Надо будет набирать новых игроков, — оживился Грег, — Раз Крис выпустился, нам нужен будет новый охотник. — Да и для текущего состава нужно провести отборочные. Вам двоим, кстати, тоже придется пройти, — строго сообщила Ватсон, поочередно устремляя указательный палец на друзей. — Лучше меня вратаря вам все равно не найти, — несколько самодовольно ответил Грег. — Вот и посмотрим, — вызывающе вскинула подбородок Джейн, и Лестрейд подарил ей теплую улыбку: — Ты будешь крутым капитаном, Ватсон. Поздравляю тебя. Джейн расплылась в широкой улыбке, ощущая, как мрак, гнетущий ее столь долго, рассеивается и проясняется. Да, это не то, чего она хотела, и перспектива руководить командой все еще больше пугала и тревожила, чем приносила восторга, но что же? В конце концов, администрации Хогвартса всяко лучше видно, кого кем назначать, так что стоит поверить, что все к лучшему. Она сделала глубокий вдох и медленный выдох, отпуская свои тревоги хотя бы на сегодня, а затем принялась увлеченно рассказывать о тех тактиках и стратегий, которые она придумывала летом. За разговорами о квиддиче время всегда летело незаметно. Скоро солнце окончательно скрылось, и последние алые искры на горизонте дотлели и угасли, уступая место дождливой осенней ночи. Поезд принялся постепенно замедлять ход, сигнализируя о скором прибытии в долгожданный пункт назначения. За мутным, испещренным мокрыми дорожками оконным стеклом в неровном свете придорожных фонарей плясали смутные тени. Мэри и Грег собрали остатки сладостей, разбросанные по сиденьям купе, и распихали их по карманам с тем, чтобы доесть по дороге в замок или позже, за разговорами в общей гостиной. Джейн вытащила из чемодана черную форменную мантию с алой оторочкой и с неохотой стянула с себя кожаную куртку. Ее примеру последовал и Грег, тоже натянув мантию. Мэри же пожала плечами и вовсе не стала утруждаться переодеванием. Привычно оставив чемоданы в купе, троица вышла в коридор и, протолкавшись по забитым переполненным коридорам, здороваясь и переговариваясь с теми, кого еще не видели, вышла в зябкую сентябрьскую ночь. Прошедший недавно дождь напоминал о себе стылыми лужами и размокшей землей. Каждый выдох отдавался клубами вырывающегося из рта пара. Ветра не было, но холод пробирался под одежду и цепко впивался в кожу. Переполненная платформа, освещенная тусклым светом пары скрипучих болтающихся фонарей, сонно гудела сотнями голосов. За ее пределами царил мрак, и ветви деревьев, в изобилии окружающих перрон, тянули длинные тени, напоминающие когтистые лапы чудовищ. Зябко кутаясь в мантию, Джейн подняла глаза. Перевернутый небесный купол, усыпанный мириадами мерцающих звездами, глядел с высоты, дыша космическим холодом. — Первый курс! Сюда! — Громовой глас сотряс перрон. Ватсон вздрогнула от неожиданности и едва не споткнулась на мокром асфальте, возвращаясь в реальность. Огромный фонарь, маяком в безбрежном море, мигнул и осветил платформу, словно призывая к себе потерявшиеся корабли. Лесничий Хагрид, устрашающего вида полувеликан в грубой подбитой мехом мантии возвышался над толпой, вполне успешно справляясь с задачей привлечения внимания. Зычный голос лесничего прокатывался по платформе, отзываясь эхом. То и дело кучки первокурсников робко замирали в паре шагов от полувеликана, опасаясь подойти ближе и в то же время боясь потеряться. Затуманенный усталостью взгляд Джейн вдруг выхватил из толпы знакомые рыжие волосы. Девчонка-первокурсница, крепко держащая на руках маленького черного котенка, растерянно замерла рядом с вагоном, взволнованно озираясь по сторонам. Темноволосый паренек в не по размеру сидящей мантии стоял рядом и что-то неловко ей говорил. — Я