***
Виктор звонит реже — сделки на время приостанавливаются из-за грозящей опасности; однако Елизавета всегда обязана находиться на связи со своими клиентами, которые могут позвонить в любой момент из-за разности временных поясов. Десять часов вечера. Индиго ставит почти севший телефон на провод, но тот не работает. — Черт... — шепчет, вздыхая после нескольких тщетных попыток его починить. — Дядя же меня угрохает, если пропущу звонок. Она зареклась не звонить Захаровой — всë равно та не возьмёт. От ещё одного воспоминания с ней Лиза закатывает глаза и встаёт, начиная бессмысленно ходить по квартире, чтобы занять себя и прекратить поток грусти. Здесь так пусто и холодно без неё. Будто и не живёт никто. Проходя мимо её комнаты, Андрющенко ненароком задерживается. — Плевать, — показывает средний палец её двери. — Ничего со мной не случится без тебя, ясно? Она резким движением натягивает на себя куртку с шапкой, завязывает шнурки на черных ботинках, всë равно скользя взглядом по обуви своей соседки на полке. Фыркает. Хватает рюкзак с перцовым баллончиком. Наплевав на все риски, индиго выбегает из злосчастной квартиры, стены которой душат её. На ресницы падают маленькие снежинки — идёт первый снег; при свете уличного фонаря видно, как они колышутся на ветру. Как в сказке. Лиза вдыхает полной грудью; чувство свободы захлестывает её — кто бы мог подумать, что она однажды будет рада простой прогулке. Направляется в магазин электроники по навигатору, ведь, на самом деле, не ориентируется в этой местности от слова совсем. Где-то на подсознании ей всë равно боязно. Плечо иногда побаливает, однако это фантомная боль того эпизода. Но кто бы её здесь узнал в темноте? «Я просто один раз сбегала за зарядкой. Только и всего, — решимо заходит в помещение, которое сразу обдает теплом.» Купив ту, что нужно, Лиза двигается обратно. Небо становится ещё темнее, поднимается сильный ветер; по дороге мимо панельных домов она замечает, что в этом районе машины ездят не часто — за весь её поход проезжает всего одна. На миг она чувствует чьё-то присутствие. Оглянулась. Пустота. «Так и до паранойи недалеко, — проносится у неё в голове, но шаг она ускоряет, сжимая в карманах устройство.» Грёбанный тёмный переулок. Паника зарождается в утробе, и Лизе резко становится жарко, хотя на улице минус. Хватка за руку — по ощущениям грубые мужские пальцы. Индиго от неожиданности вздрагивает, как тут её швыряют на асфальт. Всë-таки узнали. Саднящая боль исходит от коленки и локтя, на которые она приземляется; попытка встать и достать перцовку, пятясь назад, не увенчается успехом — приходится удар по голове от второго. Андрющенко вскрикивает, а из глаз на автомате блестят слезы от прикладства; она чувствует что-то горячее, стекающее из теменной части головы. Рюкзак выхватывают, бросая его куда-то в сторону. — Будешь орать, кровью умоешься, — в руках незнакомца сверкает что-то острое; Лиза не успевает рассмотреть. Удары приходятся по всему телу. Носки ботинков твёрдые, бьют нещадно, что у индиго вырываются всхлипы; она не отставляет попыток подняться или дать хотя бы минимальный отпор, но её с каждым разом хлеще пинают назад. Боль прошибает в точечных местах. Их трое. Индиго не вывезет в одиночку и в таком положении. Она машинально сгибает колени, закрывая руками хотя бы голову. Удар по животу. Андрющенко кашляет кровью. — Ебучая мажорка. Дождались, наконец, когда одна будешь шастать, — сплëвывает, срывает её шапку и сгребает волосы в кулак, наматывая их, поднимая за них голову; звонкая пощёчина резко разворачивает её подбородок в другую сторону. — Твой предок мне должен ещё с сентября. Он в маске. Лица не разглядеть. Индиго жмурится и ухватывается за его широкую кисть, как ей прилетает удар по спине ногой другого — вырывается вздох. — Что же вы втроём на одного нападаете, ссыкло? — хрипит, усмехается; изо рта стекает тонкая струйка крови. Язык