***
Девушка сидит у себя в комнате, сдерживая слезы; она знает, что, с одной стороны, Захарова всë это время находится на работе. Но с другой... «Что я сделала не так?..» Может, она с самого утра думала об этом? Может, она не хотела её целовать вовсе, а во второй раз убедилась в этом? Что было бы, если б индиго не сделала этого тогда? Вопросы накатываются друг на друга, как снежный ком. Девушка раскрывает подарки в одиночестве, пока слезы стекают по щекам — она вытирает их подушечками пальцев, шмыгая носом и стараясь плакать бесшумно, думая, что Кристина здесь. Черт, она и не помнит, когда последний раз так проливала слезы. Индиго не привыкла. В её памяти есть только два примера, когда с её ресниц буквально лился водопад. Приглашение на выступление от Рони и красивая брошь с жучком-скарабеем, крылья которого изготовлены из сиреневого александрита; очень красивая, Лиза обожает насекомых. Корзинка спа от Мишель — там и шелковое полотенце, и бомбочка для ванны с ароматом ванили, и дорогой крем, и гель для душа с белым персиком. «Это же Мишель, — с улыбкой думает индиго.» Палетка теней Orgy Eyeshadow от Идеи, с подписью: «Может когда-нибудь ты начнёшь краситься ;)». Красивые стильные очки от Киры. Андрющенко обессиленно сияет, рассматривая это всë; с краю лежит конверт с письмом, и она берёт его в руки, аккуратно разворотив....
С др, маленький! Ну желаю все, как обычно тебе желают, счастья там, здоровья, но хочу особенно пожелать вкусных хуев! Правда хороших оценок, сдать сессии по всем предметам на отлично и, естественно, чтобы ты была ещё оригинальней, оставалась такой же красоткой с настоящими и крутыми друзьями!!!! Люблю тебя! Ты не грусти, если что-то идёт не так, это жизнь и так бывает, ты с этим справишься! А мой подарок тебе — бесплатная татуха, в любое время в салон прилетай и всë организуем!...
— Вилка... — прижимает письмо к груди, тихо смеясь сквозь слезы. Она даже и не думала о новом тату, эта затея служит хорошим отвлечением; индиго берёт листок бумаги, садится за стол, включает настольную лампу и начинает рисовать эскиз будущей татуировки.***
Шум музыки граничит с громкими голосами. Кто-то валяется под столом, другие ковыляют наверх по ступенькам уже полураздетые; запах перегара и спиртовых напитков — то, что доктор прописал. Кристина выбрасывает окурок, идёт к барной стойке и с ходу заказывает «Маргариту». Выпивает залпом, пьяницы вокруг удивлённо косятся. Затем в ход идут шоты. Коньяк. «Зелёный Веспер». Захаровой в самом деле плевать на то, что она пьёт. Её берёт лишь со второго шота и она только начинает чувствовать такое знакомое расслабление. Мозги отключаются вместе с голосом разума, совести и где-то отдалённым, еле слышимым голосом сердца, которого у Кристины нет и никогда не было, поэтому она затыкает его, ибо, что за хуйня? — Зай, сижки не найдётся? В пачке нет сигарет. Она стреляет у первой попавшейся девушки — тëмные волосы, накаченные губы, макияж с перебором. — Держи, — протягивает раскрытую пачку тонких ментоловых сигарет Esse Exchange M. Захарова супится — слабые, ещё и с манго; однако лучше, чем ничего. Она берёт одну, благодарно кивает, подносит конец к зажигалке и делает тяжку. — А ты здесь одна? — женский голос заставляет Кристину поднять взгляд и словить подмигивание. Прекрасно. Даже выбирать долго не приходится. — Теперь уже нет, — усмехается, угощая её своим коктейлем. Курс в отель не занимает много времени, только вот ночная прохлада слегонца отрезвляет. Черт. Она брюнетка, верно? Она на вид студентка с отчётливо южным акцентом, таким, от