сейчас, — быстро бросила друзьям Ватсон и, протолкнувшись сквозь людской поток, вынырнула рядом с успевшей ей примелькаться парочкой. — Чего ждем? — с усмешкой бросила она, и те стремительно обернулись на ее голос. — Это ты, — тоненько воскликнула рыжая и, прежде чем Ватсон успела среагировать, заключила ее в стремительные объятия, едва не выронив из рук пронзительно мяукнувшего котенка. — Простите, — пискнула девчонка, выпуская талию Джейн и покрепче перехватывая питомца. Паренек застыл в смущении, но его лицо выражало такое облегчение, что никакие слова и не требовались. — Ну и чего стоим? — сама смутившись от такого проявления чувств, улыбнулась Ватсон, — Хагрид вас уже заждался. — Его зовут Хагрид? — переспросила рыжая, осторожно оглядываясь в сторону лесничего. — Просто он такой страшный, — тихо произнес пацан, и его подруга робко закивала. — Да бросьте, — от души рассмеялась Джейн, — Никогда никого не судите по виду. Чтоб вы знали, Хагрид — добрейший из всех во всем Хогвартсе. — Правда? — недоверчиво протянул паренек. — Еще как, — кивнула Ватсон, — Если вам когда-нибудь понадобится помощь, вы всегда можете обратиться к нему. Хагрид всегда готов помочь. Ну же, идем. Она легонько подтолкнула ребят и повела сквозь редеющую толпу. — Привет, Хагрид, — приветственно помахала она, тот обернулся. — Мисс Джейн, — громогласно воскликнул он, столь активно размахивая фонарем, что едва не сшиб ту с края платформы, — Как прошли каникулы? — Прекрасно, — с беззаботным жизнерадостным видом солгала Джейн, уворачиваясь от фонаря, — Позаботься об этих двоих, пожалуйста. Они тут новенькие. — Как и все мы когда-то, — Хагрид улыбнулся, и его глаза-жуки добродушно засияли, а суровое с виду, заросшее жесткой бородой с проседью лицо озарилось теплой улыбкой, — А кто это тут у нас? — он заметил маленькое существо на руках у девочки: — Это Салем, мой котенок, — все еще нерешительно, но уже смелее ответила она. — Можно? — спросил великан, протягивая огромную ручищу к котенку, и его хозяйка робко кивнула. Огромные пальцы нежно коснулись лохматой черной шерстки. Котенок дернулся на миг, а затем довольно заурчал. Дети облегченно рассмеялись, расставшись с остатками страха. — Держи его крепче, — наказал Хагрид, погладив котенка еще раз, а затем вернувшись к созыву первокурсников. — Видите? Ничего не бойтесь, — Ватсон напоследок ободряюще хлопнула детей по плечу и зашагала обратно к друзьям. Те уже ждали ее на краю платформы, зябко прижимаясь плечами друг к другу и забавно пританцовывая на месте. Мимолетно улыбнувшись в ответ на вопросительные взгляды, Джейн подхватила друзей под руки и двинулась знакомой тропой в сторону карет. Толпа, тем временем, немного поредела — никто не стремился задержаться на улице дольше необходимого. — Эй, Ватсон, — Джейн обернулась на оклик и чуть притормозила, позволяя окликнувшему поравняться с ней. Джеффри Паттерсон, одногруппник Джейн, невысокий коренастый семикурсник с бледным веснушчатым лицом, приветственно помахал компании. Роуз Калвертон, соседка по комнате Джейн и Мэри, держала его за руку и дрожала от холода. — Слышал, ты теперь капитан, — небрежно бросил он, — Поздравляю. Я хочу попробоваться в этом году в команду, дай знать, когда начнутся тренировки. — Ближе к выходным я вывешу объявление на доску новостей, — сообщила Ватсон, — Я думала, ты решил завязать с квиддичем. Джеффри замялся и сбился с шага — о своем намерении покончить с квиддичем раз и навсегда он объявлял каждый год после очередного провала на отборочных, но каждый следующий год делал вид, что ничего подобного не было, и с завидным упорством возобновлял попытки. Упрямства Джеффри хватало, чего нельзя было сказать о