её — враг её. — Что ты там вякнула, шваль?! — часто бьют по ногам, но не ломают кости; по ощущениям там будто топтаются медведи, танцуя чечётку. Первый всë ещё держит за волосы, в одночасье оголяет лезвие ножа и проводит им по её запястью, выглядывающему из-под рукава куртки — из тонкой красной полосы медленно течёт кровь. Он мерзко ухмыляется — показал, что острое. Индиго ворочается, тяжело дыша. — Милое личико. Ты же ещё и продажная, да? — задирает её голову на затылок, вырывая резкий выдох. — Ублажишь за своё существование? Его пальцы водят по губам Лизы, смазывая кровь; и она замирает, распахивая глаза. Телесная боль отходит на второй план. Чужой большой палец проникает в её рот вместе с указательным, широко раздвигая его, а индиго пребывает в таком ужасе, что не слышит ничего, кроме белого шума, как в телевизоре. Знакомое чувство. Она резко смыкает челюсти; настолько сильно, что чувствует привкус чужой крови. Грубая рука тут же выдергивается под яростный восклик, швыряя чёрные волосы — Андрющенко ударяется затылком об асфальт. — Что ты удумала, тварь?! — ещё одна пощёчина, лезвие снова угрожающе виднеется из рукоятки. — Эта сука чуть не отгрызла мне палец! Громкий крик незнакомцев привлекает внимание пожилой женщины, выходящей из соседней арки; район совсем безлюдный, однако ещё не так поздно, чтобы все спали. — Блять, нам хана! — они пинают напоследок Андрющенко ногами, уматывая оттуда. Но ей уже всë равно. Последний удар затылком становится отправной точкой в обморок. Женщина подходит к индиго и рассматривает её, качая головой, а затем звонит в скорую. — Добрый вечер. Тут на Холодногорской, рядом с домом 5А избили... — осматривает повнимательнее лицо, которое всë в крови. — Мальчишку, подростка на вид. Без сознания.***
Захарова отпирает двери в квартиру, тихо зайдя. Холодно. «Индиго что, окна на ночь не закрывала? Морозилка же, — выдыхает, снимая верхнюю одежду.» Проходит сразу к душу, где смывает с себя прошлую ночь и переодевается; порезы болезненно щиплют под горячим напором воды. Затем проходит к себе, где как обычно собирает волосы в хвост, проверяет, на месте ли оружие и дочитывает «Норвежский лес». Уже была половина девятого, а Лиза всë ещё спит. Кристина решает идти в комнату соседки и поднять её, хотя раньше не делала этого, отхватывая от Андрющенко жалобы, дескать, могла бы и разбудить и вообще-то они опаздывают. Раньше. Захарова стучит по двери. Ответа не было. Повторяет. Спустя несколько попыток она сама открывает двери и... Обнаруживает, что её там нет. Хмурится; берёт свой телефон и набирает её номер. — Абонент временно недоступен. Перезвоните позже, — неестественным голосом произносит робот в трубке, а после следуют гудки. — Что за хуйня... — Кристина зачем-то набирает снова, и снова, и ещё раз, но слышит один и тот же ответ вокодера. — Она же всегда берёт трубку. Серьёзно, куда она делась? Захарова разволновалась не на шутку — каждое утро индиго встречает её чуть ли не с порога, готовит завтрак даже раньше, чем та приходит, часто из её наушников тихо слышатся какие-то песни; всë это вошло в привычку и будто бы уже без этого никак. В один момент Кристина звонит Денису. Захаров увлекается программированием и служит отменным хакером. Кровные узы сотрудников в мафии дают некую гарантию надёжности, и это является огромнейшим плюсом. — Сестра? — слышится на той стороне; и Захарова начинает быстро говорить, тревожно прижимая телефон к щеке. — Утро, брат. У меня неотложная просьба. Пробей геолокацию Андрющенко, — теребит пальцами край куртки, успев её уже застегнуть. — Номер я тебе скинула. — Увидел. Секунду, — в трубке слышно активные клацанья по клавиатуре. — Елизавета? — Да-да-да, — кивает себе же, садясь в машину и втыкая ключ. — Ну что там? — Больница №2, шестая палата. Адрес отправил. Точно всë нормально? — Точно-точно. Спасибо тебе, выручил, — благодарит, выдыхая облако пара на морозе и настраивая передачи. — Отцу передавать не надо. — Понял, — затем голос в трубке добавляет, прежде чем отключиться, — звони, если что. Сбросив вызов, Захарова вжимает ногой педаль газа в пол. Первая волна паники проходит — индиго нашлась; у Кристины словно камень с души свалился; её трясёт мелкой дрожью, а взгляд блуждает по дороге, пока она пытается как-то срезать путь. К горлу подступает вторая: какого хрена она там делает?***
