Кэйа Альберих-Рагнвиндр

— А где же наш мастер Дилюк? — Кэйа болтает ногой, сидя за барной стойкой, и смотрит из-под длинных ресниц на Чарльза, улыбаясь, показывая ровные белые зубы. Мужчина пожимает плечами и коротко отвечает: — Говорят, уехал по делам вместе с виноделами. Куда — не знаю. — И продолжил обслуживать клиентов, в том числе и самого рыцаря, наливая всем щедро до краёв. Вероятно, виноделы решили поучиться чему-то новому, а может оценить напитки других регионов, кто знает. Кэйе иногда нравилось, когда названного брата не было в таверне, потому что тогда никто не мог ограничить его в количестве выпитого. Внимание такой важной персоны всегда нравилось капитану, но когда ему что-то запрещали — раздражало до скрипа зубов. — Ясно. Значит, опять месяца два не будет дома. Хорошо-о… — Кэйа потягивается и улыбается. У сидящего рядом другого рыцаря возникает резкое желание врезать капитану по лицу за такую открытую демонстрацию радости из-за того, что какое-то время ничто больше не будет сдерживать чужой алкоголизм. Некоторым рыцарям всё меньше нравилось выполнять приказы того, кто, по их мнению, не достоин таких полномочий, но один Кэйа раскрывал столько преступлений, сколько не мог целый отряд, поэтому сказать Джинн что-то, кроме пустого недовольства нечего не было.       Альберих и не замечает за работой-кутежами-тренировками-снова работой, как Дилюк уже возвращается. Обращает внимание Кэйа на эту деталь только тогда, когда перед его носом ставят виноградный сок вместо привычного заказанного коктейля. Рыцарь кривится. — О, мастер Дилюк, вы снова в городе, а я и не заметил! Без вас мне было так одиноко… — Кэйа лжёт, ему было весело так, что о душевной боли он даже смог забыть на это время. Дилюк прекрасно всё понимает, слишком долго знал мужчину перед ним, хмыкает, отворачиваясь к другим клиентам. — Как думаешь, через сколько ты сопьёшься, если я не буду тебя ограничивать? — Взгляд Дилюка тяжелеет, когда Кэйа отбирает у вскрикнувшего Венти бокал и осушает его, даже не морщась от крепости. — Вероятно, очень быстро, но ты же меня обратно под своё крыло не берёшь. — Рыцарь разводит руками. — Хотя ваша забота мне очень и очень льстит. — Кэйа играет бровями, Розария тихо хмыкает от разыгранного представления, Венти думает написать пару похабных песен про этих двоих (хотя Дилюку лучше их будет не показывать, есть риск появиться в списке клиентов, которых ни при каких обстоятельствах не пускать в таверну, это станет трагедией). — Да тут и без меня есть, кому тебя брать. — Дилюк снова невольно хмурится сильнее, многозначительно смотря то на Розарию, то на рыцарей из отряда Кэйи, то даже на Венти. — Ты обо мне слишком плохо думаешь! — Кэйа возмущен тем, что его тут воспринимают как проститутку, а потому с недовольным лицом отворачивается от бармена и больше не пытается с ним заговорить. Дилюк качает головой только. Нет, как раз о капитане кавалерии он думал лучше, чем о всём Мондштадте в целом, но не говорить грубостей аристократ не мог, ведь мужчина знает, что это один из способов отрезвить Кэйю. Возможно, есть и другие, но им двоим они больше не доступны. Кажется, в таверне было слишком душно, Дилюк просит работников открыть окна, ослабляя галстук.       С того времени всё опять вошло в своё привычное русло. Почти, потому что монстров спустя полгода от поездки винного магната вокруг города снова прибавилось. Дилюк, вопреки своей неприязни к рыцарям, выходил вместе с ними на защиту Мондштадта и дрался плечом к плечу. Кэйа с усмешкой подмечал во время битв, как грузнее стали движения аристократа, как менее ловко стал лежать в сильных руках меч.       После очередного задания рыцари устало возвращались домой, и только Альберих увязался за Дилюком, идущем прямо на винокурню. — А ты стал меньше тренироваться? — Кэйа не преследовал цели обидеть, но уж точно хотел поддеть, хотя бы ответить за вечные оскорбления своей персоны. Он ожидал всполохов гнева и просьбы уйти куда подальше, но Дилюк только остановился и как-то странно пожал плечами. Выглядел он устало, но лбу до сих пор блестел пот. — Нет, но если ты про утрату ловкости, то да, что-то утомляюсь, старею, видимо. — Дилюк криво усмехается и продолжает свой путь, а Кэйа остаётся посреди тропы. Его сейчас не окатили презрением и не накричали? Надо же. Кэйа разводит руками и бежит обратно в город, к себе домой. Можно было бы побыть рядом с аристократом, пока он такой спокойный, но испытывать чужое терпение было невежливым, тем более, пока они только начали вроде нормально разговаривать друг с другом.       