О ёлках, гирляндах и Рождестве

– Хочу ёлку. – Нахуя тебе ёлка? Тебе че, пять лет? Йен фыркнул, презрительно нахмурил брови, стреляя в Милковича взглядом, по которому легко читалось ″хули ты мне тут опять пиздишь″. – Вот только не надо мне тут. Ни за что не поверю, что Маргарет не наряжала для вас с Мэндс ёлку, – он пристально смотрит на Мика, ожидая его реакции. Йен знал, о чём говорил, потому что тот сам ему рассказывал о их жизни с родителями. Тут так просто не отвертишься. Микки замялся и стал недовольно хмуриться, анализируя пиздёж рыжего. Его приёмная семья действительно делала всё, чтобы у них было счастливое детство, настоящие, красочные праздники со всей атрибутикой. Спорить тут было бесполезно, а потому он кусал губу, бегая взглядом по гостиной, глядя куда угодно, но не на рыжего уёбка, который его подловил. Они пытались дать им то, что не считал нужным давать биологический папаша. Пиздячки, умение грабить, стрелять из пушки и делать заточки из всего, что подвернётся под руку, вот подарки ебучего Терри. Надо отдать должное, для них, пока они жили в Сауте, это было залогом выживания и полного желудка. Но сейчас то они два взрослых лба, ебучие геи без детей, днями напролёт пропадающие на работе. Ладно, не днями, но ёлку им всё равно ставить нет никакого резона. – Веснушка, блять, посуди сам. Она нам нахуй не упёрлась. Иголки, ебучие гирлянды… – при одной лишь мысли о всей этой предшествующей празднику хуете становилось не по себе. Суета в попытках всё успеть, брожение по огромным моллам, пестрящим всякой нелепицей, толпы восторженных идиотов, сметающих всё вокруг на своём пути. Просто ёбаный трэш, в котором он не особо хотел принимать участие. Когда Галлагер мечтательно заулыбался, Мик кожей почуял неладное, глядя на эту улыбку, и сразу пошёл на опережение, выстреливая в того прямым, как палка, вопросом. – Слышь, че там у тебя в башке? Ёбля под ёлкой в свете гирлянд? – он вопросительно поднял брови, не желая оставлять свой вопрос без ответа. – М, не-а, – Йен отрицательно мотнул головой, не прекращая лыбиться, – Прикинь, намотать на твою голую тушку гирлянду, выключить весь свет, максимум, какие-нибудь свечи… – по его ебальнику было понятно, что тот весь в мечтах и предвкушении этой хуйни. Милкович даже не сразу нашёлся, что и ответить. Нет, тот факт, что его мужик – ебучий извращенец и любитель всего того, что так или иначе связано с ёблей или предшествовало ей, и, непосредственно, самой ёбли, это был пиздец. Хоть и звучало интересно. – У тебя моих фотосессий уже пачки, сука. Ты че с ними делать собрался, придурок? – уже более спокойным тоном поинтересовался Микки, хотя вопрос был открытым и не имел особого смысла, потому что они оба знали на него ответ. Если Йену приспичило, тут уж хер отвертишься. Он потёр переносицу, всё ещё пребывая в состоянии лёгкого охуевания от чужой бурной фантазии. Йен покачал головой. Они оба знали, что этот пиздёж лишь для вида, потому что он обожал снимать своего говнюка, а тот, в свою очередь, всегда позировал для него, и у них в дуэте выходили прекрасные снимки. Некоторые из них они даже публиковали, но большинству их них не суждено было выйти в свет, потому что они были слишком интимными и откровенными. А про затейливую ёблю и говорить было излишне, потому что эксперименты – наше всё, как говорится. Странная эта штука, любовь. Тебе хочется орать во всю глотку о переполняющих твою душу чувствах, и в то же время ни с кем не делиться своим сокровищем, хочется просто взять и увести его на край земли от посторонних глаз. Примерно это испытывал Галлагер к своему пиздливому хрену, стоящему напротив него. – Фотки послужат приятным дополнением ко всей праздничной атмосфере, – коротко отозвался рыжик, заваливаясь на диван и вытягивая ноги на журнальный столик, едва не снося с него пепельницу, – Я хочу ебучую ёлку, прикинь. Хочу встретить этот праздник со всеми ебучими огоньками, с тобой, – он хлопает по сидению рядом с собой, чтобы Микки опустил свою тушку рядом, – Мне не принципиально, но я бы