которого расслабляешься, закрывая глаза, пока в это время она царапает ногтями еë спину. И, как выясняется — не брюнетка. Просто медово-каштановые волосы, которые в темноте кажутся немного темнее. Но это достаточно близко, и если она всего лишь близка к черному, Захарова может сказать себе, что всё это какой-то трюк подсознания и совпадение, а не... Та зажмуривается и прижимается поцелуем к горлу её, расслабляясь. — Ты говорила, что у тебя нет отношений, — полушёпотом произносит Кристина с закрытыми глазами. — Их нет, — подтверждает она; её кожа мягкая, и ощущение её очертаний, когда она прижимается к еë боку, мнимо успокаивает. — А чего ты вдруг? — Не имею привычки спать с занятыми дамами. Она отворачивается, и успокаивающая тяжесть её тела исчезает. — Мы не... Уже нет. Захарова открывает глаза и смотрит на плитки, которыми уложен потолок отеля, пытаясь найти там какую-нибудь закономерность. — Тогда ладно. Та обхватывает себя руками, съёживаясь, и Кристина вздыхает. «Почему именно сегодня.» — Как давно? — Две недели... — тихо признаётся она. Захарова молча поднимает руку, предлагая, и она снова переворачивается, прижимаясь к ней, судорожно дыша. — Я... Прости, правда, это... Я такая жалкая. — Меня это не волнует, — Кристина звучит не так устало, как она себя чувствует. — О-он сказал, что подождёт, пока я буду... Учиться за границей... — И он не дождался? Её сдавленный всхлип — достаточный ответ. — Я... Я знаю, что это, наверное, очень странно... — Ага, — пальцы Захаровой гладят близко черные волосы, её глаза смотрят куда угодно, только не на неё. — Всё нормально. «Ты бы знала, как же мне плевать.» Она не против слушать её в эту ночь, позволяя ей держаться за неë. Ночь в отеле проходит патетически. Кристина старается не смотреть на чужое лицо, полностью концентрируясь на теле: большая грудь, татуировка бабочки на пояснице. Татуировка. Уже неплохо. Пошлые шлепки, размазанная красная помада, громкие стоны, режущие слух, длинные ногти, так и намеревающиеся сильно поцарапать её спину; но Захарова рыкает и стаскивает их с себя, не позволяя оставлять следов; она не настолько пьяна; и не настолько ей уж хочется быть помеченной какой-то безликой почти брюнеткой. На какой-то миг — возможно, после пятой стопки — ей всë же удается избежать мыслей об индиго. Но ненадолго. Они сопровождают её всю эту чертову ночь, что даже алкоголь не заглушает их. В какой-то момент её жизни она въелась в кровь, как будто тот самый дешёвый дым, который Кристина вобрала накануне; и это мучительно. Настолько, что сейчас ей хочется выть. Конечно, следующая девушка, с которой она гуляет, — черноволосая, прямо брюнетка, а не близко; но она говорит себе, что это совпадение. Захарова хотела бы возразить, что, хоть она и хороша в отрицании, которое на данный момент является еë самым старым защитным механизмом, она не глупа. Разумеется. После этого события она начинает кое-что... Осознавать. Возвращается Кристина лишь под утро. Благо за несколько часов в комнате бара она успевает отрезветь, хотя её не волнует, поехала бы она пьяной. Тихо проворачивает ключ в замочной скважине и входит, оглядываясь: дверь в комнату закрыта. Лиза спит. Приняв душ, она по привычке делает два кофе, по привычке уже идёт стучать в дверь напротив своей комнаты, как вдруг дает осечку. Уходит к себе. Кофе с молоком остаётся остывать на столе. Индиго встает ближе к половине девятого. С синяками под глазами, невыспавшаяся, на губах тонкие струпы; она жмурится от жжения на них, отпивая напиток. — Доброе утро, — сипло. Захарова курит и