На следующий день
Репетиция идёт своим чередом. Им даже вручают реквизит, чтобы получше понять динамику в сценах и то, куда и что нужно будет поставить. Суханов увлечён и благодарен тому, что работа заполняет все его мысли, не давая размышлять о том, что творится с ним и его отношению к Кириллу. Маракулин лукаво усмехается, когда они вместе с большими чемоданами прогоняют сцену разговора перед песней Сергиевского. Александр Леонидович шутит, что они будто в одном магазине футболки покупали — чёрные, немного траурные, но такие подходящие для двух героев из СССР. — Это всё не просто. Сейчас целый мир за нами следит. Здесь дело не в спорте, — пропевает Маракулин, а затем смотрит на Сашу. — До старта остались часы. Я прошу вас уйдите и мне подарите чуть-чуть тишины и спокойствия без дурацких бесед, если ждёте вы побед! Заученные движения и слова. Небольшая часть разговора, а впереди одна из любимых песен Суханова. Ансамбль появляется на сцене, и Саша пытается не сбиться. Одно дело петь одному, а совсем другое вовремя отступать, чтобы за тебя не запнулись танцоры. И с первого раза ему удаётся сделать всё идеально, даже Маракулин одобряюще хлопает в ладони. — Ох, Саня! Верю-верю! — Он даже взбирается обратно на сцену и радостно жмёт Саше руку, а затем добавляет, — душу рвешь на части. Уже предвижу, как всем понравится эта песня. Суханов даже смущённо улыбается, потому что если сам Маракулин хвалил, то значит — всё было и впрямь хорошо. Саша даже забывает о том, что его терзали чувства неопределённости. Александр Леонидович уводит коллегу за собой, рассказывая о том, как же жаль, что тогда новоиспечённый Сергиевский не прошёл в «Графа Орлова». Такой талант упустили. — Ты решил захвалить меня на три года вперёд? Если да, то лимит исчерпан, — он улыбается, вспоминая тот досадный случай. Ко всему о временем привыкаешь, особенно, когда у тебя это не первый и не последний кастинг. В Театр Оперетты было не так просто попасть, туда брали только самых лучших, а на тот момент Суханов точно таковым не являлся.Когда невидимым лезвием горизонт вспарывает твою душу,
Говори себе, повторяй это: «я нужен. Я нужен. Я нужен».
Молоков видит в конце коридора Школдыченко и с энтузиазмом мчится к Андрею, потому что «требую реванш в теннисе». Саша улыбается и ему становится как-то легко на душе. Здесь, в МДМ, он ощущал себя как дома и забывал о проблемах. Театр лечил душу и сердце… Суханов идёт мимо гримёрных, где не так уж и много народу, потому что все заняты подготовкой. Танцоры, ансамбль и актёры. — …то конечно с Кириллом. Мне нравится его подача, а с Сухановым… Ну совсем никак, — раздаётся обрывок фразы из-за приоткрытой двери. — Он не даёт тех эмоций на сцене. Деревянный… Голос принадлежит Казьмину. И кажется именно в это самое мгновение в Суханове что-то срывает. Накопленная ревность и ощущение того, что его променяли, обида и злость. Мужчина заходит в комнату и видит перед собой Сашу и Сашу Боброва [не слишком ли много Саш на один мюзикл?]. Оба они играли Трампера, поэтому, вполне могли обсуждать и коллег, но это совсем не понравилось Суханову. Бобров улыбнувшись уходит, говоря о том, что ему нужно повторить сцену с Настей и закрывает дверь. В комнате повисает гнетущая тишина. Казьмин копошится с вещами. Саша держит себя в руках до того момента пока коллега не начинает расспрашивать про репетиции и его успех. В словах парня может и не было намёков или каких-то упрёков, но Суханов теперь видит их везде. Он перестаёт верить ему, Кириллу. — Знаешь, если тебе что-то во мне не нравится, то можешь сказать мне это в глаза, а не за спиной, — говорит Саша, поражаясь тому, насколько твёрдо звучит его голос сейчас. Он зол. Но на кого больше? Ему бы злиться на себя, но он не может. Эго говорит, что во всём виноват один человек — и это Казьмин. Именно он разрушил что-то в жизни Суханова, и теперь никогда не будет, как раньше. — Ты о чём? — Я ненавижу, когда мне врут. Не делай вид, что не знаешь, о чём идёт речь. Я слышал ваш с Сашей разговор. — Я… Я… Не хотел обидеть тебя. — Если ты у нас режиссер и великий маэстро пения и игры, то можешь перед премьерой сказать, что не хочешь играть с «деревяным Анатолием», — Суханов даже не замечает, как с каждым словом его голос повышается, становится громче и резче. В комнату заходит Кирилл, который, видимо, услышал или почувствовал неладное. Гордеев смотрит на двух Саш. И тут происходит то, чего никак не ожидал мужчина. Кир просит объяснить, что тут творится, буквально приказывая обоим заткнуться, а потом… — Что произошло, Саш? — он смотрит на Казьмина слишком уж заботливо. Суханов замирает на месте. Вот он приоритет и выбор. Даже в какой-то ссоре он решил узнать точку зрения Саши младшего, а не его. От этого снова становится паршиво и хочется, как в какой-то школе, дать по морде обоим и уйти куда-нибудь подальше. Мужчина смотрит на них, сложив руки на груди. Он был старше, а Гордеев вовсе учился у него… … И вот она насмешка судьбы, которая даёт Саше пощёчину. Кирилл вступается за Казьмина.***
