Ты – не она

Хлоя больше не была в Аркадии Бэй, и год был уже не 2013. Воздух был горячим. Хлоя прижала Макс к себе, как голодный волк, которому несколько дней несправедливо отказывали в еде. Руки Хлои жаждали прикоснуться к Макс, прикоснуться к каждой частичке ее тела. Они двигались, запоминая каждый его изгиб. Хлоя не давала Макс времени дышать, думать. Как только Хлоя оторвалась от губ Макс, ее собственные двинулись вниз по шее, к ключицам Макс, покусывая то чувствительное место, которое всегда заставляло Макс задыхаться от восторга. — Хлоя… Услышав свое имя, Хлоя стала еще более неумолимой. Макс должна была это знать. Они были вместе уже девять месяцев. Хлоя даже планировала годичную годовщину их отношений заранее. — Х-хло… — голос Макс перешел в стон, когда Хлоя пометила ее шею засосом. Хлоя облизала губы, любуясь своей работой, прежде чем снова овладеть Макс. Ее руки отказались от желания исследовать Макс и вместо этого попытались поднять ее рубашку, и Хлоя на мгновение нахмурилась, задаваясь вопросом, почему на Макс эта старая рубашка. Разве она не избавилась от нее через несколько дней после их приезда в Сиэтл? Неважно, это не имело значения. — Хлоя! — голос звучал более расстроенно и менее возбужденно. Что ж. Хлое придется постараться, чтобы угодить своей девочке. Подождите, с каких это пор у Макс такие короткие волосы? И где та розовая краска на кончиках ее волос, которую Хлоя всегда любила? Что…? Что происходит? Почему… И Хлою оттолкнула задыхающаяся, дрожащая, красная, растрепанная Макс, которая выглядела так, словно та ударила ее ножом в спину, пытаясь прикрыть руками то, что осталось от ее пристойности. И все это вернулось к ней, как ведро, полное ледяной воды, стекающей по голове, заливая и разгоняя любое оставшееся тепло. Хлоя больше не спала. Она бодрствовала и полностью осознала, что натворила. — Нет, нет, нет, нет… Потому что это было не на спор, за которым бы последовала неуклюжая неожиданная встреча двух губ, закончившаяся хихиканьем, поддразниванием и робкими взглядами. Это даже не был прощальный поцелуй, долгий и полный любви, окруженный дождем и сердитым берегом, внизу, на краю обрыва, где оба отдавали и оба брали, печаль и счастье сливались воедино, прощание с реальностью, которую они знали, и приветствие чему-то новому, чему-то прекрасному, среди всех бедствий. Это было что-то другое. Что-то намного, намного хуже. Макс не ожидала, что Хлоя поцелует ее. Макс не хотела, чтобы Хлоя целовала ее. — Хлоя… И сказав лишь «прости», Хлоя побежала прочь от грузовика и девушки внутри него, не обращая внимания на крики «Хлоя, подожди!». Она продолжала бежать, босиком, в слезах, пока не вернулась в город, где все куда-то спешили, и повсюду были плакаты, плакаты о надвигающейся буре, предупреждения, и все собирали свои вещи, а некоторые уезжали. Город, где мэр Аркадии Бэй выступал по телевизору, аплодируя гениям Блэквелла, известным как Уоррен, — Уоррен. Он был другом Макс, не так ли? — и еще какой-то девушке в очках за то, что они нашли, за расчеты, которые они сделали и которые оказались верными, и предупреждал всех немедленно покинуть город, чтобы надвигающаяся буря не поглотила их целиком. «Что?..» Хлоя думала только о маме, о том, что она будет в безопасности, покинет этот город и останется жива, и все это благодаря Макс, потому что кто еще мог сделать это, кроме Макс? Даже не имея сил, Макс все равно пыталась спасти всех. Она была хорошей. Слишком хорошей. И Хлоя не заслуживала ее, не тогда, когда она была цельной, счастливой и невинной, а Хлоя была… Хлоя была дома. Хлоя стояла у своего дома, впервые за год, и не плакала. Она смотрела на незаконченную покраску и на то, как старо все выглядит, вдыхала, и выдыхала, и шла внутрь, пока не оказалась в своей комнате, пока не легла на свою кровать, пока не погасла, как свет. (В какой-то момент Хлою вырвало тем, что было у нее в животе. Это было странно, и это должно было ее беспокоить. Макс никогда не рассказывала ей о рвоте, только о сильных мигренях и кровотечениях из носа. Но с другой стороны, Макс никогда не нагружала себя так сильно, так что…)