Моя королева

POV. Уэнсдей.

      В моём разуме образовалась брешь величиной со вселенную, в которой гаснут звёзды и тают галактики, исчезают миллионы миров и крохотных жизней. Какая ирония. Ты моя личная карта «дурак»* из колоды Мойр*, затерянная в глубине веков на острых гранях слов, вплетённых в нити судеб. Шутка ли, так ошибиться? Мне пришлось со всей скорбью сломанного сознания признать, что я ошиблась. И не в тебе. В чём теперь смысл, и как исправить? Я не смогу закрыть эту брешь, не смогу найти нити достаточно прочные, чтобы стянуть такую же дыру в собственном, казалось бы, давно мёртвом сердце. Я слишком поздно поняла свою ошибку, Энид. За всеми погонями, расследованиями, жаждой преследования и раскрытия преступлений я совсем не обращала внимания на собственный злополучный орган. А ведь первые звоночки любой смертельной болезни проявляются именно так. Организм отбивает тихой азбукой Морзе по венам слова «берегись» и «опасность». Но чаще всего глупые люди этого не замечают. И я не заметила. Что это, если не смертельная болезнь, в конце концов? Was ist das? Мне потребовалось много времени, чтобы наконец собрать все кусочки головоломки вместе, лишь для того, чтобы понять: диагноз — смертельно болен.       Отчаяние. Я осознала всё уже слишком поздно, на вынужденных каникулах дома. Мне потребовалось много времени для того, чтобы понять, что я скучаю каждый день без звука твоего голоса, без твоих отвратительных песен и выжигающих роговицу глаз цветов. Я не могу смотреть вверх, потому что цвет неба напоминает мне твои глаза, я не могу нормально дышать без ощущения запаха твоих убогих духов, которые я различу из сотен других. В отчаянии я даже пришла к отцу и рассказала ему обо всем. Он попытался посмеяться. Не вышло. Нож у горла быстро лечит этот мерзкий звук, издаваемый людьми, даже если они моя семья. Что ж, я вынуждена была признать, что в попытке не стать такой, как моя мать, я стала моим отцом. Эти чуждые мне эмоции прожигают дыры в моей диафрагме, подобно паразитам поедают мой мозг. Я не спала несколько дней, я не могла есть, пока не пришла к отцу, позорно сдавшись. И соль была даже не в том, что от бессонницы начались галлюцинации, что, впрочем, достаточно весело обычно, а в том, что они звучали твоим голосом. Идея о том, чтобы позволить себе сойти с ума от шепчущего голоса, который произносит моё имя, сначала казалась интересной. Но увы, я быстро поняла, что это не тот тип безумия, который необходим писателю, чтобы войти в анналы истории. Безумным поэтом мне, увы, тоже не стать. Cos'è questo per me?!       Отец сказал слово. То название болезни, что мучила меня, и я не знала тогда, что мне с этим делать. Я смеялась. Перепугала до полусмерти даже Ларча, принесшего в этот момент чай, не говоря уж о моей более мягкотелой семье. Ещё никогда стены фамильного особняка не сотрясал мой смех. Впервые в жизни я с такой горечью смеялась над собой и собственной глупостью. Проклятие Аддамсов. Безумная и нескончаемая любовь, которая или похоронит меня в отчаянии, или осчастливит, как моих родителей. Не знаю, что тогда показалось мне хуже. Сойти с ума и умереть в одиночестве, что, в общем, было не так уж плохо, или попытаться пойти по пути семьи. У меня было слишком много дел, несмотря на то, что я всегда любила это ожидание смерти в любой момент. В моём животе поселилась стая пауков, которые продирали себе путь наружу сквозь истончившиеся органы при каждой мысли о тебе. Это назойливое копошение сводит меня с ума. Sei l'incubo della mia vita.       Теперь у меня действительно слишком много дел. Я обязана понять, как решить это. Величайшая загадка моей жизни, и не прощу себе, если позволю себя вести эмоциям, а не логике и холодному рассудку. Я провела несколько недель в семейной библиотеке, перерывая всю доступную информацию о проклятии, но каждый раз находила или сухие константы некрологов семьи, или поэтические описания счастья моих ненавистных родственников, погрязших в семейном безумии проклятия. Это расстраивало. В плохом смысле этого слова.       