***
Все утро Уэнсдей в напряжении, но, конечно, не из-за видения. Ей снова приходят снимки от преследователя. Нужно найти больше информации о фотографиях, ее единственный опыт в этой области — вскрытия и места преступлений. Учитывая события прошлого семестра, получить пропуск в Джерико становится гораздо сложнее. Уэнсдей надеется, что недавний выговор в личном деле не вынудит ее прибегнуть к тайному посещению города. — Возвращайтесь ровно к девяти вечера, и у нас не будет проблем, — предупреждает директор, вручая Уэнсдей пропуск. Следующий пункт ее списка важных дел — найти Ксавье в столовой во время обеденного перерыва. Она хлопает руками по столу рядом с его тарелкой, заставляя юношу слегка подпрыгнуть. — Сегодня после занятий я собираюсь в Джерико. — Хорошо… — Ксавье морщится, увидев безразличное выражение на ее лице. — Есть какая-то особая причина или ты хранишь это в секрете? — Мне нужно настроить виолончель. Встретимся во дворе в пять часов, ты мне должен. Захвати велосипед. — Как ты собираешься… — Но она уже уходит, не дослушав до конца его вопрос. После окончания занятий Уэнсдей собирает сумку, берет самую теплую куртку и направляется во двор. Ксавье уже стоит там, прислонив к себе велосипед: — Где твоя виолончель? — Не имеет значения. Ксавье усмехается: — Так я еду с тобой в Джерико, или ты просто украдешь мой велосипед? Она игнорирует его вопрос, перекидывая ногу через сиденье: — Я никогда раньше не ездила на нем. — Супер! И ты думала, что научишься за каких-то десять минут? — Ксавье смеется над ней. — Я бы сказал, никуда не уходи, но знаю, что ты не сможешь. Он бросает сумку на землю и бежит обратно в старый каменный главный зал школы. Вещь тут же вылезает из сумки, подавая знаки Уэнсдей. — Я не собираюсь спрашивать его об этом. Он жестикулирует еще отчаяннее. Уэнсдей игнорирует его, поглядывая на часы. Ей нужно поторопиться, чтобы максимально продуктивно использовать отведенное время. — Вы с Ксавье собираетесь на свидание в город? Бьянка Барклай. Вероятно, возвращается в Эвридика Холл после репетиции хора. Уэнсдей поворачивается, в то время как Вещь спешит спрятаться за ней: — Мне нужно настроить виолончель. Бьянка усмехается: — Это одна из самых странных инсинуаций, которые я слышала! — В отличие от тебя и, похоже, всей этой школы, мой разум не занят темой секса двадцать четыре на семь. Но это правда лишь наполовину, учитывая усилия, которые пришлось приложить Уэнсдей, чтобы избавиться от тяжкого груза событий прошлой ночи. — Как скажешь, Уэнсдей, — она продолжает ухмыляться, направляясь в общежитие. Ксавье возвращается, держа в руке пропуск, и Бьянка хлопает его по плечу. — Повеселитесь! — Что это было? — спрашивает Ксавье, но она не хочет отвечать. — Неважно — перебирайся вперед. Уэнсдей слезает с велосипеда, чтобы он мог перекинуть ногу через сиденье и поднять подножку. Она замирает в нерешительности, пока Ксавье не указывает на маленькие перекладины. — Поставь ноги туда и обопрись на руль, — объясняет он. Уэнсдей ставит ногу на перекладину, упирается руками, чтобы удержаться, а затем поднимает вторую ногу. — Не отпускай, — шепчет Ксавье ей на ухо. Холодный ветер заставляет ее кожу покрыться мурашками, пока они проносятся мимо ворот Невермора.***
Оказавшись в Джерико, Уэнсдей спрыгивает с велосипеда и достает из нагрудного кармана потертую карту города. Она сразу же чувствует, что Ксавье подглядывает через ее плечо. — Займись своими делами, встретимся здесь через… два часа, — Уэнсдей закрывает карту. Ксавье стонет. — Ты мне должен, — повторяет она в ответ. Ее цель — первый из трех пунктов — «Фотостудия Джейн». На фотографиях, прикрепленных к витрине, запечатлены спящие младенцы, животы беременных женщин и множество типичных гетеро семей с двумя детьми. Вряд ли это ее преследователь. Через полтора квартала к востоку — «Идеальное изображение». Даже в тусклом свете лампы сияние, исходящее от дюжины изображений невест в белых свадебных платьях, ослепляет. Вычеркнуть. Третий вариант столь же бесперспективен: компания по съемке пейзажей и дикой природы, которой управляет пожилая супружеская пара. Разочарованная Уэнсдей застает Ксавье во «Флюгере» за чашкой кофе задолго до запланированного времени их встречи. — Нашла то, что искала? — Возможно. — Хорошо, теперь