Саундтрек:
Flames — Tender Games, Mulay
— Твой телефон просто разрывается. — Да. — Не хочешь ответить? — Нет, Чжоу. — Ладно. Гермиона стонет, когда на главном экране высвечивается ещё пять или около того сообщений, идущих подряд. Она отключила уведомления, но это не мешало её телефону издавать эти ужасающие вибрации, не предполагающие собой сосредоточение на работе, что они с Чжоу и пытались делать. — Я могу отключить уведомления полностью, если ты хочешь, — через несколько минут и ещё большее количество сообщений предлагает Чжоу. — Да… Знаешь, это было бы очень кстати, — выдавливает Гермиона, стараясь не обращать внимания на неприятное чувство в груди. — Кто такой Рон? Она оборачивается к Чжоу. В её руках находится телефон Гермионы, который девушка протягивает обратно. Наверное, она всё же успела прочитать имя отправителя, когда возилась с настройками. Гермиона снова поворачивается к рабочему столу, стараясь всеми силами занять себя чем-то. — Мы встречались. — Тогда почему он… — Потому что он ведёт себя как ребёнок, — раздражённо отвечает она. И надеется, что Чжоу понимает, что эта эмоция не предназначена ей. — Всегда вёл, на самом деле. — Не знаю, как продвигались ваши отношения, когда вы были вместе, — Гермиона чуть ли не выкрикивает «ужасно», но вовремя останавливает себя, — но сейчас он как минимум нарушает твоё личное пространство, заваливая этими бессмысленными сообщениями. Чжоу фыркает, и Гермиона не удивляется. Последние дни Рон Уизли действовал на нервы не только ей. С того момента, как он впервые написал ей после их довольно скорого расставания, прошло два дня. Гермиона ожидала этого. Ему потребовался месяц, чтобы пережить обиду, и ещё несколько недель, чтобы справиться со злостью. Рон никогда не был сдержанным человеком. Им двигали эмоции и некоторый эгоизм, с которым Гермиона мирилась в течение последних трёх месяцев колледжа, когда они встречались. И она осталась разочарованной. На самом деле, все отношения, в которых она когда-либо состояла, были такими. Просто Рон стал олицетворением того эпизода её жизни, заставившего её задуматься над тем, что, возможно, что-то не так было именно с ней. Гермионе не нравилось быть на вторых ролях. Ей не нравилось, когда пятничными вечерами её оставляли одну, отдавая предпочтение просмотру футбольного матча в кругу друзей. Ей не нравилось быть движущей силой в отношениях. И Гермиона ненавидела осознание того, что только она заинтересована в том, чтобы катить этот тяжёлый камень в гору. Потому что именно такими казались все её непродолжительные романы. Неподъёмными, пассивными и обязывающими. Но, может быть, ей просто нужно было быть более терпеливой? Может, всё бы наладилось, если бы она старалась лучше? Тратила больше времени в ванной, доводя ежедневный макияж до идеала. Испытывала больший энтузиазм, когда любимая команда Рона одерживала победу на чемпионатах. Даже если и так, проблема заключалась в том, что она не чувствовала себя счастливой. А отношения всего лишь с перспективой на счастье её не устраивали. С этими мыслями она приняла решение уйти. Гермиона искренне надеялась, что Рон не воспримет это тяжело. Как она могла остаться с ним, если не хотела этого? Каждое её прикосновение кричало бы об этом громче, чем Гермиона смогла бы выразить словами. Рон был прежде всего её другом, пока они не совершили ошибку. Ей не хотелось причинять ему боль. Но это всё же случилось. Гермиона никогда не видела его более подавленным и злым, чем в тот вечер, когда она сообщила ему о своём решении. Будто все годы дружбы растворились в воздухе, как что-то незначительное. Несущественное на фоне её «предательства». И сейчас он думает, что сможет заново провести мосты, когда между ними карьер, а у него в запасе только пара хлипких дощечек. Это было