***
Он не помнил, как добрался до дома и как беспомощно упал на кровать, утыкаясь носом в подушку. Саша даже не знал, почему всё это сделал и зачем наговорил Кириллу такое. Он же не думал так плохо о нём никогда и сейчас не думает, но слова вылетели быстрее, чем Суханов успел сообразить их значение. Мужчина добавил Кира в чёрный список, боясь чего-то призрачного. Вдруг тот напишет, а он бы обязательно это сделал. Хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть и никогда больше не появляться на людях. Он злился на себя и на то, что чувствует к другу нечто запретное. И стоило ему вспомнить, как пальцы Гордеева касались его кожи, а губы податливо отвечали на поцелуи, как внизу живота снова начинало сводить от накатывающего желания. Мысли об этом всём сводили с ума. Саше было противно от себя самого, ведь именно из-за этих иррациональных чувств он решился на первый шаг, а теперь, кажется, никогда больше не сможет смотреть в глаза Кирилла. Утром Саша еле поднялся с кровати и заставил себя проглотить яичницу, от запаха которой к горлу подступала тошнота. Думать о Кирилле он не переставал, потому что после вчерашнего, кажется, Гордеев получил абонемент на посещение головы Суханова. К слову, та адски болела после выпитого вчера коньяка, поэтому мужчина не представлял, как ему сегодня пережить репетицию и спектакль. А как теперь находиться рядом с Киром? У них вместе столько спектаклей. «Ненавижу себя». Суханов понимал, что Кир был не с Верой не из-за его нелюбви именно к Свешниковой или занятости. Он в принципе не любил женщин. Саша почему-то даже об этом и не задумывался ранее — все эти годы за Гордеевым ходили толпы фанаток, в университете, конечно, их не было, но он не видел, чтобы Кирилл за кем-то ухаживал. Всё это не вызывало бы вопросов, если бы не вчерашний поцелуй и догадки о том, что между Гордеевым и Казьминым что-то есть. Выходит, что друг всегда был таким. Но сам Суханов не был. У него была когда-то жена, есть дочь, да и все свои сорок с лишним лет он был уверен в своей ориентации — он любил женщин. И вот какие-то скрепы пали. И принять это всё было тяжело, поэтому он решил, что всё пройдёт. Это лишь наваждение, которое обязательно отпустит когда-нибудь. Если он перестанет видеть Кирилла, то, может, и чувства к нему пропадут? Мужчина умывается и смотрит на отражение в зеркале. Стало ещё хуже, чем вчера после поезда. Под глазами мешки, на лице щетина и беспросветная грусть во взгляде. Саша пытается привести себя в более или менее божеский вид, всячески пытаясь не думать о том, что предстоит ему сегодня пережить, да и не только сегодня…Не хватай меня за руку
Отпусти, и забудь меня
Я не должен тебя тянуть
Я это делаю для тебя
Саша приезжает в «Колизей» одним из первых, чем немного озадачивает Рагулина. Тот подпрягает Суханова помочь с реквизитом, расспрашивая про «Шахматы» и жизнь. Они не виделись месяца два, в последний раз играли «Карамазовых» в Москве, когда Влад не смог выйти, поэтому на спектакль из Питера приехал Саша. «Представляешь, Сань, мы тут с Кириллом вчера целовались. Представляешь? А ещё я кажется в него влюбился. Как тебе такие новости? Ну, а ещё, к слову, Кирилл и Сашка Казьмин вместе, но это не точно…» — Передразнивал внутренний голос, который будет бы надсмехался над ситуацией, но было не так уж и смешно. Пока руки были заняты делом — мужчина хоть немного отвлёкся от мыслей о Гордееве. Одним за одним начали приезжать коллеги, среди которых был и Казьмин. Наташа и Вера щебетали о чём-то своём, а Саша по привычке искал взглядом Кира, но его до сих пор не было. — Кирилл сказал, что немного позже приедет. Он не дома, наверное, — вдруг сказала Свешникова, отвечая на немой вопрос. — Я к нему заходила, но никто не