моя очередь. У нас еще есть час до того, как нужно будет возвращаться. — Ксавье берет сумку, допивает оставшийся кофе и ставит кружку на стойку. Уэнсдей следует за ним, задаваясь вопросом, что он запланировал, но останавливается в дверях. Здесь размещена доска для местных объявлений, и кое-что внезапно привлекает ее внимание. Она записывает заинтересовавшую ее информацию в блокнот, прежде чем выйти на улицу. Ксавье, ждущий за дверью, вынимает руку из кармана пальто, чтобы потянуть за ремешок ее сумки с книгами: — Давай, копуша. Она воспринимает это как оскорбление. Ксавье ведет их в небольшую закусочную в соседнем квартале. — Раз уж ты заставила меня пропустить ужин ради этой увлекательной экскурсии. Они садятся за столик, неловко стягивают пальто, уставившись на липкую столешницу. Ксавье наконец прочищает горло: — Ты расскажешь, ради чего мы приехали в город? — Я расследую, — загадочно отвечает она. — Дело о преследователе? — Да. — Меня ты не подозреваешь? — Ты не первый в моем списке. — Уэнсдей смотрит в сторону, словно там есть что-то интересное. — Но ты не исключаешь, что я всегда могу там оказаться, — усмехается Ксавье. — Я нашла кое-что еще, — она достает блокнот, переворачивает страницу и вырывает нижнюю половину. — Для тебя. Это номер телефона и имя. — Консультации по телефону и что-то под названием Zoom. Если ты, конечно, сможешь сейчас доверить кому-то свои жизненные проблемы. Он с улыбкой кладет клочок в карман: — Спасибо, Уэнсдей. — Знаешь, — позже говорит она в паузах между приемами пищи, — ты добавляешь в кофе отвратительное количество сливок и сахара для того, кто питается здоровой едой. — Наверное, мне просто нравятся сладости. На полпути к Невермору Ксавье, слегка запыхавшись, выдыхает: — Кстати, ты можешь одолжить мой велосипед в любое время, но сначала мне придется научить тебя ездить. Она надеется, что Вещь этого не слышал.***
Уэнсдей не может понять, как оказалась в комнате Ксавье, более того — лежит на нем, запутавшись руками в его волосах. Ее спина выгнута под неудобным углом, а промежность прижата к его животу. — Уэнсдей! — вскрикивает Ксавье, глядя ей в глаза. Теперь, убедившись, что сон — это просто еще одно видение, она не может понять, вызваны ли разряды тока, бегущие по ее нервным окончаниям, видением или ощущением его рук, которые он сразу же убирает из-под ее клетчатого джемпера. Чувства почти идентичны, но вспышки электричества пробегают по ее коже разными путями. Ксавье пытается оттолкнуть ее. Уэнсдей чувствует, что падает с кровати и резко приходит в себя. Такое чувство, что на нее вылили ведро ледяной воды без удовольствия, которое приносит подобная пытка. А под наэлектризованным ощущением скрывается оскорбительная истома между ног и затвердевшие соски под ночной рубашкой. Уэнсдей вскакивает с кровати, тяжело дыша. К счастью, Энид еще спит, и ей не придется снова объясняться. Уэнсдей совершает все необходимые приготовления. — Уэнсдей, ты так рано. Что-то случилось? — с помощью хрустального шара спрашивает Мортиша. — Как бы мне ни было больно спрашивать об этом, мама… с уходом Гуди мне больше не к кому обратиться… У тебя когда-нибудь было такое же видение, как у другого человека? — Хм, вероятно. Но я бы обязательно обсудила это со вторым участником. Материнский инстинкт подсказывает мне, что ты этого не сделала. Уэнсдей сопротивляется желанию закатить глаза. — Скорее, у меня видение, — она тщательно подбирает оставшуюся часть предложения, — внутри чужого видения. Мортиша хлопает в ладоши и восклицает: — Как интересно! С другим студентом Невермора? — Мне нужно знать, все ли видения сбываются. Или некоторые просто… ничего не значащие картинки, — через силу продолжает Уэнсдей. — Я думаю, это зависит, от того, моя маленькая тучка, — объясняет Гомес, появляясь в шаре, — что именно показывают тебе видения. Уэнсдей подумывает о том, чтобы броситься с балкона. — Гомес, позволь мне поговорить с дочерью наедине, — вмешивается Мортиша. — Можешь описать видение? Я знаю, чувства — это сложно… Она ненавидит, когда мать проявляет такое открытое участие. — Ужасное. Мортиша сочувственно ахает: — Тогда это действительно что-то важное. Уэнсдей кивает, мечтая о том, чтобы этот разговор поскорее закончился. — Уэнсдей, мы с твоим отцом были обречены найти друг друга в Неверморе. Я не могла желать большего счастья. — Да, да, все это Уэнсдей уже давно знает. — Я так горжусь, что ты следуешь собственным путем. Не ищи любви, если это не то, чего ты хочешь, но и не убегай от желания. Это два разных колдовства, которые могут заворожить девочку-подростка. Уэнсдей резко прерывает связь, внезапно почувствовав тошноту.***
