Есть в этом мире неувязки

Среди сотни кровавых дней, смешавшихся в одну сплошную багровую картину прямиком из прошлого, Аватар проснулся ото сна. Человек, что считал На'ви безмозглыми обезьянами, сам возродился синим аборигеном. Иронично... Будто его жизнь превратилась в кино. Убиваться и считать, что мир - это дрянная шутка, Куоритч не собирался. Кругозор бывшего морпеха раньше был скуден. Не было места размышлениям и уж тем более философским думам. Его мозг был тоннельно заточен на выполнение приказов сверху. Теперь память играет для него совсем иную роль. Но он не забыл, как пахнет порох и как в горло рвётся едкий дым. Аватар Куоритча решил, что пора бы перестать недооценивать врага. Ему захотелось разузнать о планете как можно больше. Когда он был человеком, то был слеп и не понимал тех, с кем сражался. Не понимал, что На'ви бились за свой родной дом. Теперь рекомбинат уж точно не позволит убить себя. Он ко всему привык в новом теле. Сила, ловкость, рост, улучшенное зрение. Да даже с хвостом освоился. Со всем свыкся. За исключением отсутствия трёх шрамов на правой стороне лица, спускающихся со скальпа и достающих до века. Ежедневное напоминание, что в самый первый день на этой планете его покоцали, как вшивого пса. Но он больше не жалел об утраченном. В конце концов, прошлое, лишь воспоминания да и только. Сокорро провёл всю свою жизнь на Пандоре, рос в лесу среди народа Оматикайя, тесно дружил с детьми Салли, рисовал на себе синие полосы, желая стать таким же. Думал, что они придают ему сил. Говорил на языке На'ви, но, как ни крути, был чужим среди своих. Таковым, увы, и останется. Раньше дети из племени над ним насмехались, называли уродцем и даже врагом. Мальчик не мог освободиться от ночных кошмаров, внутренних беспокойств и чувства вины за то, что родился не таким, как его приёмная семья. Не мог простить себя за то, что в нём текла кровь небесных людей. Паук и сам не заметил, как стал привязываться к Куоритчу. Яркий взгляд, направленный на Соккоро, твёрд, почти не читаем, но угрозы в нём нет и навряд ли будет. Полковник за ним всюду следовал тенью, изучал повадки, язык, ход мыслей. Вёл своих товарищей и просил относиться к мальчишке помягче. А тем временем дикий паренёк привыкал к нему, хоть и не хотел себе в этом признаться. Куоритч порой слишком задумчив, а Сокорро часто молчит. Мальчишка знает, что аватар перед ним не его отец и никогда не будет им. Даже если у него пять пальцев, даже если у него память и знакомый голос с солдафонским говором. Часто простое кажется вздорным. Пандора вновь их свела, насмехаясь над судьбами. Помогла столь разным душам найтись по прошествии лет. А Вселенная - очень гибкий и чуткий материал. Из неё можно слепить всё, что угодно.