открыл. Суханов тихо вздохнул, понимая, что причина его опоздания — это он сам. Мужчина начал переживать, что его слова слишком прошлись по Кириллу, вдруг тот вообще не приедет? Не захочет больше никогда в жизни видеть такого друга. Ожогин недовольно бормочет про то, что надо бы прогнать дуэт с Иваном, но самого Ивана нет. Саша кашляя, разбирается с аппаратурой, говоря, что пока можно прогнать песни, где нет Кирилла. Их же много. Внутри у актёра всё сжимает от волнения. Совесть начинает на чём свет стоит отчитывать мужчину. «Как я мог такое сказать ему вообще? Сам пришёл к нему и начал это всё, а потом оскорбил. Я ничем не лучше… А вдруг что-то случилось? Кирилл же такой ранимый, пусть и делает вид, что пуленепробиваемый, но я то знаю». Саша невольно шарахался от коллег, ему казалось, будто весь мир знал о том, что случилось вчера в квартире у Гордеева. Будто бы Рагулин уже вычеркнул его из списка друзей, обзывая педиком. Суханов не уходил со сцены, боясь, что где-то за кулисами столкнётся с Кириллом. Тот приехал через час после начала репетиции — помятый и уставший, будто вовсе не спал. Мужчина отводит взгляд в сторону, когда Кир здоровается со всеми и извиняется за опоздание. Казьмин практически сразу оказывается рядом. — Натали, — вдруг зовёт Саша Диевскую, — а ты в этом блоке Джекилла сколько раз играешь? Ему бы только причину, чтобы не смотреть на Кирилла и Сашу младшего, поэтому он уходит в беседу с Наташей, которая сразу после вопроса про мюзикл начинает расспрашивать коллегу о Москве и «Шахматах». И вот уже десять минут времени репетиции проходит вне контакта с Киром, но впереди прогон песен, где им придётся говорить. — Так. Самая «любимая» песня, — говорит Рагулин, — дуэт Ивана и Катерины Ивановны. Только не забудьте, когда вам надо вступать… Суханов садится на стул, провожая взглядом Кира и Наташу. Саша начинает смеяться, иногда кажется, что этот истерический смех вырывается у него непроизвольно. Он смотрит на Гордеева — впервые с того момента, как он убежал из его квартиры. Не хочет отводить взгляд в сторону, но от пронзающего ответного от Кирилла… Хочется снова сбежать. Мужчина умолкает и затем просто встаёт за спиной Диевской. Если раньше репетиции проходили весело и задорно, потому что Суханов позволял себе шутить, то теперь всё затянулось, превратившись в рутину. Не радовали ни Вера, ни Наташа, ни улыбчивый Вальц. И это только начало, ведь впереди спектакль, куча совместных проектов. До спектакля Саша всячески избегает Кирилла, цепляясь за любую возможность не оставаться с ним один на один в гримёрке или где-то ещё. Он несколько раз выходит к служебке, где выкуривает оставшиеся несколько сигарет. Может, ему стоило бы подойти к Гордееву и поговорить, а не бегать от него, будто они школьники, но Суханов пока не мог решиться на этот шаг. Он понимал, что после — жизнь пойдёт совсем другим чередом. — Это тебе, — говорит Казьмин, протягивая Саше стаканчик с чем-то, — возвращаю какао-долг, да и выглядишь ты как-то… — Ужасно? — Спрашивает Суханов, а затем благодарно кивает коллеге. Суханов смотрит в экран телефона. Кирилл всё ещё в чёрном списке — от этого неприятно щемит сердце. Он допивает горячий какао и отправляется в гримёрную, где уже почти заканчивают подготовку другие. Проходит мимо Кира, сидящего напротив зеркала — тот уже почти готов, только завершает образ: подчёркивает глаза, чуть выделяя скулы, брови и нос. В этом спектакле и не было грима, но он всё равно нужен был, чтобы кожа не блестела от прожекторов, чтобы люди различали лица и эмоции. Саша стоит позади и ловит в отражении взгляд Гордеева — колкий, холодный и убивающий. Мужчина подходит к своему столу, усаживаясь перед ним. Затыкает уши наушниками… Тяжело делать вид, что ничего не было. Ведь всё же было. И это было прекрасно, но Саша в этом себе не хотел признаваться.***