Она достаточно сообразительна и понимает, что в течении следующей недели Ксавье избегает ее. Никаких бессмысленных разговоров об учебе или тренировках по фехтованию, никаких косых взглядов, чтобы убедиться, что она читает его каракули. Больше всего беспокоит то, что он не появляется в столовой после утренних пробежек. Даже Энид замечает это и спрашивает, не расстались ли они. От этих мыслей начинают заедать клавиши на ее пишущей машинке. Утром восьмого дня Уэнсдей ждет на пороге Родерик Холла. Ксавье почти врезается в нее, когда выходит на утреннюю пробежку. — Уэнсдей! — Он произносит ее имя так, что у нее перехватывает дыхание. — Мой первый поцелуй был с серийным убийцей, а второй — в видении, — она делает паузу. — Это смехотворно даже для меня. На этот раз Ксавье не может найти слов. Или, возможно, он достаточно умен, чтобы сейчас промолчать. — Не игнорируй меня больше, — командует она и спешит в столовую, на завтрак. Как только Уэнсдей устраивается на своем любимом месте с кофе и газетой в руках, из ее сумки появляется Вещь. — Мне не нужны уроки флирта. Особенно от тебя. Она раскрывает газету, отгораживаясь от друга.***
Уэнсдей радуется, когда они снова входят в ритм работы в студии Ксавье. Она появилась на следующий день после их негласного примирения с тележкой, полной саженцев, заявив, что ей нужно тускло освещенное пространство вдали от голодных насекомых. Ксавье расчищает часть сарая для ее кадок и рисует Уэнсдей, стоящую в глубине густого темного леса. Однажды вечером Уэнсдей, испачкав по локоть руки в земле, пересаживает растущие черенки, и вдруг Ксавье наклоняется над ней, чтобы взять банку масляной краски с верхней полки. Тепло, которое она ощущает от его прикосновения, вонзается ей в живот, как извилистое лезвие ножа. Она бросает растения, не закончив пересаживать их в горшки, и возвращается в общежитие. — Энид! — крича, врывается Уэнсдей в их комнату. — Пожалуйста, не говори мне, что ты выкапывала могилу. — Нет, не настолько захватывающе. Но в этом то и проблема. Обыденные дела вместе с Ксавье каким-то образом становятся не менее важны, чем вскрытия, рытье могил и разгадывание тайн. Вымыв руки, Уэнсдей снова подходит к соседке: — Мне нужна услуга, но сначала пообещай не кричать. — Мне не нравится, как это звучит, Уэнсдей, — скулит Энид, но протягивает мизинец. Они переплетают пальцы — самое тесное соприкосновение, которое Уэнсдей допускает со времен их объятий в прошлом семестре. — Мне нужно посмотреть фильмы, которые есть у тебя на ноутбуке. Как бы мучительно это ни было… предпочтительно романтические. Энид расплывается в счастливой улыбке. Она кусает подушку, чтобы сдержать свое обещание. В выходные, после окончания занятий, подруги устилают пол подушками на половине Энид. Ноутбук установлен, закуски приготовлены. Уэнсдей ничего не имеет против, чтобы сделать их вечер приятнее. В первом фильме речь идет о самоуверенной и нелюдимой старшекласснице, которая, кажется, ненавидит мальчика, добивающегося ее расположения, хотя он и делает это на спор. По мнению Уэнсдей здесь слишком много дешевых отсылок на Шекспира, и она не понимает, как кто-то может спутать подшучивание над персонажем с первой влюбленностью. Во втором фильме изображены молодые офисные специалисты, которые встречаются только для удовлетворения сексуальных потребностей. Избитое клише о вечной связи на фоне отрицания отношений и чувств. Уэнсдей считает, что быть рабом собственного тела — это слабость. Заканчивается вечер любимым романтическим фильмом Энид. Эпоха после Второй мировой войны, тоска богатой светской львицы по юноше из среднего класса. Уэнсдей думает о том, что испытала бы, получив триста шестьдесят пять любовных писем, но наблюдение за парой, которая стареет вместе, напоминает ей о родителях. Она считает этот фильм наименее ужасным из всех. Уэнсдей начинает думать, что обращение к средствам массовой информации двадцать первого века для проведения исследований оказалось ниже ее достоинства. Весь этот опыт показался бы пустой тратой времени, если бы не бесконечная болтовня Энид. Уэнсдей никогда не признается в этом вслух, но ей почти нравятся их девичники.***
