***
Ветви ивы косались воды, на них ещё были капельки, недавно прошедшего дождя, которые срывались, падая в реку, от любого маломальски сильного дуновения ветра, словно ива тоже плачет. Под деревом росли цветы и уже кем-то где стоптанные, а где и сорванные. По этому маленькому клочку земли заросшему лютиками и другими подобными растениями рассыпались ,уже, правда, сухие, местами бутончики, из других мест. Рута, которую она специально оставила себе, маргаритки, случайно зацепившиеся за ее платье и упавшие здесь, оставившие здесь ее следы и пара анютиных глазок с розмарином, будто говорящие: "Помни! Помни меня!" Одиноко и сиротливо там же лежал и венок, в нем сплелись крапива и лютики, янтрышник и горицвет. Омытый слезами, скоро засохнет и лишь людские воспоминания будут оставаться об Офелии. О девушке утонувшей и уже совершенно не чувствующей, что в этом мире где-то люди горюют по ней. Брат, практически кидающийся в ее могилу; ссора его и ее возлюбленного; слова последнего о том, что он любил ее больше, чем сорок тысяч братьев... Но она это не знает и не чувствует, хотя может это и к лучшему, учитывая, все что потом произошло. Ей уже все равно. И никогда она не узнает об этом. Ни-ког-да... Никогда... Никогда. Никогда?Пролог
24 декабря 2022 г. в 23:47
Примечания:
Здесь у меня смертельная доля дарка и депрессивных мотивов, видимо, без них не могу)
Быстрая река уносила хрупкое тельце девушки, юной и молоденькой, ещё только начавшей жить, как и цветы из которых она плела венки. Бурный поток вырывал, будто драчун-мальчишка из слабеньких, почти детских ручонок горицвет, крапиву и уносил их вперёд, вперёд, куда-то дальше, может к ее любимому.
А девочке было, кажется, все-равно, она провожала их недоумевающим взглядом и продолжала петь все те же песенки, что пела до падения.
— Клянусь Христом, святым крестом.
Позор и срам, беда!
Раскинувшиеся юбки платья, в котором девушка была похожа на ребенка надевшего наряд матери, тянули ее на дно.
Красавице бы всполошиться, начать барахтаться, стараться выжить, но она лишь продолжала свою не очень приличную песенку:
— У всех мужчин конец один;
Иль нет у них стыда?
Ведь ты меня, пока не смял...
На поверхности были лишь ее лицо и руки ещё заканчивали венок. Опасность была для уже, практически, утопленницы пустым звуком. Только венок и слова, которые та пела, слова крестьянской песенки:
— Хотел женой назвать!» Он отвечает:
«И было б так, срази...
Голова девочки погрузилась полностью в воды реки. Глаза под водой были открыты, в них отражалось лёгкое недоумение, но не страх. Она взмахнула руками, что на несколько мгновений позволило ей оказаться на воздухе.
— ... нас враг,
Не ляг ты ко мне в кро...
Тяжесть платья взяла свое, несчастная жертва больше не могла увидеть надводный мир. Улыбка немного безумная и в то же время теплая осветила ее лицо, недопетая песня была забыта.
Принц. Её принц придет и спасёт ее. Сейчас он вытащит ее из этого Ада, где невозможно дышать, они уедут заживут спокойной, тихой жизнью, как и хотелось... Или не хотелось? Где он, почему она не может вздохнуть? Ведь все хорошо... Или...
Мысли ускользали, как и всегда, хотя бы в последние сутки. Тишина давила на уши, редкие лучи солнца проникали под воду. Недоумение, и все ещё улыбка отражались на её лице, когда голубые звезды-глаза закрылись, а губы прокричали под водой, никем не услышанное:
— Гамлет!
В холодном поту проснулся восемнадцатилетний юноша на постоялом дворе, ответив ей тоже именем:
— Офелия!
Словно эхом пронеслось это в головах людей-свидетелей ужасного события.
У женщины, королевы, прижавшей носовой платок к груди и дышащей так, будто только что очень быстро и очень долго бежала, у ивы, за которую она уцепилась будто сама боясь упасть в воду, повторить участь погибшей.
В замке самому доброму человеку во всей этой кровавой каше, ни с того ни с сего, стало боязно за девочку, жизнь, которой в последнее время покатилась под откос.
У брата утопленницы, сердце, которого замерло, там что-то оборвалось, какая-то ниточка связывающая его с чем-то важным. Тревога, страх закрались в него.
Король-убийца почувствовавший не то ужас; не то падение его короны, самого дорогого, что у него было; не то и то, и другое.
Возможно, и отец погибшей, уже мертвый перевернулся в своей могиле, в неосвященной земле, тоже прервавшим его покой именем:
— Офелия.
Но она уже ничего не слышала и не знала. Она была в другом мире.
Примечания:
Листайте вперёд, там есть ещё глава.