Будильник получает заслуженную двойку в дневник — он не справляется со своей главной функцией. 11:00, 12:00 — Кирилл всё ещё крепко спит, пытаясь проспать этот день, неделю, месяц. Ему снятся шахматы. Слоны, кони, ферзи — всё это происходит на сцене, Гордеева сбивают ног, а во главе шахматной партии стоит король Суханов. Он наносит решающий удар, ставит подножку, и Кирилл слетает с высокой сцены МДМ. Болит рука, и Гордеев просыпается, понимая, что отлежал себе правую конечность. Пытается включить телефон, чтобы оценить масштабы опоздания, но телефон разрядился. Кирилл ставит его на зарядку и потягивается. Он знает, что опоздал, но он хотел этого. Хотел сделать всё возможное, чтобы не пересекаться сегодня с Сухановым, который одним вечером вычеркнул его из жизни. Кирилл не был злопамятным человеком, он умел прощать, когда для этого был повод. Здесь его не было. Суханов сам сделал выбор, оборвал ниточки и кукла-марионетка навзничь упала на пол, как и их дружба. Гордеев не сердился, не таил обиду. Он понимал, что Саша поставил точку в этой истории, так почему бы и ему самому не сделать этого? Долгие годы дружбы? Забыть. Влюбленность и чувства? Забыть. Вечное желание, чтобы Суханов находился рядом? Отпустить. «Я не хочу быть камнем на его шее». — Думает Кирилл, пока чистит зубы. Тянуть Сашу вниз, постоянно напоминать о своей «неполноценности», вызывать дискомфорт, будто купил пиджак на три размера меньше. Гордеев понимал, что теперь он для Суханова не друг, а сплошные неудобства. И хочется из них выбраться, и выхода нет. Мокрый нос Алвиса дотрагивается до его голых пяток, кот оставляет свой мимолетный поцелуй и начинает заливистую мурчащую песнь, оповещая, что время завтрака уже прошло. — Потерпи, лохматый. — Говорит Гордеев неизвестно кому — себе или Алвису. Терпеть в данной ситуации нужно им двоим. Кириллу от этого саднящего ноющего чувства невозврата, а коту — от того, что его хозяин не выполняет своих законных обязанностей. Кирилл подходит к дивану, видит три пропущенных от Веры и время — 12:58. Длинные ноги здесь уже не спасут. Поэтому он спокойно допивает чай с горячими бутербродами, кормит кота, который вновь вырисовывает вокруг него круги. Жизнь в этот момент кажется такой простой и привычной — работа, дом, кот, сообщения от Казьмина, который тоже кричит сигналы sos по потерянному другу. Но есть в этой картине что-то несоответствующее действительности. Словно художник рисовал её в несколько заходов, каждый раз используя новую технику. Поэтому и картина получилась странной — размазанной и неестественной, с чувством тяжести на душе. А ещё там была растерянность. Она притаилась в уголке и всё ждала своего часа — когда выбраться на свободу? Уже скоро, очень скоро Кирилл знал, что растерянность выберется из своего угла сразу же, как он выйдет на сцену. Пожмет руку Рагулину, обнимет Веру и Наташу, пошутит с Казьминым. А потом встретится глазами с Сухановым — и тут растерянность выбежит на свободу, начнет размахивать руками и привлекать к себе внимание. Потому что Гордеев не знал, как пройдёт их встреча. И лучше бы, наверное, её вообще никогда не было. Расчесываясь перед выходом, Кирилл ловит себя на странном, но притягательном чувстве. Вчерашний вечер повесил его на крюк головой вниз, вытряхнул из карманов всю мелочь и эмоции. А сегодня — пустота. И как бы Гордеев не просил оставить хоть какой-то грош за душой, его никто не послушал. Только звенящая пустота вперемешку с фантомной тяжестью взгромоздились на грудь и придавливали его к полу. Не торопясь, он идет в театр. «Колизей» находился ещё ближе к дому Гордеева, поэтому острая