бессмысленно. И если он не глуп, Рон поймёт это. — У нас бы никогда ничего не вышло, — выдыхает она. — Мы просто… хотим разного. Чжоу задумчиво кивает. Гермиона знает, что она понимает. Скажи подобное любому из парней, с которым она была знакома, — Гермиона уверена, что он бы посмотрел на неё самым непонимающим взглядом из возможных. Казалось, чтобы донести до мужчины какую-то мысль, касающуюся отношений или потребностей, которые Гермиона могла испытывать, находясь в близости с ним, нужно было приложить колоссальные усилия. И это угнетало. Не настолько, чтобы она отчаялась. Но достаточно, чтобы девушка задумалась над тем, не многого ли она требовала.***
Тем вечером она снова работает допоздна. Когда Гермиона садится записывать задачи на завтра, небо за большими окнами ателье отливает приятным сиреневым оттенком. Она решает, что вполне может продолжить дома, чтобы не пропустить автобус, снова погрузившись в собственные мысли. Ей требуется ещё пятнадцать минут, чтобы привести рабочее место в порядок, собрать сумку и закрыть двери на ключ, который оставила ей мадам Малкин. Осенний ветер ударяет в лицо, и Гермиона морщится, чувствуя, как от холода начинает покалывать нос. Её вязаный кардиган мгновенно кажется слишком лёгким для такой погоды. В здании на противоположной стороне улицы в это же время гаснут последние огни. Двери распахиваются, и хватает только слабого освещения уличных фонарей, чтобы она поняла, кто из них выходит. Он сразу замечает её. На его согнутой руке висит пальто, а глаза быстро проходятся по ней, следом обводя улицу. Светловолосый мужчина хмурится и делает шаг вперёд, быстро переходя безлюдную дорогу. Гермиона чувствует, как её губы изгибаются в лёгкой улыбке. — Вы преследуете меня, мистер Малфой? — она не знает, что её толкнуло на это игривое замечание, но его удивлённо приподнятая бровь не даёт ей почувствовать себя неловко. — Это очень серьёзное обвинение, мисс Грейнджер, — в том же тоне отвечает он, но, кажется, его настроение меняется, когда взгляд мужчины останавливается на её джемпере. Ухмылка спадает с острого лица. Гермиона уже думает о том, что, возможно, он нашёл его безвкусным, как он произносит: — Где твоё пальто, милая? От такой резкой перемены у неё немного расширяются глаза. Несколько секунд назад они перебрасывались шутливыми репликами, а теперь будто что-то в нём щёлкнуло, заставив мужской голос понизиться. — Я… ну, утром было тепло. И, на самом деле, я торопилась… Гермиона ощущает, как её шея заливается краской, когда она пытается назвать ему причину, хотя это больше похоже на смятые оправдания. Чувство схоже с тем, что она испытывала в колледже, стоя у стола преподавателя и объясняя, почему не сдала домашнее задание в срок. Малфой, похоже, замечает её заминку и без лишних слов снимает с руки пальто, набрасывая ей на плечи. Он уделяет слишком много, на её взгляд, внимания пуговицам, в то время как она не спускает взгляда с серьёзного выражения его лица. Мужчина смягчается и отстраняется, как только поднимает глаза. Его щёки слегка краснеют, и он прочищает горло. — Сегодня холодно. Ты замёрзнешь, если будешь находиться в чём-то подобном, — теперь, кажется, оправдывается он. На её губах снова появляется улыбка. Это милое беспокойство делает с её сердцем что-то особенное, отчего оно бьётся быстрее, возможно, совершая ошибку. Ведь она просто девушка, обманутая тёплым утренним солнцем, а он мужчина с хорошими манерами. Гермиона отводит взгляд. Ей нужно идти, если она не хочет опоздать на последний автобус. Завтра на обеденном перерыве она занесёт ему пальто. — Спасибо, — благодарит она. В её взгляде — теплота вместо былого огня, и это так непохоже на тот раз, когда они встретились в кофейне, что Гермиона неосознанно прикусывает губу. Мужчина медленно