***

Наступает первая ночь в компании рекомбинатов, и с экскурсией на Пандоре пока что придётся повременить. Лес кутал всё синим мраком. Отовсюду слышны звуки природы. Голубая трава поёт и сияет, когда по ней идёшь. Солдаты устраивают привал где-то в нескольких метрах от Сокорро. Никого нет поблизости. Может, убежать без оглядки? И парень тихо сверкает пятками уносясь прочь от них. В маску вмонтирован трекер. Ему всё равно, он сейчас об этом не думает. Искрящаяся пыль от сухой почвы ложится прямо под ноги, оставляя следы голых стоп. Думает, обманет, ускользнёт. Считает, что о нём в конце концов забудут, как и всегда. Он уверен, что никому не нужен. Ни семье Салли, ни уж тем более псевдо-папаше Куоритчу, который прозвал его "обезьянкой талисманом". И как же сильно эти мысли болью давят на плечи ночным небосводом. Вот только сверкают два глаза во тьме, да поджидает готовый капкан. Паук опытный. Его чувства обострились за всё то время пребывания среди Оматикайя. Он ощущает кожей взгляд на себе. Резко обернувшись на бегу, парнишка никого не видит. Лишь знает, что сейчас он - добыча. Кровь обжигающе бежит по венам и отдаёт гулом в висках. — Куоритч? — Подросток уверен, что это он. Паук аккуратно ступает вперёд. Выходит на свет холодной седой луны. — Покажись! Тишина. Лишь колышется трава да танцуют от порыва ветра листы. Но неизвестный где-то там. Сглатывая ком, Сокорро понимает, что если побежит обратно в потёмки, то его вмиг скрутят. Чуть расслабившись, Паук заворачивает за толстый ствол дерева и врезается в кого-то носом. Падая на задницу, он трёт переносицу. Полковник возвышается над ним. А Паук стойко выдерживает чужой усмехающийся взгляд. Куоритч закатывает глаза, лениво хватает мальца за грудь и валит на лопатки, вжимая в землю. — Как будешь выбираться? — Шепот над ухом лёгок и прозрачен. Сокорро старается вырваться, но у него ничего не получается. Он может лишь беспомощно трепыхаться, ведь руки слишком большие и сильные. — Напомни, я говорил, что если вздумаешь улизнуть, то я устрою тебе старую добрую порку ремнём? Хватка рук становится сильнее. Полковник смотрит в глаза, чувствует, как учащается чужой пульс. Мальчишка скалится, рычит. Знает, что уже поздно испытывать страх. — Отпусти меня! Юноша не из тех, кто заплачет, сжавшись ужом. В дикой крови трещит огонь. Разум дрожит, уже предвкушая боль. Голые руки полковника, наверное, сейчас растерзают. Удерживая свою жертву одной лишь ладонью, его вторая кисть скользит к шее. Он мягко касается кончиками длинных синих пальцев. — А волшебное слово? Голос аватара высокий и ритмичный. Обнажая ряд белых зубов, он скалится. Паук жадно глотает воздух, ощущая, как его суставы предательски гнутся под тяжестью чужого веса. — Ч-что? Какое слово? Тёмные глаза смотрят с нарастающей тревогой и недоумением. Куоритч снова злобно смеётся, на что парень гневно кривит лицо. — Не знаешь, что такое волшебное слово? Папа Салли не научил? Полковник двумя пальцами щекочет чувствительную кожу в районе ключиц, влажную от тонкого слоя пота. А потом его пальцы обхватывают худое горлышко. Сердце человека заходится, словно хмельное. Паук дёргается, брыкается, как может, но вяло. Глаза бегают, выискивая вокруг призрачную надежду на спасение. Ничего не выйдет. Не сбежать. — Нет, не знаю. Здоровяк лишь хмыкает себе под нос, продолжая издеваться. — Значит, моя очередь тебя учить. — Тёплой ночью много чего скрывается за кривым изгибом синих губ. Он наклоняется чуть ближе и шепчет на ухо, опаляя жаром. — Волшебное слово начинается на "пожа" и заканчивается на "луйста". Убрав от шеи руку, Куоритч заменяет её остриём белоснежных клыков. Зажимает плоть, останавливается на натянутой шее, а прожилки на ней танцуют в такт сердцебиению. Часть живота выше копчика сильнее обычного зудит, но не от боли. Паук вновь дёргается, уводит на миг глаза. — Ладно. Хорошо. Отпусти меня, пожалуйста. И Куоритч всё же сдаётся под молящим взглядом, в котором запрятана сталь. Полковник сжимает челюсти, а его скулы выделяются отчётливее. — Давай с тобой договоримся. — Подцепляя снизу подбородок, он с любопытством наблюдает, какие эмоции сейчас испытывает Сокорро. — Ты становишься послушным маленьким зверьком, а я тебя не наказываю. Идёт? Голос, всё так же мягче обычного. Видимо, чтобы успокоить нервы парня. Сокорро очень сложно скрывать растерянность, которая охватывает при столь ласковом тембре аватара, при странном поведении солдата, но он пытается. — Skaun!  