хотел этого. Мне хочется встретить Рождество с любимым человеком в соответствующей обстановке. Милкович за всё время не переставал удивляться, с какой стороны иногда ему открывался Йен. В нём словно спрятался маленький ребёнок, который появлялся в моменты уединения, и это всегда заставало Мика врасплох, обезоруживая и отбивая всё желание спорить и ворчать. Он устроился на диване, правда, не стал садиться, а привычно вытянулся вдоль него, устроив голову на коленях своего веснушчатого придурка, стал гладить его по щеке, вперившись взглядом в его ебало. – Бля, если хочешь, поедем и купим эту ёлку, хуйня вопрос, – это было ритуалом, лежать башкой на его коленях, пялиться на нереально привлекательного рыжика и пытаться считать его веснушки, или же угадать, какого цвета сейчас его глаза, либо утыкаться мордой ему в накачанный живот, целовать нежную кожу и тереться ебалом, словно кошак, требующий ласки. В такие моменты любое недовольство сходило на нет, был только Йен, и руки, ласкающие его. Это было интимнее секса, это нечто особенное и такое важное для него. Для Милковича всё, связанное с ним, важное. Даже когда Йен кажется совсем невыносимым идиотом, который пиздит лютую дичь или выбешивает своим поведением. Но то, как он действовал на него, не поддавалось никакой логике. Может, правду говорят, что все рыжие продали душу дьяволу и являются колдунами и ведьмами? В его случае, точно не все, потому что Мик видел разных рыжих, но только один прочно засел ему в душу. Это точно какой-то приворот, сука. Йен гладит его по лицу, по шее, пропускает через пальцы удивительно мягкие тёмные пряди, задерживает подушечки пальцев у каждой морщинки в уголках глаз, пытается разгладить складки на переносице, любовно очерчивает большим пальцем контур полных губ, с едва заметной улыбкой слушая, что там пиздит Мик и думает о том, что никогда не привыкнет к тому, как резко меняется чужое настроение. Быть в отношениях с Микки Милковичем равносильно тому, чтобы поселиться у подножья вулкана. В любой момент может ебануть. Ещё пару минут назад он слушал полные праведного недовольства доводы, нахуя им ёлка, а сейчас, словно и не было ничего, никаких споров и пререканий. – Че, значит поедем за настоящей ёлкой? – тихое уточнение, чтобы не рушить интимность момента, а вместе с ним и чужой настрой. – Да нахуя нам эту искусственную ставить. Купим живую, под потолок бля. Будем пиздохаться, украшать, хули. Раз ты хочешь, засранец, – наверное, сейчас Йен мог уговорить его на что угодно, и он бы без раздумий согласился. Чары ёбаного рыжика слишком сильны, чтобы Микки мог им сопротивляться. Да он и не хочет. Всё же хорошо, что этот охуенный мужик реально оказался по членам. Сестрёнка, сама того не ведая, удачно свела их, когда попросила его проверить, какой ориентации Галлагер. Вот и проверили бля.                                                                                     *** – Тебе обязательно всралась именно фермерская ёлка? Нахуя вообще ехать за ней в такую даль? – пиздел Микки, следуя по навигатору к адресу, который туда забил Йен, – Сука, они почти что в каждом магазе продаются, – он перевёл взгляд на рыжего придурка, пока на светофоре загорелся красный, – Или это дело принципа, заебать меня накануне ебучего Рождества? Йен тяжело вздохнул, думая о том, что вдаваться в нудные подробности о том, что ёлки с частных ферм свежее, пышнее, потому что у продавца нет цели ставить продажи на поток, а получить хорошую выручку на том, что выросло, бессмысленно. Если он начнёт разглагольствовать на эту тему, Мик может вспылить, они легко посрутся, прям за нехуй делать. Он не любил конфликты, будучи по своей природе спокойным и уравновешенным человеком. Наверное, именно это и помогло им не прибить друг друга ещё в первые месяцы отношений. – Блять, не пизди. Ты выебал мне весь мозг, пока мы выбирали подставку и удобрения, – отозвался рыжик, хлопая его по ляжке, – У нас будет красивая, пышная ёлка, которая не осыплется через неделю. И вообще, ты молодец, выбрал пиздатые