Слишком много тепла

— У тебя его лицо, — говорит Чжоу Цзышу, смотрит на Гун Цзюня — виновато, недоверчиво. Между ними хороший стол, фонарь и зима первой не-встречи. Гун Цзюнь привычно отодвигается от него — он не пьёт здесь, сжимает ладонь поставленной на стол руки в кулак отточенным движением. Кольцо блестит. Чжоу Цзышу отслеживает жест. Разочаровывать его не жаль. — Обознались, — рубит Гун Цзюнь. Кольцо блестит — единственным отражением настоящего, которое осталось позади. Чжоу Цзышу улыбается — не верит. У Чжоу Цзышу чёрные-чёрные волосы, без единой седой пряди. И руки — гладкие, без вен. Трудно вернуть молодость, но он будет всегда молодым, да? — Может, нет? Могу я узнать имя господина? — Нет. — У вас хорошо сделанное кольцо. Ровное. Упорный какой. Он тоскует по Вэнь Кэсину, что ли? Слово это горчит, и Гун Цзюнь морщится. Выдыхает зло: — Так, говоря просто — ты со мной переспать хочешь, это... назвать братом? Исключительно от тоски, конечно. Верните мне обычный мир, я не вывожу. Чжоу Цзышу мотает головой, с трудом улыбается. — Ты на меня даже не смотришь. Как я могу предложить это незнакомому человеку? И я… не тоскую, я совсем не тоскую. Не уходи, прошу. Чжоу Цзышу не встаёт, задевает плечи хвост. Гун Цзюнь здесь уже два года и единственное, чего он хочет — хороший чай. В глазах Чжоу Цзышу — тоска, дикая, страшная. Одержимая. Вытянет и и без него — одержимость Гун Цзюню без надобности. Горит в комнате фонарь. Блестит серебром кольцо, Гун Цзюнь сжимает пальцы, встаёт. Вновь рубит: — Ты меня пугаешь. Поэтому на том и расстанемся. — Что ж. Твой выбор. Иногда и правда лучше — разойтись в разные стороны, потому что лицо ничего не решает.