кивает, не переставая изучать её взглядом. Она уже поворачивается в сторону дороги, как его рука тут же мягко останавливает её, придерживая за локоть. — Подожди, — когда Гермиона снова смотрит на него, он выглядит чуть менее хмуро, чем когда спросил её о местонахождении её верхней одежды, но она всё равно видит за стенами сдержанности те же эмоции. Она вопросительно приподнимает бровь. — Куда ты идёшь? Гермиона моргает. — Домой. Малфой ещё раз осматривает улицу, как и тогда, когда впервые увидел её. — У тебя нет машины? — Нет, — она заправляет выбившуюся от резкого шквала ветра прядь, замечая, как он поджал губы с её ответом. — Позволь мне довезти тебя до дома. Уже поздно. — Мой автобус приедет через двадцать минут, я вполне могу… — начинает она, но запинается на середине фразы. Ему не слишком нравится начало её ответа. Гермиона не знает, почему это имеет значение, и всё же она сдаётся. — Хорошо. Интересно, знал ли Драко Малфой, что всю неделю, в течение которой она продолжала работать в ателье, Гермиона не испытывала неудобств относительно того, чтобы добраться до дома самостоятельно? Даже если это был самый поздний вечер, а она была самым уставшим человеком в радиусе пяти миль. Гермиона жила сравнительно недалеко, поэтому пользоваться такой привилегией, как машина Чжоу, не было необходимости. Как только часы указывали на шесть вечера, её напарница подхватывала вещи и лёгкой походкой выходила за двери, перед этим непременно спрашивая, не хочет ли Гермиона, чтобы её подвезли. Иногда Чжоу даже отпрашивалась с работы пораньше, как это было в тот раз, когда она впервые встретила Малфоя. Гермиона же предпочитала ещё некоторое время оставаться на рабочем месте, подводя итоги дня и заканчивая дела. Её раздражало, когда она не успевала закончить всё, что планировала. И даже когда мадам Малкин или Чжоу уверяли её в том, что они вполне могли разделить обязанности, чтобы те не так сильно сковывали Гермиону, она отказывалась, потому что никогда раньше не сбрасывала ответственность, как бы изнурительно это ни бывало. Гермиона знала, что формулировка «сбрасывать ответственность» была немного критичной при всех обстоятельствах, но ощущалось это именно так. Принять помощь иногда казалось так же сложно, как и не делать этого вовсе. Но смотря на мужчину перед собой, Гермиона думает о том, что сейчас, возможно, она не сможет отказаться от его предложения. Нет, конечно, она могла сказать ему, что доберётся самостоятельно, и он бы ни в коем случае не остановил её. Но то, как Малфой смотрит на неё в этот момент… Что ж, наверное, было действительно поздно. Напряжение в его плечах немного ослабевает. Очевидно, такой ответ его устраивает больше. Её спину покалывает даже через плотную ткань пальто от лёгкого прикосновения его руки, когда Малфой ведёт её к машине. Он, конечно же, открывает перед ней дверь авто. Гермиона старается сесть на пассажирское сидение как можно более грациозно, и у неё даже почти получается это сделать, не считая того, что в последний момент девушке приходится подтащить к себе ткань пальто из-за его чрезмерных размеров, чтобы дверь машины могла беспрепятственно закрыться. Уголок губ Малфоя знакомо приподнимается, когда он обходит машину, занимая место водителя. Что ж, она опять дала ему повод для веселья. — Где ты живёшь? — спрашивает он, заводя машину прикосновением к кнопке запуска двигателя. Гермиона не разбирается в машинах, но она точно может сказать, что та, в которой они находятся, — премиум класса. Сенсорная панель управления под длинными пальцами мужчины освещает его кожу мягким голубым светом, ещё больше заостряя черты лица. Она называет ему свой адрес, на что он кивает, включая климат-контроль. Предусмотрительно, учитывая погоду снаружи. Его рука ложится на коробку