таланте или о каких-либо навыках игры в квиддич. — У Джеффри талант, — безапелляционно заявила Роуз, — Крис был идиотом, раз не сумел его разглядеть. Надеюсь, ты, Джейн, окажешься умнее. — Увидим на отборочных, — вежливо произнесла она, еле сдерживая смешок. Мэри же подобной сдержанности не проявила и расхохоталась. Бледное лицо Паттерсона покраснело, но он молча отвернулся. — Что-то смешное услышала, Мэри? — Роуз взвилась, явно задетая подобной реакцией до глубины души, Джеффри попытался успокоить ее, но та уже завелась. — Что ты, — дружелюбно протянула Морстен, — Я полностью с тобой согласна. У Джеффри действительно талант — талант ронять мяч и падать с метлы, — она повернулась к тому и скорчила извиняющуюся мордашку, — Без обид, Джефф. — Ничего, — пробормотал он, печально вздохнув, но не выражая и тени обиды, признавая резонность упрека. Лицо его побледнело еще больше, словно он готов был превратиться в привидение и исчезнуть отсюда. Роуз принялась ожесточенно спорить с Мэри, и так, погрузившись в перепалку, вся компания незаметно добралась до стоянки карет. Гравий и схваченная инеем трава глухо хрустели под ногами, изморозь тонкой причудливой пеленой покрывала ветви и листву. Вереница карет уже поджидала на привычном месте. Стайки озябших сонных школьников спешили занять места. Резные дверцы с выгравированным символом Хогвартса — буквой «Х» в окружении четырех символов факультетов, еле слышно поскрипывали на ветру. Одна за другой кареты срывались с места и уносились в ночь, колеса месили стылую грязь. Ватсон перепалку не слушала — голоса сливались в неразборчивый шум, перекрываемый далеким свистом ветра высоко над землей да негромкое фырканьем запряженных в упряжь карет причудливых созданий. Те стояли почти неподвижно, лишь иногда принимаясь бить копытом, отчего кареты едва заметно дергались в своей колее, но тут же застывали. Огромные кожистые крылья, свернувшись, мягко покоились на массивных спинах, иногда трепеща, словно готовые расправиться и взмыть в ночное небо. Джейн нерешительно замерла на месте, кидая робкий взгляд на друзей, но те, не обращая ровно никакого внимания на созданий, как ни в чем не бывало залезли в карету. Джейн разочарованно выдохнула — этих странных лошадей она увидела впервые в конце первого курса, но лишь она одна — казалось, никто более не способен был их увидеть перед собственным носом. Каждый год она надеялась, что хотя бы в этот раз все изменится, но каждый новый год лишь служил очередным подтверждением ее ненормальности. — Ты чего там застыла, Джейн? — окликнул ее Грег из кареты. Ватсон вздрогнула и одернула собственную руку, тянущуюся к призрачной лошади. — Иду, — негромко отозвалась она и нехотя забралась в карету. Внутри было тесно — места впритык хватало для пятерых, так что о личном пространстве можно было забыть на время этой поездки, но так было даже теплее — отсутствующая крыша у повозки не прятала от холода осенней ночи. Мэри и Роуз продолжали спорить, кажется, Мэри как раз вызывала противницу на показательный матч и призывала Джейн стать судьей, но Джейн отвернулась, привлеченная раздавшимся совсем рядом похожим на колокольчик смехом. Его обладательницу Джейн узнала сразу — даже тусклый свет фонарей, отбрасывающий на лица некрасивые тени, не в силах был скрыть почти готическую красоту слизеринки Ирен Адлер. Алая помада ярким пятном выделялась на бледном лице, ни единого волоска не выбивалось из прически, словно ни ветер, ни долгое путешествие не способны были нанести хоть какой-то урон ее красоте — магия, не иначе, которой в Хогвартсе почему-то не учат. Ирен устремилась к соседней карете, цепко держась за руку Шерлока Холмса, как бы опасаясь