Если бы вечера можно было бы стирать из памяти так же, как неудавшиеся фотографии в телефоне, то Кирилл бы не переживал. Нажал бы категорично на delete, чтобы навсегда забыть о том, что произошло вчера. Все эти неловкие прикосновения, шутки, понятные только им двоим, косые взгляды Суханова. Гордеев чувствовал, как Саша старший вздрагивал каждый раз, когда Казьмин клал руку на колено. Когда шутил и задорно тыкал пальцем в бок Кириллу, мол — помнишь? Гордеев всё помнил. И тот взгляд, с которым Суханов стоял в дверях. Будто его облили холодной водой. Такой же несчастный, как Ипполит под душем из «Иронии судьбы». Правда, как вода, скатывалась по его куртке и застывала у ног. Саша топтал её, переминаясь с ноги на ногу, не хотел уходить и ровно столько же не хотел всему этому верить. А Кирилл и не хотел, чтобы он верил всему происходящему. Сам Гордеев хотел смастерить для Саши самые элегантные розовые очки и водрузить их на нос друга, чтобы тот видел мир через призму своих желаний. Чтобы Саша упал в эту правду мягко, на застеленную соломинку, а не на бетонный пол. Сам Кирилл испытывал себя каждый день всё тщательнее и тщательнее. Это было похоже на спринт, на подъём в гору. Справишься ли ты сегодня? Сможешь ли ты удержаться и ничего не рассказать? Как долго ты сможешь ещё мучать своего друга? Пока не поедет крыша Думает Кирилл перед сном того же вечера, заворачиваясь в одеяло, которое еле скрывало его ноги. От Саши он вернулся 20 минут назад, обнаружив, что у того дома не оказалось стирального порошка, а футболка после репетиции нуждалась в уходе. Гордеев знал, что у Казьмина дома были его вещи — лежали ровными стопками в шкафу и образовывали крупицу чего-то адекватного в том хаосе, который творился на полках Саши. Гордеев понимал, что стиральный порошок — это всего лишь блеф и причина закончить этот вечер. Дать себе время отдышаться, подумать, построить дальнейшую карту. Но вместо карты в голове был только уставший щенячий взгляд Суханова, стоящего на пороге. И Кирилл понимал, что это — последняя капля лжи, которую он добавляет в этот коктейль. Дальше будет только правда. Она будет хлестать по щекам, сковывать и уничтожать их дружбу. Но нести этот валун под названием «совесть» Кирилл уже не мог. Он обнимает подушку, закидывает руку за голову и закрывает глаза. Капля с мокрых после душа волос пробегает по плечу и мягко приземляется на подушку. На утро ему первым делом хочется увидеться с Казьминым. Это уже вошло в привычку — начинать день друг с друга. «Я на репу. Встретимся там» — пишет Саша в мессенджере, и Кирилл понимает, что его пунктуальность даёт сбой. Московские куранты где-то бьют 10:00, а на репетиции ему нужно быть к 11:00. Сначала в меню прогон у Суханова. Гордеев старается не думать о том, что сегодня ему придётся смотреть Саше в глаза. Тоска от новой порции лжи подкатывает тошнотой к горлу. Когда же станет легче? Но легче не станет — и Кирилл понимает это. Проще будет лишь в тот момент, когда он всё расскажет Суханову и увидит, как в его голубых глазах образуются хрусталики разочарования. Лёгкость придёт лишь в тот момент, когда Гордеев разложит всю свою жизнь перед ним на кусочки — вот смотри, Саша, это мы с тобой впервые увиделись, помнишь? В мастерской ГИТИСа. Вот ты рассказываешь мне о актёрской этике, а здесь ты разбираешь со мной мою первую партию в студенческом театре. Я дрожу как лист, но ты кладёшь свою руку мне на плечо и говоришь, что всё пройдёт замечательно. Ты начинаешь верить в меня, Саша, и эта вера даёт мне силы верить в себя. Тогда я начинаю думать о тебе как о своём учителе — бессменном гуру и мастере, который открывает передо мной просторы сцены. Учит не так, как другие преподаватели. И тогда моё сердце впервые начинает подсказывать, что надо бежать от этой волны. Но волна накатывает, обливает меня всего чувствами, но я всё также остаюсь стоять на этом берегу, ожидая — что будет дальше? Будет ли ещё одна или шторм сменился штилем? И вот волна снова накатила Кирилл забегает в театр ровно в 11:00. В 11:05 он уже на сцене прогоняет песню с ансамблем и старается держать равновесие, когда его сносят с ног. Ива нежно дотрагивается до него в песне, улыбается и в её чистых светлых глазах читается какое-то спокойствие. А что сейчас в глазах Кирилла? Чувствовал ли кто-то ещё, что он на пределе своих