На следующее задание Дилюк не вышел. Кэйа сразу же рванулся в таверну, чтобы убедиться, что тот просто не захотел составлять рыцарям компанию, давая повод для новых шуток, но и там его не оказалось, по словам работников ушёл вот только, сказал, что устал.       Кэйа удивлённо вскидывает брови. Дилюк признался кому-то в слабости? Вот это новости. Пряча за улыбкой беспокойство, рыцарь обещает быть более внимательным к чужому состоянию здоровья, однако не видятся они после этого достаточно долго.       Следующая их встреча происходит в кабинете действующего магистра. Джинн что-то обсуждает с Дилюком, и Кэйа с порога подмечает излишнюю бледность чужих щёк, мужчина заметно похудел. — О чём болтаете? — Кэйа ласково улыбается магистру, и та отвечает ему тем же. Дилюк хмурится. — Проходи, присаживайся. Обсуждаем куда лучше отправить следующие отряды. Как раз за тем я тебя и позвала. — Кэйа послушно присаживает рядом и осторожно смотрит на Дилюка. Лицо напряжённое, выдаёт тяжёлую мыслительные деятельность, губы поджаты, брови сведены к переносице, а волосы растрёпаны. Кэйа тоже принимает недовольную позу. Почему? Ведь Дилюк воспитан в лучших традициях аристократии, и он всегда опрятен. Хотя может он решил немного выпить вчера, а сегодня не хватило сил причесаться? Альберих старается держать лицо и не засмеяться от своего предположения. Почти невероятная версия, но служанкам Дилюк свои волосы никогда не доверял, только Кэйе, когда-то очень давно, но это секрет, поэтому должна быть какая-то причина такого состояния.       За обсуждением даже растворяется, пусть и на время, отчуждённость между молодыми мужчинами. Цель их обоих — защищать Мондштадт, кому родной, кому почти. Альберих обеспокоенно постукивает пальцами по столу, когда видит, как дрожат руки Рагнвиндра. Джинн оказывается более заботливой, предполагает, что Дилюку не хватает сахара и поит его сладким чаем, пока Кэйа продолжает сидеть рядом и просто наблюдать. Мужчина, кажется, чувствует излишнее внимание к своей персоне, но никак не реагирует. Кэйа решает начать наблюдать за мужчиной после задания, которое они все здесь обсуждали.       На самом задании Дилюк не появляется. Кэйа, когда отходит от шока, что ему едва не снесли голову монстры с топорами, на эмоциях идёт на винокурню. Он хочет рвать, метать и кричать, устроить наконец-то скандал!       Уже стемнело, это было опасно, но какого дьявола аристократ участвует в планировке заданий и сам на них не является?! Джинн имела право — её долг защищать город изнутри и координировать действия других, но Дилюк, чтоб его!       Уже доходя до поместья, Кэйа видит среди деревьев алое пламя волос. Неужели монстры около винокурни? А это ведь уже случалось… Мужчина тихо бежит по влажной от вечерней росы траве, останавливаясь около зелёных зарослей. Выглядывая осторожно из-за деревьев, рыцарь видит удивительную для себя картину: Дилюк учится сражаться одноручным мечом. Это было что-то новенькое. По неловким движениям было видно, как тяжело отвыкнуть от привычной манеры боя, под конец мужчина с силой и зло бросает оружие на землю и останавливается. Грудь его тяжело вздымается, глаза лихорадочно блестят и весь его общий вид взмыленный, измученный. Кэйа выходит из-за дерева, хлопая, и саркастично улыбается. — Вот это новость! — Дилюк вздрагивает и выглядит пристыжено. — Пока мои рыцари получают тяжёлые раны, умирают, кто-то здесь просто тренируется. Не ожидал от вас, мастер Дилюк. — Кэйа хмурится, смотря, как Дилюк пытается подобрать правильную эмоцию. Лгать и фальшивить никогда не было его манерой общения, так от чего же? В итоге аристократ просто устало садится на землю, вздыхает. — Не злись, всё понимаю, но смысла от меня с двуручным будет немного, силы заканчиваются быстро, а тренировки по владению одноручным я пропускал, ты и сам это знаешь. — Кэйа хмурится. Гнев лихо пропадает, остаётся переживание. Такой сильный и мощный, Дилюк не