упасть, хотя ноги ее в высоких каблуках не дрожали, чеканя твердый шаг. Холмс что-то негромко сказал ей, подавая руку и помогая забраться в карету, и Адлер в очередной раз мелодично рассмеялась. Недавний инцидент в поезд с пронзительной ясностью всплыл в памяти Джейн, и вспышка злости, казалось бы, уже остывшей и утихшей, вновь остро царапнула где-то в груди. Ватсон сделала прерывистый вздох и хотела было отвернуться, как вдруг Холмс шагнул прямиком к причудливой лошади и, не выказывая ни тени удивления или страха, осторожно провел пальцами по ее спине. У Джейн перехватило дыхание. В следующий миг ее карета сорвалась с места и устремилась в стылую мрачную ночь, но прежде чем это произошло, Холмс вдруг, словно почувствовав кожей взгляд Джейн, поднял глаза и посмотрел на нее в упор. На краткий миг их глаза пересеклись в безмолвном диалоге, а затем карета умчалась вперед, и Шерлок Холмс остался далеко позади и потонул во мраке. Это был краткий и практически неуловимый миг, но Джейн знала, что не ошибалась. Кем бы ни были те таинственные лошади, тянущие повозки, Шерлок Холмс тоже их видел. Сердце гриффиндорки еще бешено билось, когда карета, наконец, замедлила ход. Только тогда, наконец, очнувшись от своих мыслей, Ватсон заметила выросший перед взглядом огромный сияющий замок, возвышающийся во тьме на фоне усыпанного звездами неба. Залитые светом башни стрелами устремлялись высоко вверх, древние каменные стены нависали громадой, являя собой столь грандиозное и величественное зрелище, что невольно вызывало трепет, хоть Ватсон и видела все это уже не раз. Из-за тяжелых дубовых дверей доносилась приглушенная оркестровая музыка. Громадный вестибюль встретил теплом и запахами еды, и, оказавшись внутри, продрогшие до костей студенты с наслаждением стряхивали с себя оцепенение и сон. — Добро пожаловать, — вошедших энергично приветствовал с лестницы молодой человек, облаченный в скромную серую мантию, держащий в тонких пальцах длинный свиток пергамента. — Добрый вечер, профессор Долгопупс, — хором поздоровались Джейн, Мэри и Грег. — Мисс Ватсон, мисс Морстен, мистер Лестрейд, рад вас видеть, — профессор Долгопупс, преподаватель травологии и по совместительству декан факультета Гриффиндор тепло улыбнулся ребятам, — Проходите, грейтесь. Церемония скоро начнется. Они поспешили последовать совету. Большой зал заливал свет сотен свечей, плавающих под зачарованным потолком, представляющим собой сегодня бесконечное чистое звездное небо. Многочисленные обитатели шептались и переговаривались, приветствовали и перебегали из рамы в раму, стремясь получше рассмотреть оживление, затопившее школу. То и дело маленькими холодными вихрями мимо проносились привидения, в предвкушении перед представлением, которое они ежегодно закатывали новоприбывшим. Заняв свои привычные места за гриффиндорским столом, компания принялась переговариваться с одногруппниками, обсуждая летние впечатления и ожидания от нового учебного года. Зал постепенно заполнялся. Директор МакГонагалл, облаченная в бархатную синюю мантию, занимающая центральное место за преподавательским столом, о чем-то тихо переговаривалась с профессором Флитвиком, преподавателем чар и заклинаний. Место по ее правую руку пустовало — профессор Долгопупс по традиции встречал первокурсников для церемонии распределения по факультетам. Отсутствовал, также, и Хагрид — сейчас он, наверное, еще вел новичков в лодках в замок, что тоже было традицией. Профессор Стебль, декан факультета Пуффендуй, пожилая приземистая волшебница в зеленой мантии и такого же цвета остроконечной шляпе, украдкой зевала и иногда что-то говорила, наклоняясь к уху мадам Трюк, преподавательницы полетов