шары. – похвала для Микки – отличная мотивация, и кому, как не ему, об этом знать. Для Милковича вчерашний выезд за всей новогодней мишурой изначально показался сущим адом, он припиздёхивал в своей привычной манере, бродя вдоль бесчисленных полок и стеллажей, и Галлагеру, который это всё затеял, довелось это выслушивать. Ну а хули, захотел ёлку, пусть отдувается. А потом втянулся. На витринах оказалось множество занятных украшений, поражавших своим разнообразием замысловатых форм, размеров и цветов. Прямо как в секс-шопе, точно найдётся какая-нибудь приколюха специально для тебя. – Типа, те ёлки, на которые ты пялился вчера, были недостаточно красивые? – уточняет Мик, вопросительно вскинув брови, – Эстет хуев, сука. Ты серьёзно, блять, думаешь, что не магазинная не посыплется? Это ёбаные ёлки, а они все сыплются. Спорить тут бесполезно, он всё равно давно сдался под натиском своего уёбка, но грех любым доступным способом не выразить своё недовольство. Чтоб не расслаблялся лишний раз, пидор рыжий. – Мы и так не находимся дома, видимся через раз, но нет же, надо тащиться за этой хуетой в ебеня. Скажи, ты ебанутый, Галлагер? – он одаривает рыжего многозначительным взглядом, понимая, что последний вопрос был лишним. Само собой, он ебанутый, раз решил связать свою жизнь с таким, как Милкович. Йену не привыкать выслушивать потоки дерьма, льющиеся из чужой пасти, как из фонтана. Поэтому, он с невозмутимым видом дал Мику пропиздеться, в это время наблюдая за калейдоскопом эмоций на любимом ебале. Всё равно этот поток чужого сознания ровным счётом нихуя не значил. Если его благоверный будет молчать, накапливая в себе недовольство, то его просто разорвёт к херам. А допустить подобное никак нельзя. Микки нужен ему живым, и, что очень желательно, целым. – Хули тебя опять понесло? Скоро наготовим вкусной жратвы и будем валяться дома. Потом свалим гонять на сноубордах, как ты и хотел, – ему было чем крыть, чтобы тот завалил наконец. – Бронь одобрили. Тот самый курорт в Катскилле, который мы присмотрели в прошлый раз. Первая их туристическая поездка в катскильские горы, казалось, была целую вечность назад, хотя прошло всего лишь чуть больше года. Тогда они гуляли и трахались, трахались и гуляли. То время было наполнено романтикой и желанием никуда не отпускать друг друга после всех пережитых неурядиц. Они только-только начали встречаться, и ту поездку Галлагер организовал, чтобы вывести Милковича из того депрессивного состояния, в котором тот варился. В тот раз они посмотрели далеко не всю местность, кажется, это физически невозможно, ведь у них на всё про всё было лишь три дня. Эта поездка также не будет слишком длинной, потому что нужно будет отметить с засранкой Мэндс, с друзьями, созвониться по Фейстайму с роднёй с обеих сторон, убедиться, что каждому дошёл его подарок. В этот раз было решено не лететь в Чикаго, а провести этот праздник вдвоём. Но это не значит, что эта поездка будет менее яркой и значимой. Они пиздецки мало времени проводят вместе, и им необходимы вот такие вот уикэнды вдвоём. Чтобы просто чувствовать рядом родную тушку, иметь возможность поцеловать его, когда захочется, просто загрести в объятия и лежать, перебирая меж пальцев шёлк угольно-чёрных волос. Потрахаться в любой момент, просто когда приспичит, а не ждать вечера, или не жертвовать часом сна в угоду сексу, потому что у обоих уже нет мочи терпеть, а дрочка в душе или быстрый отсос уже не спасают. – Заебись. Уделаю тебя, уёбок, – довольно скалится Микки, сильнее выжимая газ, ощущая прилив эндорфина от мысли о предстоящей поездке. Его тяга к экстриму никуда не делась. Природная потребность находить приключения на пятую точку была заложена в нём на генетическом уровне, не иначе. Отдыхать с Йеном классно, пусть к подготовке тот всегда подходил как настоящий зануда. Но он всегда придумывал что-то интересное, планировал их отдых. Реально, у него идеальный мужик. Как же не повезло его сестрёнке, что рыжик оказался геем, но сказочно повезло ему, потому что второго такого