Ты – не она

Хлоя, с кровью на всем лице и рубашке, остатками рвоты во рту, мешками под глазами и болью по всему телу, уставилась на свою маму, потеряв дар речи. Джойс Мэдсен, женщина, которая родила ее, заботилась о ней, лелеяла ее и терпела ее печаль и гнев в течение девятнадцати лет, никогда не выглядела такой незнакомой. Хлою поразило то, что она забыла о своей матери, прямо здесь и сейчас. Хлое всегда казалось, что ее подводка для глаз не подходит по цвету. Но как аккуратно и идеально выглядел пучок на ее голове. Слабый запах готовящейся пищи, которым она всегда пахла. А еще были вещи, которые Хлоя никогда не замечала раньше, до сих пор, пока не познала горе, вину и зависимость — настоящую зависимость — как устало и старо выглядела мама, и морщины, которые были заметны на каждой ее конечности, напоминали всем, кто осмеливался это увидеть, что Джойс осталось не так уж много времени в этом мире, что она становится все старше и старше с каждым днем. Хлоя не была юной девушкой в черном пиджаке и с черной тушью для ресниц, которая любила бунтовать против любой формы власти только ради этого. Хлоя была просто ребенком, который скучал по маме. Хлоя бросилась к маме, и мама, словно ожидая этого, поспешила ответить ей пронизывающими до костей объятиями. Хлоя хотела сказать, как сильно она по ней скучает и любит ее, и как больно просыпаться каждый день и не чувствовать запаха ее еды, спускаться на этаж ниже и не видеть ее на кухне, в ее стихии, и не получать нотации за каждую мелочь, которую Хлоя делает неправильно. Но она не могла. Она была слишком уставшей, чтобы говорить, чтобы делать что-то, кроме как позволить матери отвести ее обратно к кровати, как она всегда делала, когда Хлоя еще не понимала, что такое смерть. Хлоя сидела на кровати, сгорбившись в объятиях матери. Она успокоилась, отстранилась, посмотрела на маму и снова сломалась, только на этот раз тише. Потому что мама жива, она действительно жива, и на этот раз все может быть по-другому, все может быть лучше, и я могу все исправить. Взгляд на ее живую, дышащую мать пробудил что-то в Хлое. Что-то, что умерло вместе с ней. Но теперь оно медленно пробивалось к жизни. Хлоя больше не чувствовала себя разбитой. Даже когда она слишком долго ничего не ела, когда с момента прибытия сюда ей не удавалось спокойно поспать по-настоящему, без странных, причудливых снов, и даже когда недавно, после чрезмерного злоупотребления своими временными способностями Хлое казалось, что она вот-вот потеряет сознание и впадет в кому… она не чувствовала себя разбитой. Джойс выглядела обеспокоенной, потому что Хлоя была ее дочерью, а она была ее матерью, а матери никогда не перестают беспокоиться. — Хлоя, дорогая, ты… опять подралась с тем мальчиком Джастином? Хлоя рассмеялась и не могла говорить связно, потому что ее мама была жива, и она была здесь, и все было хорошо, и Хлоя никогда не чувствовала себя более живой. Хлоя не была уверена, что она сказала Джойс. Она была в смятении и не понимала собственных слов, которые вылетали из ее рта. Но Джойс продолжала кивать. Она была в замешательстве, но продолжала кивать, как кивали бы малышу, который только начинает понимать речь. Хлоя действительно сказала «Я люблю тебя» и «Прости, что была такой сволочью», в этом она была уверена. Вскоре Хлоя лежала на своей кровати, раскинув руки и ноги, а Джойс сидела на краю, терпеливая, ожидая. — Мам, я влюблена в Макс, — это было первое, что она сказала, потому что это было самым важным, особенно с учетом того, как она ужасно облажалась. Но Джойс хихикнула, зеркально отражая Хлоину улыбку. Какая мать, такая и дочь. — Я знаю, дорогая. Хлоя сделала паузу. — И Рэйчел. Я влюблена в Рэйчел. Джойс рассмеялась, будто Хлоя только что узнала о гравитации и о том, как она работает, и теперь рассказывает ей об этом. — Это тоже очевидно. Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, детка. Ладно. — Я очень, очень скучала по тебе. Улыбка Джойс была теплой и привлекательной, и она была живой, сидящей в этой комнате. — Я тоже скучала по тебе. И Хлоя не была уверена, что все еще видит сон. — Мама… что ты все еще здесь делаешь? Разве тебе не пора уходить? Джойс обиженно посмотрела на нее, драматично хватаясь за грудь. — Только не говори мне, что ты действительно веришь в приближение бури? Нет, нет, милая. В Аркадии Бэй ничего не случится. Дэвид сам так сказал. Это все просто ложь. Кроме того, — Джойс усмехнулась и ущипнула Хлою за щеку. — Как же я могу уехать без моего маленького исчадия ада? Хлоя моргнула. Конечно, это мудотчим не давал ей покоя. Конечно, это он не верил ей и создавал самое большое препятствие из всех. Она должна была чувствовать, что ей хочется закричать, разбить что-нибудь и вырвать, но этого не было. Она была спокойна. Может быть потому что она знала, что у нее есть сила времени под рукой и это нормально — использовать ее. А может быть потому что все было хорошо. Хлоя вздохнула и сказала: — Дэвид хороший для тебя. Удовлетворенный смешок. — Боже, Боже. Хлоя Прайс, называющая моего мужа его настоящим именем. О, как изменились времена. Хлоя покачала головой. — Это я, мама. Я изменилась. Она встала лицом к матери, глядя ей прямо в глаза и молясь, чтобы не дрогнуть. — Я не… Я не твоя Хлоя. Но мама была неглупой, поэтому она ткнула Хлою пальцем в лоб и покачала головой, как будто Хлоя получила двойку на экзамене. — О чем ты говоришь, милая, ты всегда будешь моей Хлоей. Хлоя моргнула, издав небольшое «ох», и опустилась обратно на матрас, глядя в незнакомый потолок спальни, в которой она прожила девятнадцать лет своей жизни. — Мам, как ты думаешь, я смогу спасти этот дерьмовый город? — Хлоя чувствовала на себе вопросительный взгляд Джойс, поэтому она пояснила, как могла. — Если… если у меня есть шанс спасти всех. Ты… ты думаешь, я смогу это сделать? Тепло и уют от маминого присутствия были бы достаточным ответом, но ее мама, вздохнув, взглядом дала Хлое понять, как сильно она гордится ею, и сказала: — Ты дочь Уильяма Прайса. Ты можешь все и даже больше. И вот, дочь Уильяма стремилась к звездам, а часы тикали в обратном направлении.