Командир недовольно хмурится и звонко цыкает. — Ох, не дай бог ты меня обозвал... — По рукам! Съезжающие на угол синие уста приподнимаются, и полковник отпускает его. — Вот и славно. Вставая с земли и складывая руки на груди в защищающем жесте, Сокорро понимает, что больше ему лучше бы не сбегать, но продолжает искать пути отступления. Вдруг он замечает, что Куоритч ходит возле небольшого обрыва. Буквально в метре. Командный голос аватара резко устремляется ввысь. — Ну что, Майлз, пойдёшь со мной за ручку, как маленький мальчик? Или же сгорбившись и обиженно поджав хвост, потопаешь следом? В шебутной голове подростка тут же зарождается мысль. Глубоко вздыхая, парень произносит. — Я не обижаюсь. Полковник, наклоняя голову, изучающе вглядывается, ища в глазах напротив подвох. — Да ну? Правда? Аватар постепенно меняется в лице. — Ну да. — Выдавливает из себя тухленькую улыбку Паук. — Как там у вас? Давай зароем меч войны? — Топор, но не важно. Не отводя взгляда ярких очей, Куоритч протягивает руку в знак примирения. Сокорро неторопливо шагает навстречу. Импровизация идёт по плану. Полковник не успевает среагировать. Одно резкое движение - Сокорро толкает его руками в грудь, и он летит в неглубокий обрыв, устланный светящимися розовым цветом растениями, которые недовольно колыхаются, распространяя голубые искры в воздухе. Не веря своему везению, Паук мчится прочь. За ним больше не бегут, не преследуют. Вот только это его и беспокоит. Неужели он ненароком убил его? Нахлынувшая тревога начинает сформировываться в чувство, которое на человеческом языке звучит как “страх”. Неуверенно, вернувшись, дикарь застаёт внизу лежащего на траве аватара. Полковник не шевелится. Его глаза закрыты. Паук сглатывает тяжёлый ком. — Эй, командир? Вставай! — На сей раз его ломающий голос звучал громче. В ответ тишина. Тягостная. Парень торопится вниз, хватаясь за лианы, скользит ногами по оголенным кускам земли. Сокорро подходит ближе. Ему кажется, что Куоритч и не дышит вовсе. Проверять страшно. Даже искорки на лице аватара почти не сияют. Пнув его ногой, паренёк с гневом и страхом выплёвывает. — Не придуривайся! Это мне можно, а тебе нельзя! Слышишь? — Паук встаёт на колени рядом с телом. Слёзы блестят узорами на загорелой коже. Плач переходит в жалобный крик. — Вставай! — Сокорро хочет вытереть лицо, но рука соприкасается с твердой оболочкой маски. Юноша отчаянно бьёт кулаком по земле. — Ну, прости, прости меня... Пугает не сама смерть и не то, что с ним сделают остальные товарищи полковника. Внутри будто трещина расходится. Глаза накрываются с новой силой слезами, пока маленькая ладонь тянется к гладкому лицу с синими полосками. — Надо же! Ты плачешь из-за моей смерти... Чуть суховатый голос звучал спокойно и с издёвкой, заглушая на чужом сердце лежащий крик. Желтые глаза изучающе смотрят прямо ему в душу, заставляя дрожать всем телом. Сокорро понимает, что сделал то, чего не должен был - показал свои чувства, став гораздо уязвимее. — Ах ты ублюдок! Со слюной у рта рычит Сокорро, занося кулак. — Наживка сработала и рыбка клюнула. Да, Майлз? Хватая ладонью худое запястье, смеётся Куоритч. Паук вскакивает с места, одёргивая руку. — Чтоб ты сдох! Чтоб ты по настоящему сдох! Паук врёт, потому что правда горит во рту. И это сразу бросается в глаза Коуритчу. Парню не всё равно. Не всё равно, если полковник в один день умрёт.