идеального хера на всём белом свете просто нет. Несмотря на то, что Галлагер фотограф, у них не так уж много снимков, которые тот делал на профессиональную аппаратуру. Большинство их снимков были сделаны спонтанно на камеру телефона, и не всегда они отличались целомудренностью. Большинство из них точно не покажешь детям. Но им то об этом переживать точно не стоит, хотя Милкович не мог не заметить, как рыжий трепетно смотрит на пиздюков, или как обожает свою племянницу, малышку Фрэнни, которая покорила и его сердечко тоже. Маленькая рыжая оторва растёт. Видимо, он был рождён для того, чтобы быть окружённым рыжиками, которые от него без ума. – Вот и проверим, – Галлагер в это время заострил своё внимание на навигаторе, а потом стал активно осматривать местность на предмет ёлочной фермы, расположенной где-то поблизости, – Почти приехали, детка. Скоро зелёная красотка станет нашей. – Выбирать сам будешь, – ещё он не возился с выбором ёлок. Йен наверняка шарил в этом гораздо лучше. Его дело скататься вместе с ним и привезти её домой, а право выбора он с большим удовольствием спихнёт на своего уёбка. Хотя, если взглянуть на эту рожу, полную энтузиазма, тому это занятие будет только в радость. Ради того, чтобы Йен был счастлив, он был готов ехать за сраной ёлкой хоть на другой конец страны. – А ты взял верёвку? – между делом интересуется Йен, потому что они почти приехали, и вдали виднелись явно высаженные человеческой рукой ёлки разной высоты. – Да ёбаный ж ты нахуй… – цедит сквозь зубы Милкович, проклиная и себя и злоебучую верёвку, что осталась валяться где-то в прихожей.                                                                                     *** Йен с довольной мордой курил возле тачки, любуясь на кое-как запихнутую и более чем наполовину торчащую из багажника ёлку, перемотанную чем попало. Им повезло, они урвали накануне праздников настоящую красавицу. Микки, тихо матерясь себе под нос, отряхивался от иголок, которые, казалось, были повсюду. – Я ебал, ты рулишь, – он кидает окурок в снег и тушит его подошвой массивного ботинка, и, чтобы отмести всяческие возражения, сразу же проходит к переднему пассажирскому, разваливается там, думая лишь о том, что эта зелёная хуета вряд ли войдёт в лифт, и им придётся переть её на шестнадцатый этаж пешком. Эта мысль вообще нихуя не радовала. Галлагер, пожав плечами, запульнул бычок щелчком пальцев в сугроб и занял водительское место, но не торопился заводить машину. Накрыв чужую шею своей ладонью, он подался к Микки и, притянув его к себе, утянул в мягкий, совсем не настойчивый поцелуй. Он прекрасно знал, как это действовало на него. Своеобразное успокоительное для одного вредного придурка. – Никто не говорил, что я против. Выдохни, – совершенно спокойно шепчет рыжик, отпуская Мика и заводя машину, мягко трогаясь с места. Обратный маршрут не слишком то уж и сложный, но полтора часа времени на дорогу точно придётся потратить, учитывая предпраздничные заторы на дорогах. Словно все резко вспомнили, что скоро Рождество, и начали, как бешеные, атаковать магазины, как будто это последнее Рождество в истории человечества. Он включил на фоне музыку, убавив громкость так, чтобы та не мешала разговорам. Так было гораздо приятнее коротать время в пути со своим обожаемым засранцем, который не разделял его праздничного настроя, и сейчас было видно, как тот отходил после выбора и запихивания вечнозелёной в машину. Наверняка думает о том, как потом выгребать иголки из салона. Йен просто загонит его любимицу в клининг, а там всё идеально уберут. Им не надоедало пиздеть обо всём на свете, о работе, о ебучих и не только клиентах, о родственниках. Он часто делился новостями своей семейки, ведь те, на его удивление, достаточно неплохо приняли Мика. За тот год, что они жили под одной крышей, они не устали друг от друга, по крайней мере, Галлагер не испытывал желания выгнать чужака со своей территории, как было раньше с другими. Всё было ровно так, как он себе представлял. Это их дом, это его мужчина, с