сил и возможностей? — Кирилл, ну я в восторге от твоей работы! — Юля виснет на нём после репетиции. Кирилл подхватывает эту пушинку в танце и кружит, пока Ива по-детски задорно смеётся. — Ты не видела Казьмина, случайно? — Он уже пропел всё, что мог пропеть. По-моему уходил куда-то по направлению к гримёркам. — Спасибо, Светланка. Пойду устрою разборки этой Америкэ. — Шутливо говорит он и оставляет юлю наедине с режиссёром. По пути к гримёркам Кирилл стягивает с шеи синий шарф, который не успел снять в спешке. Запутанный коридор приводит его к мужской гримёрке, и Гордеев слышит то, что должен был услышать после нескольких месяцев лжи. Он стоит, чувствуя, как волна тревоги делает ноги ватными и поднимается всё выше. Что он должен сделать в этой ситуации, когда правда борется с ложью, а друг встаёт против друга. — Что произошло, Саш? — Кирилл не заходит, а влетает в гримёрную, собравшись силами. Растерянный Казьмин стал ещё больше похож на десятилетнего мальчишку, которого только что наругала мама за двойку в дневнике. Гордееву хочется обнять его и сказать, что Суханов не хотел его обидеть. Это ревность, вызванная прошедшим неудачным вечером для них троих. Бобров, запинаясь от неловкости ситуации, пытается объяснить причину ссоры. Но Кирилл всё слышал. — Сань, ну ты чего. Ты же знаешь, что мы все тут такие. С кем-то нам играть проще, с кем-то сложнее. В конце концов, мы ещё даже не играли друг с другом нормально, не притерлись. Ты же прекрасно это понимаешь, Саша? Откуда столько эмоций и почему именно в сторону Казьмина? — Давай выйдем и нормально всё обсудим. У нас уже есть один чайник в этой комнате, — Кирилл, пытаясь сгладить углы, показывает в сторону сломанного чайника, который обещали заменить, чтобы актёры не скучали в антракте. — Поэтому не кипятись. Гордеев берёт Сашу под локоть и выводит из гримёрки под взгляды Боброва и Казьмина. Он чувствует, что от напряжения по телу Суханова гуляет нервная дрожь. Чувствует, как сжаты его мышцы и делает вывод, что МДМ срочно нуждается в хорошем массажисте. — Сань, полвека тому назад, кажется, ты проводил в ГИТИСе занятия по актёрской этике. — Кирилл открывает тот самый ящик со сваленными наспех воспоминаниями. Делает больно себе, вновь вспоминая того мальчишку, внимающего каждому слову мастера. — Что-то я не помню тезиса о том, что актёры могу срываться на своих коллег. Серьёзно, Саш. Мы ещё ни разу не играли. Я уверен, Казьмин через неделю игры с тобой запоёт от восторга. Кирилл убирает с футболки Саши соринку. Мягкое прикосновение к его плечу. Совсем ни к чему не обязывающее, но такое родное для него самого. — Давай по-честному. Что произошло? Гордеев не понимал только одного — какое чувство сильнее? Какое будет шестёркой, а какое — тузом? Прав ли был он, когда говорил, что Суханов переживает из-за отдаления друга. Пропали их совместные вечера, прогулки с кофе и посиделки в баре. Вычеркнули их из жизни, внесли в список Сашу Казьмина и новые увлечения. Или же здесь было другое чувство? Кирилл хотел понять, но не верил, что такое возможно.***
С детства Суханов отличался тягой к творчеству. Бабушка и родители каждый раз, когда маленький Саша что-то вытворял говорили — «ну, и артист». Он бы, может, и хотел заниматься чем-то дельным, потому что актёрство оно ведь почти не кормит, если ты, конечно, не работаешь на износ по 30 дней в месяц. Но он любил петь и играть на сцене — в этом состояла вся его жизнь. По природе Суханов был человеком открытым, но всё равно многое приходилось сдерживать в себе, но примеряя образы и маски — многие гештальты закрывались. Именно поэтому ему так нравились роли злодеев — там можно было развернуться в плане эмоций и чувств. Нрав крепчал с годами, выдавая в Саше довольно эгоистичного и обидчивого человека. Он мог до безумия любить коллег и ценить их, но всё равно в первую очередь думал о своём успехе. С Кириллом он никогда не играл одну роль, если не считать исполнение некоторых песен в «Хитах», а теперь им предстояло сражаться за внимание поклонников. И, наверное, Суханов не был готов к тому, что его начнут сравнивать ещё до премьеры. Может, он бы проигнорировал выпад со стороны Казьмина, но в нём кипела злость из-за вчерашнего стрима. Саша делал всегда всё на максимум, отдаваясь сполна: играл, любил и дружил. И он никак не ожидал такой подставы от Гордеева. Невольно мужчина начал копаться в себе и искать причину того, что Кир теперь общается больше с парнем, а не с ним, но никак не находил. Всё было так, как всегда. Даже лучше — ведь они стали ещё ближе. Про них в театре шутили, что они заканчивают фразы друг за другом и всегда ошиваются вместе. Суханов так прикипел к их с Кириллом