Вдребезги

Кандакия глупо моргнула. - И это всё, что ты хочешь сказать мне? - всё, что ты можешь произнести, после того, как поступил со мной? Она не могла просто спросить это. Физически не могла, потому что рот не открывался. Губы дрожали, но Кандакия пыталась улыбаться, а ведь говорила ей Дехья не связываться с этим человеком. Никогда. И вот она, цена за столь жестокую ошибку. Аль-Хайтам поднял от книги взгляд, но не выпустил её из руки, словно не планировал прерывать чтение. Его глаза... Кандакия не смогла продержаться под его взглядом даже двух секунд, потому что её ошпарила ледяная и беспросветная пустота. Бесчувственность. Он просто использовал её, чтобы выйти на преступников, а теперь, когда миссия под прикрытием кончилась... - Почему ты молчишь? - спросила она, и первые капли поползли по её щекам. - Потому что мне и правда больше нечего добавить. - Ах, понятно, - она ладонями вытерла щёки, но глаза снова стали влажными. Нет, стали влажными - преуменьшение, настолько наглое, что если бы Кандакия назвала песок пустыни живительным чернозёмом, то это было бы более схожее сравнение. Но она и правда поняла, и весь этот вес наивности упал на неё, словно наковальня в мультике про смешного кота, который она смотрела, когда была подростком. Боже правый, девушка действительно почувствовала, как разрушается, если не полностью, то хотя бы частями, но на самые крохотные осколки. Аль-Хайтам тем временем опустил глаза обратно и с завидным равнодушием перевернул страницу. Всего полгода они вместе, всего шесть месяцев, но Кандакия так прикипела, что отмазывала парня от отцовских проверок личности, от ненужного внимания прессы, а в итоге сейчас он делает вид, что они не знакомы. Так и сказал: "моё дело сделано, здесь наши пути расходятся." И вот если бы Кандакия выставила бы перед собой щит, то его слова были бы подобны смертоносному копью, которое бы этот щит разбило вдребезги и протаранило сердце насквозь. - Надеюсь, что понятно, - произнёс он, в очередной раз перелистывая страницу, - учитывая степень наших отношений, думаю, тебе требуется компенсация. Скажи, сколько тебе надо, и я переведу. На лице, наверное не осталось больше сухого места, губы давно мелко дрожат, и Кандакия чувствует, как надо уходить, чтобы не застонать от фантомной боли при нём. Она зажмурилась. - Ха-ха-ха, - неуверенно раздался тихий смех, дрожащий от всхлипов, - а ты знаешь, куда следует бить, чтобы ранить. Хорошо попал... Если честно, никогда не думала... Что может быть так больно... Она снова посмеялась. "Провались ты пропадом со своим сраным мнением, Хайтам", "Хочу, чтобы ты сдох в зыбучих песках, пока твои руки стянуты проволокой, Хайтам", "выкинь свои деньги с самолёта, чтобы напитать этими зелёным дождём несчастных бедняков нашего района, Хайтам". Она бы хотела сказать всё это, хоть перемешав по кусочкам, хоть подряд, словно очереди автомата, выстрелить в него своими крохотными обидами, теперь ставшими одной большой и горькой язвой. Но она знала. В тот момент, когда она захотела перевоспитать безэмоциональный булыжник, надо было послушать Дехью. И семья бы целее осталась, и нервы. Вместо всего списка направлений, куда может преспокойно направиться парень, она хотела сказать "я люблю тебя, Хайтам". Но дрожащие губы пролепетали лишь кроткое: - Это было глупо с моей стороны. Приходить сюда. Не буду тратить твоё время. Прощай. Солёный слёзы попадали на губы, стирать их не хотелось, потому что каждую секунду их становилось всё больше... И больше. И когда за ней закрылась дверь, Кандакия, пожалуй, по-настоящему выжила из ума, ведь, только моргнув, она внезапно оказалась за одним столом с Дехьей, матерящей этого подонка, разрушившего планы отца на дальнейшее развитие семьи. Как она сюда попала? Зачем она пришла к подруге? Почему... почему? Что она сделала не так? И пока Дехья его оскорбляла, призывая девушку сделать то же самое, всё, что в этот момент могла сказать Кандакия - "Я безумно скучаю, Хайтам". И слезы снова наполнили глаза.