которым он готов прожить эту жизнь бок о бок. В редкие деньки они даже катались друг с другом на работу. Рыжик с Милковичем на его съёмки, а тот, в свою очередь, с ним на студию, и, гораздо реже, на выездные мероприятия. Они давно не скрывали своих отношений, иногда выкладывали в сеть совместные видео или фотки, при этом нарочно избегая официальщины. Их менеджеры давно ебали мозг на тему того, что им пора создать общий официальный канал, который можно монетизировать, чтобы вся их дичь, которую они выставляют напоказ, приносила им доход. Пока они обдумывали эту идею, и, рассудив логически, не нашли в этом ничего плохого. У их пары появились поклонники. Некоторые из старых обожателей отсеялись, те, кто не любил Милковича и фанател по Йену и его творчеству, и наоборот. Но тех, кому нравился их союз, нашлось немало. И часто, проверяя директ, один из них мог прочесть не только тонну гадостей в их адрес, но и массу тёплых слов, которые грели душу. Вопрос с совместным проектом – это не только лишние хлопоты и трата времени, в первую очередь это бизнес, который требовал тщательного планирования и грамотного подхода. – Мы почти что дома, – выходя из машины, Галлагер потягивается, разминает руки, чешет к багажнику и смотрит на Микки, останавливаясь рядом, мысленно оценивает масштаб работы и понимает, что можно было бы купить дерево и поменьше, – Пока будем ставить ёлку, закажем похавать и будем отдыхать. Милкович, подходя к багажнику, тяжелым взглядом глянул на дерево, торчащее из его тачки, а потом на рыжего, как на придурка. Блядь, а ведь он сам сдуру подписался на ёлку под самый потолок, а этот придурошный и рад стараться. – Прежде всего, нам надо запереть эту хуету в хату. Молись, чтобы она вошла в лифт, сука. К их общему счастью, кое-как, ёлка всё же поместилась в лифте. Микки пришлось ехать во втором, потому что зажатый деревом Йен попросту не мог сдвинуться вглубь ещё больше. Потом нудное затаскивание хвойной красавицы в квартиру, распаковка и установка. Мик внимательно наблюдал, как рыжик заботливо копошится с деревом, насыпая тому удобрений в соответствии с инструкцией и знаниями, почерпнутыми из сети. Его взгляд прикован к его рукам, потому что эти кропотливые манипуляции действовали на него подобно гипнозу, они умиротворяли и успокаивали, но всё же ему казалось, что чего-то недостаёт. – Стой, – командует Милкович, – Руки покажи. – А? – увлечённый своими хлопотами, Йен поднимает на него растерянный взгляд, но протягивает руки, – Просто грязные. Потом помою. Мик смотрит на его чумазые руки и хмурится, кусая нижнюю губу. Ебать, ещё этого не хватало. – Йен. Где кольцо, мать твою? – он на удивление спокоен, но на душе что-то неприятно и нервно зашевелилось. Микки дождался, пока тот сам осмотрит свои конечности и обнаружит пропажу. – Ебать… – веский вердикт, который даже нечем дополнить. – Блядь! Утром оно было на мне… – изрёк тихо Йен, выпадая из своего транса и возвращаясь к суровой реальности, которая подкинула им ещё один гадкий подгон. Меньше всего хотелось потерять такую важную вещь накануне праздника, который они решили провести в уединении. Его взгляд выражал полную растерянность и непонимание ситуации. Микки тоже прекрасно помнил, что утром кольцо было на месте, потому что они завтракали вместе, а потом Йен уехал, так как у рыжика съёмка была раньше, чем у него. Сейчас же кольца не было. – Нигде не снимал? – насколько он успел заметить, тот не имел привычки снимать с себя аксессуары, как и сам Милкович. Но лучше всё же уточнить, прикуривая сигарету и прикидывая в голове всевозможные варианты, блуждая взглядом по захламлённой мусором гостиной. Далее Йен стал вслух проговаривать всевозможные места, где мог снимать кольцо. Сидело оно достаточно плотно, но в последнее время самую малость прокручивалось на пальце. Мест, где он мог снять его, не было, потому что в этом не было никакой надобности. – Че, решил загулять и оставил кольцо у ёбыря? – беззлобно подъебал его Мик, хотя настроение было проёбано окончательно. А ведь он