связи, но именно это сыграло с ним злую шутку. Саша не знал, как ему пережить всё это, а ещё не понимал, почему он начал так ревностно относиться к дружбе Кирилла с другим человеком. В нём будто что-то щёлкнуло, а вся эта ситуация отбросила его в то состояние, когда Ира ушла и нашла себе другого, а Катя выбрала мать. Суханов не понимал, почему ощущает себя таким покинутым. И главное — что он снова сделал не так? Почему в этом разговоре, когда неэтично повёл себя именно Казьмин, Кирилл, его лучший друг, с которым они знакомы больше 15 лет… Встал на сторону парня. Внутри распирало от жгучей обиды и злости. Суханов проработал столько лет в театре и за всё это время бывало всякое. Про него и хуже слова говорили коллеги, но именно эта капля стала последней в чаше терпения. Саша смотрит на Кирилла исподлобья, сложив руки на груди. Ему не нравится, что тот вмешался и влез. Казьмин, наверное, миллион раз проклял себя за то, что вообще решил обсудить с Бобровым Сергиевских. — Сань, ну ты чего. Ты же знаешь, что мы все тут такие. С кем-то нам играть проще, с кем-то сложнее. В конце концов, мы ещё даже не играли друг с другом нормально, не притерлись. Ему хватает сдержанности лишь на то, чтобы не огрызнуться в ответ, что видимо притёрлись только Кирилл и Саша — раз им так прекрасно играется вдвоём. Мужчина молча сверлит взглядом друга, на Казьмина он даже не смотрит — он ему просто противен. И если бы у него сейчас была не такая горячая голова, то он бы себя одёрнул тем, что парень ни в чём не виноват, но тормоза Суханов уже не жал, отпустив эту педаль, как лишнюю. Всегда так бывало — он терпел и копил в себе эмоции днями, неделями, а иногда месяцами, а потом «бум». И этот «бум» мог разворотить всех вокруг, порвав людей на части. Гордеев, как супергерой, который решил спасти ситуацию — вызывается всё уладить и поговорить. Саша скептически настроен на любой диалог, тем более тот, где будут фигурировать Кирилл и Казьмин. От прикосновения Кира к локтю, по коже мужчины ползут мурашки. Ему хочется вообще уйти по прямой куда-то подальше от этих двоих. Может, утащить Андрея или Маракулина в теннис, лишь бы не оставаться один на один с человеком, который одновременно сделал его жизнь лучше и хуже. Кирилл был тем самым Маленьким Принцем, который в конце осени приручил Лиса, но теперь… Теперь он его оставил. «Не нужно было привыкать».У моей беды будут твои зелёные глаза
Они уходят в другую комнату, где никто их не услышит. Суханову не нравится этот разговор с самых первых слов Кирилла. Да, умом он понимает, что Кирилл прав, но эмоции бушуют в его груди похлеще волн в океане во время бури. Смотреть в зелёные и такие уже родные глаза Гордеева ему от чего-то совсем больно. Он видит в них теперь нечто другое. Вспоминает, как вчера Гордеев смотрел на Сашу младшего и как сегодня он влетел в гримёрку, буквально вставая на его защиту. — Интересно, что для пения с восторгом с тобой — ему и недели не нужно было, — он говорит это непроизвольно, — конечно, куда мне до вашей телепатической связи. Вот она обида, выбивающаяся из-за краёв. Самолюбие Саши было задето так, что он еле сдерживал в себе весь порыв негатива, который с радостью бы вылил сейчас на Казьмина и Гордеева, но он вовремя тормозит. Его поражает и хладнокровие Кирилла в этом всём. Тот то уж знал, с кем он общается и что для Суханова важны люди и связи. Он как никто другой понимал, что для Саши важно быть важным. И теперь он вдруг перестал таковым быть для него. — Давай по-честному. Что произошло? Мужчина хмыкает и отходит в сторону от Кирилла, потому что находиться с ним настолько близко — кажется теперь невозможным. Он предал их связь и дружбу, пусть даже и не думал этого делать. Именно так ощущает себя теперь актёр — преданным. Суханов прячет руки в карманы джинсов, смотрит прямо в зелёные бездушные глаза Гордеева. Он не знает, что ответить, потому что и сам не до конца понимает причину своих чувств и ревности. Не понимает, почему даже сейчас хочет услышать от него: ты важнее. Важнее чего? Кого? Ловит себя на мысли, что только скажи это Кир, как Саша забудет про стрим и весь этот спектакль с Казьминым и простит, но мужчина чувствует сердцем так не будет. Ещё вчера он понял, что все эти оправдания и молчание со стороны друга были не из-за дел, а из-за того, что он в это самое время был с Сашей младшим. — Просто скажи мне. Как на духу… — Суханов потирает пальцами подбородок, а затем, сглотнув ком в горле, продолжает. — Тебе просто интереснее общаться с ним, потому что он младше и лучше понимает тебя? И всё это время, когда ты говорил, что не можешь куда-то выбраться… — мужчина качает головой, потому что весь этот разговор кажется