Пушинки.

      Диппер никогда не был против провести лето в Хижине тайн, даже наоборот, каждые каникулы сюда ездил. Было ли дело в самом здании, городе в целом или в редких историях дяди? Пайнс никогда не задумывался. Его в любом случае привлекал тот ореол тайны и мистика, которые творились в Гравити Фолз. А происходило тут действительно много чего, одна загадка сменяла другую и так без конца. Мейбл, хоть и тоже была не против всего этого, после первого лета сюда отказалась ехать. Для неё это было слишком, а Диппер и не настаивал.       Шесть лет прошло... Ему уже двадцать, и в это лето он едет уже не на каникулы. Дядя Стэн переписал на него Хижину и умотал в очередное кругосветное. Что ж, Пайнс-младший и не был против. Сложнее было справиться с доводами родителей, что нужно заниматься приличным делом, окончить университет, начать работать. И перестать, наконец, быть ребёнком. С трудом и скандалами, но Дипперу удалось выбить себе право переехать в Гравити Фолз на совсем. Хоть сестра всё это нормально восприняла. Хотя... Мейбл знала значительно больше родителей, да и давно видела, куда её брат клонится.       А в Хижине не изменилось совсем ничего. Всё те же статуэтки, фигурки, чучела... За кассой только небольшая, сантиметров двадцать, фигурка горгульи появилась. Точно такая же серая и уродливая, как и все её сёстры...       — Никакой оригинальности, дядя, — Диппер мягко усмехается, проведя указательным пальцем по крыльям.       Шатен вздыхает и медленно обходит всю выставку, вспоминая. Как бы он не ворчал и не бы не говорил, это место ему родное. Подмигнув чучелу оленя с головой носорога, Диппер резко разворачивается, глянув на горгулью. Та моментально возвращает голову в прежнее положение. Пайнс хмыкает и трижды притопывает. С чердака в той же тональности отвечают тремя стуками... Диппер кивает, искренне радуясь. Не съехало, значит, почти дружелюбное привидение следом. Ну что ж, зато жить точно будет не скучно. Хотя о какой скуке может идти речь в Гравити Фолз?       — Я дома, Билл. Теперь уже навсегда.       На стене медленно появляется красная надпись. Диппер искренне надеется, что это не кровь — отмывать сложно. Впрочем, зная Билла, можно ожидать чего угодно. «Добро пожаловать, Сосенка».