только начал успокаиваться. – Погнали искать бля. – огрызнулся Галлагер, явно не находясь в восторге от такого ″сюрприза″. Кольца ручной работы на заказ, с гравировкой, которые он сам лично заказывал для них. Да, можно сделать новое, но это будет совсем не то. Они рылись в снегу возле машины, светили по всей тачке включенными на телефоне фонариками, но нихуя не нашли. Кольцо могло быть где угодно: на студии, на ёбаной ёлочной ферме, в кафе, где он сегодня обедал, да просто могло свалиться на улице. Факт оставался фактом. Кольца нет, и с этим нихуя не поделаешь. – Детка, – Йен тяжелым взглядом посмотрел на своего засранца, – Давай домой. Я поеду его искать. Микки в очередной раз убедился, что Галлагер ебанутый. Искать кольцо поздним вечером в темноте хуй пойми где. Гениальная мысль. – Один, сука! И где ты его собрался искать? В сугробах, или на укатанной дороге? Или будешь ломиться через охрану в закрытое на ночь здание? Ты время видел? Ночь на дворе! – он не сдержался от того, чтобы рявкнуть. Ну сколько можно испытывать его и без того слабые нервы. Этот день его доконает. – Хуй ты его найдёшь, дебил. Особенно если оно проебалось на улице, – он меняется в лице, подходит к рыжему вплотную и смотрит в его сейчас ярко-зелёные глаза, – Но я клянусь, что кастрирую тебя, если узнаю, что оно у какого-нибудь пидораса, Галлагер. Тот, в свою очередь смотрел на него не менее серьёзным немигающим взглядом. – Ты ёбнулся? Я не изменял тебе, Микки, – голос спокойный и твёрдый, но что-то на сердце неприятно кольнуло от того, что его родной человек может подозревать его в подобном. Милкович глубоко вдохнул и медленно выдохнул, а потом, накрыв ладонью его щёку, мягко похлопал его по лицу. Он верил ему, не мог не верить. Они прошли и через плохое, и через хорошее, и второе однозначно перевешивало. С Галлагером он узнал, что способен любить, любить так, что этот человек становится для тебя центром мира. Что самое главное, он видел и ощущал, что это абсолютно взаимно. На этом фундаменте и основывалось его доверие. – Я знаю, Йен. Идём домой. Если кольцо на студии, то заебись. Если нет, закажем точно такое же, – хули толку тут орать. Он видел, что рыжик расстроен из-за этой потери, но они ничего не могли поделать в данной ситуации. Неприятно, конечно, но это не повод говнить. Потерянное кольцо далеко не самое страшное происшествие у их пары. Микки слишком хорошо знал Йена, видел по нему, что тот реально готов срываться хоть на край земли, лишь бы отыскать пропавшее кольцо. Эта вещь имела особую ценность, и не только для него одного. Его благоверный распереживался, но был настроен решительно. К сожалению, это не тот случай, когда одной решимостью можно всё разрулить. Жрали они практически молча. Украшение ёлки и дома молча и единогласно переносилось на завтра и последующие дни, потому что ни у кого на это попросту не оставалось ни физических ни моральных сил. Привести себя в порядок перед сном, убрать с края стола очки Йена, потому что тот уже лежал в постели, таращась в потолок, лечь к нему под бок. Вот и весь вечер. – Ты злишься? – тихо спрашивает Галлагер, не меняя своего положения и не поворачивая головы в его сторону. По его тону было слышно, что тот чувствует себя виноватым. Микки чуть не задохнулся от возмущения. Этот придурок реально думает, что он может злиться или обижаться из-за куска металла? После всего того, через что им пришлось пройти, чтобы понять и принять собственные чувства, и уже после, когда они были в отношениях? Ох уж этот странный Йен со своим сложным устройством внутреннего мира. Он лёг к нему ближе, обхватывая его торс рукой. – Я злился, когда Мэндс попьяни рассказала, как пыталась трахнуть тебя. Я был в бешенстве, когда тебе хватило ума сознаться, как ты почти поебался с пацаном в баре, пытаясь вытравить меня из башки, – сейчас он относился к этому спокойно, потому что это было в далёком прошлом. А сейчас они вместе, и кажется, что никакая сила не способна это изменить. – Да, неприятно, но не до такой степени, чтобы злиться, –медленно