Я пыталась тебя возненавидеть, я пыталась тебя вычистить из собственной памяти. Но бабушка закрыла от меня лабораторию, а семья высказала чёткое мнение, что пути к тебе, кроме как возвращение в проклятый Невермор, у меня нет. Что ж, я не собиралась с этим мириться. Однако наткнулась на жёсткую стену обстоятельств, которые привели меня обратно в библиотеку. Я осознала себя только тогда, когда держала в руках огромный трактат об оборотнях и ликантропии. Понятия не имею, сколько прошло времени, пока я просто держала книгу в руках и меня не осенила мысль. Контроль. Я могу это контролировать. Подобно наводнению, мне просто нужно перенаправить всю силу стихии в новое русло. И если я не могу решить эту проблему со своей стороны, то я сделаю всё, чтобы решить её с другой. А значит, я просто должна сделать так, чтобы у тебя не осталось выбора, mi sole. Никто, кроме меня, не будет с тобой. И если надо, я сожгу весь, проклятый трижды, Невермор. Если потребуется, я обрушу эти стены и вырежу всех оборотней Сан-Франциско, если нужно, я сделаю так, чтобы тупая горгона в академию не вернулся.       И в этот момент я поняла, что у меня есть решение. Мне нужно твоё сердце, моя волчица. И я получу его любой ценой. Даже если мне придётся надеть цвета на себя, даже если мне придётся совершить вещи, которые мне противны. Я залезу для тебя в ад и морские пучины. Я даже… возможно, никого не убью, если ты этого захочешь. Перед глазами встала твоя улыбка, и мои руки крепче ухватили книгу. Никакого выбора, Аддамс, у тебя больше нет. Либо ты её получишь, либо умрёшь в муках, бездарно и глупо, как большая часть предков. И останется от тебя лишь скупой некролог в летописях семьи. Убегать нет никакого логического смысла, пытаться убить проклятие тоже, сшить собственное сердце обратно или удалить его — тем более. Мне нужна эта жизнь. И мне она нужна с тобой.       В какой-то момент я поняла, что ищу нужную мне информацию не там. Моя совершенная Энид — не типичный представитель волчьего племени, несмотря на её смертельную красоту в форме оборотня. Она в первую очередь человек, подросток, как и все мои одноклассники. А значит, подход в этом новом, маниакальном исследовании я выбрала не тот.       Пальцы нашли забытый и давно разрядившийся телефон. Я смотрела на этот чёрный прямоугольник высасывающей душу информационной сети и понимала, что мне нужен тот, кто мне поможет. И если для этого мне придётся заключить союз, то я предпочту хотя бы выбрать этого человека, чтобы просчитать и ожидать, откуда придётся удар. Кто это должен быть? Кто-то, кто хорошо знает Энид, кто-то, кто при этом может хранить тайны, человек заслуживающий уважения. Уэнсдей Аддамс: Ксавье, мне нужен номер Барклай. Ксавье Торп: Привет. Рад, что ты мне всё-таки написала. Но я думал, что ты попросишь у меня номер Энид. Уэнсдей Аддамс: Я не люблю повторять дважды. Уэнсдей Аддамс: Номер Энид мне нужен тоже. Сейчас. Ксавье Торп: В таких случаях обычно говорят «пожалуйста», знаешь? Уэнсдей Аддамс: Я знаю, что ты делал с моими картинами. Ксавье Торп: Прости. Вот номера…       Я потратила отличный козырь для того, чтобы держать Торпа в узде на такую мелочь. Надеюсь, оно того будет стоить. Надеюсь, мне не придётся хоронить его в соседней могиле с Барклай. Это была бы забавная аллюзия на их прошлые отношения. Думаю, подобную шутку оценила бы даже Энид.       Энид. Нет. Я не могу действовать дальше теми же способами. Мне нужно выработать стратегию. Мне нужно сделать так, чтобы всё было легко и безобидно, чтобы ничего не заставило её беспокоиться. Я ощущаю себя тем самым Икаром, что стремится к своему солнцу на поддельных крыльях. Так нельзя. Я чувствую, что предаю подобными мыслями и себя, и её. А значит, крылья мне нужны настоящие. И они у меня есть. Как бы мерзко это ни было, но мне пришлось признать и отпустить свои горящие эмоции, позволив им сжечь мою кожу. Я чувствовала эфемерный запах гари в тот момент. Моя карта «дурака» из сухих пальцев Мойр. Моё новое начало. Я должна тебе, всю свою жизнь. И я смогу сделать так, чтобы ты это поняла. Мои наблюдения и исследования начинаются прямо сейчас. И если я свихнусь до возвращения в Невермор, то это будет непростительной ошибкой. Ещё раз, так сильно я ошибиться не имею права. Я буду петь тебе, моё солнце, я буду целовать твои руки, я буду всегда рядом. И если ты меня отвергнешь… Что ж. Теперь я понимаю все очерки некрологов семьи. Я просто не выживу. Но я должна взять себя в руки.       Мне. Нужен. План.