Влетев в больницу, она сразу же бежит к ресепшену — за столом сидит женщина преклонного возраста с седой гулькой на голове. Захарова тяжело дышит, облокотившись о стойку; на такую наглость женщина вскидывает татуированные брови-ниточки, как из девяностых, поправляя очки. — Серпухова Кристина. Мне к Андрющенко Елизавете, шестая палата, — на выдохе произносит Кристина, глядя исподлобья. — А вы кем, собственно, приходитесь? — берёт ручку и какой-то листок из стопки. — Я... — запинается; и правда, с чего бы её должны пускать, но тут она выпаливает. — Двоюродная сестра. — Сестра? — серые глаза пристально устремляются прямо на Захарову, которая вдруг обнаруживает у себя актёрские способности. — Да, — уверенно кивает, благо строить на лице волнение ей не нужно: и так переживает. — Мне очень нужно с ней увидеться. — Подождите, — женщина берёт больничный телефон цвета аквамарин старой модели. — Для начала нужно узнать, пришла ли она в сознание. В сознание?.. Сердце пропускает удар. Индиго в отрубе и без связи. И насколько же долго?.. Кристина сглатывает ком в горле, а дыхание становится рваным — она всë это время выполняла задания и даже не догадывалась, что может произойти с индиго; нетерпеливо стучит пальцами по стойке, то и дело поглядывая на женщину. — Она проснулась, можете идти. Второй этаж, в правый конец. — Спасибо, — уже развернувшись, бросает Захарова из-за спины. — Девушка, вы забыли про бахилы, — ехидно; выставляет перед ней синий свёрток, на что Кристина еле сдерживает закатывание глаз. Надев их, она пулей бежит в палату, чуть не сбивая врачей, прогуливающихся по коридору; оказавшись перед дверью с табличкой «6», она опирается ладонями о коленки, тяжело дыша; неспеша заходит внутрь. На койке покоится Андрющенко, на скрип двери щурящая глаза; живая. Захарова судорожно выдыхает. Подходит ближе. Увидев Кристину, Лиза сначала думает, что ей кажется. Но нет. Прохладная ладонь Захаровой ложится ей на левую руку, свободную от капельницы — та мигом покрывается мурашками. — Тёплая, — словно проверяя, приподнимает уголки губ Кристина; она так облегченно гладит её, видимо, для себя подтверждая слова той женщины, что Лиза тут и что с ней всë хорошо. Относительно. Андрющенко косится на неё, убирая руку из-под чужой себе на торс. Всë тело жутко болит, синяки разбросаны везде, создавая гематомы; на щеке красуется один из них, а губа подбита. Поджимает губы, отворачивается, не желая играть в гляделки с Захаровой. «Как же жалко я сейчас выгляжу, — думает про себя, морщась от осознания.» — Эй... — Кристина присаживается рядом с ней на коленки, опираясь локтями о больничную кровать. — Ты как? В голубых глазах настоящее беспокойство — она внимательно рассматривает Лизу, и та выдерживает взгляд, не отвечая на него; благо её тело скрыто под белым одеялом. У индиго дикий триггер на больницы. Не на те, которыми заведует её дядюшка, а именно на такие, общедоступные — белоснежные, с запахом медикаментов, пациентами в соседних палатах. Она убеждена, что здесь делают только хуже и зарабатывают на этом. — Индиго, — строже зовёт Захарова, заставляя обратить на себя внимание. Андрющенко медленно вдыхает полной грудью — даже вдох отдается болью в рёбрах. — Ничего серьёзного, я сама виновата. Было поздно, — охрипшим голосом говорит, незаметно сжимая одеяло в пальцах; события той ночи мелькают в голове. Захарова хмурится. Нет уж, её такой ответ не устраивает. — Ты вышла вечером одна? Для