выдохнув, Микки ненадолго замолчал, хорошо представляя, что себе надумал рыжик, – А сейчас постарайся уснуть, Йен. У тебя дохуя работы, у меня дохуя работы, а нам ещё наряжать твою сраную ёлку. Тот долго не отвечал, лишь мерное дыхание доносилось до его слуха, и Милкович уже успел подумать, что тот уснул. – Спасибо, – на грани слышимости, – Спокойной ночи, Мик. – Слышь, дебил, поднимай свою задницу с кровати и пиздуй ко мне, быстро!!! – вопль в восьмом часу утра показался особенно громким и зазвучал на всю квартиру, словно раскат грома. Ночью Йен долго не мог уснуть, тупо лежал на спине с закрытыми глазами, пока Микки дрых на нём, обвив его тело своими конечностями и устроив голову на плече. А когда тот перелёг, он перевернулся на бок и пялился в стену, пока его просто не вырубило. Так что состояние было разбитым и оставляло желать лучшего. Он постоянно думал о своём проёбе и корил себя за невнимательность. Спросонья, не до конца понимая причину, какого хуя Милкович с утра разорался, Йен выпутался наконец из тёплого плена одеяла и попёрся к источнику шума. Там он застал Мика с контейнером для мусора от их робота-пылесоса, держащего в руках комок пыли. Что конкретно, без очков не ясно. – Вот что это, сука, а? Вчера утром оно было на тебе! Как, блядь, Йен? Как ёбаное кольцо оказалось в мусоре? – на самом деле, его возмущение это не что иное как удивление, которое било через край, выплескиваясь на невнимательного долбоёба, стоящего перед ним. Микки был рад находке, но у него всегда были проблемы с правильной передачей своих чувств и эмоций, и Галлагер прекрасно об этом знал. До рыжего смысл воплей доходил постепенно. Его глаза округлялись по мере услышанного, а на губах расцвела счастливая улыбка, когда он подошёл ближе и пригляделся, увидев в руке у расшумевшегося говнюка своё кольцо. Пыльное, зато нашедшееся. В порыве чувств он вжал Мика в стену, впился в его губы поцелуем, прижимаясь телом к телу, игнорируя возмущённое мычание, которое длилось совсем недолго, потому что Мик быстро подхватил инициативу. – Как же я тебя обожаю… – сбивчиво шептал Йен, опускаясь на его шею дорожкой влажных, горячих поцелуев, а Милкович, шумно выдыхая, крепко сжимал в кулаке находку, не переставая охуевать от переменчивой природы своего мужика. Ещё вчера тот был во вселенской печали, а сейчас готов трахнуть его прямо возле мусорного ведра в порыве чувств. – Придурок… Ебучий ты Галлагер… – стонет Мик, когда чужие зубы прихватывают чувствительное место на ключице, – Уборщика нашего благодари. Но ебать его не нужно, не. Прелюдию нарушил тихий смех, а потом помещение вновь заполнили влажные звуки поцелуев и стоны, утопающие в губах любящих друг друга людей. Вот все бы неприятности заканчивались бы именно так.                                                                                     *** Вся их квартира освещалась мягким светом гирлянд и свечами, которые рыжик разместил на всевозможных поверхностях. Милкович тоже принимал в этом участие, потому что иначе Йен бы просто запутался в этом ворохе из проводов, лампочек, цепочек для ёлки и украшений. Надо отдать ему должное, квартира приобрела уютную, праздничную атмосферу, и при всём этом не выглядела перегруженной и изобилующей цацками и побрякушками. Никаких старомодных венков на дверь и наклеек на окна, всё максимально гармонично и минималистично. – Бля, а ты молодец. Заебато вышло, – они ели лазанью, которую приготовил Галлагер, а он всё ещё разглядывал декор на кухне, мысленно отмечая, что это оказалась не такая уж и плохая идея, украсить дом к Рождеству. Его рыжик настоящий волшебник. Мик мягко коснулся его руки, накрыл её своей, погладил пальцы, одобрительно и мягко улыбаясь. Вообще, на Милковича редко нападало такое настроение, быть мягким, но чем дольше они с Йеном вместе, тем больше он замечает, что становится более уравновешенным. Нет, таким, как этот рыжий хрен, ему точно не стать, но он становился лучше для него. Пару раз ему прилетало по роже за свой пиздёж. Уж если у Микки