даже не смотрит в её сторону; ей трудно в принципе находиться с ней в одном помещении. Лиза это замечает. И это молчание ранит сильнее любых обидных издевок, которые Захарова говорила раньше. Но Андрющенко, пусть ей кусок в горло не лезет, всë равно готовит завтрак на двоих — тосты с сыром и помидором. И быстро, и полезно. — Я не буду, — подает голос Кристина, туша бычок в блюдце. От того, что Лиза продолжает вести себя, как ни в чем не бывало, Захаровой становится крайне не по себе. После того, как поступила Кристина, она не должна так себя вести. Она должна отталкивать, посылать, игнорировать, огрызаться в конце концов; Захаровой было бы куда легче от этого, но всë с точностью наоборот. Та ведет плечами и всë равно ставит тарелки на стол, уходя молча прочь — ещё немного и опоздает в университет. Хотя она и не знает, где была её соседка этой ночью, на душе всë так же скребут кошки. Андрющенко чувствует себя виновато. Будто если бы она не сделала этого тогда, если бы не нарушала дисциплину... «Если бы я тогда не поцеловала её, всë было бы, как раньше...» И впервые она начинает жалеть о том, что сделала.***
Захарова ведёт себя максимально квалифицированно. Сопровождает Андрющенко в пути, они толком не разговаривают, лишь обыденные фразы. Во время пар индиго Кристина спит, а в один из дней, после того, как привозит её обратно в квартиру, собирается ехать к отцу. — Ты куда? — с ноткой волнения в голосе спрашивает Лиза, стоя у порога. — По работе, — отмахивается, спешно выходя за дверь. И всë. Андрющенко выдыхает, закрывая за ней дверь и утыкается лбом в лакированное дерево. Ей трудно принять тот факт, что она вправду боится потерять Захарову. Люди приходят и уходят, предают, плюют в душу, отчего Лиза просто ждёт, когда от неё также уйдет и Кристина, к которой её душа настолько сильно привязана; эта зависимость пугает её, но одновременно безумно влечет к ней. Уже в кровати она старается не открывать глаз, жмуря их, но сон снова рисует те картинки, которые индиго так усердно пытается забыть. Кошмары вернулись — каждую ночь она ворочается и каждое утро просыпается невыспавшейся. Зато в университете умело скрывает это, даже начинает пользоваться подарком от Идеи, чтобы скрыть недостаток сна с лица и чтобы никто ни в коем случае ничего не заподозрил.***
«Достаточно я уже наотдыхалась, — тяжело выдыхает, проходя в здание.» Такое же холодное помещение. Те же картины на стенах, те же парадные ступеньки с бордовым ковром. На втором этаже она видит Настю, которая разговаривает о чём-то с дворецким, стоявшим рядом с окном. Анастасия Афанасьева — инквизитор мафии. Босс взял её на работу примерно в том же возрасте, что и Кристину, буквально подобрав с улицы; это единственный человек во всей мафии, кого Захарова считает своим другом. — Крис! — рыжая обнимает подругу; пусть Захарова вовсе не тактильная, но её обнимает крепко, ведь тоже соскучилась. — Привет, — улыбается, — босса не видала? — Он вроде у себя, а чего такое? Ты же должна быть на задании, — моргает серыми глазами, идя рядом с ней к нужному кабинету. — Не вывезу я полгода на таком «задании», — показывает в воздухе кавычки, — втираться в доверие это одно, а настоящая работа — другое. Я вон уже, форму теряю. — Да где там? Как была тростинкой, так и осталась! — закуривает. — Я о том, что стреляю хуже, — увидев, как та курит шоколадный Chapman, чуть ли не мурлычет. — Дай! — На, — подруга смеётся с неё, дав подкурить. Зайдя к боссу, Захарова ждёт, когда он договорит по телефону. — Кристина? — мужчина выгибает бровь, а девушка садится