на метле. Профессор Вектор, преподаватель нумерологии, сухопарая темноволосая волшебница в бордовой мантии, активно жестикулируя, говорила что-то непривычно угрюмому и поникшему профессору Слизнорту, зельевару и декану Слизерина. Ей вторила профессор Дромгул, молодая рыжеволосая ведьма с длинным узким лицом и большими раскосыми глазами, чьей специальностью являлись древние руны. Слизнорт, обычно веселый и не в меру жизнерадостный, выглядел так, словно вот-вот расплачется, и то и дело прикладывался к серебряному кубку. Джейн подивилась, гадая, что могло бы привести того в столь подавленное состояние, но ее внимание тут же переключилось на еще одно пустующее место. — Эй, — она осторожно пихнула локтем Мэри, привлекая ее внимание, — А где профессор Смоллвуд? Мэри непонимающе вскинула брови, а затем перевела взгляд в направлении преподавательского стола и нахмурилась. — Странно, она никогда не пропускает церемонию. — Вы про Смоллвуд? — бесцеремонно вторглась в разговор Роуз, в ее широко распахнутых орехово-карих глазах плясали отражения миллиона мерцающих свечей, — Говорят, в этом году ее не будет. — Что? — в один голос воскликнули Джейн и Мэри, — Но почему? — Ее пригласили в отдел магического правопорядка Министерства, — пояснила Роуз, сопровождаемая взглядом десяток пар глаз — теперь уже весь гриффиндорский стол внимал новостям. — Но она ничего не говорила о своем уходе в конце года, — расстроенно возразила Салли Донованн, нервно теребя пальцами прядки волос, отчего ее и без того пушистые вечно растрепанные кудри пришли в еще больший беспорядок, — Ты уверена в этом? — Кажется, это произошло в самом конце августа, даже МакГонагалл узнала в последний момент через письмо, — ответила Роуз. — А откуда у тебя такая информация? — недоверчиво покосилась на нее Эшли Джонсон, в ее грубоватом голосе звучал скепсис. — Почти безголовый Ник с Монахом обсуждали, как злилась МакГонагалл, узнав, что придется искать замену перед самым началом года. — И как, нашли? — без особого интереса спросил Майк Стэмфорд, близоруко щурясь в сторону преподавательского стола. — Не знаю, — нехотя призналась в собственной неосведомленности Калвертон, — Должны были, нам ведь надо как-то сдавать ЖАБА в конце года. Одногруппники принялись обсуждать новость и строить теории о том, кто будет преподавать защиту от темных сил. Джейн их не слушала. Профессор Смоллвуд была одной из ее любимых преподавателей с самого первого курса. Ее уроки всегда были самыми интересными — в отличие от других преподавателей Смоллвуд предпочитала не грузить студентов теоретическими аспектами предмета более, чем требовалось, и постоянно организовывала различные упражнения и практикумы и рассказывала многое вне учебной программы. Еще она всегда была внимательной к каждому в классе, поощряла даже самые мельчайшие достижения, и периодически проводила дополнительные уроки для тех, кто в том нуждался. Было странно узнавать, что она вот так просто исчезла, но, в конце концов, она была всего лишь учительницей, которая делала свою работу, не больше. Не стоило удивляться, что она предпочла более престижную и, должно быть, более высокооплачиваемую должность в Министерстве, взамен монотонной и зачастую неблагодарной работы преподавателя. Джейн могла ее понять. И все же эта новость слегка подпортила тихий восторг возвращения в Хогвартс. Тонкий звон вдруг разнесся по залу, сначала негромко, а затем все звонче и звонче, — директор МакГонагалл стучала ложечкой по своему кубку, привлекая к себе внимание, пока все голоса, наконец, не стихли, и не повисла тишина. Тяжелые двери скрипнули и распахнулись, являя профессора Долгопупса, сжимающего в руках старую залатанную