чего? — взгляд прожигающий, а голос заботливый, с той самой хрипотцой, которую Лиза обожает... Но черта с два. Не поведётся. Андрющенко изо всех сил старается просверлить стену глазами, лишь бы не встретиться с льдинками. — Зарядка сдохла. Кристина сводит брови к переносице в недоумении; ей приходится вытягивать из индиго слова. — Почему не позвонила мне? — всë ещё пытается поймать взгляд. — Телефон сел, — врёт. Если бы Захарова узнала, что Андрющенко ей не звонит из принципа, что не хочет отвлекать её, Лиза бы точно умерла на месте. Кристина закусывает губу — чувство вины, которое она так усердно закапывала, начинает вылезать наружу, проедая своим ядом стенки её внутренностей. Какая же она эгоистка. — На тебя напали?.. — её рука тянется к чёрным волосам, чтобы осмотреть рану на голове. — Ага, — мотает головой, не даваясь; мимолетно она засматривается на шею Захаровой в поисках новых меток, но их там не обнаруживает. Она сама не знает, для чего это делает, на что обижена. Кристина ей ничего не должна, а поцелуй — полностью на совести индиго; но от этого менее больно отнюдь не становится. Захарова поджимает губы, как на ладони видя, что Лиза отдаляется от неё. Закрывается. И внутри становится так паршиво, что хочется из кожи вон лезть. Сама виновата. Если бы она могла, то без сомнений взяла бы на себя всю боль, которую чувствовала Лиза во время получения ушибов; но если бы она знала, что дело не только в них. «Эгоистка ëбанная, — жмурится, трет глаза, проводя ладонями по волосам назад.» Она была настолько сильно занята тем, чтобы, пока не поздно, забыть вкус губ Андрющенко и спокойно её убить, что ту саму чуть не убили. А Кристина переживает? Вот это парадокс. Она не понимает, откуда это покалывание в груди. Лизы могло бы и не быть здесь сейчас, если бы не счастливая случайность. Как бы иронично не звучало, Кристина не хочет, чтобы индиго умерла. Чтобы кто-то сделал это с ней. Ей необходимо защищать её и причина вовсе не в контракте, а в том, что это её миссия... Контракт... «По контракту же... — позднее сломленно додумывает Захарова, отдалённо вспоминая.» Она всë ещё пытается оправдаться перед самой собой; но сейчас ей настолько не до этого, сейчас ей слишком поебать на все её обязанности и сейчас ей меньше всего хочется думать о том, что, и кому она должна. Лиза едва не умерла. В чуть потемневших голубых глазах светится вина — ей так противно от самой себя, и от этого чувства некуда деться, никак не оправдаться. Пауза затягивается, и индиго с маленьким интересом бросает взгляд на Кристину, которая устремляет свой взор на свои же пальцы, не реагируя ни на что — она прямо-таки закапывает себя изнутри, виня за каждую ночь, когда её не было рядом. Когда она не смогла бы защитить. Когда могла потерять её. — Зачем ты пришла? — вопрос в лоб; голос твёрдый, но взгляд карих глаз выдает её робость. Она, честно, не ожидала её увидеть здесь раньше дяди. И как её вообще сюда пустили? Лиза сама проснулась всего час назад. Она, честно, считала, что ей похуй. — А?.. — растерянно; Захарова бросает взгляд на неё, вдохнув в лёгкие ещё немного воздуха, чтобы ответить хоть что-то. — В смысле зачем? Пауза. Индиго смотрит той в глаза и не понимает, что с ней, ведь никогда не видела её такой потерянной. Ей кажется, или..? Она слабо усмехается, качая головой. — Забей, — Кристинино словечко; как обиженный ребёнок, который ещё и нашкодил; и та отчаянно улыбается уголками губ, узнавая Лизу. — Ты такая язва, Андрющенко, — тихо, без злобы; индиго вскидывает брови, но не отвечает. Это не колко. Это по-Кристининому. Захарова опускает взгляд, утыкаясь в свои локти носом и сидит так; Лиза смотрит на неё, и очень хочет погладить по голове, но сдерживает себя — это позволено кому-то другому. Снова всë упирается в одно и то же. — Кристин, — сипло шепчет Андрющенко; та поднимает взгляд на неё, но карие глаза смотрят в сторону. — Едь домой.