ему таким нелепым и смешным, будто бы они супружеская пара, -… Ты был с ним? Саша с одной стороны хочет знать ответ на этот вопрос, а с другой — никогда не хочет услышать от Кирилла правду. Мысленно он молит, чтобы тот наврал, но он уже почувствует эту самую ложь. — Если меня стало слишком много в твоей жизни, то просто сказал бы. Потому что я чувствую себя идиотом… Суханов добавил ещё бы: ревнивым идиотом. Вся эта история с Кириллом напрочь выбивала его из привычной жизни, а все эти эмоции душили крепче и крепче. Саше так хотелось, чтобы они снова были в Петербурге и после спектакля говорили обо всём. И не было бы в этих вечерах никого больше, тем более Казьмина, но теперь тот стоял поперёк горла и будто бы шёл за ними тенью. Улыбчивый и приятный паренёк, который всегда вызывал в Суханове лишь положительные эмоции и некую гордость вмиг превратился в человека, которого не хотелось видеть.***
Что говорить, если знаешь, что все твои слова — ложь. Как убедить себя, что твоё тело всё также на 70 процентов состоит из воды и на 30 — из правды. И где найти ножницы, которые перережут этот канат, сотканный из лжи. Вроде бы стараешься удержать себя в рамках приличного, но девятая заповедь как-то больно стучит по голове, сковывает мышцы. Кирилл напрягся. Голова чуть входит в плечи, спина сгибается под тяжелой ношей. Он превращается в камень — тяжелый мрамор, который невозможно сдвинуть с места. Он смотрит, как Саша отходит в сторону, и ему становится больно. Боль сначала бьёт по затылку, потом пробегает по всему телу. Через несколько секунд Гордеев наконец-то понимает, что не может так просто… Потерять его Вычеркнуть из жизни, дать ему уйти — это невозможный вариант. Мысленно Кирилл просит ещё немного времени. Пару часов, день-два… надо только всё продумать, посоветоваться с Казьминым, решить, в какой форме будет вынесена эта правда на блюдечке с голубой каёмкой. Но он готов, потому что единственный выход из сложившейся ситуации — это разговор. Чтобы Гордеев больше не чувствовал себя последним подонком, ловко разрушающим долгую дружбу. С Верой было в тысячи раз проще. Кириллу не нужно было играть и притворяться. Он смотрел на неё непроницаемым холодным взглядом, по которому пускало слёзы северное сияние, и Вера всё понимала. Она знала, что в этой игре ей никогда не удастся выиграть. И её вещи никогда не займут отдельной полочки в его шкафу, и в сердце тоже. Чувства были равны нулю Они падали снежинками, ударялись об асфальт и превращались в типичную петербургскую зиму — ненастоящую. К Вере была только настоящая дружба — верная и преданная. Но всё остальное было похоже на картинку, которую рисуют дети к 8 марта — кривую и нелепую. С Сашей приходилось притворяться. Замазывать краской все эти неровности. И тогда их отношения превращались в то, что есть теперь — в горбатую неровную стену со всеми изъянами. Кирилл извивался ужом, чтобы спрятать от него свой взгляд. Пытался переводить разговоры на общие темы, отчего они стали плоскими и бездушными. Но Гордеев никак не мог прекратить чувствовать — и это был его главный промах. Он ждёт, когда Суханов договорит и делает вывод, что это всего лишь обычная ревность. Так ревнует друг своего друга, когда в их неразлучном тандеме появляется кто-то третий. Он косится на него, выпячивает свои коготки, защищает добычу, но когда-то ревность находит пробрешину и нападает. Тоже самое сейчас случилось в этом разговоре. — О чём ты говоришь, Сань? Мы с тобой знакомы уже тысячу лет. Тебя было много в моей жизни ещё со студенческой скамьи, но я никогда не жаловался на это. — Хочется подойти к нему, встряхнуть за плечи и заставить смотреть в глаза, чтобы зелёное с небесно-голубым сплелись в одном ритме. Но Кирилл складывает руки на груди и замирает в позе солдатика. — Да, возможно, Казьмина стало много в моей жизни, но это лишь потому, что у нас с ним во многом сходятся интересы и… Давай же, Кирилл, скажи это. Чего он боится больше? Из-за чего правда сидит в горле, перетягивает связки, не даёт петь, но не решается показать своего носа? Всё было просто как дважды два. Саша был слишком дорог ему. Гордеев знал, что признание в стиле «мы с Казьминым вроде как чуть больше, чем просто друзья» — убьёт Суханова. Он никогда не примет такой правды. Мерзкой и грязной в его глазах. Образ друга в лице Кирилла рассеется туманом, сотрутся номера телефона, совместные воспоминания в духе «а помнишь, как мы…». Это будет их последняя правда — И, Сань, всё слишком сложно. — Кирилл делает взмах рукой, пытаясь отмахнуться от этого разговора, как от мухи. — Я обязательно тебе расскажу, когда будет чуть больше времени. Как самый пунктуальный человек в мире, Гордеев ставит