Распределяющую шляпу и свиток пергамента, с гордым видом ведущего за собой несколько десятков малышей-первокурсников. Издав дружный восхищенный вздох, те принялись озираться по сторонам, позабыв на минуту робость. Церемония распределения быстро теряла свое очарование и наскучивала тем, кто уже оказался по эту сторону стола, но сейчас Джейн вдруг вспомнила, что больше ей не доведется увидеть это зрелище. Чуть прищурившись, она выцепила взглядом огненную вспышку волос — девчонка из поезда дрожала и продолжала прижимать к себе котенка, как бы боясь, что он потеряется, или что она сама потеряется без него. Ее друг же стоял рядом и что-то уверенно говорил ей почти на ухо — он и сам бледнел от робости, но старался выглядеть увереннее в глазах подруги. Джейн невольно улыбнулась, вспомнив, как отчаянно дрожали ее собственные коленки в тот день, далеких шесть лет назад, и как Мэри вовсе не помогала, гадая вслух о том, какого монстра предстоит одолеть, чтобы пройти церемонию. Много позже Морстен призналась, что вообще-то была в курсе предстоящего с самого начала, просто хотела немножко поприкалываться над менее осведомленными сверстниками. Кажется, в тот момент Джейн была готова задушить подругу подушкой. Сама она так никогда никому и не призналась, как боялась, что ее отправят домой, сообщив, что письмо пришло ей по ошибке, и что никакая она не волшебница. Она перехватила взгляд рыжей девчонки и подмигнула ей. Та робко улыбнулась в ответ, хотя Джейн не была уверена, что та ее узнала или разглядела. Профессор Долгопупс тем временем торжественно положил Шляпу на табурет, и та привычно затянула песню. Песни ее редко вызывали особенный интерес для слабо разбирающейся в музыке и стихах Ватсон, так что она с чистой совестью пропустила ее мимо ушей. За начавшимся после жидких аплодисментов распределением Джейн наблюдала поначалу с живым интересом, но потом откровенно заскучала. Ее настроение разделяли все присутствующие. День был долгим и пресыщенным эмоциями, а длинное путешествие в поезде не добавляло бодрости. Ночное небо над головой постепенно затягивалось облаками, пряча звезды и тонкий серп молодой луны, жар свечей окутывал зал. Хотелось есть и спать, но золоченые блюда, уставляющие стол, оставались пустыми, отражая мерцание свечей. — Когда уже еда будет? — недовольно пробурчал Виктор Трэвис, опуская голову на скрещенные на столе руки. — Тебе лишь бы пожрать, — подколола его Мэри, но без особого энтузиазма, и сонно зевнула. — Фрост, Аннабет, — прочитал со свитка профессор Долгопупс. Рыжеволосая девочка с котенком встрепенулась и медленно, словно боясь, что ноги подведут, приблизилась к табурету. Профессор водрузил ей та голову шляпу, та была настолько большой, что упала на глаза. Тишина длилась недолго. — Гриффиндор, — через несколько секунд громогласно объявила Шляпа. Сон как рукой сняло, и Джейн аплодировала громче всех, пока счастливо улыбающаяся Аннабет мчалась к гриффиндорскому столу. Поравнявшись с Джейн, новоиспеченная гриффиндорка бросилась ей в объятия, отчего котенок жалобно пискнул. — Ой, — смутилась Фрост, усаживаясь рядом под одобрительные похлопывания по спине и поздравления от сотоварищей по факультету. — Умничка, — поздравила ее Джейн, осторожно подхватывая на руки котенка. Тот выглядел слегка замученным и обалдевшим, но тут же довольно замурлыкал, стоило Ватсон провести пальцами по его мягкой всклокоченной шерстке. Приветствия и знакомства еще продолжались, когда через пару минут ее друг, (Кэмпбелл, Питер — объявил профессор Долгопупс) присоединился к Слизерину. Аннабет тонко пискнула, глядя, как ее друг с поникшими плечами, позабыв снять Шляпу, бредет в сторону слизеринского