знал усталости ни в делах, ни в боях. Кэйа присаживается рядом и толкает Рагнвиндра в плечо. — Отдохнул бы ты нормально, герой, может, так себя истязать не пришлось бы… — Дилюк согласно кивает. — Раз уж я здесь, то и переночую тоже тут. Не против? — Спрашивает Кэйа, уже идя по направлению к поместью. Дилюк поднимается на ноги и даёт своё согласие, которое, конечно, уже не требовалось. Альберих не спрашивает названного брата о причинах такого болезненного состояния, знает, что пока умирать не станет — ничего не скажет, а тратить силы из-за чужой горделивости сейчас, на эмоциях, он считал нецелесообразным. Он не знает, что Дилюк уже вызывал лекаря, но тот отметил состояния молодого господина вполне удовлетворительным, только лёгкие поначалу показались ему подозрительными, но врач списал это на несовершенство своего слуха.       Дальше Кэйа, уже не так обиженный на поступок Дилюка (хотя один рыцарь позже скончался от полученных ран), особо следит за аристократом. Но только и замечает — из города до винокурни ходит редко, ещё реже берёт в руки меч и почти не работает, поручая всё доверенным людям. Всё время он остаётся в комнате в городе, которую снимал (Альберих всё время смеялся, что денег Дилюка хватило бы и на покупку десятка квартир в городе, но его игнорировали). Кэйа решил, что это теперь и его проблемы, потому что Дилюк весьма не самостоятелен в вопросах своего здоровья, но пересечься с аристократом всё никак не удавалось. Капитан кавалерии слышал, как то в одном регионе, то в другом вспыхивали эпидемии разных болезней, и от этого панически начинали дрожать руки. Вдруг и с Дилюком случилось что-то после его поездки? Даже не паникующая без причин Джинн уже объявила более внимательный досмотр ко всем, кто прибывает в город, врачи Мондштадта вместе с Барабарой были в боевой готовности.       Торговцы стали жаловаться, что одну из дорог просто заполонили полчища монстров и просили рыцарей разобраться с проблемой как можно скорее. Кэйа на собрании раздражённо шипит, случайно привлекая внимание других рыцарей. Миграция у этих тварей там, что ли?! Это сколько же людей нужно собрать и сколько из них не вернутся в свои дома… однако, после команды магистра, Кэйа стал оперативно поднимать свой отряд на подготовку, приказы никогда рыцарем не обсуждались. Джинн, Розария тоже будут участвовать, питая надежду отогнать угрозу как можно дальше от родного города.       Отряды выходят в полдень и Кэйа осматривает мужчин, ища огонь родных волос, но не находит. Альберих переживает, что мужчина совсем расхворался, а рыцарь и не знает. Капитан кавалерии даёт себе обещание после задания сразу разыскать этого несносного мечника, прижать к стенке и заставить всё ему рассказать. Но Дилюк внезапно нагоняет их отряды, уже почти подойдя к месту задания. Он извиняется перед людьми и снова выглядит сосредоточенным и готовым к сражению любой сложности. Кэйа хмурится, то, что Дилюк чем-то болен становится слишком очевидным по его внешности, но сейчас препираться не было времени. Если они выживут, то разговор обязательно должен состояться.       Битва выдалась тяжёлая и выбившая из сил всех, но Джинн радовалась, что никто всё-таки в этот раз не погиб. Раненные да, но никого мёртвых, кроме поражённых монстров, на поле брани не было. Дилюк сражался плечом к плечу с Кэйей, отбрасывая, кромсая и сжигая врага. Он защищал спину названного брата, как и Альберих, и это грело им обоим душу, что видно было по взглядам. Розария про себя решает рассказать об этом Венти, а то тому давно хотелось написать какую-нибудь слезливую балладу о том, как близкие защищают друг друга в битве даже не осознавая этого.       Теперь Кэйа бросает взгляд на Дилюка, тяжело опиравшегося на меч, таки двуручный, это значит, отдых пошёл ему на пользу, только бледность, пылающие щёки и лихорадочный блеск выразительных глаз всё ещё сохранялся. Кэйа отворачивается к монахине и вздыхает. Что она, что Дилюк выглядят удручающе болезненно и это совсем не радует. — Темно… — Розария закуривает под неодобрительный взгляд Джинн. Магистр не ханжа, пусть дымит сколько хочет, но только не в лесу, где много сухой травы. Искры хватит, чтобы всё полыхнуло! Однако после такой битвы женщина решает сделать небольшое послабление и ничего не говорит монахине. — Верно, идти обратно небезопасно. Заночуем недалеко отсюда, под скалами. — Командует Джинн, и никто с ней не спорит, даже Дилюк, решивший остаться вместе со всеми до конца.       