перед собой цель. Это случится сегодня. Неважно при каких обстоятельствах. Ни одна магнитная буря, извержение вулкана или цунами не собьют с пути. Кирилл расскажет обо всё сегодня, потому что тянуть эти сани за собой уже отваливаются руки. — Просто знай, что я всё так же рад проводить с тобой время. И я никогда не откажусь от нашей… — Гордеев запинается. — Дружбы. Если бы был хоть какой-то шанс зачеркнуть это слово красной ручкой и исправить на что-то большее — Кирилл обязательно бы им воспользовался. Но он не учитель, и жизнь не школа. — Я пойду, у меня ещё один прогон с ансамблем. Пожалуйста, не сердись на Казьмина. Уверен, он не хотел тебя обидеть. — Гордеев проходит мимо Суханова по направлению к выходу на сцену. Он смотрит на него через плечо и ещё раз убеждается в правоте своего решения. — Скажи ему «мирись, мирись и больше не дерись» — и лёд растает. Кирилл идёт на сцену, понимая, что он так и не успел встретиться с Казьминым. Но после разговора с Сашей старшим ему это не нужно. Он знал, что Казьмин будет против его решения. Они оба ручались за то, что «передружба» не выйдет за рамки его квартиры. Но Гордеев понимал, что скрывать всё это от лучшего друга — невозможно. А скрывать всё от человека, с которым хочется забывать о времени и просто молчать — невозможно в квадрате. Возможно, если бы ансамбль не наступал на Кирилла в песнях — играть было бы намного проще. Но Ива успокаивала его словами: «Кирилл, ты сам своими ножищами на кого хочешь наступишь» — и становилось как-то легче. До премьеры ещё есть время, Гордеев ещё впишется во всю эту картину, происходящую на сцене. Но а пока он не мог И чувствовал себя очень нелепо, как будто маленькая собачонка прицепилась к штанине, и ты не можешь от неё отвязаться. Постоянно лезли в голову мысли, и сконцентрироваться на своих ариях было сложно. Раз в пять минут в кармане вибрировал смартфон — Казьмин уже был дома и пересказывал Кириллу текстовую версию новой игры для ПК. А Гордеев играл. Старался играть. Но как будто все курсы ГИТИс кто-то вычеркнул из жизни, а Станиславский кричал в рупор «не верю». В конце концов Кирилл бросил свои скромные московские пожитки в рюкзак, попрощался с коллегами и пошёл на поезд. В кармане пели песнь разлуки с Москвой билеты, купленные за пару часов до отправления. Обычно он выбирал самолёт, но после эмоциональных качель ночной перелёт не радовал планы Гордеева. 5 вагон, 14 место. Кирилл подходит к проводнице и протягивает паспорт. Её щёки краснеют от мороза, из-под шапки пробиваются кудрявые пряди, а улыбка смотрится так фальшиво, что её бы не приняли ни в один театр. Гордеев проходит в поезд и ищет своё купе. В этот раз поезд был заполнен всего на 30 процентов — и это сыграло решающий фактор в выборе средства передвижения по маршруту «Москва — Петербург». 4 купе, нижняя полка. Одним движением Кирилл открывает дверь и видит разбросанные по столику маску, зажигалку, телефон. Сам попутчик вышел из купе, но Кирилл узнаёт его на телепатическом уровне. Знакомая куртка, обложка паспорта, которую он видел каждый совместный перелёт. В голове сразу же рисуется картина, как Суханов протягивает паспорт работнице аэропорта и улыбается ей своей сносящей с ног улыбкой — ехидной, с прищуром голубых глаз. Гордеев воспринимает эту улыбку судьбы как данность. Кости брошены, выпадает две шестёрки и следующий ход — Кирилла. Декорации изменились — теперь вместо театра поезд и заунывное завывание бродячего ветра за окном. Он бросает рюкзак на полку, снимает верхнюю одежду и садится за стол, ожидая скорой развязки. Наконец, в дверях появляется Саша. Взъерошенные волосы, майка и домашние штаны. Кирилл улыбается и разводит руками. — Честное слово, я за тобой не слежу.***
Ревность — странное и противное чувство, но оно как обычно появляется из неоткуда. Саша был ревнивым всегда, наверное, с самого детства, когда только у него появились первые друзья и влюблённость в соседскую девочку Машу. Если ему кто-то был дорог, то Суханову было тяжело делиться этим человеком с кем-то ещё. В юности отношения с девушками заканчивались часто из-за того, что он был слишком ревнивым и импульсивным, с годами это прошло и сгладилось, особенно после женитьбы, но связь с Гордеевым и их дружба вывернули из души мужчины всё самое ужасное, что ему бы хотелось спрятать от посторонних глаз. Эмоции накрыли так, что Саше даже стало страшно, что это как-то может повлиять на работу, ведь одно дело недолюбливать кого-то и сохранять холодные отношения, а совсем другое пересекаться с человеком по несколько раз в неделю и играть на сцене. И Суханову было противно, потому что из-за своих непонятных чувств он становился мальчишкой