стола. — Эй, ты чего? — встревожилась Мэри, заметив, как глаза девочки стремительно наполняются слезами. — Это ее друг, — тихо пояснила Джейн, так как та была не в силах вымолвить ни слова. — А, Слизерин, не повезло, — протянула Роуз, но осеклась под взглядами Мэри и Джейн, — В смысле, в Слизерине тоже нормально. Они все, конечно, козлы, но ты забей. — Не слушай ее, — вмешался Грег, — Слизерин — отличный факультет. — Но я думала, мы будем вместе, — прошептала Аннабет. — Ничего, у нас часто идут совместные уроки, — утешила ее Мэри. — И вы все равно сможете общаться, — подбодрила Джейн, стараясь, чтобы ее голос звучал увереннее, чем она себя чувствовала. Дружба между факультетами не была столь уж редким явлением в Хогвартсе, однако слизеринцы всегда держались особняком, так что Ватсон, к собственной печали, серьезно сомневалась, что общение этих двоих продлится долго. Все же она попыталась, как могла, утешить девочку, прежде чем ее внимание переключилось поднявшуюся с места профессора МакГонагалл. — Прошу внимания, — призвала она, обводя зал строгим взглядом из-под очков, — Первокурсники, добро пожаловать в Хогвартс. Все остальные, с возвращением. Надеюсь, этот год станет для вас продуктивным, и вы приложите все усилия, чтобы преуспеть в учебе, в квиддиче и в борьбе за кубок школы. Перед тем, как приступить к пиру, я должна сделать несколько важных объявлений. Для начала, напоминаю, что ходить в Запретный лес строго-настрого запрещено. Провинившиеся будут наказаны под надзором мистера Филча. Завхоз Филч, угрюмый пожилой сквиб в поношенной мантии, сидяющий на самом краю преподавательского стола, злобным взглядом окинул присутствующих. Джейн невольно поежилась, когда взгляд остановился на ней. — Также, — выдержав нужную паузу, продолжила директор, — С прискорбием сообщаю, что профессор Смоллвуд покинула пост преподавателя защиты от темных сил. МакГонагалл замолчала на миг, поджав губы. По залу прокатился разочарованный вздох. В этот момент дверь тихо распахнулась, на этот раз без всякого скрипа, но тем не менее все взгляды тут же обратились туда, словно притянутые заклинанием. Невысокий темноволосый человек, облаченный в простого кроя магловский костюм и белую рубашку с затянутым в тугой узел темно-зеленым галстуком, безмолвно вошел в зал и неспешно прошествовал к преподавательскому столу. Остановившись у пустующего места, он, тем не менее, не спешил садиться, а замел, опершись ладонями о стол, и выжидательно посмотрел на профессора МакГонагалл. Та коротко ему кивнула и, переведя взгляд обратно на учащихся, продолжила: — Знаю, все мы будем скучать по ней, однако это не значит, что занятий по предмету не будет. Позвольте представить вам нового преподавателя защиты от темных искусств, профессора Джеймса Мориарти. Неуверенные аплодисменты раздались по залу. Джейн даже не удосужилась поднять руки и хлопнуть хотя бы разок. Мориарти же, казалось, ничуть не смутился столь равнодушному приему. Прижав руку к сердцу, он картинно поклонился, на его губах играла тонкая улыбка. — Так же, к нашему большому сожалению, профессор Слизнорт решил сложить с себя полномочия декана Слизерина, и профессор Мориарти любезно согласился принять на себя этот пост. Слизнорт дернулся и опрокинул на себя кубок, заливая мантию, профессор Вектор ободряюще сжала его плечо, но больше, кажется, никто этого не заметил. — Не сомневаюсь, что вы примете профессора с должным почтением и проявите себя с лучшей стороны в его глазах, — закончила МакГонагалл и уступила слово новому профессору. — Благодарю вас, профессор МакГонагалл, за столь теплые слова, — произнес Мориарти, обаятельно улыбнувшись, — Для меня честь быть принятым в эту древнюю