На огне жарится пойманная дичь, но Дилюк игнорирует приготовление еды, грея руки у костра. Была летняя ночь и достаточно тепло, от чего Кэйа, присаживаясь рядом, удивлённо присвистывает. — Не думал, что ты вообще способен замерзать! Ты точно в порядке? — Кэйе хватает наглости взять чужие ладони в перчатках и греть теплом своих рук. Дилюк на этот жест ничего не говорит, только неловко вздыхает, прикусывая щёку изнутри. — Тоже не думал, а, однако же, мёрзну. Устаю. А вот из-за чего, я тебе честно скажу — не знаю. — Дилюк покачивает головой и смотрит на свои руки, так хорошо и правильно лежащих в чужих. В темноте не видно его смущения, как и смущения рыцаря, осознающего, что он творит. — Последнее время мы стали лучше общаться, не находишь? — Кэйа думает, что сейчас ладони из его рук пропадут, а потом кулаком пересчитают ему зубы, но Дилюк слабо дёргается, будто его самого ударили, а затем лицо его мрачнеет. — С последними сражениями против монстров никогда не знаешь, где оборвётся твоя жизнь. Я не хочу, чтобы если я умру — ты переживал, что мы так и не помирились. — Кэйа вспыхивает. Его беспокоят такие депрессивные речи, тем более что Рагнвиндру это было не свойственно; в беспокойстве он крепче сжимает чужие ладони. — Глупости. И почему именно ты должен умереть, а не я? — Кэйа смотрит в чужие глаза, в которых так красиво отражаются дикие всполохи костра, но чужие губы изгибаются в кривой улыбке. — Не знаю. Просто первое, что пришло в голову. Извини, не надо тебя этим грузить, ты и без того у нас несёшь тяжёлое бремя. — Дилюк отворачивается, а Альберих дрожит из-за переполняющих его эмоций. Ему давно известно отношение мужчины к его родной стране, но он никогда не стремился понять и уже тем более поддержать рыцаря, а тут так много всего и сразу. — Идём спать. — Кэйа молча кивает: если он начнёт говорить, то это будет много ненужных глупостей. Им всем нужно расслабиться, сегодня все они тяжело поработали и заслужили отдых.       Несмотря на очевидные неудобства, многие заснули почти сразу, как только их головы коснулись нагретой за день земли. Дилюк снял свой сюртук и лёг на него, убрав руку под голову, сразу закрывая глаза. Кэйа лёг совсем рядом, не услышав возражения, и смотрел на такие далёкие и такие красивые звёзды.       Их лагерь засыпает, и только, кажется, Кэйа остаётся один на один с собой. Прошёл, верно, с час, как Альберих был мыслями совершенно не здесь, когда Дилюк рядом заворочался, неуклюже перевернулся на спину, тяжело вздохнул. Рыцарь отвлекается от своих мыслей, косит взгляд и видит бисеринки пота на чужом лбу, приоткрытый рот, хриплое, рваное дыхание. Кэйа кладёт свою руку на лоб Дилюку и понимает, что тот весь горит. Альберих резко садится на земле. Вот этого им ещё не хватало! Дилюк в своём липком сне мечется из стороны в сторону, шепчет что-то неразборчиво, постанывает от того, как ему плохо, кажется, кого-то зовёт, но понять было невозможно кого, то ли названного брата, то ли давно почившего отца. Кэйа хмурится. В его памяти Дилюк болел редко и обычно легко сносил любую заразу на ногах, собственно как и сам Альберих. Если Рагнвиндр заболел, то тогда его усталость была бы вполне объяснима и понятна. Кэйа больше не медлит, встаёт и идёт к Джинн. Та, как оказалось, не спала, а только чуть дремала и мгновенно открыла глаза, как только её доверенный легко касается плеча. — Что случилось? Ещё монстры подступают?! — Джинн сразу садится и кладёт руку на меч, готовая снова рвануться в атаку, и Кэйа качает головой. То, что происходит у него за спиной по его личной системе оценок гораздо хуже даже окружения из десяти магов Бездны. — Там Дилюку плохо, что думае… — Кэйа наблюдает, как магистр быстро поднимается на ноги и подходит к мужчине, присаживаясь рядом уже с ним, также кладёт руку на лоб. Дилюку за те секунды легче не стало, но когда Джинн тормошит его за плечо, моментально поднимается и, кажется, испуганно озирается, но стоит ему увидеть Кэйю, как взгляд сразу меняется на более спокойный. Рыцарь невольно