каким-то, а не профессиональным актёром с багажом опыта. И всё это из-за Кирилла. Ему бы разобраться уже в себе и том, что так саднит сердце, но Саше страшно уходить в это, будто тёмная пучина затянет ещё глубже. И Суханов просто сводит один и один — это всё ревность из-за дружбы, ведь они с Гордеевым столько лет знали друг друга, а тут просто появился кто-то ещё. Да, Кир начал пропадать, но разве в этом была его вина? Разве он был виноват в том, что нашёл себе человека, с которым ему тоже приятно проводить время? Но почему тогда от одной лишь мысли о том, что Кирилл и Саша «вместе проводят вечера» хочется лезть на стену? Почему даже сейчас ему так хочется схватить Гордеева за руку и сказать всё, что накопилось. И спросить: что же нам делать? Что делать мне? Это нормально?Как любовь твою понять
Я стараюсь доверять
Суханов лишь крепче прижимает к груди сложенные руки. Одёргивает себя внутренне, мол, что за мысли вообще и почему. И когда Кир объясняет очевидную вещь, то чувствуется, что он что-то не договаривает. Саша заглядывает в глаза, мол, что-то ещё? И пока Гордеев в неком замешательстве обдумывает — стоит ли говорить мужчине причину их сближения с Казьминым — молчит. Мужчина же ловит себя на мысли, что рассматривает лицо Кирилла слишком пристально, а взгляд невольно скользит по шее. И внезапно внутри всё скручивает от неприятного ощущения, будто ты забрался слишком высоко на лестницу, смотришь вниз. Он понимает, что это всё глупо, что у Кирилла есть что-то, что тот не хотел бы рассказывать, но на коже, где-то почти под самым краем футболки виднеется пятно. И в другой бы ситуации, полгода назад, Саша бы в шутку назвал Кира ловеласом, потому что там явно не след от шарфика, а чьих-то губ, но теперь… «У него кто-то есть». — Эта мысль теперь стучит в голове, отдаваясь в висках и груди. Теперь этот кто-то был не просто мифическим человеком, а реальным. Может, зря он вообще думал о Саше плохо, а дело вовсе не в нём, а в какой-то девушке, которая украла сердце Гордеева? Суханов отводит взгляд в сторону, потому что понимает, насколько же бредово теперь ревновать ещё и к некой даме. Кирилл же просто друг. — Просто знай, что я всё так же рад проводить с тобой время. Я я никогда не откажусь от нашей… дружбы. Саша снова смотрит на Гордеева, тот легким взмахом головы пытается поправить сбившиеся волосы, которые лезут в глаза. Суханов ловит себя на мысли, что больше всего на свете ему хотелось бы сейчас подойти и убрать этот локон, провести пальцами по щекам Кирилла и заглянуть в его зелёные и проникновенные глаза. Такие красивые, что в них кажется можно пропасть. Мужчина чуть отступает назад, будто бы его мысли может услышать Кир, но тот уже убегает репетировать, оставив Сашу один на один с этим всем. Он окончательно запутался и был уверен лишь в одном — он как-то неправильно любит Кирилла. И всё это никак не вписывается в нормальные отношения двух давних друзей и коллег.Я везде ищу твой взгляд
Он меня манит назад
Суханов оставшееся время бродит за кулисами и старательно избегает встреч с Кириллом и Сашей, пусть и не понимает, что всё это так глупо. В конце концов ему удаётся унять эмоции и взять себя в руки. Он подходит к Казьмину и протягивает ему примирительный стаканчик с какао из аппарата. Было в этих напитках что-то магическое, а Саша младший вроде бы любил сладости. — Прости, что наехал на тебя. Немного на эмоциях из-за репетиций. Все на нервах, поэтому — извини, — он искренне хочет перестать ревновать, а ещё снова видеть в Казьмине товарища, а не врага, — каждый имеет право на мнение. Мир? Трампер улыбается, а затем берёт какао, пожимая Суханову руку. Парень смотрит на коллегу внимательно: — Это ты прости. Я… Я не должен был так говорить. Ты же знаешь, что я люблю все твои роли и просто не привык пока… Но это пока. Потом ещё будешь от меня букеты получать, как от тайного поклонника, — он улыбается, и мужчине становится немного легче. Одну проблему он решил, но оставалась самая главная — двухметровая и зеленоглазая. Она как раз сейчас нелепо ходила по сцене туда-сюда, пытаясь не запнуться об артистов балета. Суханов облокотился на стену, наблюдая за тем, как Кирилл безуспешно пытается совладать с ногами, но с таким-то ростом это сделать нереально. Саша невольно начинает улыбаться, когда Гордеев в пятый раз сбивается и ловит рукой ошарашенную девушку, потому что налетел на неё. Само собой, случайно. — Саша, — рядом появляется Ива, поэтому мужчине приходится отвести взгляд от Кира, обернувшись к Юле, — у него какие-то проблемы с координацией сегодня, — она пожимает плечами, а потом отмахивается, — я не об этом же хотела сказать. Нам дали пару дней на передышку, поэтому… Вы