школу с ее древними магическими традициями. Я с нетерпением жду возможности узнать каждого из вас, присутствующих сегодня здесь, узнать ваши самые сильные стороны и самые великие слабости, раскрыть потенциал, который, я знаю наверняка, скрыт в каждом из вас, и помочь вам достичь величия в избранном вами пути, — голос его, чуть высокий и хорошо поставленный, словно у диктора на радио или актера, без всякой магии и без видимых усилий звучал громко и четко, достигая даже дальних уголков зала. Слова звенели и отдавались эхом в повисшей абсолютной тишине, абсолютно все глаза были устремлены на Мориарти, и, казалось, присутствующие забыли даже дышать. Затем этот краткий миг всеобщего притяжения лопнул, словно мыльный пузырь, когда профессор, будто опомнившись, оборвал речь на высокой ноте и скромно улыбнулся аудитории и дружелюбно развел руками, — Но это будет завтра, а сейчас — пир. В следующий миг, прежде пустые блюда и кубки разом наполнились всевозможной снедью — пуддингами, жареным картофелем, запеченной птицей и ростбифами, пирогами, бисквитами и тыквенным соком. Зал заполнился всевозможными запахами и ароматами, но даже проголодавшиеся после долгого путешествия ученики не сразу заметили это — настолько заворожила их речь нового профессора. На долю секунды повисла пауза, которая тут же взорвалась аплодисментами. От первоначальной холодности не осталось и следа. Профессор еще раз скромно раскланялся, прежде чем занять свое место под одобрительные слова и доброжелательные взгляды коллег. Даже профессор МакГонагалл, чуть ошеломленная тем, что Мориарти украл ее реплику о начале пира, не выглядела рассерженной или недовольной. Затем зал потонул в разговорах, обсуждениях и шепотах, которым не мешало даже активное поглощение пищи. И, конечно, их темой был новый преподаватель. — Какой он классный, — восторженно протянула Роуз и тут же осеклась, напоровшись на негодующий взгляд Джеффри, — В смысле, речь классная. — И сам он красавчик, — лукаво произнесла Мэри, все еще полным восхищения взглядом сверля нового профессора. Джейн покачала головой и отвернулась к своей тарелке, принявшись за ростбиф с картофелем. — Что? — закатила глаза Морстен, заметив реакцию подруги, — Ты не согласна? — Чересчур напыщенный, по-моему, — пожала Джейн плечами, — И речь эта, как у типичного слизеринца. Величие, тоже мне… — Да ладно тебе, — Мэри толкнула подругу плечом, отчего та чуть не разлила себе на блузку густой сладкий сок, — Я тоже буду скучать по профессору Смоллвуд. Но нам экзамены сдавать в этом году, помнишь? — Забудешь тут, — буркнула Ватсон. — А после — придется думать, что делать дальше по жизни, — продолжала Мэри, — Так что если он сказал хотя бы половину правды, а не просто рисовался, чтобы произвести впечатление, то, мне кажется, будет, как минимум, интересно. А как максимум — крайне информативно и полезно. — Интересно, чему он будет учить, — заметил Грег без особого, впрочем, интереса, больше увлеченный пирогом с почками, чем перспективами дальнейшей учебной программы. — Вот и узнаем, — парировала Мэри, делая глоток из серебряного кубка. Джейн устремила на Мориарти еще один долгий изучающий взгляд, пытаясь понять, почему же ей так неспокойно на душе, а затем встряхнула головой, отбрасывая эти смутные не оформившиеся мысли. В конце концов виной этого предубеждения явно была говорящая в ней тоска по профессору Смоллвуд, но Мэри, конечно, права, — нужно думать о будущем, а не метаться в паутине прошлых печалей. Да и в конечном счете, что представлял из себя профессор Джеймс Мориарти им предстояло выяснить совсем скоро. И, как бы все ни обернулось, Мэри права и в другом — это точно обещает быть интересным.