потребность подышать весенним Петербургом, заставила его отказаться от короткой поездки на такси. Он наблюдает, как по Невскому проносятся машины — чёрная, белая, красная. Пытается зафиксировать этот момент, когда он перестал что-либо чувствовать. И если Вера раньше ругалась и сквозь зубы цедила: «Гордеев, какой же ты сложный и упрямый», то пусть она попробует потягаться с Гордеевым, который есть сейчас. Кирилл не хочет чувствовать себя драма-квин, он не создан для этой роли. Не любит страдать, ныть и рассказывать всем, насколько всё плохо движется в жизни. Все такие люди любят маски. Чтобы на душе — кошки, а на лице улыбка во все 32. Поэтому Гордеев надевает маску абсолютно уравновешенного и довольного жизнью человека, здоровается с вахтершей на служебке и поднимается к выходу на сцену. — Кирилл, мы хотели писать в «Жди меня». — Шутит Ожогин, заметив Гордеева, выходящего из-за кулис. — Так мне уже звонили… только из «Поле чудес». — Кирилл здоровается со старшим товарищем и идёт по построенному в голове плану — обнимает Веру и Наташу, уверяет Рагулина, что с ним всё замечательно — просто задержали дела. Затем здоровается с Казьминым и нежно смотрит в его глаза, понимая, как сильно переживает Саша. Он смотрит в них чуть больше пяти секунд, но понимает, что ничего не срабатывает. Механизм часов сломался, и теперь взгляд Казьмина перестал быть той самой уютной гаванью. Гордеев кивает Саше младшему, мимика которого передаёт сразу тысячу вопросов от «где ты был» до «когда мы поговорим». Кивок Кирилла — это согласие и немой ответ на все вопросы. Сегодня. Сегодня мы поговорим. — Дуэт Ивана и Катерины Ивановны. Только не забудьте, когда вам надо вступать… — протягивает Рагулин своим богатырским тоном. — Да мы не то чтобы забыли, мы и не знаем. — Шутит Кирилл, усаживаясь на стул. Он чувствует его взгляд. Эта сцена — одна из самых сильных в спектакле. И всегда его спасал поддерживающий тёплый взгляд Саши. Они подстраивались друг под друга, начинали смеяться в унисон, один баритон сплетался с другим, и смех раздавался эхом в каждом уголке зала. Сегодня Кирилл не мог себе этого позволить. Бюджета на сильную игру уже не хватало, лимит на переглядки с Сашей старшим был исчерпан. Он смотрел на Суханова так, будто пространство между ними оплетала своими цепкими руками тяжелая зимняя стужа. Гордеев не успел снять куртку, зная, что в здесь не слишком теплый зал, но даже через желтую старую парку он чувствовал этот цепкий морозец, гуляющий между лопаток. Картины прошедшего вечера всплывают в памяти, и Кирилл старается пролистать их, как пленку старого диафильма. Он прячется за Диевскую, стараясь не смотреть на Сашу, но рост не позволяет этого сделать. Гордеев видит его спутанные волосы, различает в сумраке сцены косую усмешку и думает, как сильно бы он хотел расширить границы допустимого. Но то, что допустимо ему — недопустимо для Саши. Поэтому Гордеев продолжает петь, путаясь в ритме. — Кир, давай еще раз. — Перебивает его Наташа. — Я всегда подстраиваюсь под тебя, потому что ты там всё всегда рассчитываешь. А сегодня Кирилл считал только одно — сколько раз он хотел улыбнуться при виде Суханова. — У тебя сегодня всё хорошо? — Спрашивает Вера после репетиции. — Выглядишь, будто всю ночь не спал. Но я, кажется, даже умудрилась расслышать твой храп. — Ты очень наблюдательная, я тебе уже это говорил? — Кирилл улыбается и ободряюще приобнимает Веру за плечи, уводя ее к гримеркам. — Я спал, как убитый. Собственно поэтому и очутился здесь на час позже. Вера кивает — поверила. И Гордеев искренне радуется, что во время вчерашнего приключения, она была в театре. Он направляет Свешникову в женскую гримёрную, сам заходит к себе и садится за свои театральные палетки. Подводит