Оставшись одна за ужином, Уэнсдей проводит время, ковыряя картофельное пюре. Сегодня полная луна, а значит, Энид не вернется до рассвета. Уэнсдей беспокоится, и ей едва удается напечатать одну страницу своего романа. Она открывает ящик стола, отодвигая в сторону различные школьные принадлежности и чернила для пишущей машинки: — Вещь, куда делся кабель для зарядки? Вещь перебегает на сторону комнаты Энид и отсоединяет шнур от розетки рядом с ее кроватью. Уэнсдей ждет, пока зарядка достигнет трёх процентов, чтобы открыть окно чата. [23:04] Будь на своем балконе через десять минут. — Вещь, мне нужно, чтобы ты остался здесь. Я вернусь через час. Он показывает несколько слов, пока Уэнсдей зашнуровывает ботинки. — Я ценю твою поддержку. Она почти улыбается.***
Перебросить крюк через край каменного балкона легко. Она использовала этот метод, чтобы получать доступ к разным частям стен Невермора. Уэнсдей поднимается, пока не удается перекинуть ногу через выступ балкона, где ждет Ксавье. — Творческий способ избежать хозяина дома, — замечает он, ведя ее в комнату. Уэнсдей снимает ботинки, оставляя их на до сих пор пустующей половине. — Чем я обязан этому визиту? Он прислоняется к своему столу, изучая ее. Она чувствует, как меняется ситуация, когда ее взгляд скользит к его губам. Она отводит глаза, внезапно испытывая стыд. Ксавье подходит и, легонько приподнимая ее подбородок, заставляет Уэнсдей взглянуть на него. Он немного наклоняется и внимательно смотрит на ее губы. Не то чтобы это было в новинку, Уэнсдей видела его последнюю коллекцию эскизов углем. — Останови меня. Она не останавливает. Ксавье уничтожает расстояние между ними нежным прикосновением своих губ. Это странно, но при всей резкости и требовательности Уэнсдей, она почти физически ощущает боль от его нежности. Он немного отстраняется и снова мягко прижимается к ее губам. Она отвечает не так, как обычно отвечают девушки, но типичность вряд ли в стиле Уэнсдей. Ксавье изучает ее, словно размышляя, не является ли эта встреча очередным видением. И хотя ее лицо не выражает никакого мнения по этому поводу, она не может скрыть легкий румянец, возникающий на ее щеках. — Ты краснеешь? — Нет… Кажется, я заболеваю. — Ей определенно нездоровится. Он смеется: — Ничего подобного. Она должна, думает Уэнсдей. Она чувствует в себе бесконечную потребность, симптомы которой делают ее слабой и податливой. Она вспоминает о своих исследованиях по этому вопросу, когда отстраняется, чтобы лечь на его кровать, неловко сминая покрывало. Смотрит в потолок, опустив руки по бокам. — Я хочу… чтобы ты… поцеловал меня, но я не буду умолять или просить снова, Ксавье. — Уэнсдей отводит глаза. Он снова смотрит на нее этим тошнотворно мягким взглядом. — Ты выглядишь как… — Ксавье на мгновение задумывается. — Труп. — Спасибо. Он нежно склоняется над ней, и она задерживает дыхание, но Ксавье не целует ее. Вместо этого он берет ее за руки, заставляет сесть прямо и опускается рядом. — Ты действительно хочешь? Не только из-за видений, теорий, подозреваемых или чего-то еще? Уэнсдей ненавидит это чувство. Как будто что-то вот-вот выпрыгнет из ее тела — настолько необоснованно это желание. Почему ей так тяжело это принять? — Да, — выдыхает она. — Подвинься, — просит Ксавье. Ему приходится немного натянуть одеяло, чтобы накрыть их обоих. Уэнсдей откидывается назад, позвоночник все еще напряжен, и Ксавье следует за ней после того, как выключает прикроватную лампу. Он приподнимается на локте, чтобы посмотреть на нее. Уэнсдей едва видит слабые очертания его тела, когда Ксавье целует ее в щеку: — Спокойной ночи, Уэнсдей. С днем Святого Валентина. Она смотрит в темноту комнаты, задаваясь вопросом, что именно сейчас произошло. Но единственные мысли, которые крутятся в ее голове, когда она засыпает, это то, как приятно пахнет Ксавье, и звуки его дыхания рядом с ней.***
Уэнсдей, безусловно, не чувствует потери, когда снимает его руку со своей талии, оставляя Ксавье спящим на маленькой кровати в общежитии, чтобы вернуться в свой собственный корпус.