с Кириллом можете отправляться в своей прекрасный Петербург на пару дней раньше. Он мне сегодня говорил что-то о «Карамазовых» и паре спектаклей в музкоме, но я, если честно, не расслышала. — Ещё бы. Он иногда пробормочет на своей высоте, а ты разбирай. Хорошо, спасибо… Тогда поеду до дома и уже можно на поезд. Ива на прощание целует мужчину в щёку, а он пока едет в такси домой думает — стоит ли написать Кириллу о том, что уехать в Петербург можно сегодня же ночью, а не завтра или послезавтра. И пока в спешке собирает небольшую сумку… Чувствует, как начинает накручивать себя из-за слов друга про то, что он должен рассказать что-то важное. Саша старается не думать, что это что-то из цикла: я влюбился или у меня появилась девушка. В итоге Суханов всё же начинает об этом размышлять, а затем над тем, какой он мудак, ведь ему не хочется, чтобы ещё кто-то проводил время с Гордеевым. Мужчина берёт билет в свободном купе, радуясь тому, что в лучшем случае поедет один. Написать Кириллу он решил ровно в ту самую минуту, когда уже стоял перед поездом, нарушая правила — курил под табличкой «не курить», чем привлёк внимание бдительной проводницы. В итоге вежливость и добродушная улыбка сыграли свою роль, женщина, как полагается работнице железной дороги, натерпевшийся всего на своем веку — растаяла от приятной беседы с Сашей. — Если что, я вас не видела тут с сигаретой, — она улыбается, а затем уходит, а мужчина отправляет другу смс. Я решил добраться до Питера на поезде, поэтому если успеешь, то давай со мной? 5 вагон, 4 купе. Он искренне надеется, что Гордеев, как и обычно — прочитает его смс через час, а то и два. Ему почему-то казалось, что оставаться один на один с Кириллом теперь немного странно и волнительно. Актёр проходит в купе, в котором всё ещё никого нет. Оставляет на столике важные вещи: телефон, паспорт, наушники, зажигалку и пачку сигарет. Пока состав стоит, Суханов успевает переодеться в «поездную» одежду — футболку и домашние штаны. И пока есть время он отходит буквально на минуту, чтобы дойти до купе проводницы и купить воды и что-то пожевать. Вернувшись назад он замирает в дверях, потому что на нижней полке сидит Кирилл, сложив руки на столике. Суханов улыбается и прикрывает дверь, убирая в сторону свои вещи, которые он так по-царски раскидал на весь стол. — Теперь я сомневаюсь, — он хмыкает, — а сообщения ты так и не научился читать вовремя, — Саша с ехидством смотрит на Кирилла, а затем садится напротив, прокручивая между пальцами зажигалку. Странно, но он не чувствует ту тяжесть, с которой он уходил из МДМ. Будто бы стоило Гордееву появиться рядом, как вся тревога куда-то исчезала. Мужчина открывает какой-то бутерброд, надеясь, что он после этого не умрёт. Он предлагает Киру рассказать про репетицию и в конце концов переодеться, потому что ехать им целую ночь, а в этом свитере [который по виду, будто связала бабушка] друг спарится через минут пять. И лишь когда Кирилл согласно кивает, а Суханов задвигает шторку, то начинает происходить что-то странное. Странное и непривычное для Саши, который миллион раз видел, как Гордеев переодевается. Они столько лет работают вместе, иногда даже делят гримёрки, а ещё жили вместе в гостиницах, но тут… Кирилл стягивает с себя свитер и футболку, а Суханов пытается не смотреть на его шею, где он днём заметил отметину. Старается не рассматривать выпирающие немного позвонки и ребра. Друг же увлечённо делится горестями репетиции с танцорами, повернувшись к Саше уже передом. Мужчина жуёт бутерброд и силится не опустить взгляд на живот Кира. Это же странно. Что он там не видел? — Кстати, я уладил все «проблемы» с Сашей, — он отводит взгляд в сторону, когда Гордеев снимает джинсы и натягивает какие-то домашние штаны, а затем садится рядом. Суханов понимает, что Кириллу сейчас тоже тяжело — репетиции, а у него помимо этого в голове столько всего. — Насчёт того, что ты врезаешься в людей — не переживай. Привыкнешь, — Саша одобряюще похлопал друга по плечу, а затем в купе зашла проводница проверить паспорта. До отправления оставались считаные минуты. — Помнишь, как мне пришлось за полтора дня до «Хитов» учить слова и репетировать, потому что кто-то не смог выйти, а этот номер нужен был в концерте. Кажется, тогда Ваня приболел, а они затыкали дыры, как могли. Я так сильно стрессовал только — когда забыл текст «Жажды»… Он рассмеялся и удобнее расположился на полке. Стало как-то хорошо и совсем уж приятно. Кирилл был рядом с ним и никто его не забирал. Они наконец могли поговорить обо всём, что их волновало. Но Суханов молчал… Он будто боялся узнать правду, а также поделиться с Гордеевым всем тем, что заполнило его голову.