глаза, добавляет пудры от блеска. Пытается замазать болезненные синяки под глазами, выделяющиеся на бледной коже. Казьмин садится за столик возле него и рассказывает про репетиции «Шахмат». Гордеев смеётся, потому что Саша младший был единственным человеком, который понимал и разделял гордеевское чувство юмора. В гримёрную заходит Суханов. Их взгляды пересекаются в зеркале, Кирилл выдерживает его, чтобы не навести подозрений. Он пытается улыбнуться, чтобы выглядеть правдоподобно, но ничего не получается. Улыбка выглядит также сухо, как и желание играть сегодня с Сашей старшим на одной сцене. По театральному радио звенит первый звонок. Кирилл застёгивает пуговицы своего костюма, надевает на нос очки и проходит за кулисы. Сегодня всё по-другому. Он хочет поставить себя на место зрителя и увидеть со стороны — видна ли та нить, которая протянулась между Сухановым — Гордеевым — Казьминым. Слышит или чувствует хоть кто-либо, что Гордееву сложно стоять на этой сцене и смеяться в унисон с Сашей. Понимает ли хоть кто-то, как тяжело ему в тот самый заученный всеми момент, когда Суханов трогает его волосы. Кирилл замирает, и старается попадать в такт музыке. Он ненавидел, когда кто-то трогал его волосы, и Саша знал это, поэтому, на потеху, решил ввести это движение в свой сценарий. Гордеев привык к этим прикосновениям и старательно ждал, как пальцы Саши распутают его гриву, мягко проведут по прядям, оставляя свое тепло где-то в районе макушки. Сегодня Гордеев также ждал этого, замерев на коленях Диевской. Но этого не произошло В следующих ариях Кирилл старается поймать взгляд Суханова. Спросить у него: «почему этого не произошло. Куда всё делось», но в перерывах между выходами на сцену, он сам понимает, что ответ уже известен. Вчерашний вечер стёр всё, как ластик. Поэтому на поклонах Кирилл занимает позицию между Наташей и Вальцем, чтобы не чувствовать, как тяжелая рука Суханова приобнимает его за талию. Гордеев максимально отстраняется, понимая, как сложно Саше принять его таким. Но Саша даже не догадывается, как сложно самому Кириллу. Спектакль заканчивается, и вместе с ним завершаются переживания Гордеева. Он понимает, что здесь больше нечего искать, ждать и терпеть. Ему слишком душно находиться рядом с Сухановым, поэтому он сразу же переодевается в штатское и ждёт Казьмина на выходе из «Колизея». — А вы чего не останетесь с нами на фуршет? — Рагулин удивленно разводит своими огромными ручищами. — Саша, ты видел эти очереди на служебке? Пусть уже выйдут к своим фанаткам, пока они колизей не снесли, а то придётся оплачивать ущерб. — Смеётся Ожогин и нажимает кнопку прогрева на ключе от машины. — Но я пойду с ними… — Чтобы взять всех фанаток на себя. — Добавляет Кирилл и пропускает вперёд Ожогина и подоспевшего Казьмина. Гордеев поправляет капюшон на куртке Саши младшего и собирается выходить, когда слышит знакомый оклик. — Кирилл, стой. — Не оборачиваясь, Кир кивает Казьмину, чтобы тот шёл вперед, и остаётся один на один с Сухановым в темном фойе театра. — Я хотел с тобой поговорить. — Суханов подходит к нему ближе и мягко дотрагивается до локтя. Гордеев отстраняется. Он не хочет всего этого. Каждое прикосновение, каждый взгляд возвращают его к вчерашнему вечеру и словам «отстань от меня». Он не хочет, чтобы ему снова было больно_стыдно за свои чувства. — Ты уже вчера всё сказал. — Гордеев рад, что в фойе театра уже выключили свет. Он рад, что Суханов не видит, как кровь прилила к бледным щекам. Рад, что сказал это тихо, почти шепотом, чтобы Саша не слышал никакой дрожи в голосе. Разворачивается и выходит из душного коридора навстречу улыбкам фан-группы. Кирилл знает, что сделал больно Саше. Но он больше не хочет, чтобы кто-то делал больно ему.