передач, обхватывая рукоятку. Она следит за переплетением вен, изящно обхватывающих запястье, пока Малфой одним движением передвигает его назад. Гермиона представляет, как бы смотрелась её рука в его. Насколько колоссальной была бы разница, если бы когда-нибудь представилась возможность сравнить. Внезапно её догоняет мысль о том, что он вполне может быть женат. В двадцать один перспектива брака была всего лишь далёкой возможностью. В возрасте, в котором находился он, брак становился обыденностью. Гермиона сжимается изнутри, когда эта вероятность вспыхивает перед её глазами. Она снова думает о том, насколько он старше. Гермиона дала бы ему не больше тридцати пяти. Это было максимальным числом. Потому что невозможно выглядеть настолько хорошо, если тебе за сорок. Тогда бы она без скептицизма рассмотрела теорию о том, что он, вероятно, пил кровь девственниц, единорогов или что-то подобное из тех детских страшилок, которые она читала, когда была ребёнком. Её взгляд снова устремляется на его руки. В тридцать пять люди женятся, заводят детей и перечитывают Джеймса Джойса, лучше проникаясь свободными ассоциациями. Но сейчас её интересует только то, сковывает ли его безымянный палец нагретый теплом кожи металл. Она обводит взглядом его пальцы и сглатывает. Ничего. Гермиона не знает, почему это приносит облегчение. Ей не нравится думать о себе, как об инфантильной девушке. Она не западает на первых встречных и не садится в машины к незнакомцам. Обычно нет. Когда они выезжают на свободную трассу, его губы скрашивает лёгкая ухмылка. — Как тебя зовут, милая? Ох. Она совсем забыла о том, что даже толком не представилась. Единственное, что он слышал, это удивлённое «Мисс Грейнджер» из уст мадам Малкин. И любое его обращение к ней, кроме мягкого «милая», включало в себя только её фамилию. — Гермиона, — отвечает она, точно зная, что он подумал об одной небезызвестной пьесе. У неё было необычное имя. Оно мало где встречалось и немного ломало язык при произношении. В колледже все её знакомства сводились либо к тому, что человек напоминал ей об этом, либо к этому задумчивому взгляду, который она сейчас могла наблюдать на лице Малфоя, указывающему на то, что он, без сомнений, вспомнил Шекспира. — Драко, — также представляется он, сворачивая с трассы. Гермиона не стала говорить о том, что уже знала, как его зовут, после небольшого рассказа мадам Малкин в сопровождении шампанского. В конце концов, компания Драко также носила его инициалы. Произносить его имя мысленно было приятно. Оно тоже было необычным. Хотя, в отличие от её, более лаконичным. Гермиона подумала о созвездии. — Почему ты уходишь с работы так поздно? Полагаю, твой рабочий день заканчивается в шесть. Гермиона поворачивается к нему. — Откуда ты знаешь? — Мадам Малкин всегда закрывает ателье именно в это время. Моя семья находится с ней в довольно близких отношениях по истечении стольких лет, — намёк на улыбку снова читается на его лице. Гермиона, конечно же, вспоминает их первую встречу. Она не будет спрашивать о том, почему он не сказал ей. Может быть, позже. — Обычно я задерживаюсь до семи, чтобы уладить все дела внутри и составить график на следующий день, — произносит она, запахивая пальто плотнее. От её взгляда не ускользает то, что Драко сразу же повышает температуру в салоне на несколько градусов. — Обычно это занимает не более часа, но… — Но сегодня ты задержалась ещё дольше, — заканчивает он, кивая. И это точно не был тот кивок, который мог бы означать его с ней согласие. Просто подтверждение факта. — Да. — Разве ты не можешь закончить работу завтра? К примеру, перенести несколько дел на следующий день, — его пальцы мерно постукивают по рулю. Гермиона мнётся. — Я не люблю так поступать. Мне нравится, что всё происходит так, как я