получается выводить из себя этого невозмутимого уёбка, то дело дрянь. Но таким он будет только для Йена, а остальные пусть идут на хуй. Только не на галлагеровский, потому что он занят. А если кто посягнет, он этому слабоумному оторвёт яйца и заставит сожрать их. Йен ответил ему довольной улыбкой, поглаживая чужую кисть в ответ. – Ну а кто выбирал большую часть украшений? – он подмигивает Микки, кивая головой в его сторону, – Мой самый охуенный мужчина. Мы вместе создали нам праздник, детка. Галлагер был прав, и умалять свои заслуги он просто не видел смысла. Но было тут одно ″но″, об которое он мысленно споткнулся. С раннего детства в нём была прочно забита установка батиными кулаками, что похвалу нужно заслужить, и если тебя хвалят, то значит, что ты действительно этого заслуживаешь. У Терри были весьма специфичные понятия на счёт того, что достойно похвалы в отношении ребёнка. Эту дичь из него не вытравили даже Сэм с Маргарет, хотя они усердно старались окружать их любовью и заботой, занимались их воспитанием и образованием. Сейчас он взрослый мужик, но всё равно не мог относиться к похвале, особенно от близких, как к чему-то обыденному. Ебучие Милковичи учили воровать и убивать, пиздили за любую провинность, а похвала из разряда ″молодец, пиздюк, но в следующий раз грабани что-нибудь покрупнее, или я тебя отпизжу″, до сих пор звучала в его башке. – О чём задумался? – спокойный голос Йена вывел его из ступора. Микки проморгался, окинул веснушчатую морду беглым взглядом, опустил глаза в тарелку и обнаружил, что всё сожрал чисто машинально. Всё же прошлое сильно влияет на настоящее человека, кем бы ты ни был, и сейчас он очень хорошо это понимал. Мик прокашлялся, прежде чем ответить, притягивая к себе пепельницу и сигареты с зажигалкой. – Да бля. Вспомнил о дерьме, – зажав сигарету в зубах, ответил Милкович, следом щёлкая зажигалкой. – Всё в порядке? От Галлагера порой невозможно скрыть что-то. Не то чтобы ему было что скрывать, Микки рассказывал о своём детстве в Саут-Сайде, по крайней мере то, что не стёрлось из памяти за давностью лет. Просто не видел смысла погружать их в ту атмосферу вновь, делясь с ним не самыми приятными воспоминаниями о своём нихуя не беззаботном детстве. – Ты сказал, что я молодец, а мне вспомнился ёбаный батя, не Сэм, – начал говорить Микки, – Однажды я захотел порадовать его, начистил ему ствол. А он отпиздил меня за то, что я плохо его смазал. Прямо этим же стволом. Налетел на меня, когда я дрых, и хуярил по башке. Йен нахмурился, слушая этот ёбаный пиздец. У него семейка, конечно, тоже не образцовая, но что уж говорить, Галлагерам было далеко в степени отбитости до Милковичей. Он также закурил, а потом дождался, когда Микки остановит свой взгляд на нём. Некоторые рассказы о прошлом его близкого человека заставляли всё внутри сжаться и содрогнуться, потому что даже для саутсайдовцев это слишком, так ″воспитывать″ детей. Многих пиздили, но не до такой степени и не в столь раннем возрасте. – Пидорас Терри в прошлом. А в настоящем ты успешный и любимый человек, который всего добился своим трудом, – рыжик смачно затягивается, не разрывая зрительного контакта, – И ты реально заслуживаешь того, чтобы тебя хвалили. Не только потому, что ты весь такой охуенный, а потому что ты человек. Любому нужно одобрение и поддержка, простая похвала по мелочам. Йен говорил дельные вещи. Этот засранец часто пиздел что-то стоящее, по правде сказать. Сейчас Микки тихо засмеялся, сглаживая ситуацию, вытянул руку, чтобы похлопать его по плечу. – Я знаю, чувак, знаю. Даже такой кусок дерьма, как я, достоин ёбаной похвалы. – Слышь, нахуй иди, кусок дерьма бля, – со слабой улыбкой отзывается Галлагер, – Настоящий кусок дерьма остался в Чикаго и страдает от алкогольной деменции. А ты – охуенный, каким бы редкостным мудаком не кажешься. Рыжик тушит сигарету об дно пепельницы, а Микки следит за его руками и думает о том, как же ему повезло в жизни, что он встретил на своём пути именно этого человека, для которого сам стал целым миром.