улыбается — что ни говорил бы Рагнвиндр, а ему он не безразличен. Ну хотя бы как брат. — У Розарии должны быть какие-то травы, пойду, разбужу её. — Дилюк не протестует. Его лицо в отблесках почти потухшего костра кажется совсем измождённым и бледным. Кэйа садится рядом, убирая одну ногу под себя. Вот теперь он пугается. Лихорадка, ещё и такая внезапная, это всегда вело к чему-то очень нехорошему, хотя капитан кавалерии и не был силён в медицине. — Что случилось? — Кэйа смотрит долгим и тяжёлым взглядом, и Дилюк пожимает плечами. Он и сам, до этого уже говорил, что не знает. — У меня такой же вопрос. — Розария сонная, явно более уставшая, чем все они здесь, но Дилюк не лжёт никому из них, решая хоть раз не играть героя. — Не знаю. Оно как-то внезапно. — Ответ получается детским, но винный магнат даже не успевает подумать об этом, больше стараясь превозмочь своё состояние, остальные и вовсе не замечают. Конечно, Дилюк утаивает, что это не первый раз, когда он просыпается в холодном и липком поту, это поднимет ненужную панику в их лагере, где все и без того слишком устали.       Джинн, получая от монахини травы, которые ей всунула насильно сестра магистра, начинает хлопотать. Кэйа с Розарией остаются сидеть рядом и наблюдать, чуть прищурившись. Альберих даже складывает руки на груди от навалившегося напряжения, монахиня же угрюмо переводит взгляд то на своего приятеля, то на его названного брата. — Знаешь на что это похоже? — Розария хочет закурить, но косится на больного и откладывает сигареты. Если её предположения верны, то даже такой мелочью вредить не хочется, она же не изверг. Кэйа вопросительно вскидывает бровь. — На чахотку. Так же начинается. — Розария раньше неоднократно видела умиравших от этой болезни и это были довольно жуткие воспоминания, эти измождённые бледные лица, эти несчастные, не способные сделать вдох без боли, эти платки, грязные от кровохаркания. Женщина мотает головой, а Кэйа резко махает руками, однако ужас в синем глазу не ускользает от внимания молодой монахини. — У Дилюка? Ха-ха, да у него здоровье богатыря, как из… — Кэйа рвано вздыхает, чтобы его голос не прерывался. — Снежной! Что ему эта болячка?! — А сам дрожит и волнуется, косится на названного брата. Розария качает головой. — Да, а в том регионе, где он был восемь месяцев назад, обнаружилась вспышка чахотки, уже много умерших. — Розария сказала таким голосом, словно озвучила смертный приговор. — Но будем всё-таки надеяться, что мастера Дилюка это не тронет, а то без его вина весь Мондштадт падёт, я тебе говорю. — Нечто, похожее на улыбку касается её губ, и Кэйа с тихим нервным смехом пихает её под рёбра, она отвечает тем же. Джинн наклоняется к ним и зло шикает. — Напоила отваром, задремал, хотя его всё ещё трясёт. Как думаете из-за чего? — Розария хочет начать повторно рассказывать свои предположения, но Кэйа её опережает, не желая пока добавлять их дорогому магистру лишних беспокойств. — Может, переутомился? Говорят, у аристократов много дел. А ещё не так давно, как два дня назад шёл ледяной дождь, рыцари из дозора говорили, что зуб на зуб не попадал, может, и он попал под него? — Джинн с ним согласна, всё выглядит очень убедительно, а Розария просто не вмешивается, искренне стараясь верить в слова своего приятеля. Её взгляд долго ещё держится на мужчине, укрытом сюртуком, только под утро она со скорбью вздыхает и идёт на своё место.       На утро Кэйа просыпается и слышит, как Джинн громким шёпотом уговаривает Дилюка больше не ходить пока на задания и позволить себе немного расслабиться, отдохнуть, развеяться. Дилюк отвечает ей таким же тоном, протестуя, не позволяя, в прочем, своих привычных раздражённых восклицаний о бесполезности рыцарей Ордо Фавониус при этой женщине. Кэйа переводит взгляд на Розарию, которая, приоткрыв один глаз, также наблюдает за представлением. Спор выходит у действующего магистра и молодого мужчины жарким, и Дилюк соглашается на выдвинутые только тогда, когда Джинн обещает, если что бросить все силы на защиту Мондштадта, самой грудью встать, если понадобиться, и только тогда аристократ вынужденно кивает, позволяя Кэйе после скудного полевого завтрака, в тишине, проводить его до поместья и остаться Альбериху с ним на день.