напротив; он заметно худеет с каждым месяцем. — Здравствуйте, босс. Я хочу взять задание, — уверенно произносит, складывая руки на коленях и смотря четко в глаза. — Разве тебе недостаточно новой работы? Охранять большую шишку нелегко, зная, сколько на неё покушений. Ты, вообще, видела статистику? — голос отца холодный, но раздражения в нём не прослеживается; это радует. — Нет. Да и пока они не воплощают свои планы в реальность, а лишь готовятся. Но я знаю, что справлюсь, если буду ездить на миссии. Степан вздыхает. У него, так-то, поднакопились дела, которые могла бы решить Кристина, но он планировал раздать их другим снайперам. — Ладно, так и быть. Но осталась лишь ночная смена. — Хорошо, — это как раз на руку, — а где Ден? — Он уехал к матери в Карелию, — Кристина расстроенно хмурится; она, между прочим, тоже хочет навестить маму. — Вернётся через два дня. Женщина живёт в родном селе Кристины и Дениса, подальше от шумного города и преступной деятельности мужа. Младшая Захарова её безумно любит и считает святым человеком, задаваясь всю жизнь одним и тем же вопросом — и как Жанне досталась такая семья? — Напишите мне, пожалуйста, когда мама будет тут, — поклонившись; она-то уж точно не скоро сможет к ней приехать. Как только босс кивает, Кристина сразу выходит оттуда. Никаких вопросов о самочувствии, о жизни дочери в целом, даже нет банального вопроса «как дела?». Но второго отца у Захаровой никогда не было. Настя уходит к палачу, разузнать, как обстоят дела с новыми пленными; мафия живёт своей жизнью, и это вызывает у Кристины ностальгическую усмешку. Домой она так и не вернулась, сразу езжая в очередной бар.***
Сначала задание, затем клуб — так проходят теперь ночи Захаровой в попытках отвлечься. После одной из миссий в клубе ей попадается девушка с пирсингом языка, и Кристина сердится. Неприятно. Подсознательно она ищет похожих. Обычно это брюнетки с короткими волосами, тонкими руками и татуировками. Она не помнит их лиц, не помнит ни одного имени, ведь с каждой из них её мысли далеки, совсем не в постели. Это не антидот. Это отчаянная русская рулетка, неизменно заканчивающаяся провалом. Где она каждый чертов раз так же напивается, так же занимается сексом и так же трезвеет к утру при одной мысли, что придётся снова встретиться с грустными, ставшими почти родными глазами цвета дремучего леса. В одну из таких ночей индиго не спит; не может уснуть, зная, что Захарова ходит ночью одна в неизвестном месте, какими бы навыками самозащиты та не владела. Кристина не приходит в час. В три. На часах уже шесть утра, а её всë нет. Лиза и подумать не могла, что она пропадает на целые ночи. На звонки ответа нет. От волнения страдают её губы, щеки, волосы — она тянет за них, стараясь усмирить беспокойство, но ничего не выходит, как ни пытайся. В семь утра раздаётся щелчок входной двери. Индиго подрывается, почти бежит в прихожую и тут же подходит к Захаровой, которая валится с ног. Андрющенко тягостно видеть её такой. Она явно перебрала: волосы растрёпаны, из слабого хвоста выбиваются прядки, одежда мятая, лицо такое испитое, а глаза стеклянные. От неё сильно несет перегаром. — Крис... — негромко зовёт её, но та не откликается и во второй раз; Лиза шумно выдыхает и аккуратно подхватывает её за локоть, чтобы помочь дойти. — Не трогай меня, — отрезает, чуть ли не рыча; пьяно препирается руками, её волосы по случайности спадают с плеча назад. Стоп... Индиго замирает, опуская руки. Она всем телом чувствует, как что-то рухнуло внутри. На шее Захаровой виднеется яркий фиолетово-синий засос.