задумывала изначально, даже если дел больше, чем я смогу выполнить в рабочие часы. — Почему мне кажется, что ты берёшь больше работы, чем от тебя требуется? Она хмыкает. — Тебе кажется. — Я так не думаю, Гермиона. Это только твоя первая рабочая неделя, а ты уже ежедневно задерживаешься допоздна. Когда я нанимаю людей, особенно таких молодых, как ты, я даю им время освоиться и плавно подстроиться под новый график. Это важно для сохранения работоспособности и дальнейшей мотивации персонала. Хотя, смею предположить, с этим у тебя проблем нет, — он выкручивает руль и осматривает дорогу, кидая на неё короткий взгляд. — Мадам Малкин не из тех, кто бы стал нагружать своих новых сотрудников в первые рабочие дни. Соответственно, это решение принадлежит тебе. И мне интересно, почему? Гермиона не знает, что заставило её впериться в него взглядом так, будто он поведал ей скрытые истины человеческого бытия. Возможно, его низкий тембр голоса вскружил ей голову, а возможно, он задал вопрос, на который она с трудом могла найти ответ. — Наверное, я привыкла к этому, — спустя минуту тихо отвечает она. — Брать ответственность. В детстве, когда у родителей были проблемы, и они часто полагались и на меня в том числе. В школе и колледже, когда это окончательно закрепилось за мной. Я не думаю, что умею по-другому. Когда она снова смотрит на него, их освещает ярко-алый свет от светофора. Драко всё ещё держит руку на руле, но его глаза устремлены к ней. Серые, пронизывающие и… понимающие. Они сверкают в полумраке, окружающем их, и Гермионе хочется утонуть в них, как бы драматично это ни звучало. — А тебе бы хотелось по-другому? — задаёт он свой последний вопрос, потому что через несколько минут они приблизятся к её дому. Она закусывает губу, размышляя. Это действительно то, чего она хотела? Перестать чувствовать себя вечно обязанной? Ощутить лёгкость и свободу без давления тяжёлой ответственности? Перестать давать этой ответственности ярлык «тяжёлой», если на самом деле она таковой даже не являлась, а только ощущалась? Ответ стал очевидным только под его серьёзным взглядом: — Да. Мне бы хотелось. Машина останавливается в районе Хэмпстед-Гарден у коттеджа, который родители Гермионы оставили на её попечение, пока были вынуждены уехать по работе в Австралию на неопределённое время. Её дом детства казался убежищем посреди всего того хаоса, который она создала вокруг себя. И Гермиона была не против наслаждаться им в одиночестве. Драко не глушит двигатель. Гермиона кидает на него благодарный взгляд, начиная стягивать с плеч его пальто. — Прошу, оставь его себе. Может, тогда ты не забудешь о том, что прогноз погоды бывает недостоверным, — он поправляет ткань на её плече, второй раз за сегодня останавливая девушку. — Ты уверен? Это хорошее пальто, Драко. Можешь считать это моей оценкой как профессионала, — тихо смеётся она, улавливая жгучие ртутные отблески в его глазах, когда он впервые слышит своё имя, слетевшее с её губ. — Хорошо что у меня на примете есть отличный портной, — ухмыляется он, убирая от неё руки. Теперь Гермиона в состоянии признать, что хотела бы, чтобы они задержались на ней подольше. Его выражение лица снова становится серьёзным, когда он открывает перед ней дверцу машины, подавая руку. — Ты не должна ходить одна в такое позднее время, Гермиона. Хоть теперь она и твёрдо стоит на ногах, земля под ней не кажется такой устойчивой в данный момент. — И всё же я села в машину к красивому незнакомцу. Его губы изгибаются в улыбке. — Считай, тебе повезло. Она слышит приглушённый рёв заведённого автомобиля только тогда, когда закрывает входную дверь на ключ. Следующим утром она снова отвергает предложение Чжоу подвезти её. И совсем не из-за того, что Гермиона нуждается в дополнительном рабочем времени.